Принц с пятачком

      – Как он мог так со мной поступить? – бормотал де Майвиль и по его щекам катились слезы. – Ну, вот скажи, Рил, как? Он же клялся, говорил... Так говорил! Будь проклята эта ведьма! Почему я ее еще пять лет назад не придушил? И на что он позарился? На сиськи?       Сегрил вздохнул, помогая другу снять камзол, и подумал, что все повторяется. Та же комната в заведении дядюшки Себана, что и пять лет назад, и снова пьяный Карт, которого он раздевает и укладывает в постель. Они вернулись в то же место и практически с тем же результатом.       Когда колдун и ведьма исчезли, погас и огонь, а Картиан обрел способность говорить и двигаться. Они бросились к обрыву, но напрасно вглядывались в темноту и вслушивались, напрасно звали. Лошади, остававшиеся за огненным кольцом, оставались спокойными и невредимыми. Должно быть, Десам применил к ним какую-то магию, поскольку животные спокойно пощипывали травку, словно совершенно не заметили ни криков, ни стену огня.       Велан, Карт и Рил с трудом дождались первых солнечных лучей и в их тусклом еще свете с изумлением обнаружили, что никакого обрыва и не было. Вернее, он был, но совершенно несерьезной глубины – всего в полтора человеческих роста. Внизу не нашлось никаких острых камней, только трава и песок. Свалившись с такой высоты, убиться насмерть сложно.       Они легко спустились с площадки вниз, но никаких следов Альвина и Маэлина не обнаружили. Ни помятой травы, ни отпечатков на песке. Поиски в окрестностях тоже ничего не дали. Молодой ротвиец и «ангелочек» словно растворились в ночи. При помощи слуг опросили крестьян окрестных деревень, искали на постоялых дворах в столице, назначили награду тому, кто сможет сообщить хоть что-нибудь об исчезнувших. Безрезультатно!       Через три дня герцогу и графу доставили запечатанные конверты с письмами. В них пожертвовавшие собой прощались и трогательно говорили о своей любви. Конверт от де Парса содержал еще и завещание на его родовые земли. Теперь к и без того длиннющему титулу Картиана добавилось скромное «де Парс».       Сегрил и Карт периодически возобновляли поиски, надеясь, что какая-нибудь информация все же всплывет. Не мог же Десам утащить их в логово Нечистого? Но все было напрасно. Миновало два года и отчаявшиеся друзья прекратили поиски. Ни Десама, ни Алой ведьмы они также больше не видели и ничего о них не слышали.       До недаванего времени Картиан оставался дорри принца-наследника Империи и был совершенно счастлив. Глядя на эту пару, все в один голос говорили: «Вот это любовь!». Сегрил был рядом с другом и утешался тем, что у его дорогого Карта все замечательно. Он по-прежнему тонул в огненных ласках Велана. Хотя обряд дорри с Золотым Клинком они не проводили, но весь императорский двор был уверен в обратном. Считали, что граф просто провел обряд тайком, поскольку Лусен Велан не мог похвастаться блестящим происхождением. Их пара также считалась едва ли не образцом любви и преданности и вызывала немало завистливых вздохов. Но был ли счастлив Сегрил на самом деле, знал только он сам.       Каждый год в день, когда исчезли Альвин и Маэлин, де Майвиль и д’Эвре приезжали на то место, где все произошло, чтобы вспомнить о двух влюбленных, что пожертвовавали собой ради них.       Почти четыре года в жизни двух друзей было все гладко и спокойно, а потом, как это обычно бывает, вдруг покатилось под откос. Начались неприятности с нелепой гибели Лусена Велана. Золотой Клинок Империи за ужином подавился рыбьей костью и мгновенно умер на глазах д’Эвре, безрезультатно пытавшегося его спасти. Карт предположил, что это была месть Алой ведьмы за то, что Велан посмел освободиться от ее оков. Рил не знал, что и думать. Ведь иногда нелепая случайность – это просто нелепая случайность, а не происки злой колдуньи.       