Я вижу Солнце

      У меня была пара декоративной композиции, когда пришло сообщение от брата. Признаюсь, с самого раннего утра я ждала этого момента, потому что смириться с тем, что Глеб меня никак не попытается поддержать и обсудить все это, я просто не могла. Чтобы вы знали, учиться на арт-студента — это не тоже самое, что учиться на какой-то любой другой не творческой специальности. У художников все совсем не так, как у обычных студентов. Мы меньше других студентов сидим на скучных лекция и семинарах (хотя и их в нашей программе тоже хватает), можем разговаривать на всех творческих парах, кушать, пить кофе и уходить в любой момент: что делать, если вдохновения нет? А если говорить о первом учебном дне, то, как правило, мы просто обсуждаем с преподавателями задание на семестр, болтаем о летних каникулах и все такое. У нас все не как у людей: кафедра — это семья, где тебя любят и всегда помогут в любой непонятной ситуации. В жизни мне во многом не везло и было много трудностей, но моя творческая кафедра стала самым большим подарком судьбы! В общем, чтобы уйти с пары мне не требовалось просить разрешения, я могла просто уйти и все.       Сообщение было с текстом: «Можешь говорить сейчас? Позвони мне», — и я, конечно же, позвонила, как только вышла из аудитории в длинный коридор нашей кафедры. — Привет. Ты на занятиях? Когда ты вернёшься в общагу? — С ходу начал говорить он. — Мне кажется, начать нужно было не с этого, Глеб. Попробуй сначала. — Ты не знаешь, о чем вчера говорила, Марта! Я никак его не мог остановить, а он поступил так, как должен был. Ты просто не понимаешь ситуации, ясно? Никто не будет перед тобой извинятся, — раздраженно ответил брат. — Я не об этом хотел поговорить. — Чего? Ты не понимаешь? Серьёзно? Не понимаешь ситуацию? Ты должен извиниться не за то, что Галат меня выкинул, а за то, что ты, мой брат, мой, черт возьми, самый близкий родственник в мире в данное время, ничего не сделал! Ты должен был уйти вместе со мной! Я ждала тебя у подъезда! А ты просто струсил, испугался Галата! Какая разница, права я или нет на счёт Руслана!? Я твоя семья, ты должен был выбрать меня! — Я не хотела этого говорить по телефону, но не смогла держать это в себе ещё дольше. В горле образовался болезненный ком и я начала реветь. — Ты всегда таким был, с самого начала! Знаешь, пять лет назад, в мой приезд в Питер... Я даже тогда чувствовала, что Руслан мне больше брат, чем ты! — Марта, успокойся... Ты, блин... ты плачешь что ли? — Нет, я не плачу! — Я, конечно же, плакала, но признаться ему в этом мне было сложно: я не позволяла себе плакать при нем никогда со дня похорон моей мамы. — Хорошо, слушай, ты права. Я должен был заступиться за тебя, признаюсь! Да, должен был, но я этого не сделал. И мне жаль! Теперь ты довольна? Ты это хотела услышать? — Да, спасибо, это все меняет! Спасибо, Глеб! ПОКА! — Я сбрасываю вызов и швыряю телефон вдаль коридора от злости: телефону ничего не будет, он в силиконовом чехле в виде белого котика и с самым прочным защитным стеклом, специально на случай таких ситуаций.       Я сижу на полу под огромным окном в конце коридора, обняв колени руками, меня трясёт изнутри, и я чувствую, как моя злость и обида разливаются по моим венам. Пытаюсь найти силы прийти в себя, побороть это состояние, разбить этот ком в горле, но не могу, ничего не может помочь мне. Я закрываю руками уши и начинаю качаться из стороны в сторону, сидя на полу, повторяя про себя, а, может, даже вслух: «Замолчи». Одно слово, как мантру. Не знаю, для кого. Для голосов в моей голове, что шепчут мне, что я сама все всегда порчу, для Глеба, которого тут нет, для кого-то еще. Просто повторяю и все. И так продолжается, пока я не понимаю, что рядом со мной сидит кто-то ещё.       