Подарок судьбы

Плотно закрыв за собой дверь, Клаус, стараясь не шуметь, проскользнул в гостиную. За окном светало, и он едва смог сдержать довольную улыбку, вспоминая о том, как провел вечер. После дня в компании Спенсора и его самоуверенной дочери, которая только и делала что недовольно морщила свой вздернутый носик и закатывала голубые глаза, ему определенно нужно было развеяться. Впрочем, его брату и сестре знать об этом было совершенно не обязательно. В доме Майклсонов царила полная тишина, и Клаус, уверенный что все спят, больше не таясь, прошел к лестнице, ведущей на второй этаж, намереваясь наконец оказаться в своей комнате, чтобы хорошенько выспаться. Однако, в гостиной его ждал неожиданный сюрприз. — Ребекка? — удивленно протянул он, заметив сестру, отрешенно смотрящую в окно. — Привет, — вздохнула блондинка, поворачиваясь в сторону брата, — и как сегодня звали ту, которой ты разбил сердце? — Ханна, Хейли, какая разница, — поморщился Клаус, сбрасывая на диван легкий пиджак, — лучше скажи, почему так рано встала? — Я не ложилась, — едва слышно отозвалась та, не сводя с брата полного тоски взгляда, — Элайдже снова снились кошмары, он кричал на весь дом. Я его разбудила, дала снотворное, а сама не смогла уже уснуть. Что же нам делать, Клаус? Ребекка прикусила губу, стараясь сдержать слезы, и тот поспешил к ней, заключая сестру в крепкие объятья.  — Но-но, Бекс, — прошептал он, перебирая ее белокурые волосы, — слезами Элайдже мы точно не поможем. Возможно, ему было бы полезно пообщаться с психологом, но сама знаешь, так рисковать мы не можем… Эта тайна должна сохраниться между нами тремя. Ребекка судорожно всхлипнула, и Клаус прикрыл глаза, чувствуя, как его самого накрывают воспоминания о том, что изменило все их жизнь. События ночи, когда погибли Майкл и Эстер Майклсон, оставили слишком глубокий след в судьбах и душах их детей. И если Клаус и Ребекка несли эту ношу, справляясь с болью и страхом, то Элайдже оказалось гораздо сложнее договориться с совестью. На момент трагедии он единственный был совершеннолетним, и ему пришлось на себя взять ответственность за братьев и сестру, за компанию отца, он закрылся в себе, стал холодным и черствым, и только Ребекка с Клаусом знали, что за этой ледяной маской прячется чувство вины, боль потери. Лишь ночные кошмары были проявлением слабости со стороны старшего Майклсона. Клаусу не хотелось даже представлять, что именно брат видит в своих мучительных снах, он и без того, помнил ту ночь в деталях, и голос отца — полный ненависти и презрения, все так же отчетливо звучал в его ушах. — И не противно тебе прикасаться к этому ублюдку? Покачиваясь, Майкл проходит в гостиную, направляясь к бару, и Эстер сильнее прижимает к себе сына, который сжимается от злого голоса отца. — Не говори так, — пытается возразить она, поднимая на мужа умоляющий взгляд, — ты слишком много выпил, поэтому… — Так же как и ты, когда кувыркалась с его папашей? — кривит губы тот, наполняя рокс до краев бурбоном, — или ты тогда была трезва? Отвечай, черт тебя дери! — Мы не будем говорить об этом сейчас, — отвечает ему Эстер, качая головой. — Мы будем говорить о том, о чем я захочу, — властно перебивает ее муж, переводя взгляд на Клауса, — и этот пусть послушает. Пора ему узнать, кто он. — Замолчи! — кричит Эстер, резко поднимаясь на ноги, и пряча за своей спиной дрожащего сына, — если ты не умолкнешь сию же секунду, клянусь, завтра я подам на развод! Я никому не позволю оскорблять моих детей! Клаус, иди в детскую! Сын слушается ее, убега вверх по ступеням и Эстер следует за ним, когда муж настигает ее, с силой сжимая шею. — Я не разрешал тебе уходить, — рычит он, резко разворачивая