Забытая память

Людей неинтересных в мире нет. Их судьбы — как истории планет. У каждой все особое, свое, и нет планет, похожих на нее. А если кто-то незаметно жил и с этой незаметностью дружил, он интересен был среди людей самой неинтересностью своей. У каждого — свой тайный личный мир. Есть в мире этом самый лучший миг. Есть в мире этом самый страшный час, но это все неведомо для нас. И если умирает человек, с ним умирает первый его снег, и первый поцелуй, и первый бой… Все это забирает он с собой. Да, остаются книги и мосты, машины и художников холсты, да, многому остаться суждено, но что-то ведь уходит все равно! Таков закон безжалостной игры. Не люди умирают, а миры. Людей мы помним, грешных и земных. А что мы знали, в сущности, о них? Что знаем мы про братьев, про друзей, что знаем о единственной своей? И про отца родного своего мы, зная все, не знаем ничего. Уходят люди… Их не возвратить. Их тайные миры не возродить. И каждый раз мне хочется опять от этой невозвратности кричать. Е. Евтушенко

      «Последний враг, который будет побеждён, — это сама жизнь. Она может забирать, может уничтожать, если ты угоден не ей, а её ближайшей сестре — Смерти. Если все вокруг умирают, а ты, ты один, остаёшься живым, то можно понять, что ты — любимчик. Но мало кто становится фанатом…       В двадцать одиночество кажется благословением, освобождающим от опостылевшего общества. В тридцать — редким отдыхом от окружающих проблем вперемешку с бутылкой огневиски и подступающей горечью. В сорок — безысходностью и желанием найти себе компанию, вернуть прошлых друзей. А в пятьдесят одиночество — это вой и безнадёжная пустота внутри…       Смерть — ничто, по сравнению с Жизнью, обречённой на вечные скитания. Но когда появляются последние шансы на настоящую семью, ты начинаешь понимать, почему люди так боятся её. Потому что им есть, что терять. Но сейчас, будучи на пороге, я понимаю, что ключевое во всём этом. Надо не сожалеть за тем, что ты теряешь, а понимать, ради чего ты уходишь. Мне есть ради чего уходить так же, как и было, ради чего жить. Жаль только, что…»       Адара протяжно застонала и схватилась руками за голову. Это она во всём виновата. Если бы она поверила себе, если бы догадалась, если бы засомневалась, почему Альфард так быстро закончил поездку, если бы прислушалась к его редкому и непонятно откуда появившемуся покашливанию. Он умер из-за неё. Это она его убила. Снова. Она едва помнила, как увязалась за Доркас, уговаривая взять её в Мунго с собой. Та колебалась до последнего, но всё же согласилась. Как потом Медоуз призналась, боялась, что с ней, с Адарой, случится истерика.       Истерики не было. По крайней мере, у неё. В отличии от Вальбурги, которую даже Орион не мог удержать.       А его тело было ещё тёплым. Единственным, что она тогда услышала, были слова Ориона: «Похороны будут через пять дней. В четверг, двадцать девятого».       Воскресенье и остаток субботы прошли, как в тумане: она успокаивала Астру, которая беспрестанно рыдала, но сама не проронила ни слезинки. Ни одной, чёртовой и скупой, мать его, слезинки.       В понедельник пошла на занятия: её не трогали. Астра посетила только первое Зельеварение, но после того, как забилась в истерике прямо над котлом и завыла хуже морского котика, была отправлена в Больничное Крыло. Мадам Помфри диагностировала нервный срыв. Адара навещала её трижды только за понедельник. И дважды за сегодня: с утра и сразу после пар. Надо будет ещё вечером сходить.       Она почти ни с кем не разговаривала. «Почти» только потому, что с Астрой общаться надо, — мадам Помфри сказала, что сестре надо изливать кому-то душу. Вчера они всё время вспоминали, как между третьим и четвёртым курсами, Альфард обучал Астру всяким важным магическим премудростям, а Адару — владению ритуальными кинжалами. И как между третьим и вторым практиковался с обеими в боевой магии целых полтора месяца. Каждый день.       Сириус на пары не ходил ни в понедельник, ни сегодня. Просто-напросто даже не вылазил из своей комнаты, но посещали его все из их компании, кроме Адары. Даже Астра ещё до того, как попала в Крыло, заходила к нему. Даже игроки в квиддич сходили, правда, Кеннет как-то печально поведала ей, что он сидел на подоконнике и выслушивал их соболезнования молча, за это время выкуривая минимум пять сигарет. А сама Адара вообще ни к кому не заходит — нет ни сил, ни желания. Хотя на людях ведёт себя как обычно: даже улыбается. Правда, как и раньше, уголками губ и лёгкими кивками.       Регулус на пары тоже ходил и вежливо принимал соболезнования как от учителей, так и от студентов. Стоит признать, новость о смерти Альфарда Блэка, известного экспериментатора в неизведанных областях магии, шокировала многих. Дамблдор высказал даже речь. А к чему это? Адара прекрасно знала, что у них с Альфардом были более чем натянутые отношения, несмотря на то, что воевали вместе как против Гриндевальда, так и против Реддла. Будь он проклят.       В «Пророке» написали хронику и взяли интервью у министра Минчума, в котором тот торжественно рассказывал о том, что «вклад Альфарда Блэка в изучение природы магии, усовершенствование трансфигурационных формул, боевых заклятий и помощь в разработках Отдела Тайн, сложно переоценить», и ещё более церемониально пообещал, что «новый вирус драконьей оспы уже изучается целителями Святого Мунго и вскоре будет разработана вакцина, а сам Альфард Блэк никогда не будет забыт». Да, конечно, рассказывайте. И про противоядие, и про «вечную память». Забудут так же, как и всех до этого. Так же, как и многих после.       Смерть — ничто, по сравнению с Жизнью, обречённой на вечные скитания. Но когда появляются последние шансы на настоящую семью, ты начинаешь понимать, почему люди так боятся её. Потому что им есть, что терять. Но сейчас, будучи на пороге, я понимаю, что ключевое во всём этом. Надо не сожалеть за тем, что ты теряешь, а понимать, ради чего ты уходишь. Мне есть ради чего уходить так же, как и было ради чего жить. Жаль только, что…       Жаль что, крёстный? Почему?       Единственным, что она смогла сделать в Мунго, так это забрать дневник Альфарда, который лежал на прикроватной тумбочке. Вальбурга, которая с самого его попадания в больницу, в обед, была рядом, в рыданиях рассказала, что последний абзац он написал уже здесь, но попросил никому не читать, пообещав обязательно закончить. Когда полегчает. А потом он начал задыхаться — вирус забрал почти все лёгкие, уже уничтожив бронхи.       Он сгорел за два дня — до этого болезнь его не беспокоила. Грюм рассказал, что плохо крёстному стало, когда они вместе собрались ещё вечером в пятницу, но никто значения этому не придал — он ведь не общался с Абраксасом Малфоем. Да и заражённую драконью кровь достать не мог. Да и сам Альфард, кажется, не особо напрягся: прокашлялся и хватит — наверное, поперхнулся.       Макгонагалл металась между учениками, не находя себе места. Вчера после Трансфигурации задержала её и вкрадчиво спросила:       — Как вы, мисс Маунтвиль?       — В полном порядке, профессор. Чувствую хорошо, питаюсь тоже, на нервы не жалуюсь.       — Я сочувствую вашему горю, мисс Маунтвиль. Он не хотел, чтобы кто-либо из вас страдал. А вы в особенности.       Откуда ей это знать? А, естественно, их плешивый Орден. Наверняка именно он. Чёртов Дамблдор, который не может защитить тех, кто ему доверяет. В который раз…       Макгонагалл вчера даже Астру проведала. Странно, конечно, это всё. Наверное, они неплохо с ним общались, раз профессор так искренне сочувствует всем и вся. Ведь вчера она даже заходила в гостиную Гриффиндора — чего до этого почти никогда не делала, стоит заметить, — и поднялась в комнату Мародёров. Вышла с ещё более задумчивой миной — Сириус не ответил ей тоже, по всей видимости.       Адара встала. Выручай-Комната, конечно, была надёжным убежищем от окружающих её людей, но… Надо идти. Просто надо.       Встретить в коридоре в панике бегущую старосту Стоун было такой же неожиданностью, как и Доркас на той злосчастной вечеринке. Та почему-то спешила со всех ног. Завидев Адару в самом конце коридора, она истошно крикнула:       — Маунтвиль, беда!       Адара даже бровью не дёрнула. Да какая теперь может быть беда? Приближающийся конец света? Не страшно, конец так конец.       — И что такого произошло, Стоун? Я заинтригована, — меланхолично протянула она в ответ, делая вид, что её это интересует. Чёрта с два.       — О Мерлин, Маунтвиль, прекрати вот эти свои выдержки! Там у Блэка, кажется, нервный срыв! Я бегу к Макгонагалл.       Адара мигом побледнела. В срыв Сириуса верилось слабо, но этого следовало ожидать. А в Больничное Крыло ему нельзя — он там разнесёт и палаты, и кабинеты, и заодно оставшиеся нервы Астры. Значит, Стоун нельзя к Макгонагалл.       — Кто-то ещё видел?       — Нет, только друзья его. Но они умоляли меня не идти к профессору. Но ты ведь знаешь, Маунтвиль, что было вчера с Джойс. Не хватало ещё, чтобы такое было и с Блэком.       Адара кивнула, отпуская руку старосты:       — Да, пожалуй, ты права. Беги тогда к Макгонагалл, а я пока в гостиную — посмотрим, что он там устроил. Ты можешь на меня рассчитывать.       Стоун благодарно закивала и схватила её за плечо:       — Спасибо, Маунтвиль. Хорошо, хоть ты понимаешь. После Макгонагалл надо будет сходить к Эванс — она сейчас у Джойс вместе со всеми остальными.       И староста поспешила к Макгонагалл, то срываясь на бег, то переходя на быстрый шаг. Адара медленно вытащила палочку и прикрыла глаза, прошептав:       — Извини, Стоун, но я не понимаю, — и с оборота выводя нужную формулу в спину гриффиндорке: — Конфундус! — после того, как староста обернулась к ней с совершенно пустым выражением глаз, Адара, устало морщась и усердно концентрируясь, продолжила: — Ты пойдёшь к Макгонагалл, раз уж тебе так хочется, Катрина, но скажешь, что суть проблемы неясна — кто-то развалил половину гостиной. А ты не понимаешь, кто это сделал. Ты забудешь о том, что видела меня, психи Сириуса и Мародёров вообще. Ты пришла — а в гостиной уже проблемы. Тебе ясно? Пока ты была там и пока шла коридорами, ты никого не встречала. Тебе ясно?       Стоун, продолжая пустым взглядом смотреть в бесконечность, отвлечённо кивнула:       — Да.       — Тогда теперь ты полчаса посидишь где-нибудь в пустынном кабинете, а потом быстренько побежишь к Макгонагалл. Тебе ведь о-о-очень страшно, Стоун, помни об этом. И да, ты забудешь ещё и о том, что сидела где-то. Ты будешь думать, что сразу побежала к профессору, ясно?       И снова в ответ короткое и опустошённое:       — Да.       — Чудненько. Можешь идти, — Адара взмахнула палочкой, устало расслабляя лоб, а Стоун побрела в ближайший пустынный кабинет.       Адара, поглубже вдохнув, развернулась и тихо направилась к Башне. Времени терять нельзя было. Только вначале надо бесшумно исчезнуть с поля зрения Стоун — а то ещё обернётся, чёрт их всех дери.       До Башни она добежала максимум через десять минут — благо, тренировки Джеймса поддерживали в тонусе физическую форму. У Портрета стояли настороженные Питер и Ремус. Первый мигом подскочил к Адаре, едва её увидев:       — Дара, беда!       Адара закатила глаза и недовольно поморщилась:       — Я в курсе. Почему вы все начинаете разговоры со мной именно с этой фразы?       Питер замялся, а Ремус сочувственно покачал головой, коротко пересказывая:       — Питер не то имел в виду. Мы предложили Бродяге сходить к Асти. Он, как ни странно, согласился. Но едва мы вышли из Башни, как встретили Холланд, которая со слезами на глазах кинулась на шею Бродяге, обнимая его… — Ремус неожиданно замялся: — Ну, и всё прочее, сама понимаешь. А Сириус посмотрел на неё, будто впервые увидел. Минуту стоял, как столб, а потом кинулся прочь от неё со словами: «Он не хотел. Я не сдержал слово. Я обещал не делать никому больно. Прости, но я не могу быть с тобой», и прочее. А потом кинулся к Портрету и стал крушить всё в гостиной: картины, кубки, статуэтки, чьи-то книжки, подушки…       — Даже одно из кресел сломал, — вклинился в рассказ Питер.       — Именно, — согласно кивнул Ремус и продолжил: — Потом прибежала Катрина, увидела всё и, несмотря на наши уговоры, кинулась за Макгонагалл. Сохатый сейчас пытается Бродягу успокоить, но пока вроде как безуспешно.       Питер сокрушённо добавил:       — Ему нельзя в Крыло! Послезавтра похороны и если он на них не попадёт, то это будет катастрофа!       Адара кивнула:       — Я знаю. Поэтому Стоун придёт к Макгонагалл минимум через… — Адара посмотрела на часы, — двадцать пять минут. Да и не будет знать, что это всё делает Сириус.       Ремус и Питер уже пропустили её, но Люпин неожиданно спросил:       — Адара, ты напала на старосту? Это же…       — Не по правилам. Я знаю, Рем, — кивнула Адара и ехидно добавила: — Представь себе, я ещё и со спины напала на неё. Вот сволочь, правда, Рем? — и, не дождавшись ответа Люпина, зашла внутрь, на ходу называя Полной Даме пароль.       Масштабы происшествия были больше, чем она ожидала. Порванным креслом Сириус не ограничивался. По всей комнате летал пух из, как догадалась Адара, дивана, который стоял у камина, перья из подушек, страницы книжек и прочие ученические принадлежности. И какое же счастье, что на дворе конец апреля, хорошая погода, и все ученики на улице. Иначе всё было бы куда хуже.       Джеймс бегал за Сириусом и тщетно старался его образумить, рассказывая чёрт знает что. На его щеке виднелся синяк, а костяшки Сириуса кровоточили, в это время выдирая страницы очередного номера «Пророка».       Ситуация была более чем плачевная. Джим, заметив её, стоящую у входа и обводящую некогда привлекательную гостиную немигающим взглядом, тут же закричал:       — Дара, я уже не знаю, что делать! Помоги, ради Мерлина! Он как с цепи сорвался!       Адара помнила, что вроде как обижена на Блэка ещё за прошлое враньё, и знала, что смирительная рубашка этому психу точно не помешает, но… Но оставить его в такую минуту не могла. Да и… чёрт бы драл всё это — Альфард любил их одинаково сильно.       — Джимми, будь добр, уйди, пожалуйста, и жди профессора Макгонагалл, — не повышая голоса ни на йоту, Адара осторожно вытолкнула Джеймса прочь и устало начала взмахивать палочкой, выполняя нужные пассы: — Репаро подушки! Репаро газеты! Репаро учебники! Чёрт тебя дери, Блэк, прекрати свою истерику! Не школа, а обитель истеричек и психопатов!       Он остановился. Вот это поворот. Надо же. А потом снова продолжил рвать подушку, приговаривая:       — Ты хочешь, чтобы я остановился, Маунтвиль? Какая к чёрту остановка, если он умер от драконьей оспы? От чёртовой драконьей оспы, а не в бою, как мечтал! Какой к чёрту прок от всех этих безделушек, если у меня больше нет семьи?       Адара сцепила зубы. Чёртов эгоист. Будто у неё есть семья. Будто у Астры есть семья. Будто Альфард никому из них дорог не был. Ну да, конечно, только великий и неподражаемый Сириус Блэк умеет переживать по-настоящему — всем остальным это попросту не дано.       — Репаро диван! Репаро тетради! Фините инкантатем! Репаро максима! Блэк, собачья печень, у тебя есть друзья! Они все твоя семья! А ты делаешь им больно! — с расстановкой крикнула Адара, всё больше раздражаясь.       Сириус не остановился, хотя теперь уже не разрушал чужое имущество. Он всего лишь подошёл к стене и принялся бить об неё руками. Почему бы и нет? Стена ж не стена, подвинется, что ж тут такого.       — Ну всё, ты меня вывел, психопат чёртов.       Адара подошла к Сириусу и спрятала палочку обратно в крепление на джинсах. Затем дёрнула его руки от стены и неожиданно врезала прямо в лицо. Тот на секунду замер, а потом принялся махать руками, стараясь попасть в неё, но безуспешно: приютские сторожа научат и не таким приёмчикам, а если ещё к этому присоединятся и мастер-классы от Альфарда… В общем, Сириус со всей дури только раз заехал ей прямо по затылку, от чего она болезненно скривилась, но промолчала, осторожно наклоняясь и ногой подсекая нижние конечности Блэка. Тот в долгу не остался и, падая, утянул её за собой. Но Адара оказалась проворнее и, усевшись на тщательно сопротивляющемся Блэке, принялась со всей силы бить его куда попало. Сириус изо всех сил старался сопротивляться, а потому через пару десятков таких ударов подался вперёд и перекинул её вниз.       Секунду они смотрели друг другу в глаза: злые серо-голубые против по обыкновению меланхоличных тёмно-синих. Спустя ещё мгновение Сириус замахнулся, чтобы ударить, и со всей силы саданул по полу рядом с её головешкой, а потом в отчаянии поднялся и помог ей встать. Кажется, истерика слегка поубавилась.       Адара достала палочку и закончила уборку гостиной, выполнив ещё несколько бытовых заклинаний. Теперь почти всё было в порядке: диван и кресла были целыми, учебники лежали в уголочке стопочками, кубки стояли на полках, перья — в стаканчиках, картины висели по местам, хоть и явно потрёпанные, а их обитатели постепенно и молча — что самое важное, — возвращались на свои места.       — Подойди сюда, будь добр. Я залечу тебе раны — не хватало ещё, чтобы Макгонагалл увидела тебя избитого.       Сириус всё так же молча и всё так же безразлично подошёл к ней, пустым взглядом смотря вниз. Это напомнило Адаре о заколдованной Стоун, и она покрепче сжала зубы, магией залечивая ссадины на костяшках и синяки с царапинами на лице поникшего Бродяги, который отошёл от неё и сел на диван, закрывая лицо руками.       И тут Адара поняла, что ей до невозможного жалко этого паренька. Хотя он в этой жалости и не нуждался. Но прежде, чем подумать, Адара ляпнула:       — Если хочешь, я могу попробовать стать твоей семьёй, Сириус.       Он вздрогнул и поднял голову, всматриваясь в её глаза. И Адара с удивлением обнаружила, что Сириус плачет. Через мгновение она подскочила к нему, осторожно уселась рядом и прижала его голову к своей, постоянно повторяя:       — Ты не один. Ты слышишь меня? Ты не один. Я с тобой, — и обняла Сириуса, а он устало уткнул свою голову ей в плечо. Адара устало пробормотала, решившись рассказать Блэку правду: — Это я во всём виновата. Прости меня.       Сириус поднял глаза и посмотрел на неё как на умалишённую:       — О чём ты? Это у тебя была заражённая драконья кровь?       Захотелось расхохотаться. Да какая, к чёрту, драконья кровь? Всё гораздо проще, гораздо, Сириус.       — Его убили. Это не была драконья оспа.       Сириус смотрел на неё обеспокоенно. Неожиданно со стороны портрета раздался испуганный писк Питера:       — Адара, кажется, тебе тоже надо в Больничное Крыло, — очевидно, все остальные Мародёры были с Хвостом согласны.       Адара прикрыла глаза, стараясь успокоиться и скрыть своё раздражение. Оно накатывало волнами, а в голове слышалось, ощущалось чужое удовлетворение. Или у неё просто складывалось такое впечатление, едва она представляла нынешние эмоции Реддла.       — Нет, Питер, никакое Больничное Крыло здесь не поможет. Альфард Блэк умер не от драконьей оспы. Точнее, от модифицированной болезни. Созданной магией человека, а не заражённого дракона. Хотя какой он теперь человек?       Адара даже с закрытыми глазами чувствовала, как всё вокруг замерло. Удивительно, но высказанная тайна далась ей не так уж и сложно.       — Что ты имеешь в виду, Дара? Кто это сделал? — голос Джима звучал обеспокоенно, взволнованно. Интересно, они всё ещё думают, что она просто сошла с ума?       — Реддл. Это его рук дело. Каким местом вы читаете «Пророк»? Вы слышали, что умер Абраксас Малфой?       Адара резко открыла глаза: вокруг летали разноцветные точки и царила неприятная тьма. Видимо, это её непонятное состояние имело во сто крат больше минусов, чем могло показаться изначально.       Сириус, который едва-едва был заметен среди всех этих тёмно-мерцающих бликов, рассерженно буркнул:       — Зачем мне читать некролог старого чистокровного сноба, который отбросил свои жабьи лапки?       Как ни странно, ответил за неё подоспевший Ремус, до которого, кажется, начало доходить:       — Потому что он умер от драконьей оспы. Хочешь сказать, что он был первой жертвой?       — Предположим, — Джеймс, сосредоточенно хмурясь, принялся ходить по гостиной: — Но чем Малфой-старший не угодил Волдеморту? Если мне не изменяет память, то он поддерживал его идеи.       Тут уже настал черёд Сириуса выстраивать догадки:       — Дядюшка Сигнус как-то говорил, что этот пройдоха Малфой запретил своему сыночку вступать в ряды Пожирателей. Мол, поддерживать всегда рады, а тавро на плечо — как-нибудь в другой раз, — Сириус как-то горько усмехнулся и поделился: — Дядюшка ещё хохотал с хитрости и скользкости этих Малфоев: жалко пачкать ручки, а к власти очень хочется. Естественно, сам ведь с радостью принял Беллатрису в качестве Пожирательницы.       