Кэт сидит на корточках прямо напротив меня в коротких шортах поверх чёрных колготок, ее извечный прикид в дни творческих пар, и смотрит прямо мне в глаза, а потом протягивает банку кока-колы без каких-либо эмоций на ее лице. Я делаю глоток и морщусь: от колы остался только запах. — Вздобрись, моя дорогая птица! Не время унывать! Конечно, первое сентября - день тяжёлый, но не настолько, чтобы биться в эпилептическом припадке на полу кафедры дизайна. О нас итак слухи разные распускают гребаные архитекторы, так ты еще и подтверждаешь все это для них! Приходи в себя! Нас ждут великие дела! — Подруга протягивает мне руку и помогает мне подняться на ноги одним резким движением. — Уже лучше, майн либбэ! Пошли в аудиторию, там Наталья Григорьевна открыла конфеты! — Кэт, я не могу вернуться в таком виде туда, я лучше пойду, — я пытаюсь высвободить свою руку из ее руки, но тут происходит нечто неожиданное: она ударяет меня по щеке, и это в один момент приводит меня в чувства, — ты с ума сошла, Катя! Какого хрена!? Как это должно помочь мне сейчас, когда все итак хреново!? — Так и должно быть, ясно? Сейчас мы пойдём в туалет, я помогу тебе умыться. А потом мы пойдём пить чай на кафедру, поняла? А дальше делай, что хочешь. Можешь злиться, обижаться, писать слезливые твиты: мне все равно. Но потом ты скажешь мне спасибо, потому что только это тебя сейчас может уберечь от никому ненужной истерики. — Она говорит это, даже не смотря на меня, открывая новую банку колы. — Ты знаешь, что я права.       И она права. Да, Кэт всегда права. Ледяная вода с привкусом ржавчины в кафедральном туалете меня бодрит, помогает смыть этот разговор с братом и мой внеплановый нервный срыв. Мы вместе возвращаемся на кафедру и пьём чай с нашим любимым преподавателем и другими ребятами из группы, обсуждая летнюю практику в Эрмитаже и забавные случаи, связанные с ней. И мне становится так спокойно и хорошо в их компании, что совсем не хочется покидать это место и возвращаться в ту реальность, в которой я проснулась сегодня утром: реальность, где мои лучшие друзья, моя семья, выкинули меня из дома и даже не чувствуют вины по этому поводу. Но все хорошее когда-то заканчивается.       Выходим из универа мы с Катей в прекрасном настроении, держась под руки и напевая какую-то новомодную песню, которую утром услышали в маршрутке. На небе после дождя выглянуло солнце, и мы заметили невероятно яркую радугу! Кажется, за все время жизни здесь - это первая радуга, которую я увидела! Мы начинаем фоткать друг друга, выбирая получше ракурсы и места, чтобы на фото получились и мы и радуга. Мне внезапно становится так весело! Это будто знак судьбы о том, что теперь все будет совсем по-другому, все наладится! И после дождя появится радуга. Наверное, я слишком привыкла к знакам судьбы, печенье с предсказанием меня избаловало.       Мы кружимся по двору университета, как бабочки, пока я вдруг не замечаю, что выражение лица моей подруги резко меняется. Будь она банкой колы, я бы сказала, что в ней закончились все газовые пузырьки и она выдохлась, улыбка с ее лица исчезла. Она подняла с травы свою сумку, закинула ее на плечо и кивнула в сторону позади меня. Я поняла все до того, как нашла в себе силы повернуться. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы узнать, что было за моей спиной. Чёрный мерседес, блестящий в лучах редкого питерского солнышка и Владимир Галат в солнечных очках, ожидающий меня возле автомобиля. Все, как он и сказал.       Я обнимаю Кэт и иду в сторону машины, она меня не останавливает: она всегда знает все наперёд. В любой из альтернативных вселенных я делаю именно этот выбор, другого у меня просто нет. Но я сама выбираю это. Чувствую, как по телу пробегают мурашки, но назад пути нет. Не говоря друг другу ни слова, мы несколько секунд смотрим друг другу в глаза, после чего он открывает дверь переднего сидения, а я сажусь в салон на пассажирское место спереди. Сейчас что-то будет, а что — я даже не хочу представлять, просто надеюсь поскорее пережить этот момент и избавиться от его тяжелого пронзительного взгляда в мою сторону.       