жену к себе, — ты, жалкая шлюха! Звук пощечины сливается с его словами, и глаза Майкла наливаются гневом, он с силой толкает жену на перила, но та, не удержавшись на ногах, падает, ударяясь о ступени. Все происходит слишком быстро, и Майклсон сам не верит своим глазам, когда видит ее в низу, у основания лестницы. Бездыханную. Без признаков жизни. — Мама! Голос Клауса срывается на плач, но Майкл словно не замечает боли ребенка, ослепленный смертью жены, он думает только о том, кто в этом виноват. И ответ слишком очевиден. — Это все ты, маленький ублюдок, — рычит он, надвигаясь на сына, — ты… — Папа, нет! К голосу Клауса присоединяется голосок Ребекки, но Майкл не слышит их, оглашенный собственным гневом. Он видит лишь полные слез серые глаза, глаза его соперника, которые смотрят на него с лица того, кого он так и не смог за все пятнадцать лет назвать сыном, того, кто убил его жену. — Иди сюда, отродье! — кричит Майкл протягивая руки к испуганному мальчику, но прежде чем он настигает его, темнота окутывает Майклсона плотным одеялом и он ощущает лишь боль, оглушительную боль, которой все заканчивается. Он уже не видит, как над ним стоит старший сын, ладони которого совсем алые от собственной крови. Ваза, что он опустил на голову отца, рассыпается в его руках на множество впивающихся в кожу осколков. Пару минут Элайджа просто стоит, не в силах пошевелиться. Произошедшее не укладывается в голове, кажется страшным сном, но морок быстро проходит, когда он слышит плач Ребекки и Клауса, лица которых искажены ужасом. — Мама! Они бросаются к телу матери, а Элайджа опускает взгляд на отца, лежащего у его ног. Он знает, что делать. — Ты куда? — кричит Клаус, когда брат проходит мимо них, направляясь в кабинет отца. — К телефону. Нужно вызвать копов. Ребекка, все это время хранившая молчание, вздрагивает, как от удара тока. — Нет, нет! Тебя посадят! — Я убил нашего отца.  — Это он убил маму, хотел убить меня, — кричит Клаус, и, вскочив на ноги, удерживает брата за руку, — это он убийца! А ты спас меня! — Значит, мне дадут условный срок, — безжизненно отзывается Элайджа. — Не дадут! Очнитесь вы уже, — восклицает Ребекка, отчаянно борясь с истерикой, — тебе восемнадцать! Тебя посадят и дадут полный срок. Оглянись, у нашего отца было полно врагов, а сейчас ты единственный совершеннолетний наследник, они сделают все, чтобы тебя посадить. А я, Клаус и Кол отправимся в приют. У нас даже не будет денег, нанять тебе адвоката. Если ты сдашься копам, я наложу на себя руки, клянусь. Ты должен быть с нами! — Ребекка, ты не понимаешь, — начинает было Элайджа, но Класу перебивает его, не желая слушать. — Она права, — медленно говорит он, не сводя с брата пристального взгляда, — нужно что-то придумать. Ты не должен попасть в тюрьму. Ты ни в чем не виновен. Ты — все, что у нас осталось. — Но я убил его, — выдыхает Элайджа, борясь со слезами, — я должен… — Нет, — рыдает Ребекка, прижимаясь к старшему брату всем телом, — нет, я не отпущу тебя! Прошу, ради нас… — Но полиция все поймет, — качает головой тот, — мне все равно не уйти от ответственности. — Мы… — всхлипывает девочка, утирая кулачками слезы, — мы скажем, что это несчастный случай… Что они сами… Правда, Клаус? — Нет, — глухо произносит тот, поднимая взгляд на брата и сестру, — мы что-то упустим, а копы найдут зацепки, нас будут бесконечно допрашивать и кто-то проговорится. Мы поступим иначе. — Но как? — не понимает Элайджа. — Мы взорвем дом, — не сразу отвечает ему Клаус, — инсценируем взрыв газа. Я сделаю что угодно, но мы не потеряем друг друга. Это будет нашей тайной, только между нами тремя. Заберите Кола и ждите меня на улице. И он спускается в подвал.