Адара согласно кивнула, подтверждая ход мыслей Бродяги. Питер озвучил идею, которая мучила всех:       — Получается, драконья оспа станет новым…       — Мне кажется, мистеры и мисс, подобная тема точно не является той, которую стоит обсуждать рядовым студентам в гостиной своего факультета. Поэтому, будьте добры, следуйте за мной.       Появление Макгонагалл было совершенно неожиданным. Если говорить точнее, то Адара вообще уже и забыла, что профессор должна появиться, и сейчас мысленно корила себя за то, что просто не стёрла Стоун память. А теперь им всем предстояло выслушать очередные нотации. Адара обеспокоенно оглянулась на Мародёров: Питер шёл, нервно косясь в сторону декана Гриффиндора, Ремус держался почти так же, но старался это максимально скрыть, Джеймса, кажется, подобная обстановка не волновала нисколько, впрочем, как и Сириуса. Сохатый и Бродяга только переглядывались между собой, ведя какой-то понятный только им двоим разговор.       Адара сцепила брови на переносице и осторожно прикоснулась к плечу идущего рядом Джима: после проявления чувств как-то трогать Сириуса ей не очень-то и хотелось, хотя шла она как раз между ними. Поттер внимательно посмотрел ей в глаза, и Адара покачала головой: «Я не смогу ничего никому рассказать. Я поняла это, потому что это я».       Кажется, Джим понял её мгновенно — годы старой дружбы даром не прошли. Поэтому он только кивнул ей и успокаивающе положил руку на плечо. Адара поглубже вдохнула и вошла в кабинет Макгонагалл сразу же вслед за профессором.       Впятером они замерли на пороге, пока профессор махала палочкой, невербально призывая шесть чашек и заваривая чай. Адара нахмурилась.       Макгонагалл действительно хочет попить с ними чай? С ней точно всё в порядке? Уловив её непонимающий взгляд, профессор невозмутимо заметила:       — Почему вы стоите? Присаживайтесь. Мисс Маунтвиль, не стоит смотреть на меня как на Ковчег Завета. Или вы никогда не пили чай?       Адаре до дрожи в руках хотелось ответить, что нет, с адекватными профессорами чай она не пила. Дженкинс не в счёт, она ведь упомянула о нормальности? При всём её уважении, прошлогоднего профессора ЗоТИ таким назвать можно было с большой натяжкой. Да простит её Астра.       — Благодарю, профессор, — угрюмо кивнула Адара, сдерживая внутренний порыв и осторожно придвигая стул. Мародёры тем временем все как один вытянули свои волшебные палочки и превратили стоящие рядом стулья в мягкие кресла. Выпендрёжники. Даже Питер.       Макгонагалл в ответ на такое проявление талантов по её предмету лишь хмыкнула, но в интонации Адара всё же смогла уловить толику гордости. Что ж, эта четвёрка всегда была любимцами публики. Кто бы сомневался, что даже декан будет очарована их проделками. Иначе бы их ловили куда чаще, чем было на самом деле.       Через пару минут горячий чай на основе каких-то розоватых корешков осторожно, словно боясь, переливался в шести аккуратных чашках. Адара пока решила не притрагиваться к напитку — сейчас она даже Веритасеруму не удивится.       Макгонагалл устало сцепила руки в замок и обвела пристальным кошачьим взглядом их пятёрку:       — Если честно, после заявления мисс Стоун, я даже не сомневалась, что увижу минимум четверых из вас гостиной. Но я была уверена, что мистера Блэка там не будет, — Адара мысленно закатила глаза: чудесно, её добавили к Мародёрам заочно. Макгонагалл тем временем неожиданно посмотрела гриффиндорке в глаза и спросила: — Скажите, мисс Маунтвиль, мисс Джойс в курсе всего того, о чём вы поведали вашим друзьям в гостиной?       Адара сглотнула: Макгонагалл попала точно в цель:       — Да, профессор. Я рассказала ей это рано утром в понедельник.       Макгонагалл слегка поджала губы и кивнула своим мыслям, а Адара чувствовала на своём плече тяжёлый взгляд Лунатика. Если ей ещё придётся оправдываться перед кем-то, то… Нет, ну как рассказать, что её уже третью ночь мучают кошмары, а Астра просто застала один из них? Надо будет объяснять всем, почему ей что-то такое снится, хотя она сама до конца причин не понимает.       — Что ж, тогда подобное волнение со стороны мисс Джойс теперь выглядит куда более оправданным. Почему же вы, мисс Маунтвиль, решили рассказать о своих подозрениях, — профессор сделала ударение на последнем слове, — кому-то ещё? Вы же видели, что произошло с мисс Джойс после подобной новости.       Теперь настал черёд Адары поджимать губы. А что ей ещё оставалось делать? К тому же, мальчики не Астра — вряд ли начнут плакать над котлом. А молчать… Адара гордо вздёрнула подбородок:       — Мне показалось, профессор, что Альфард Блэк не заслужил того, чтобы правдивая история его смерти была спрятана за семью печатями хотя бы от близких ему людей.       Взгляды декана и Адары на секунду пересеклись, и гриффиндорка заметила в них нотку одобрения и непонятной гордости, прикрытой уже привычной строгостью. На душе стало как-то спокойнее. Тем временем Макгонагалл продолжила спрашивать и рассуждать:       — Что ж, тогда всплывает очевидный вопрос: кто вам сказал о том, что Альфард Блэк был убит, а не умер от такой страшной болезни, как драконья оспа?       Адара на секунду запнулась, но потом всё же ответила:       — Альфард, — Краем глаза Адара заметила, как Мародёры между собой переглянулись, а Макгонагалл свела брови к переносице. Поэтому она поспешила объяснить: — Вы не то подумали — я не общаюсь с покойниками. Мы обсуждали этот момент, когда Альфард был жив, во время отдыха на пасхальных каникулах.       Джеймс присвистнул. Питер как-то поёжился, будто первая мысль об общении с покойниками до сих пор заставляла его нутро сжиматься. Ремус с каким-то ожидаемым спокойствием кивнул, словно ни капли не был удивлён такому повороту событий. Сириус неожиданно резко привстал с кресла и воскликнул:       — Хэй, а почему вы со мной об этом не говорили?       Адара закатила глаза и спокойно ответила:       — Да потому что в шесть утра ты мирно спишь, а не болтаешь на философские темы.       Сириус покачал головой в ответ и пробормотал тихое «Справедливо». Джеймс сдавленно ухмыльнулся: любой адекватный человек во время отдыха не общается на философские темы в шесть утра. Но только не Адара и Альфард.       Макгонагалл молчала, явно раздумывая над сложившейся ситуацией. Ремус, до этого угрюмо молчавший, вкрадчиво спросил:       — Профессор, обвинения Адары верны или нет? Драконья оспа действительно была разработана Волдемортом и Пожирателями?       Секунду в комнате царило напряжение, лопнувшее только после ответа Макгонагалл:       — Да, это правда, мистер Люпин. И это та правда, о которой впредь я прошу вас всех молчать.       Адара возмущённо посмотрела в сторону декана, переводя взгляд от пейзажа за окном. Как это понимать? Адара заставила себя успокоиться. Ладно, всё ясно. Как обычно. Интересно, это Министерство так заботится о сохранности информации или Дамблдор? Хотя, вряд ли те бюрократы догадались. Наверняка…       — Это ваш Орден так заботится о репутации, профессор? — Адара выплюнула это с лёгкой ухмылкой. Как же ей хотелось испепелить весь этот Орден к чёртовой матери.       — Почему мы должны молчать? — Сириус, кажется, был вне себя от ярости и ничего скрывать не собирался. В принципе, Адара была более чем уверена, что и его тоже утихомирят. Как никак, Мародёры ведь верят в Дамблдора. Во всех Дамблдоров.       — Неужели вам безразлична судьба многих других? — Джеймс даже подскочил от возмущения и негодующе сжал руки в кулаки. Наивный. Чёрт, почему такая война пришлась именно на их поколение?       Ладно ещё она — ей по рождению было предрешено вляпаться в какую-то мутную историю, но за что это всем остальным? Хотя… А кто заслужил войну до этого? Каждому поколению досталась своя война, своя борьба… Но что-то Адаре подсказывало, что этот «конфликт», по мнению Министерства, будет одним из самых ужасных. Наверное, другие это называли «интуицией», Астра же предпочитала выражение «задницей чувствую». Откуда она такого набралась, оставалось только гадать.       Адара мысленно вернулась обратно в кабинет Трансфигурации. В это чудное время Макгонагалл тщательно спорила со всё более расходящимися Джеймсом и Сириусом. Разгневанно дыша и собирая остатки своего самообладания, профессор посмотрела на неё:       — Мисс Маунтвиль, вы придерживаетесь того же мнения, что мистер Блэк и мистер Поттер?       Адара вздохнула и, сцепив руки в замок и положив на них голову, сдержанно заметила:       — Я согласна с позицией Сириуса и Джеймса, профессор, но я прекрасно понимаю и ваши мотивы.       Макгонагалл секунду неотрывно смотрела на неё, словно заинтересованная непонятно чем, а затем, окончательно успокоившись, проговорила:       — Мистер Люпин и мистер Петтигрю, вы можете быть свободны. Мистер Блэк, мистер Поттер и мисс Маунтвиль, следуйте за мной.       Ремус и Питер растерянно посмотрели на друзей, и Хвост неожиданно сделал шаг вперёд и робко спросил:       — Профессор, не хочу показаться грубым, но… Куда вы их забираете?       Сириус неожиданно жёстко оборвал, даже не глядя на Питера:       — Хвост, сматывайся отсюда. Вам же сказали: можете быть свободны.       Адара подавилась воздухом и возмущённо сказала:       — Сириус, что ты себе позволяешь?..       — Ему сказали уходить. Ему и Рему. Пусть уходят, — согласно кивнул Джеймс. — Если они не поддержали нашего мнения.       Адара закатила глаза, а Питер неожиданно возразил:       — А вы не хотите у нас для начала спросить? Кто вам сказал, что мы не на вашей стороне?       Адара уважительно поджала губы. Надо же, Хвост в первый раз в жизни возразил Джеймсу и Сириусу. Это, определённо, достойно уважения. Особенно, если учитывать тот факт, что обычно Питер старается всячески держать своё мнение при себе, во всём в этой жизни соглашаясь с Блэком и Поттером. Только странно: почему молчит Ремус?       Лунатик же неожиданно схватил Пита за плечо и тихо сказал:       — Они сейчас не в себе, Пит. Альфард был им близким человеком. Видимо, они не понимают, что мы согласны с их мнением.       Макгонагалл, которая уже стояла на пороге своего кабинета и торопливо отстукивала какой-то ритм ногой, неожиданно вмешалась:       — Мистер Люпин и мистер Петтигрю, я сказала вам возвращаться в гостиную. Ещё минута промедления — и я сниму с факультета баллы.       