Он испытывал двойственное чувство, прощаясь со своим верным другом и невыносимым любовником. С одной стороны, д’Эвре тосковал и досадовал на такую нелепую смерть. Лусен успел стать частью его жизни. С другой стороны, с него словно упали незримые оковы. Иногда он просто ненавидел Велана за ощущение собственной беспомощности и слабости, которое возникало рядом с ним.       А вскоре после этого ко двору явилась маркиза Дариэлла д’Огер. Вернее, уже не маркиза, а вдовствующая королева Даретии. Покойный маркиз, героически отдавший жизнь за освобождение де Майвиля, совершенно напрасно беспокоился о своей дочурке. Заручившись поддержкой старухи-гадалки, Дариэлла великолепнейшим образом устроилась в мятежной Форенте. Она превратилась в настоящую пожирательницу сердец. Ради прекрасных глаз маркизы затевались многочисленные дуэли, а предложения руки и сердца сыпались просто ежедневно.       Но хитрая девица, подбадриваемая своей «няней», не стала размениваться на мелочь в виде мятежного гартэнского барона. Она хорошенько натренировалась на провинциальных ухажерах и, когда в Форенту явилась регулярная армия с множеством блестящих офицеров, быстренько переключилась на них. Благодаря магии старухи никто не замечал ни весьма посредственной внешности Дариэллы, ни столь же недалекого ее ума, ни значительно выросшего животика. Весть о гибели отца окончательно развязала ей руки. Вернувшись в Лас, «прекрасная маркиза» как стали ее теперь называть, тихо и незаметно родила девочку и, оставив ее на попечение матери, упорхнула покорять столицу.       Война с Ротвией к тому времени была уже завершена. Испугавшись союза Даретии с Империей, ротвийский король поспешил в очередной раз вернуть Гартэн и отвести свои войска.       Как раз в это время «прекрасная маркиза» и появилась в столице, мгновенно очаровав весь высший свет. А вскоре к ее ногам пал и вдовствующий уже десяток лет Гардиар. Дариэлла по совету «няньки» выдвинула условие – король признает ее дочь своей, пусть рожденной до брака, но все же это будет не прижитая неизвестно от кого незаконнорожденная девчонка. Ослепленный любовью дядюшка Картиана выполнил обещание и вскоре на пальчике «прекрасной маркизы» засверкало обручальное кольцо, а в ее редких тусклых волосах – королевская корона. А еще через пару месяцев во дворец явилась и мамаша Дариэллы с новоявленной принцессой.       Сегрил и Картиан долго недоумевали как эта провинциальная дура, у которой из достоинств был только выдающийся бюст, смогла стать «прекрасной маркизой», а затем и королевой. Но, находясь далеко от родного дома, они не слишком этим огорчались. Де Майвиль даже иногда обменивался с «тетушкой» вежливыми письмами. Так продолжалось до тех пор, пока Гардиар неожиданно не скончался. Официально сообщалось, что от сердечного приступа, но злые языки болтали, что этот приступ случился, когда он застал драгоценную Дариэллу под каким-то гвардейцем.       Картиан и Сегрил конечно же ездили на похороны, при этом не разлучаясь ни с Валорином (принц возглавлял официальную имперскую делегацию), ни с Веланом, который принца негласно охранял. И остались в полном недоумении, почему все так восхищаются вдовствующей королевой. Дариэлла усиленно избегала людей из своего прошлого, которые помнили ее невыразительную внешность и всевозможные глупые промахи, поэтому друзья видели ее в черной вуали, рыдающей у гроба, и обменялись лишь несколькими словами официального соболезнования. Но это не значило, что «тетушка» была поглощена горем и никого вокруг не замечала.       