Подарок судьбы

— Не скажу, что я рад вас видеть, — Блейк Спенсор окидывает скептическим взглядом Клауса и Ребекку, стоящих на пороге его дома, — но так как мы остаемся компаньонами и моя племянница спит с тобой, нам нужно научиться терпеть друг друга. Глория в саду. Он делает кивок в сторону, указывая им направление, и прежде чем у Майклсонов успевают слететь с губ слова благодарности, исчезает за дверью, весьма определенно демонстрируя свою отношение к происходящему. — Ты уверен, что мы поступаем правильно? — осторожно произносит Ребекка, глядя на брата, напряжение которого выдают играющее на скулах желваки. — Спенсор прав, Бекс, — не сразу отвечает тот, — все закончилось и мы должны жить дальше. И Глория часть этой жизни. -Сомневаюсь, что она считает также, — горько усмехается Ребекка, качая головой, на что Клаус подходит ближе, опуская ладони на дрожащие плечи сестры. — И все же, мы должны сделать это, — уверенно говорит он, стараясь улыбнуться, — ради Ками. И ради Элайджи. Ребекка лишь кивает, ничего не говоря в ответ. Она с самого начала не верит в эту идею, слишком хорошо зная подругу, но Клаус ослеплен желанием помочь Камилле наладить отношения с кузиной, и не желает видеть очевидного. Ребекка не возражает. Попросить у Глории прощение и поблагодарить ее — меньшее, что они могут сделать. По дороге в сад не звучит ни слова, и тишину нарушает лишь шорох гравия, но Глория все равно слышит, когда они приближаются, и вскакивает на ноги, резко поворачиваясь к Ребекке и Клаусу лицом. Бледная, с растрепанными волосами Глория выглядит хрупкой и беззащитной, но сталь, что леденеет в голубых глазах, быстро разрушает эту иллюзию. — Что вам нужно? — устало говорит она вместо приветствия. — Милая, спасибо тебе. Ты не представляешь, что сделала для нас, — шепчет Ребекка, протягивая руки к подруге, но та инстинктивно отступает назад, не позволяя к себе прикоснуться. — Глория, — начинает Клаус, — мы не чудовища, мы не убийцы…  — Я знаю, — перебивает его та, сильнее кутаясь в плед, — я люблю вас, потому солгала федералам, но нам нужно сделать паузу в общении. Дела будем решать через моего заместителя или через папу. — А как же Элайджа? — робко спрашивает Ребекка. Глория на миг застывает, и тишина становиться оглушающей прежде, чем она хрипло отвечает, поднимая на подругу пустые глаза.  — Я не хочу его ни видеть, ни слышать. Он умер для меня. — Глория, слушай, — ошеломленный ее словами, Клаус неверяще качает головой, — мы все виноваты перед тобой, почему же именно Элайджа… — Он обманул меня, — холодно отвечает Глория, и в этот раз в ее голосе слышится злость, — и это я простить не могу. Разговор окончен. Я хочу побыть одна. Блондинка резко разворачивается, показывая что аудиенция окончена, и когда она скрывается из виду, Ребекка невольно ловит себя на мысли, что уходить не прощаясь у Спенсоров по всей видимости семейная традиция. Некоторое время они с Клаусом стоят, глядя друг на друга, пока Ребекка не поворачивается в сторону выхода, утягивая брата за собой. — Идем домой, — шепчет она, — нам больше нечего здесь делать. Элайдже они решают ничего не говорить, зная, что сам он о Глории ни за что не спросит. После закрытия дела, он медленно приходит в себя, сменив бурбон на контракты, и Ребекка с Клаусом слишком бояться нарушить это хрупкое равновесие, но они никак не могут предугадать того, что Элайджа оказывается прямо перед дверью ведущей в библиотеку, где Клаус рассказывает Камилле о своем визите к Глории. Элайджа застывает, и тело отказывается подчиняться ему, когда слова брата обрушиваются на него словно лавина. Она ушла навсегда. Она не вернется и не простит его. Чудовище не заслуживает любви красавицы. Клаус переходит на другую тему, рассказывая Камилле что-то о новых партнерах, а Элайджа все еще стоит на месте, не в силах сделать и шага. То, что секунду назад казалось важным — правки в контрактах и согласование банковских референций рассыпается как песок, исчезает, сменяясь лишь отчаянным желанием напиться. Вдрызг. До беспамятства. Чтобы наконец прогнать из памяти и ее лицо и голос, но вместо этого Майклсон зачем-то достает из кармана телефон и находит фото с рождественского ужина. Кажется, больнее быть уже не может, но нежная улыбка Глории, которая она дарит ему в той, другой жизни открывает для Элайджи новые грани и он словно мазохист смотрит на нее, пока изображение не становиться размытым от слез. Глория научила его дышать полной грудью, избавила от ночных кошмаров, дала надежду, что и он достоин счастья. Но сказка закончилась, и ангел, спасающий его от боли больше не приходит, а кошмары становятся все ярче.  — Ты убийца, — в унисон говорят Эстер и Майкл, — ты заслужил эти страдания. — Ты выбрал ублюдка, а не отца. Ты будешь гореть в огне, как горели наши тела, — кричит Майкл, сжимая окровавленными руками шею Элайджи. Словно пытаясь найти привычное спасение, Элайджа во сне оборачивается, и видит вновь ее, но ангел из его снов больше не спешит на помощь. Глория отворачивается и растворяется в воздухе, а Элайджа просыпается от собственного крика. Он откидывает в сторону одеяло, и долго трет глаза, пока красивое лицо той, для которой он мертв, не сменяется красным маревом. И Элайджа наконец добивается того, к чему так долго стремиться. Он не чувствует больше ничего. Мертвое умереть не может.