На мой вопрос о том, куда мы едем, парень не отвечает, но я замечаю, что мы покидаем город, а потом вижу это: море, похожее на озеро - Финский залив. Мы сходим с дороги и идём к какому-то дикому берегу, скрытому за полосой деревьев. Я совсем не понимаю, что сейчас происходит, потому что он молчит, и таких моментов между нами раньше никогда не было, честно говоря, думаю, любая девочка на моем месте испугалась бы, и, да, наверное, страх был и у меня. Но я не боялась, что он что-то сделает со мной. Я боялась, что он начнёт говорить, потому что понимала: что угодно, что он скажет сейчас, сильно изменит мою жизнь в этот момент. А перемен боятся все, так уж устроены люди.       Галат постелил на траве покрывало, сел на него и жестом предложил сесть и мне с ним рядом. Мы сидели так в полной тишине несколько минут, просто смотря вдаль на залив. Он казался огромным и маленьким одновременно. Огромным, потому что был больше привычной для меня Невы, и маленьким, потому что вдалеке виднелся противоположный берег — это рушило иллюзию о бескрайнем морском пространстве и напоминало о том, что все где-нибудь, но кончается. — Однажды мы были тут с родителями. Я не помню этого, но у меня есть фотография. Отец держит меня на руках, погода пасмурная, и мы завороженно смотрим вдаль. Второго берега на фото видно не было, поэтому, наверное, нас зрелище настолько манило, что мы не заметили маму с фотоаппаратом, — он смотрит вдаль, а я замечаю, что радуга в небе практически растворилась. — Я приезжаю сюда иногда. Это вряд ли то самое место, но я решил, что это оно, поэтому верю в это и... и приезжаю, как дурак. Оно напоминает мне, кто я такой на самом деле. Нет, не говори. Просто послушай. Однажды я приезжал сюда с Викой, наивной и по-детски глупой белоруской девочкой, которую в то время так безумно любил, что голова кружилась. А потом ещё с моим лучшим другом, имя которого мне даже произносить неприятно, но ты знаешь, о ком речь. И, знаешь, я понял, что это место, где все заканчивается, Марта. Потому что все трое меня предали, найдя своё счастье и свой путь где-то в совсем другом месте. И... вот мы здесь. — Вика... Вика тебя не предавала, вы ведь... расстались друзьями и вы до сих пор вместе, она говорила, что это было ваше обоюдное решение и... — у меня дрожит голос, и я чувствую себя такой жалкой и маленькой рядом с ним. Глупой, маленькой девочкой. — Я позвал ее замуж, а она мне отказала. Вот такое обоюдное решение это было. Мы перестали общаться на полгода, избегая друг друга. Я работал, а она тусовалась в сомнительных компаниях. А потом я нашёл Глеба и у меня родилась идея Френдзоны. Нужна была девушка, которой я на сто процентов доверяю. Она была нужна мне, а ей нужна была помощь, — он усмехнулся и кинул камень в воду. — Прикинь, я думал, что однажды придёт момент и она перерастёт свою детскую глупость, станет серьёзнее и... — О, нет... Ты надеялся, что она... что вы... — Примерно через месяц после твоего отъезда тогда они признались нам, что теперь встречаются... Я приехал сюда один. И я выкинул кольцо в гребаный Финский залив, — парень грустно улыбнулся. — Ты первый человек, которому я это рассказываю. Потом я пожалею об этом, ведь ты оставишь меня, все повторится снова. Но жизнь научила меня понимать и помнить, что любой из нас имеет право на свою свободу.       