Подарок судьбы

Элайджа за спиной сжимает пальцы в кулаки, наблюдая, как соплячка Спенсор разносит в пух и прах их бизнес-план, безапелляционно указывая на ошибки в расчетах. Она, кажется, разбирается в нефтедобыче лучше, чем профессор кафедры геологии и недропользования, который консультировал их за немалую сумму, но его теоретические знания оказываются совершенно бесполезными рядом с той, что слишком хорошо знакома с практической стороной дела. Глория уже не оставляет от их бизнес-плана камня на камне, когда взгляд ее голобых глаз останавливается на Элайдже, и пылающее в них злорадство обжигает его словно пощечина, как и ее последующие слова. — Но все же, Ваши идеи не совсем безнадежны, мистер Майклсон, — со сладкой улыбочкой сообщает она, поворачиваясь к отцу, — но конечно, нам предстоит очень много работы. Хотя на твоем месте, папа, я бы пересмотрела условия сотрудничества. Боюсь, что прогнозы о будущей прибыли несколько… преувеличены. — Если в расчетах и есть какая-то ошибка, — ледяным голосом прерывает ее Элайджа, не в силах больше выслушивать белокурую выскочку, — уверен, что она незначительна, мистер Спенсор. Мы работали с лучшими специалистам, лучшими экономистами и маркетологами, и у меня нет никакого основания не доверять их мнению. — Все это верно, мистер Майклсон, — кивает тот, не сводя пристального взгляда с Глории, — но я все же больше доверяю своей дочери. Проект мне интересен, и отказываться от него я не намерен, даже не смотря на имеющиеся нюансы. — Рад это слышать, — улыбается Клаус, старательно скрывая облегчение, — уверяю Вас, что мы исправим всем недочеты в ближайшее время. — Не сомневаюсь, — усмехается Спенсор, поднимаясь со стула, — что же, меня ждут дела. Дальнейшие переговоры будет вести Глория. Думаю, теперь ее участие в проекте — решенный вопрос, мистер Майклсон? Он переводит вопросительный взгляд на Элайджу, и тому ничего не остается, как коротко кивнуть, игнорируя насмешливый взгляд белокурой стервы, что явно довольна происходящим. — Может быть, сделаем небольшой перерыв? — нарушает напряженную паузу Клаус, глядя на Глорию, — как вы смотрите на то, чтобы выпить кофе? — Он здесь слишком дорогой, — кривит губки блондинка, щуря голубые глаза, — верно, мистер Майклсон? — Но вполне по карману Вашему отцу, переживать не стоит, — не в силах сдержать себя, холодно отзывается Элайджа, отвечая на провокацию Глории, которая на миг вспыхивает, явно не ожидая от него отпора. Следя за их диалогом, Клаус непонимающе сводит брови, но и Глория и Элайджа быстро берут себя в руки, возвращая на лица вежливые улыбки. — Думаю, будет лучше осмотреть участок, — говорит блондинка, переключая свое внимание на Клауса, — как я уже говорила у нас слишком много работы. Для перерывов слишком рано. — Узнаю свою девочку, — смеется Спенсор, подходя к дочери, — приятного дня, партнеры. Он кивает Майклосонам прежде чем уйти, и Клаус вызывается проводить его до авто, под предлогом обсудить детали сделки. Оставшийся в кабинете Элайджа не сомневается, что брат просто сбегает, не желая ни секунды оставаться в обществе белокурой стервы. Он и сам сделал бы это с огромным удовольствием, но, к сожалению, выбора у него нет. — Как Ваша рубашка, мистер Майклсон? — нарушает тишину насмешливый голосок Глории, — хватило на химчистку? Я могу добавить. Элайджа ничего не отвечает, скрепя зубами, уже предвкушая этот долгий отвратительный день. И он совсем не удивляется тому, что даже полбутылки бурбона, выпитые им перед сном не помогают ему избежать того, чего Майклсон почти уже не боится, потому что слишком привык. Он прикрывает глаза, погружаясь в душный сон, от которого на лбу Элайджи выступают