Адара поджала губы, сдерживая внутреннее негодования. Неожиданно Сириус подскочил и, жёстко схватив Хвоста за воротник, потащил его к выходу, несмотря на то, что Питер был даже на пару сантиметров выше Бродяги. Тот отчаянно сопротивлялся, но такой же хваткой похвастаться не мог, а через секунду ещё и Джеймс схватил за рукав ни капли не сопротивляющегося Лунатика, и они почти что вытолкнули друзей за дверь. Адара не сдержалась и коряво ухмыльнулась, пробормотав себе под нос:       — Вот вам и цена дружбы. Ни черта она не стоит, как только дело касается разногласий.       — Не чертыхайтесь в присутствии преподавателя, мисс Маунтвиль. Пять баллов с Гриффиндора, — точно. И как она могла забыть? Чёртов кошачий слух.       Буквально через секунду по коридору разнеслись шаги двух человек: Ремус и Питер всё же отправились к Башне. И оставшиеся трое учеников поспешили за Макгонагалл, которая, дождавшись в кои-то веки нужного момента, повела их в сторону Западного Крыла.       Естественно, как и следовало ожидать, привели их к главному умнику не только школы, но и всей Британии. У Адары было чуткое подозрение, что и на весь магический мир могло найтись лишь человек так пять, которые по умению пользоваться своими мозгами и способностями могли сравняться с Альбусом Дамблдором. В их числе наверняка был Николас Фламель, Геллерт Гриндевальд и, пожалуй, Юлали Хикс, о которой Маунтвиль была наслышана достаточно.       Уверенные шаги Макгонагалл звонким эхом отдавались по каменным плитам, а Адара едва поспевала за её широким шагом. Неожиданно Джеймс осторожно схватил её за рукав, но гриффиндорка, гневно и размашисто обернувшись, прошипела:       — С друзьями себя так не ведут, Джимми, — и побежала догонять декана.       Адара поджала губы: ни Поттеру, ни Блэку добавить было нечего. Как обычно.       Старый-добрый горгулья встретил их покашливанием и недовольным хрипом. Пароль «Шоколадные котелки» вполне входили в эксцентричную норму не менее эксцентричного директора, а потому Адара поглубже вдохнула: своё раздражение надо спрятать подальше. Рука сама собой вцепилась в тоненький серебряный браслетик, который выполнял функции чуть ли не всего магического арсенала: надёжного убежища для важных безделушек, магического амулета и защитного оберега от проникновения в разум. Слава всем херувимам, у Альфарда реально был талант к подобным штукам. Жаль только, что открыть что-то великое, как мечтал, он не успел. Как же жаль.       Дамблдор был у себя. Сидел в своём любимом, как догадывалась Адара по воспоминаниям Астры, тёмно-синем бархатном кресле и внимательно смотрел на запертого в клетке Фоукса. Зачем держать феникса в клетке постоянно?       Глаза, выражение которых частично было скрыто очками-половинками, заинтересованно впились в вошедших, и Директор мгновенно вопросительно вздёрнул бровь. Макгонагалл не стала выбирать выражения, а потому быстро и предельно сдержанно отчеканила, недовольно щёлкнув каблуками:       — Мисс Маунтвиль, мистер Поттер и мистер Блэк, Директор, не совсем понимают целесообразность скрытия важной информации. Возможно, вы им объясните, если мои уговоры на них не действуют?       Адара хмыкнула: она всё прекрасно понимала и без уговоров старого хитреца. А находиться с ним дольше положенного в небольшом кабинете не хотелось от слова «совсем». Поэтому она поспешила объясниться, ни на что особо не надеясь:       — Профессор, я же сказала, я прекрасно понимаю ваши мотивы, несмотря на то, что подобную точку зрения я не поддерживаю. Не думаю, что уговоры профессора Дамблора подействуют на моё сугубо личное мнение, которым я не собираюсь руководиться.       Джеймс и Сириус удивлённо посмотрели на неё, не понимая причину подобной дипломатичности. Хотя она никогда не страдала привычной гриффиндорской раздражительностью и вспыльчивостью. А то, что смерть Альфарда подкосила и её, казалось, никого не волновало. Как обычно, впрочем.       Макгонагалл сверкнула глазами и строго заметила, поджав губы:       — Мне кажется, что за вашим спокойствием, мисс Маунтвиль, кроется слишком сильная непреклонность. Возможно, после слов профессора Дамблдора вы поменяете своё мнение.       Адара пожала плечами и ответила более чем лаконично на подобное замечание:       — Кажется.       Дамблдор привстал и приветливо взмахнул рукой:       — Что ж, мисс Маунтвиль, мистер Поттер, мистер Блэк, присаживайтесь, будьте так добры. Лимонные дольки?       Адара сдержанно села в кресло, которое стояло в самом теневом углу, в отличии от Джеймса и Сириуса, подскочившими прямо к Дамблдору. Те с привычным обоим аппетитом схватились за миску со сладостями, но она, заметив на себе вопросительный взор Директора, спокойно возразила:       — Предпочитаю шоколадные лягушки.       Дамблдор весело улыбнулся и тут же подхватил беседу:       — О да, лягушки во многом являются чуть ли не наилучшими сладостями для любого ребёнка и даже взрослого. Собираете ли вы коллекцию карточек? Минерва, вы можете идти. Думаю, что у нас получится побеседовать.       Адара мысленно закатила глаза: Дамблдор не может без уловок. Впрочем, стоило признать, на неё подобное действовало не слишком сильно. Макгонагалл всё так же щёлкнула каблуками и поспешила на выход, хлопнув дверью. Пару секунд её шаги слышались на винтовочной лестнице: профессору явно хотелось поскорее избавиться от их общества. Тем временем гриффиндорка всё так же спокойно ответила:       — Предпочитаю отдавать их более младшему поколению.       Дамблдор согласно закивал, явно одобряя:       — О да, нынче детям не стоит терять связь с прошлыми поколениями. А как вы относитесь к маггловским сладостям, мисс Маунтвиль?       Адара сдержанно присмотрелась. Какие-то подозрительные интонации сквозили в том, как Дамблдор произносил её фамилию. Холодный пот прошиб спину. Неужели этот старый пройдоха обо всём догадался? Но как?       Что ж, если Дамблдор пытается вывести её из себя, то очень даже зря: она на такое не поддастся.       — Я отношусь к ним с необходимым оптимизмом, профессор. Пожалуй, тот же вопрос мне стоит задать и вам, не так ли?       Альбус Дамблдор весело махнул рукой, снова пристально взглянув на неё из-под очков-половинок:       — Право слово, мне кажется, что о моём отношении к сладкому, а особенно маггловскому, известно всем, мисс Маунтвиль! Ладно, полагаю, мистер Блэк и мистер Поттер уже достаточно насладились лимонными дольками. Согласитесь, они замечательные?       Джеймс, сосредоточенно жевавший как раз очередной кусочек, замер и расширил глаза, неловко кивнув и попутно чуть не поперхнувшись от неожиданности. Дамблдор мгновенно взмахнул палочкой, заставляя лимонную дольку отправиться туда, куда и планировалось изначально: в желудок Поттера. Джеймс благодарно кивнул и прочистил горло:       — Профессор, мы понимаем, что лезем не в своё дело, но для нас это очень важно… То есть, я не имею в виду, что мы против вашего решения, но…       Адара ухмыльнулась. Надо же, пыл Джимми уменьшился со скоростью света после того, как он начал беседу на эту тему. Сириус, кажется, друга не поддерживал в подобном ключе, потому что неожиданно яростно вскинул голову и отчеканил:       — А я против. Извините, профессор, при всём моём уважении. Альфард работал с вами, уважал вас, а вы так отнеслись к его смерти?       Стоило признать, подобный выпад достоин уважения. Жаль только, что он заранее напрасен. Дамблдор, судя по его прежнему спокойствию, которое теперь лишь усилилось, был с ней согласен. Видимо, подобное сопротивление Сириуса Блэка он проблемой не считал. Впрочем, это наверняка и не было проблемой. Хотя, возможно, если бы Адара заранее постаралась и уличила момент побеседовать с Сириусом с глазу на глаз… Ключевое слово «возможно». Вряд ли Сириус согласился бы работать с ней и его же собственной семьёй. А пока другой поддержки у Адары не было. Астра, видимо, тоже будет придерживаться Дамблдора.       — Сириус, прошу, успокойся. Ты сейчас на эмоциях и многого не понимаешь. К тому же, тебе неизвестна вся картина. И откуда ты узнал о настоящем содержании смерти Альфарда?       Сириус и Джеймс синхронно и единодушно бросили взгляд на Адару. Дамблдор повернул голову в её сторону, всё так же подпирая её костяшками. Надо же, а это движение, оказывается, она позаимствовала у любимого Директора. Удивительно, пожалуй, это единственное, в чём они похожи.       Адара пожала плечами:       — Мне рассказал это сам Альфард ещё при жизни. Мы рассуждали с ним о происхождении драконьей оспы Абраксаса Малфоя.       Дамблдор кивнул своим мыслям, продолжая сверлить её взглядом. Адара сконцентрировалась: не пускать.       «Моя голова — моё дело, а не ваше, Директор»       Дамблдор снова кивнул, подтверждая ход её мыслей, и снова улыбнулся. Но досада, которая сквозила в его взгляде, ощущалась даже без легилименции. Вот чёрт, хоть бы он не полез глубоко в голову Джеймсу. Иначе профессор прочитает то, что ему не надо.       — Понимаете, — Дамблдор продолжал сидеть и теперь, кажется, обращался исключительно к Джеймсу и Сириусу, словно игнорируя присутствие Адары в кабинете, — Вся проблема в том, что мы не знаем происхождение этой болезни. Усовершенствовал её Волдеморт или же создал заново — остаётся загадкой как лично для меня, так и для всех целителей Святого Мунго. Поэтому мы хотим пока не распространять панику среди людей, так как ни способов заражения, ни методов лечения мы не знаем. Можешь ли ты представить, Джеймс, — Дамблдор пристально посмотрел в глаза Поттеру, — что будет, когда обычные волшебники узнают об опасности, которую невозможно решить? А ты, Сириус? Я за то, чтобы люди узнали правду, но в чём её суть? Обычные волшебники не могут обезопасить себя от болезни. И что тогда нам даст эта правда?       Адара напряглась и мысленно снова закатила глаза. Альбус Дамблдор, определённо, был оплотом красноречия. И как только Шляпа отправила его на Гриффиндор? Загадка. Адара присмотрелась: Шляпа лежала как раз на полке рядом с ней. Удивительное совпадение. В принципе, наверняка это не просто так, так ведь? Тогда можно предположить, что разрешение на разговор со Шляпой спрашивать тоже не надо?       Адара воровато оглянулась: Дамблдор продолжал вести милую беседу с Поттером и Блэком, а потому можно предположить, что он нескоро обратит своё внимание на неё. А возможность пообщаться со Шляпой ещё раз — слишком удивительный шанс, чтобы им пренебрегать. У Адары ещё с прошлого раза остались к ней вопросы.       — Надо пробовать, — одними губами прошелестела гриффиндорка и едва уловимым движением схватила Шляпу, тут же натянув её на голову.       Надо же, на первом курсе Шляпа была ей чуть ли не по шею, а края свисали где-то между подбородком и плечами. Зато теперь артефакт почти не был ей велик: края совсем чуть-чуть закрывали глаза. Видимо, на голову Годрик Гриффиндор никогда не жаловался.       — Здравствуй-здравствуй, — Шляпа зашептала ей на ухо в то же мгновение; почему-то от её едва слышного голоса по спине прошёл едва заметный холодок. — А ты, как я погляжу, изменилась за эти шесть лет. И не во всех направлениях в лучшую сторону. Тебя всё ещё интересует, почему ты попала на Гриффиндор или появились какие-то новые вопросы? Ну же, отколупывай свой ящичек, я ничего понять не могу: слишком темно.       Адара буквально на секунду прикрыла глаза и расслабилась, чтобы Шляпа могла увидеть все её вопросы и сомнения. И, действительно, результат не заставил себя ждать:       — А, вижу. Да, тебя беспокоит многое. Но ладно, так уж и быть, на часть твоих вопросов я отвечу: уж очень сильно мне нравится твой характер. Ты похожа на Альбуса больше, чем думаешь сама и чем предполагает он. Удивительно, как сплёлся в тебе характер сразу трёх Основателей: хитрость и честолюбие Салазара, храбрость и отчаянность Гриффиндора и свежесть взглядов и мудрость Ровены. Поразительно! Если бы в тебе было ещё что-то от Хельги, то я назвал бы тебя самым удачным результатом эксперимента в истории.       — Замолчи, — Адара прошипела это мысленно, но за сравнение её с подопытном кроликом Шляпу захотелось удушить. Глупая была затея одевать её на голову.       — Из песни слов не выкинешь, малышка, — Шляпу, кажись, праведный гнев студентки не волновал ни капли, — Факт остаётся фактом. Так вот, по поводу факультета: я не поменяла своего решения. Да, по характеру на Слизерине ты бы раскрыла всю свою мощь, но я не вижу в этом смысла: позже ты точно так же сможешь раскрыть свои способности, проучившись и на Гриффиндоре. А жизнь важных для истории людей ты всё ещё можешь поменять. Хотя я бы не сказала, что ты достаточно стараешься избавить мир от убийцы, — Шляпа сделала небольшую паузу, словно давая время на раздумья, а затем всё тем же тоном продолжила: — По поводу Альбуса: да, Гриффиндор был для него тоже не лучшим вариантом. Но мальчик так хотел стать великим светлым волшебником, так хотел доказать всем, что он действительно хороший и так стремился свершить какой-нибудь подвиг, что я решила: Слизерин для него слишком темноват. Кто ж знал, что его загадочность пересилит его человеческую составляющую, — на этой фразе Адара мысленно хмыкнула, выражая своё несогласие. — И не надо мне там хмыкать! Я вижу то, чего не видишь ты. Альбус любил свою семью.       Не надо убеждать меня в том, чего нет. Моя семья была для него лишь экспериментом, как ты и сказала…       Шляпа, кажется, устало вздохнула:       — Ты слишком упряма. Но, тем не менее, иногда Пигмалион привязывается к своей Галатее. Ладно, вернёмся к делам насущным. Ты не понимаешь, какой источник твоей связи с Томом? И точно ли это связь именно с Томом, правда ведь? В принципе, я могла бы тебе объяснить это на пальцах, но ты и сама уже близка к разгадке. В любом случае, со всем этим сумасшествием, которое творится между вами, а иначе мне это сложно назвать, тебе лучше справляться в одиночку: чем меньше Том знает о вашей связи, тем это лучше для тебя. Так всё, пора заканчивать сеанс магического психоанализа.       Но…       — Что «но», что «но»? Надо жить и раскидывать своими мозгами, девочка. Думаешь, это последний раз, когда убивают твоих близких? Как бы не так. Успеешь ещё привыкнуть, поэтому соображай лучше и быстрее. Где твоя смекалистость? Всё, бывай, — и Шляпа, громко квакнув ей в голову, замолчала. На беседу она явно больше не была нацелена.       Адара тихо положила Шляпу на место, прекрасно понимая, что наверняка Дамблдор заметил всё ещё с самого начала, а потому и скрываться смысла не имеет никакого. Действительно, как оказалось, разговор с Джеймсом и Сириусом уже подходил к концу; последний извинялся за свою чрезмерную вспыльчивость, а Поттер напряжённо смотрел в её сторону.       Вот же чёрт. Самое интересное пропустила. Люблю слушать мастер-классы на тему «Запутай и обмани ближнего своего».       — Мистер Поттер, мистер Блэк, можете идти — мне нужно ещё немного побеседовать с мисс Маунтвиль наедине.       Сириус присоединился к Джеймсу, бросив на неё взволнованный взгляд. Адара демонстративно закатила глаза и успокаивающе выставила ладонь, мол, всё в порядке. Те, ещё раз бросив в сторону подруги сосредоточенный взгляд, попрощались с директором и стали медленно спускаться по лестнице. Через минуту, показавшуюся Адаре целым часом, их шаги затихли.       Нет, всё не было в порядке. Определённо. С какой стороны не посмотри, отовсюду в брешах сочились проблемы. И вот сейчас один из этих неразрешённых вопросов сидел прямо перед ней.       Адара не ненавидела Дамблдора, как могла посчитать Астра. Нет, ничуть. Она, определённо, уважала этого, безусловно, великого волшебника и, скорее, не за его заслуги, подвиги и прочее — неужели ей надо уважать одного своего деда за победную дуэль с другим? Если сравнивать Дамблдора с Томом, то последний однозначно проигрывал во всём: и в знании основ магии, и в умении убеждать, и в хитрости, и в неоднозначности, пожалуй, тоже. Да, Адара обижалась на Дамблдора за то, что он откровенно пренебрегал своей дочерью, за то, что не посчитал нужным максимально защитить свою семью… И, наверное, выражение «обида» не подлежало её эмоциям. Скорее, это была злопамятность: Адара просто знала, что Директор может на раз-два пренебречь всем, что ему дорого (или не очень), ради общего блага. Конечно, чужие душевные терзания, а в особенности родственные, девушку заботили, но Альбус Дамблдор, определённо, в подобный список не мог войти даже на мысленном уровне.       Адара, полностью уйдя в свои мысли, совершенно забыла, что уже минут как пять сидит в кабинете у Директора Хогвартса, а оный всё это время неотрывно за ней наблюдает. Подняв глаза, гриффиндорка столкнулась с внимательным взглядом прозрачно-голубых глаз.       Дамблдор приглашающе махнул рукой, указывая на кресло перед собой:       — Мисс Маунтвиль, присаживайтесь поближе, а то у меня создаётся впечатление, что вы меня боитесь.       Адара уважительно кивнула головой и медленно пересела в указанное кресло:       — Нет, профессор, чего же мне вас бояться? Вы вроде бы не кидаетесь проклятиями в разные стороны.       Дамблдор понимающе усмехнулся и вежливо спросил:       — Как Беллатриса Лестрейндж, не так ли?       Адара усмехнулась в ответ. Не стоило сомневаться, что при личной встрече разговор не зайдёт о уже ставших регулярными встречах Адары с высокоуважаемой Беллатрисой. Как никак, наверняка Лестрейндж готова заплатить какому-нибудь слизеринцу, чтобы он пропустил её в Хогвартс, и у Пожирательницы выпала возможность придушить наглую выскочку. Адара уже ничему бы не удивилась.       — Мне кажется, профессор, что леди Лестрейндж в связи с тяжёлой болезнью своего супруга просто стала более вспыльчивой, не более, — и Адара в подтверждении прискорбно поджала губы и свела брови «домиком». — Безусловно, печальная история.       Дамблдор снова как-то загадочно улыбнулся и легко прищурился, с любопытством спрашивая:       — Конечно же, вы к этому никак не причастны?       Что и следовало ожидать. Наивно было бы надеяться, что Дамблдор не в курсе ситуации на Рождество. Адара слабоумной себя не считала, а потому и импровизировать тоже не приходилось, учитывая, что сказанное было в большинстве своём искренне:       — Не буду скрывать, профессор, увы, но я была причастна к подобной беде в семействе Лестрейнджей. Я до сих пор чувствую прискорбие и вину, но поправить ничего нельзя, — Адара сложила руки в замок и печально уставилась в столешницу.       Дамблдор понимающе закивал, словно разделял сочувствие Адары. Тем не менее, в самых краешках губ можно было заметить лёгкую долю пробивающегося сарказма. Или же Адаре просто так казалось.       — Уверен, что та непонятная болезнь, случившаяся с Родольфусом Лестрейнджем, была противным недоразумением, мисс Маунтвиль, и разделяю ваши печаль и беспокойство. И всё же. Мне бы очень хотелось знать, не знакомы ли вы случайно с проклятием, которое привело к болезни Родольфуса?       Адара ответила незамедлительно, сокрушенно покачав головой и в подтверждение ещё и пожав плечами:       — Увы.       Дамблдор встал со своего кресла и подошёл к окну. Теперь Адара могла видеть только его спину, что заметно ухудшало её положение — иногда зрительный контакт куда более важен.       — Астра последнее время настораживает меня своим поведением, — Дамблдор тоже сложил руки в «замок» точно так же, как и она сама несколькими минутами ранее. Надо же. Удивительное совпадение. — И мне кажется, что причину этого вы обе прекрасно знаете. Астра ничего не хочет рассказывать. Может быть, Адара, этим поделишься ты?       Адара вопросительно подняла брови:       — Простите, профессор, но вроде бы мы с вами не до такой степени знакомы, чтобы переходить на ты.       Дамблдор небрежно взмахнул рукой:       — Мы родственники, как бы там ни было. Даже если этот факт не совсем тебя устраивает, Адара, но в нас течёт одна кровь.       Даже больше, чем вы думаете.       Адара встала и подошла к тому, кто привлёк её внимание с самого начала. Фоукс сидел и сосредоточенно наблюдал за двумя своими хозяевами. Надо же, сейчас феникс был не самым симпатичным: небольшой черноватый птенец с красным отливом, который нервно поглядывал на подошедшую Адару. Она осторожно взяла птицу в руку — как ни странно, Фоукс помещался в ладони, — и тот тут же клюнул её в указательный палец. Когда-то Доротея Дамблдор рассказывала, что фениксы так признают своего хозяина, помечая его родственной кровью. Видимо, теперь Фоукс не принадлежал единолично Альбусу Дамблдору.       Быстро вытерев кровь, Адара положила Фоукса на место и принялась внимательно за ним наблюдать в тот самый момент, когда Дамблдор повернулся к ней лицом, ожидая ответа.       — Фоукс недавно сгорел, а поэтому сейчас он ещё слаб и вид тоже не лучший.       