Я закрываю глаза и вижу перед собой маленького мальчика с белокурыми волосами и большими голубыми глазами. Он смотрит на залив, впервые в жизни видя перед собой такое огромное пространство серой, пугающей воды, но ему не страшно. Отец крепко сжимает его в своих руках, мальчик в безопасности. С ним все будет хорошо. Потом я вижу счастливую пару молодых людей, бушующую, как этот залив на ветру, девушку, и высокого светловолосого парня с глубокими голубыми глазами. В кармане чёрной толстовки у него обручальное кольцо, а впереди долгая счастливая жизнь рядом с любимой половинкой. А ещё через какое-то время этот же парень сидит на берегу с лучшим другом, выкуривая очередную сигарету. На горизонте виднеется противоположный берег, и он осознает: все когда-нибудь заканчивается.       Я не смотрю на него, нахожу его руку и сжимаю в своей. У меня нет слов, я ничего не могу сказать ему. Сейчас не могу. Однажды я найду слова, но сейчас я могу лишь держать его за руку и смотреть, как на волнах Финского залива качаются чайки. Он сжимает мою руку в ответ, и мы будто говорим друг с другом без слов, а потом я вдруг слышу слова одной старенькой песни в своей голове и решаю спеть ее для этого голубоглазого мальчика, что уже давно стал взрослым мужчиной. Она на английском, и я быстро пытаюсь найти слова, чтобы спеть ее на русском и не потерять смысла текста. Мой голос немного дрожит, но я пою для нас двоих, не смотря ни на что, а ветер уносит слова на другой берег Финского залива. «В твоей жизни нету смысла, В дневнике один лишь вздор, Ведь тяжело так все терять! Ищешь радугу на небе, Но исчезла только что, Ведь светила лишь тебе всегда она! Я не стану беспокоить, И тебя не задержу. Лишь хочу сказать, послушай! Я здесь ради тебя. Столько, сколько нужно».       Он обнимает меня за плечи и целует в висок, а затем первым нарушает молчание, что зависло между нами. — Я не заставлю тебя выбирать. Сейчас ты не готова выбрать. Я дам тебе время. И это все останется между нами. Я приму любое твоё решение, и, да, в конце тебе придётся выбор сделать так или иначе, но это будет твоё решение, твоё и только. Мы ведь взрослые люди. Все понимаем. — Я сильнее обнимаю своими руками его руку, прижимаясь к нему ближе. — Ты можешь общаться с кем хочешь, даже с ним. Но на некоторое время нам нужно будет... сделать перерыв. Нам всем. — То есть... — Какое-то время тебе лучше не общаться с нами. Со мной, Викой и Глебом. Так будет лучше для группы. И это поможет тебе понять, какой выбор будет правильнее. — Но... — Это ненадолго. И это единственный правильный выход. Так что просто прими это. И ещё кое-что. — Он одним ловким движением меняет своё положение и садиться на колени передо мной, приближаясь к моему лицу так близко, что на секунду мне кажется, что сейчас он поцелует меня, и внутри все сжимается, я закрываю глаза и... ничего не происходит! Он лишь прижимается своим лбом к моему и шепчет. — Прости за вчерашнее.       Всю обратную дорогу в машине мы слушаем музыку и молчим, нам обоим неловко и все слова уже сказаны. Мы коротко прощаемся у здания моего общежития, даже не обнимаясь: это кажется странным после случившегося, не знаю, почему. Я провожаю взглядом чёрный мерседес и ещё несколько минут стою у входа, пытаясь осмыслить произошедшее, но для этого нужно больше времени, а на улице слишком холодно для этого. Кати в комнате нет, на столе записка: «Я в 734-ой, ждём тебя, играем в карты, поем песни Сплина и все остальное...». Под этим «всем остальным» может скрываться что угодно, но я так или иначе решаю остаться в комнате и выхожу на балкон. Плитка на полу оббита и я вдруг замечаю в месте скола небольшую лужицу, в которой отражается красивый закат после радуги, а рядом маркёром написано: «Рай в луже». Я фотографирую это так, чтобы можно было разглядеть и отражение закатного солнца в воде и надпись, а когда получается, отправляю Владимиру Галату, как некий символ надежды на лучшее и отсылку к песне, что я ему пела, но он мне больше не отвечает.       Нужно время, чтобы осмыслить случившееся. На часах 19:45. Время пошло.