капли холодного пота. Словно в замедленной съемке старого фильма он видит себя и Клауса — как они несут тела отца и матери на кухню, опускают у плиты, как заливается слезами Ребекка, несущая на руках спящего Кола, как Клаус спускается в подвал, чтобы спустить регулирующий подачу газа рычаг, как он сам зажигает огонь, но прежде долго-долго держит мать за руку, словно пытаясь попросить прощения. Но Элайджа знает, что не достоин его, что никогда и ничем ему его не заслужить. Если бы можно было повернуть время вспять, он бы поступил иначе — оградил маму от разъяренного отца, не допустил ее падение со ступенек, не стал слушать Ребекку и Клауса, вызвал копов, взять всю вину на себя и понес наказание, но они поступили иначе. Можно ли осуждать поступок более чем десятилетней давности, совершенный испуганными подростками? Спорный вопрос. Но Майклсон знает на него ответ и винит только себя за все события той ночи. И кошмар не отпускает его. Слезы душат, он дрожит от боли потери, страха, отчаяния. — Элайджа, быстрее, — раздается вдалеке голос Клауса. Но как ни старается он не может сдвинутся с места, отвести полный животного страха взгляд от мертвого тела отца. — Элайджа, — вновь кричит Клаус. Маленькую кухню наполняет дым, становиться трудно дышать, но голос брата словно заставляет Элайджу очнуться от морока. Он отступает назад, к двери, но в тот же миг чувствует ледяные пальцы, что сжимаются стальной хваткой на его лодыжке. — Куда это ты собрался, сынок? — рычит Майкл, отрывая от пола, залитую кровью голову, — к этому ублюдку, которого называешь братом? Останься с нами! Из-за него ты убил своего отца? — Элайджа, ты мог меня спасти, — вторит ему безжизненный голос Эстер, — но ты опоздал или просто не захотел? Теперь Кол и Ребекка никогда не узнают материнской ласки. Все из-за тебя. — Мама, я не хотел твоей смерти, клянусь, я… Но оправдания Элайджи никому не нужны, они тонут в криках родителей, которые не сводят с него полных ненависти взглядов, повторяя те же самые слова, раз за разом выжигая его душу. — Ты! Все ты! Майклсон задыхается отравленный этими обвинениями, горечью и чувством вины, едва ловя губами душный, пропитанный газом, слезами и страхом воздух. Он привык к таким снам, смирился с тем, что следует потом, вот только боль, что накрывает его, заставляя кричать, каждый раз лишь усиливается, словно проверяя его на прочность. И он прикрывает глаза, готовый к ней. Но в эту ночь все меняется. Темнота вдруг рассеивается, и Элайджа слышит нежный женский голос: — Дай мне руку, я тебя спасу. Она появляется словно из воздуха, светловолосая, в белом платье, нежная, едва осязаемая, тянет его за собой, прижимается к нему всем телом, гладит по волосам, успокаивает. Элайджа тонет в ее бездонных глазах, все глубже вдыхая уже свежий воздух и… просыпается. В первый раз за многие-многие месяцы он открывает глаза не от крика боли, не от ужаса и липкого пота. Губы Майклсона невольно растягиваются в улыбке, но она быстро покидает его лицо, и Элайджа задумчиво щурит темные глаза. Он не верит в чудеса, всегда и всему находя логическое объяснение, но сейчас это просто невозможно, но неожиданно в памяти не всплывают слова Ребекки, которая факультативом изучала психологию. «Появится человек или случится событие, эмоции к которым перечеркнут твой страх и боль, эмоции такой силы, что затмят твое чувство вины». Майклсон вспоминает события последней недели, деловые встречи, совещания, сотрудников и снова все по кругу, так и не понимая, что могло так повлиять на него. Разве что… Белокурые волосы, голубые глаза, стройная фигура… Элайджа закрывает глаза, качая головой. Только этого ему еще не хватало.