Адара покачала головой:       — Это не имеет значения. Он прекрасен даже сейчас.       Дамблдор улыбнулся и осторожно коснулся её плеча:       — Каждый человек прекрасен даже тогда, когда он сломлен, — рука на её плече держалась весьма ласково и спокойно, но внутри Адары всё взбунтовалась в одно несчастное мгновение. Держаться. Не показывать. — Я соболезную твоему горю. Альфард Блэк был великолепным человеком и талантливейшим волшебником. И он ценил тебя в равной степени с Астрой, что случается крайне редко, учитывая её уникальность.       — Так вот, как вы называете смесь крови, текущую в жилах вашей внучки, профессор Дамблдор? — Адара смотрела спокойно и с долей насмешки. — Забавно. Зачем она вам, профессор? Для осуществления своих планов? Хотите её руками победить Реддла, а она пусть умирает ради… «общего блага»?       Дамблдор замер. Его взгляд ничего не выражал. Совершенно. Надо же, и хватает сил ещё сдерживать своё самообладание.       Неплохо, директор, учитывая тот факт, что я наверняка знаю, что попала в самый центр мишени.       — Ты не так всё понимаешь, — из голоса Директора Хогвартса исчезли ласковые нотки. Теперь он звучал предельно холодно, а рука, до этого мирно лежащая на плече, теперь болезненно его сдавливала, выдавая волнение владельца. — Астра должна победить Тома. У неё просто нет выбора. И девочка дорога мне так же, как и…       — Её мать? — перебила Адара. — Я весьма смутно помню тётушку Доротею, профессор, но матушка никогда особо не жаловала ваше отношение к ней.       В принципе, значения это не имело. Адара прекрасно знала, что ни её мать, ни мать Астры отношение Альбуса Дамблдора к семье не понимали и не очень-то и хотели понимать. Но это, действительно, уже было в прошлом. Вот только внучка Дамблдору нужна исключительно для победы. А что случиться потом его уже не волнует. А Астра продолжает доказывать ей, что Дамблдор ценит родную кровь. Вот что здесь ещё можно добавить?       Великолепное помутнение мозгов. Высший пилотаж, как говорят магглы.       Дамблдор предупредительно поднял руку:       — Не стоит заикаться о Доротее, Адара, здесь совершенно не тот случай…       — Да? — Адара усмехнулась и переспросила: — Может быть тогда заикнёмся о Гвендолин и Эдварде Маунтвилях, которые просили вашей поддержки? Если уж Доротея Дамблдор стала персоной «нон грата».       Дамблдор снова отвернулся от неё, а Адара жутко усмехнулась. Ну конечно. С ней общаться сложнее — она же не Астра. На поводу не идёт, байки не слушает. Теперь Дамблдор отошёл к окну, с которого открылся вид и на Запретный лес, и на ворота, и на квиддичное поле. Явно думая о своём, профессор, казалось, забыл о присутствии Адары напрочь.       Адара догадывалась, что своими словами причиняла ему боль. Догадывалась, потому что такие слова причиняли боль и ей даже будучи на своём месте. Но сказать их было надо. Альбус Дамблдор слишком убеждён в том, что каждый из тех, кто сопротивляется восходящему на пьедестал Тому, займёт его сторону.       — Мне жаль, что так вышло с твоими родителями и родителями Астры, но это, во-первых, осталось в прошлом, а, во-вторых, я не имею ни малейшего желания обсуждать это с семнадцатилетним подростком, который ещё многого не смыслит.       Адара кивнула: ответ ожидаем. Любовь, забота и опека хлещет в каждом звуке. Мелочь, а приятно.       — Возможно, я много не смыслю, профессор, я с этим даже не спорю. Но я знаю, что, во-первых, этот мир куда проще в таких вещах, чем вы думаете, уж извините меня, а, во-вторых, ваш Орден Феникса не может защитить никого из своих членов. Он почти что бесполезен, — Дамблдор резко обернулся, но Адара уже спешила к выходу. Уже на пороге она обернулась и закончила: — Я ничего не скажу Астре о вашем «общем благе». Лучше ей не знать. Но если я увижу, что вы и дальше пользуетесь ею вслепую, можете быть уверены, правда вскроется незамедлительно. Всего хорошего, Директор.       И Адара осторожно прикрыла дверь, даже не взглянув на Дамблдора. Наскоро сбежав по ступеням, она уселась на колени прямо возле горгульи. Слёзы накатили сами по себе, но она лишь отмахнулась: теперь уже не время. Больше ей некогда плакать.       Тем временем у себя в кабинете Альбус Дамблдор нервно расхаживал взад-вперёд, рассуждая с самим собой и портретами. Девчонка Маунтвиль была куда более проницательна, чем даже его собственная внучка.       — Что думаешь, Финеас?       До этого мирно «спящий» Финеас Блэк тут же подскочил в своём кресле и сдержанно посмотрел на Альбуса, согласно поджимая губы и кивая:       — Понимаю, почему она важна для Тома. Признайся, Альбус, в большинстве своём девчонка была права.       Дамблдор горько усмехнулся:       — Нет, Финеас. Она сама не верила во всё то, что говорила. Адара сказала это всё только для того, чтобы я её услышал. Пожалуй, мне надо приближать её постепенно, как думаешь?       Финеас неожиданно ухмыльнулся и хмыкнул:       — Пешка может выйти в дамки, не так ли?       Альбус закивал, размышляя о своём. Надо же, он видел в Астре то, о чём мечтал всегда: храбрость, стремительность, самоотверженность и то самое гриффиндорское слабоумие, которого ему всегда не доставало. Астра Джойс была воплощением того призрачного идеала, который хотел видеть в своих учениках Годрик Гриффиндор. Чистая душевно, достаточно умна, обладающая необходимым величием, силой и могуществом, а также по-настоящему львиным характером… Такой воин мог противостоять Волдеморту. Вполне. По крайней мере, магических и духовных сил ей бы хватило точно.       Но проблема состояла в том, что Астра была лишь воином. Бойцом, которого в умелых руках можно двигать в нужном направлении, но не более того. Наверняка она могла в случае чего плюс-минус разобраться в ситуации, но было что-то, чего ей не хватало. И Альбус никак не мог понять чего именно. Ведь у неё есть всё то, чего нет у Тома, все недостающие ингредиенты: любовь, дружба, доверие, верное плечо и поддержка. Но было что-то такое, что Альбус явно упускал.       После разговора с Адарой прояснилось достаточно многое. По крайней мере, стало ясно, чего так не хватало Астре до нужного идеала. Адара Маунтвиль умела видеть ситуацию в её полном расположении, со всех сторон, анализируя все тонкости. Альбус даже подозревал, за счёт чего у неё это получалось. Он сам не совсем всегда полагался на логику, которая хоть и не подводила, но раскрыть всего не могла никак, зачастую используя как своё главное оружие эмоции. И сегодня, побеседовав с Адарой, Альбус признал, что у девчонки владение чужими чувствами получается совсем не хуже, чем у него самого. По крайней мере, так сильно надламывать что-то внутри него лично мог не каждый. А если уточнять, то таких людей были единицы. И даже его собственная дочь к такому числу не принадлежала.       Раньше Альбуса мучали сомнения по поводу личности его внучки. Несмотря на то, что Астра казалась наиболее очевидной кандидатурой, что-то его настораживало. Возможно, это было шестым чувством, которое подсказывало, что всё не может быть так просто. Только не в этом случае.       Но, как сказала сегодня Адара, жизнь сама по себе куда проще, чем им может казаться. А уж после госпитализации Астры в Больничное Крыло, обнаружилось то самое истощение, которого он раньше не замечал. Как оказалось, измотанность была на чисто магическом уровне, а потому физически проявиться ещё не успела. А от психологически вполне. Теперь хотя бы этот вопрос был решён. И пусть Фоукс всё ещё не подчинялся приказам Астры, это ничего не меняло. Возможно, она просто ещё не переживала минуты того самого отчаянья, которое подтолкнуло бы феникса на более решительные действия.       А с Адарой решать попросту нечего. Да, она интересна Волдеморту, так как смогла его разоблачить. Стоило признать, логика у девочки работала великолепно. И хоть он рассчитывал таким образом испытать Астру, но вышло то, что вышло. Ведь обе достаточно успешно поучаствовали во всём этом, так что, можно сказать, испытание пройдено успешно. Но всё же, всё же…       В какой-то степени радостной новостью было то, что и Адара, и Астра избавились от влияния Блэков. Да, смерть Альфарда принесла свои ощутимые минусы, но были, скажем по правде, и свои плюсы. Альбус как никто другой знал, насколько опасны Блэки в попытке уберечь своих близких. И в попытке отомстить или же показать своё могущество. Стоило сейчас обернуться и посмотреть на портрет Финеаса, чтобы понять, насколько опасными Блэки могут быть. А Вальбурга Блэк, являющая собой идеал настоящей леди своего статуса, могла довести до ужаса даже своего дальнего предка, давно умершего и мирно «спящего» на картине. Орион был в этом смысле куда более спокойным так же, как и тот же Сигнус или же Лукреция, например. А вот Беллатриса и Альфард, стоит признать, тоже никогда особым спокойствием не отличались. Характер первой теперь успешно применялся на стороне Пожирателей, а Альфард, Альбус даже не собирался этого скрывать, оставался неуправляемым даже перед самой смертью. Что уж говорить о молодости, когда энергия била из него мощным ключом.       В общем, жаль, что Альфарда не стало, — он мог ещё пригодиться во многих операциях Ордена благодаря своим талантам и умелому использованию магии. Но в его внезапной кончине были и свои плюсы. И не стоило скрывать, что они немного успокаивали Альбуса. Теперь он мог единолично влиять на Астру и настраивать её на нужные мысли. Конечно, Адара была небольшой помехой, но легко устранимой, учитывая её неидеальную репутацию и вздорный характер. Как говорят советские волшебники: «В тихом болоте черти водятся». В случае Адары Маунтвиль это были не черти, а сразу болотные фонарники.       Финеас неожиданно хмыкнул и вздёрнул бровь, выводя Директора Хогвартса из раздумий:       — Знаешь, Альбус, как по мне, эта Маунтвиль куда больше смахивает на тебя мозгами, чем дражайшая Аннабель. Может поменяешь наш нежный цветочек на более утончённую шпагу?       Вздорный старик. И советы у него хорошие, конечно, и мнение трезвое, и рассудок холодный, но любовь к иронии зашкаливает. Все они, Блэки, с лёгким налётом ненормальности:       — Нет, Финеас. Это должна сделать Аннабель и никто другой. Ты сам прекрасно знаешь: пророчество врать не будет.       Финеас снова закатил глаза и подпёр подбородок тонкой, бледной и по-старчески дряхлой кистью:       — Я бы не стал доверять своей внучке. Пророчества — это тонкая штука, сам знаешь. Может сбыться, а может и не сбыться. Да и текст ты наверняка не знаешь, чтобы так уверенно говорить.       