Королем Гардиаром Четвертым провозгласили, как и следовало, кузена де Майвиля, старшего сына покойного. Дариэлла понимала, что ни ей, ни ее дочери при даретийском дворе ничего теперь не светит, ведь девочка – незаконнорожденная, и при более чем избыточном наличии наследников ее шансы на трон мизерны. Но предсказание гадалки не шло у вдовствующей королевы из головы, а старуха мечтала перебраться в Касан-Рай. Оставаться в столице Даретии, где ее однажды едва не отправили на костер, без королевской защиты было рискованно. Она боялась, что кто-нибудь из придворных дам, прежде пользовавшихся ее услугами, опознает в старой няньке королевы бывшую ведунью.       По подсказке старухи, выдержав положенный срок траура, Дариэлла нанесла визит в Империю. Причиной поездки назвалось желание развеять грусть после смерти горячо любимого супруга и договориться о браке дочери с одним из младших сыновей императора. На деле же вдовствующая королева имела в виду совсем другую цель – прекрасные глаза принца-наследника поразили ее сердце, а возможность добавить к даретийской короне имперскую кружила голову.       Магия старухи сделала свое дело, и ослепительный красавец Валорин не устоял перед очарованием Дариэллы. Картиан, конечно же, не стал этого терпеть и попытался раскрыть любимому глаза. В ответ мстительная дама добилась, чтобы принц расторг договор дорри с де Майвилем. Картиана и Сегрила больше ничего не удерживало в Империи, и они вернулись на родину врачевать разбитое сердце герцога.       Судьба замкнула круг и вновь привела их в заведение дядюшки Себана, где Картиан заливал вином потерю своей любви. Впрочем, этому занятию он предавался всю дорогу из Империи. Пил и плакал. Плакал и пил.       – Ты помнишь к-какой за-автра день, Рил? – внезапно спросил герцог, приподнимаясь на локтях и с трудом ворочая языком.       Граф отвлекся от стаскивания с него штанов и кивнул.       – Конечно, помню. Завтра тебе исполнится двадцать пять. Второе полное совершеннолетие.       – И я... стану... хрю!       – Не говори глупостей, – Рил вернулся к своему занятию. – Неужели жертва Маэлина и Альвина была напрасной?       – Н-не знаю... К-клятый Десам так и не сказал: сняла с нас ведьма проклятие или нет. Уж я ему и намекал... ик... и в лоб спрашивал... Скотина такая... Свою личную жизнь устроил, а на нас плевал, гад. А ведь это мы... ик... его помирили с его дорогой Рейнильдой.       – Стой! – Сегрил отбросил штаны, с которыми как раз закончил сражаться, и сел на кровать рядом с другом. – Когда это ты его спрашивал? Ты что, видел колдуна после исчезновения де Парса и Фалькора?       – В-видел, – кивнул де Майвиль. – В Ордж... в Орж... в э-э...       – В Орджоне?       Картиан снова кивнул. Д’Эвре вытаращился на него, не понимая: верить сказанному или списать на пьяный бред? Орджон был небольшим городишкой в двух днях пути от столицы, где они останавливались на ночлег. Там Карт напился в очередной раз, а утром Сегрил не нашел его в постели и в панике обыскал весь постоялый двор, пока не обнаружил герцога в хлеву. Де Майвиль сидел на соломе, обнимая здоровенную свинью, и жаловался ей на коварство Дариэллы и предательство Валорина. Свинья флегматично похрюкивала, а герцог изливал ей душу, принимая издаваемые ею звуки за сочувственное поддакивание.       – Пред-ставляешь, – продолжал разглагольствовать Картиан, – они дружили с детс-ва...       – Де Самм и Алая ведьма?       – Угу. И этот дуралей был в нее влюблен. А она... ну, ведьма... влюбилась в другого... в простого человека, не колдуна... А он ее обманул и бросил... О! – де Майвиль поднял вверх указательный палец и хихикнул. – Не просто бросил. Донес на нее и эту Рейнильду на костер... А де Самм спас ее, сам чуть не попался. Так бы и сгорели вместе... хэх... Думал, она его полюбит в благодарность за спасение. Ну... не идиот ли?       – Идиот, – согласился Рил.       – Ведьма ему голову задурила, пообещала замуж за него, – снова хихикнул Картиан. – Кольцо подарила. Он и нацепил на радостях. И токо потом понял... что попал в натуральное рабство. Дурак?       – Дурак, – снова согласился д’Эвре.       – Наш-л кому верить. Бабе! – хотел плюнуть со злости герцог, но едва не свалился с кровати.       Сегрил его удержал от падения, да так и остался сидеть рядом, обнимая за плечи и приготовившись дальше внимать бессвязному пьяному рассказу. Но красноречие де Майвиля, похоже, иссякло. Он привалился к плечу графа и закрыл глаза с явным намерением погрузиться в сон.       – Подожди! – тряхнул его д’Эвре. Что случилось дальше между колдуном и ведьмой он догадывался, но оставались гораздо более важные вопросы. – А Маэлин и Альвин? Куда он их дел?       – Сказал: они теперь на небесах... И счастливы.       – Умерли? – побледнел Сегрил. Карт только пробурчал нечто неразборчивое, утыкаясь носом ему в шею.       – М-м... Я тоже дурак, Рил. Полнейший идиот... Ведь ты со мной всю жизнь. И любишь меня...       Граф невольно вздрогнул от этих слов.       – Какого нечистого я искал настоящую любовь где-то, – криво ухмыльнулся де Майвиль, обнимая своего лучшего друга и, возможно, даже брата, совсем не по-братски. – А она все время была рядом.       – Карт... – нервно сглотнул Рил, не веря собственным ушам.       – Ка-арт, – повторил за ним герцог. – Только ты так произносишь мое имя. По-осо-бен-н-ному.       Язык Картиана внезапно прошелся по груди, задевая просвечивающийся сквозь тонкий батист рубашки сосок. Молния пронзила пах Сегрила, заставив выгнуться навстречу ласке.       – Что... что ты делаешь? – задыхаясь, произнес он, невольно запуская пальцы в волосы друга?.. возлюбленного?       Карт только довольно заворчал, одаривая такой же лаской второй сосок.       – То, что давно хотел. Ты ведь не бросишь меня завтра? Если вдруг проснешься утром рядом с молодым кабанчиком? – Картиан поднял голову, чтобы посмотреть в дорогие глаза.       – Я... никогда тебя не брошу, – прошептал Рил, прежде чем прильнуть к его губам в пламенном, давно желанном поцелуе.       Первые солнечные лучи проникли в полумрак комнаты через крошечную щелку в плотно закрытых шторах, когда за дверью послышался легкий шум и приглушенные голоса, а затем она слегка приоткрылась. Юный блондин с нежным ангельски личиком и золотыми локонами заглянул внутрь и его щеки порозовели при виде едва прикрытых одеялом двух сплетенных на кровати тел.       – Давай сюда, говорю. Мы сами поставим, – послышался голос второго мужчины, и дверь распахнулась шире.       – Хорошо, господин, – ответили ему почтительно и следом раздались торопливые удаляющиеся шаги.       Альвин втолкнул в комнату Маэлина и закрыл за ним дверь. В руках он держал кувшинчик с замечательным снадобьем дядюшки Себана.       – Наконец-то! – произнес он, разглядывая открывшуюся взгляду великолепную картину. – Я уж думал, они никогда не решатся.       Он прошел к кровати и поставил кувшинчик на столик возле нее. При этом молодой ротвиец не хромал и не опирался на трость, оба сапога на его ногах были на обычной подошве одинаковой высоты - плата колдуна за помощь в воссоединении с любимой. Даже для де Самма и Алой ведьмы такое лечение оказалось долгим и непростым, но теперь Фалькор мог не только передвигаться без специальной подставки на обуви, но и танцевать как прежде.       – Что ты там мнешься, Мэль? – обратился он к замершему возле двери любовнику. – Давай, раздевайся. Пора будить наших красавцев.       Де Парс тихонько фыркнул и направился к постели, на ходу расстегивая камзол. Кто знает, что будет завтра, но сегодня Картиана де Майвиля, герцога Аррейского ждало множество сюрпризов и подарков. Второе соверщеннолетие все же!