Альбус задумчиво посмотрел в окно. Небо было полностью затянуто грозовыми тучами. Казалось, даже погода чувствовала приближающуюся бурю. Определённо что-то должно было случиться. Похороны Альфарда вряд ли пойдут гладко. Жаль, что Астру не удастся убедить не отправляться на них.       Утро четверга было на редкость пасмурным. Казалось, даже погода провожала такого человека, как Альфард Блэк, в последний путь.       По традиции хоронить очередного Блэка должны были в местном склепе, но Альфард отличился: в собственном завещании, которое было вскрыто незамедлительно, указал, что похороненным хочет быть только рядом с великим Уинстоном Черчиллем, с которым встречался однажды и поддерживал неплохие дружеские отношения в своё время. Конечно, подобной прихоти покойника Блэки бы и не приняли, но так как Альфард заверил, что в случае захоронения его тела где-нибудь в другом месте наследства никто не получит, а особо ярых постигнет «кара небесная», то выхода иного не оставалось: кладбище Святого Мартина, Блейдон, графство Оксфордшир.       Сириуса мучило скупое подозрение, что подобная манипуляция была сделана Альфардом исключительно ради него: доступ в склеп Блэков ему был после побега заказан. А не провести любимого дядю, опору и поддержку, последний кусок когда-то любимой семьи в последний путь Сириус бы не смог. Поэтому в ссоре у гроба никто не нуждался.       На кладбище они прибыли втроём: Астра, Адара и сам Сириус. Джеймс ещё в вечер среды отправился вместе с родителями домой, а Регулуса не было в школе с той самой роковой пятницы. Марлин, которая тоже должна была присутствовать на церемонии погребения, была забрана в воскресенье. Прибыли они, как ни странно, слишком рано — людей совсем не было, а потому лучшим выходом было сесть на лавочку за кустом цветущей сирени, где их нельзя было моментально заметить.       Астра держалась, как ни странно, неплохо. При ходьбе Адара почему-то поддерживала её, хоть та и постоянно недовольно отмахивалась. Присев на лавочку рядом с девушками, Сириус достал из кармана пачку сигарет и в качестве предложения протянул их дамам. Астра отказалась в ту же секунду, молчаливо покачав головой, а Адара с ухмылкой уточнила:       — И кто мне доказывал, что бросил курить?       Сириус мрачно припомнил этот разговор. Да, это было на яхте, на пасхальных каникулах. Словно прошлой жизни…       — Ситуация изменилась, уж извиняй.       Адара пожала плечами и небрежно махнула кистью, безмолвно высказывая своё полнейшее безразличие к сложившейся ситуации. В горле образовался тугой комок из обиды и никотина, который бы он непременно высказал, если бы был прежним. Но смерть Альфарда, кажется, ударила по ним сильнее, чем им хотелось показать.       — Добрый день, позволите старой даме присесть?       Перед ними стояла достаточно презентабельная женщина лет пятидесяти с лишним, одетая в дорогой чёрный шёлк. Её лицо было сложно разглядеть, так как траурная вуаль прикрывала её, но Сириус мог с уверенностью сказать, что это кто-то из Блэков. Родная кровь, как бы он не хотел этого отрицать, чувствовалась за милю. Такая же чёрная и такая же противная.       Сириус, воспитанный джентльменом, которому словно гвоздь в голову вбили все правила этикета, встал и уступил своё место даме. Та, посидев пару минут в тишине, строго спросила:       — Молодой человек, не угостите леди сигареткой?       Вот это было неожиданно. Насколько Сириус знал, все Блэки терпеть не могли курение, считая это жалким маггловским приспособлением, недостойным по-настоящему чистой крови. Вальбурга каждый раз брезгливо морщилась, как только чуяла от дядюшки Альфарда запах сигарет. Хотя как однажды Сириусу признался сам Альфард, пару раз матушка всё же не сдержалась и успокоила свои нервишки подобным способом. Но однозначно глупо было бы сейчас отрицать, что Сириус начал курить не на зло своей семье, пытаясь даже так выделить свои взгляды и уникальность.       Сириус с безразличием дал даме сигарету и та, мгновенно запалив её палочкой, устало затянулась. Стоило признать, что даже движения выдавали в ней чистокровную неженку: изящность позы, правильные линии рук, отсутствие малейшей резкости… Сомнений быть не могло: эта дамочка однозначно Блэк. Мало кто ещё обладает такой способностью: завораживать своими движениями. Но определить были ли они знакомы раньше Сириус не смог бы: на гобелене чётких портретов не было, а на балах он нарочно старался запомнить минимум родственников: скучно, неинтересно и совсем непознавательно.       Неожиданно она строго отчеканила:       — Я думаю, вы знаете, юноши и леди, что при знакомстве полагается представиться. Итак, пожалуй, я начну. Дорея Поттер, — Сириус замер с широко раскрытыми глазами. Поттер? Через пару секунд леди строго добавила: — В девичестве Блэк.       Дорея Поттер… Дорея Блэк… Если ему не изменяла память, то это внучка старикашки Финеаса, а по совместительству сестра дедушки Полукса, а, значит, тётушка Вальбурги и Альфарда.       — Сириус Блэк, — целовать руку леди не было никакого желания, но, к счастью, она её и не подавала.       — Астра Джойс, — при знакомстве Дорея решила поднять вуаль, и Сириус признал, что у них в роду была склонность долго не стареть. Альфард до последних своих дней на морщины не жаловался, посмеиваясь лишь с парочки седых волос у себя на висках. Дорея Поттер выглядела ничуть не плохо, а скорее всё ещё привлекательно как для пожилой дамы: правильные черты лица, как таковое отсутствие морщин, строгий взгляд ничуть не побледневших стально-серых глаз. Пожалуй, такая дамочка до сих пор могла вскружить голову какому-нибудь сорокалетнему волшебнику, а уж говорить о юности Дореи Блэк, наверное, не приходилось.       Строгий взгляд словно сканером окинул Сириуса, затем Астру, а вконце остановился на Адаре. Сириус мог поклясться, что в какой-то момент увидел, как между двумя парами глаз проскочила вспышка, подобная молнии. Было очевидно: столкнулись два слишком упрямых и сильных характера. Учитывая нрав Адары и анализируя поведение миссис Поттер, сомневаться в этом пока не приходилось.       — Адара Маунтвиль.       Дорея в удивлении вскинула тонкие брови:       — Надо же, я помню тебя совсем малышкой. Просто поразительно, как ты изменилась, Ара.       Подобное сокращение словно разрезало несчастную лавочку напополам. Астра побледнела пуще прежнего и покачнулась, Адара тут же обеспокоенно за неё схватилась и сверкнула глазами в сторону Дореи, которая внимательно их изучала. Та, продолжая сканировать девушек, неожиданно обратилась к Сириусу:       — Ты тот самый сын Вальбурги, который ушёл из дома?       Сириус напрягся. Видимо, Дорея Поттер деликатностью не страдала. В общем-то, ничего удивительного в этом не было.       — Да, это я. Так как вы теперь подтвердили эту информацию, то можете смело уходить подальше от предателя крови, — резко и жёстко бросил Сириус, с силой скручивая свою сигарету.       Чего Сириус никак не ожидал, так это того, что Дорея Поттер неожиданно хрипло рассмеялась. Сигарета затряслась в беззвучных колебаниях, и пепел посыпался на брусчатку, и так уже полностью усеянную опавшими лепестками сирени.       Дорея Поттер продолжала хохотать, не обращая ни малейшего внимания на недоумённые взгляды Астры и Сириуса. Неожиданно Адара подала голос:       — Альфард однажды упоминал вас. Мельком, в разговоре. Говорил, что из вас могла получиться…       — Выдающаяся звезда квиддича, если бы я не подалась в дипломатию? — Дорея хмыкнула, с долей веселья заканчивая начатую фразу. — Да, этот прохвост всегда любил мне напоминать о том, что из меня был хороший загонщик. Если я не ошибаюсь, то ты тоже играешь на этой роли? — уточнила Дорея, пронзительно посмотрев на своего, получается, внучатого племянника.       Сириус кивнул, всё ещё хмурясь и с долей опаски смотря на Дорею Поттер. Та, кажется, начала малость выходить из себя из-за подобной настороженности, а потому отбросила всю присущую вежливость и с прежней ухмылкой отчеканила:       — Слушай, малец, я понимаю, что у тебя сейчас не лучшие времена, но не стоит мне вот тут показывать свой характер. Я с тобой здесь сижу не из-за твоей фамилии или из-за того, что ты был племянником Альфарда. Ты интересен мне как человек, а не как детище Вальбурги. Так что либо общайся, либо нет: мне глубоко плевать.       Сириус внимательно посмотрел на горизонт. Дорея Поттер настораживала его чем-то. То ли какой-то своей прямолинейностью, не присущей Блэкам, то ли просто тем, что ей, кажется, не было что-то надо. Если она окажется искренней в каждом своём слове, то Сириус признает, что их бешеная семейка ещё не до конца потеряна.       Из-за куста на секунду показалась голова бородатого мужчины в очках:       — Дори, где ты там? Скоро уже всё начинается.       Сириус вздохнул и отошёл от дерева, мгновенно подавая руку поднимавшейся Астре. Дорея тоже встала, потушила сигарету об уголок лавочки и нехотя бросила:       — Уже иду, Карл. Детишки, вы со мной? — Сириус кивнул, проходя с Астрой вперёд. Джойс явно спешила, но быстро ходить не могла — вероятно, из-за нервного потрясения её всю трясло, и бедняжка содрогалась в беззвучных рыданиях.       Сириус, осторожно ведущий Астру вперёд, не заметил, как Дорея попридержала спешащую за ними Адару, тихо проговорив:       — Удивительно, девочка. Я, конечно, всё понимаю, но какие же вы все Дамблдоры всё-таки наглые. Поменяетесь, возьмёте чужую фамилию и живёте спокойно, пока другие страдают? Так получается, крошка Белль?       Сириус молча смотрел, как люди собираются на кладбище. Отовсюду слышались различные шепотки, явно общавшиеся не о том, каким хорошим человеком был покойник. Живых мало волновали мёртвые, впрочем, как и живые тоже. Грех было не заметить, что Вальбурга, несмотря на всю свою сдержанность, кажется сломленной; что Сигнусу как будто вообще безразлично; что Беллатриса стоит рядом с парочкой волшебников в тёмных плащах с накинутыми капюшонами и кидает непонятные взгляды на девушку, стоящую между Дореей Поттер и старшим племянником покойного; что Регулус единственный, кто поддерживает несчастных мать и отца, а старший, Сириус, такой наглый, что поддерживает какую-то незнакомую девчонку. Все эти сплетни, переговоры, шепотки давили на Сириуса, словно бетонная плита или земля, которая совсем скоро привалится на гроб с телом Альфарда.       Матушка действительно выглядела странно: чёрный ей, определённо, был к лицу, а гордо вздёрнутый подбородок подтверждал, что бывали времена и похуже. Но что-то в её взгляде, устремлённым только на гроб или же только на горизонт, заставляло всё внутри Сириуса болезненно сжаться. Как бы там ни было, но это была его мать.       Отец стоял рядом с ней, слегка сжимая плечи. Его взгляд и сама фигура, казалось, были куда спокойнее и сдержаннее, но что-то внутри Сириусу подсказывало, что на самом деле всё не так просто и что Ориону ни капли не безразлична судьба троюродного брата. Он прекрасно знал, что отец сильный лишь на вид, а на самом деле он всегда справлялся лишь с помощью матери. А сейчас Вальбурга была слаба как никогда до этого и, возможно, настал момент, когда Ориону придётся проявить характеру. Чего он не сделал тогда, когда надо было.       Регулус был сосредоточен и, вот тут Сириус не мог прочитать эмоции и вовсе. Младший брат был в чёрном смокинге и, впрочем, ничем не отличался от своего привычного состояния. Но Сириусу очень хотелось верить, что смерть родного дяди беспокоит братца так же, как и его самого. Хотя сейчас, возможно, впервые в жизни, гриффиндорец видел в брате взрослого мужчину, способного поддержать ослабевшую мать и разбитого отца; настоящего защитника их семьи… Того, кем сам Сириус стать не смог. Они, пожалуй, всё-таки слишком разные, даром что из одной семьи.       Людей собралось куда больше, чем можно было предположить: Джеймс, Юфимия и Флимонт стояли у него за спиной; Марлин и её родители — тоже где-то рядом. Стоило ему обернуться, как можно было заметить много знакомых лиц: все профессора Хогвартса, Аластор Грюм, Доркас Медоуз; Барти Крауч со своей семьёй — звезда всех политических газет; Джесс, главный «штурман» его яхты; дедушки Актурус и Поллукс, бабушка Ирма; тётушки Кассиопея, Цедрелла, Калидора и даже выжженная с древа Лукреция; дядюшки Сигнус и Ликорис, уже давно ведущий замкнутый образ жизни, а тут неожиданно явившийся в свет; естественно, все их семьи тоже присутствовали. Казалось, что уходило последнее звено, связывающее семью Блэк воедино, а потому на похоронах можно было заметить множество похожих на Сириуса лиц.       Было ещё множество людей, которых Сириус и знать-то не знал и раньше никогда не видел. Вероятно, они когда-то дружили или же просто общались с Альфардом, но все они не смогли не прийти и не попрощаться с дядей. Неожиданно на душе стало невероятно тепло, словно он чувствовал это единение со всеми окружающими, словно маленькое горе каждого стало одним общим, объединяющим всех и вся в единую систему.       — Это призрачная красота, малыш, — неожиданно прошелестело что-то где-то совсем рядом. Сириус растерянно оглянулся — буквально на секунду, малейшую секунду…       Он был уверен, что слышал голос Альфарда.       Но вокруг него не было ничего такого, что могло бы быть посчитано за странность: люди стояли всё так же, скорбно смотря на гроб, плавно опускающийся в землю… Неужели он уже сходит с ума? Хотя, ведь все Блэки безумны. Что его удивляет в таком случае?       Сириус обернулся обратно. Вальбурга и Орион уже кинули свои горсти земли, Регулус последовал за ними — немного спешно, но с определённой расстановкой. Видимо, не так уж и плевать. Сириус отчаянно поднял горсть земли, словно вместе с ней хотел закопать всё, то, что его волновало, и не сдержался — скривился болезненно. И так и чувствовал взгляд матушки, кричащий: «Твои эмоции недостойны Блэка! Ты должен быть сдержанным в любых условиях, Сириус! Во взрослой жизни никто не будет терпеть твою боль — по ней будут бить!»       И Сириус с готовностью вскинул голову. В память об Альфарде — он должен быть сильным. Но тут случилось то, чего он совсем не ожидал. То, что на длительное время вывело его из привычной жизненной колеи.       Взгляд Вальбурги Блэк не был осуждающим, не был презрительным. Он был полным едва сдерживаемой боли, усталости и обречённости. Словно они все ввязались во что-то, что определённо грозило трагедией. Но уже через секунду взгляд изменился: место ему уступила привычная пустота и сдержанность. Всё то, чему его учили с детства. И чему он так и не смог научиться.       Значит, ты всё же любишь меня, мама?       Наверное, этого никто не заметил. По крайней мере, Сириус отчаянно хотел в это верить. Но рука Адары, которая мигом нашла его и осторожно вцепилась, доказывала обратное. Сириус с трудом перевёл взгляд в её сторону и просто покачал головой, не желая этого обсуждать. Но горький материнский взгляд продолжал преследовать его на протяжении всего времени похорон, пока…       Это было как гром среди ясного неба. Конечно, сравнить похороны с ясным небом было весьма сложно, но по неожиданности эффект ничуть не уступал. Адара дёрнулась так резко, что стоявший рядом Сириус чуть не грохнулся следом за ней, удержанный подоспевшим Сохатым. Но Маунтвиль, казалось, уже было не остановить. Она уверенно и как-то неспешно, словно хищник, направлялась к кому-то, стоявшему рядом с Беллатрисой.       Дражайшая кузина мгновенно заслонила незнакомца собой: казалось, словно она пыталась спасти его от надвигающейся амбразуры, но принять Адару за хоть малейшую угрозу сам Сириус не мог. Но Астра неожиданно схватилась за его руку так, словно от этого зависела вся её жизнь и едва слышно прошептала:       — Сириус, Джеймс, Марлин, он пришёл на похороны Альфарда. Да как он посмел?       Джеймс, кажется, понял всё раньше, чем он, потому что неожиданно ругнулся:       — Мерлиновы панталоны, пошли за ней! — и бросил определённый взгляд на Сириуса. Они всегда понимали друг друга без слов, а сейчас такое ненавистное имя заскользило ядом на языке.       Волдеморт.       Юфимия и Флимонт, мистер и миссис Маккинноны безмолвно поспешили за ними. Как ни странно, краем глаза Сириус заметил, что Дорея Поттер со своим мужем устремилась куда-то вбок и в кусты. Видимо, всё же кровь Блэков подсказывала, что дело запахло жареным и пора валить.       Сириус останавливаться не собирался. Все уговоры и убеждения Дамблдора в тот момент вылетели из головы вместе с покинувшим своего хозяина самообладанием. Впервые в жизни ему хотелось убить. Не защититься, не прикрыть своих, не помочь, не пошалить, а именно убить. Жестоко, бесчеловечно. Желательно, разрезая по кусочкам такое ненавистное тело.       Адара, судя по её решительному виду, мысленно с ним согласилась бы. Тем не менее, когда она заговорила, то голос её звучал более чем спокойно и предельно вежливо:       — Леди Лестрейндж, прошу вас отойти. Мне бы хотелось переговорить с вашим… начальством, — Сириус едва слышно хмыкнул. Слово «хозяин» было куда более подходящим.       Беллатриса как-то странно осклабилась и сильнее сжала руку в кармане. Сириус ожидал, что кузина сейчас просто выкрикнет какое-то проклятие, но затем она резко проговорила:       — Тёмный Лорд не желает разговаривать с такими, как ты, Маунтвиль.       — Отойди, Беллатриса. Мисс Маунтвиль внушает уважение одним своим видом. И думаю, ей есть, что мне сказать, не так ли?       Адара насмешливо подняла брови, глядя на секунду побледневшую и, кажется, недовольную Беллатрису. Взамен кузина только недовольно поджала губы, сохраняя бесстрастное выражение — в лучших традициях дорогой семьи.       Волдеморт снял капюшон. Стоило признать, за то время, пока они не виделись, он ни малость не изменился: всё то же бледное, полностью обтянутое кожей, лицо с едва заметно покрасневшими зрачками внушало непонятную опаску и желание сбежать или принять бой.       Адара, казалось, оставалась невозмутимой и просто продолжала буравить взглядом Лорда. После открытого заявления о присутствии столь важной для чистокровных семей особи, все словно всполошились и теперь окружили их большим забором из шёпотков, пересудов и ожидания развязки этого эксцесса.       Волдеморт выжидающе склонил голову. Дальше Сириус плохо успевал за ходом событий: одно сменялось другим настолько быстро, что сложно было всё полноценно понять. Вот Адара неожиданно выдаёт:       — Я уеду из страны. Сегодня же. И обещаю, что заберу с собой того, кто больше всего тебя волнует. Дамблдор-Гриндевальд уедет со мной — тебе никто не станет на пути. Взамен я прошу одного: не убивай тех, кто мне дорог.       Волдеморт, всё так же ухмыляясь, неожиданно приобнял Адару и наклонился прямо к ней, шепча что-то ей на ухо. Он говорил и говорил, а внутри Сириуса кипела целая лава чувств, главным из которых было одно: чтобы эта скотина убрала от неё свои руки. Блэк тихо зарычал, сцепив зубы. Понимающий Джеймс, всегда чувствовавший его лучше, чем кто-либо ещё, успокаивающе положил свою руку ему на плечо.       Лицо Адары казалось непроницаемой маской. Такого выражения у неё не было уже давно: пожалуй, ещё в те далёкие времена, когда он считал её бесчувственной и сухой, а потому так отчаянно пытался с ребятами вывести её хоть на какие-то эмоции. И Сириус впервые позволил себе признать, что сейчас Адара была как никогда похожа на идеальную представительницу чистокровного рода: гордая, сильная, непроницаемая, властная, умеющая держать себя достойно и скрывающая все самые затаенные камни своей души.       Сириусу что-то подсказывало, что Адара раздумывает над чем-то, слушая Волдеморта. Неужели она хочет пристать на какое-то из его, безусловно, гадких предложений? А когда её брови нахмурились и свелись к переносице, Сириус убедился: Адара Маунтвиль в чём-то сомневается. Неожиданно Астра хмыкнула и едва слышно прошептала:       — Вот же актриса. Она всё для себя решила.       И тут Адара, всё так же хмуря брови, неожиданно подняла голову и посмотрела прямо на Сириуса, расплываясь в какой-то досадно-грустной улыбке, и подмигнула правым глазом.       В следующую секунду произошло то, что шокировало, кажется, всех и вся. Адара неожиданно взяла маленькую сумочку-клатч, которую держала в руках, покрепче и ощутимо заехала ею прямо по противно-бледному лицу Волдеморта. Следующий удар пришёлся на ногу: низенький каблук щадить чужую стопу явно не собирался. А Адара в следующую секунду ухватила Волдеморта за шиворот и прошипела, даже не мигая:       — Ты не дождёшься, жалкий ублюдок. Можешь ломать меня сколько влезет. Чем больше моих близких ты убьёшь, тем больше близких Наследника тоже будут мертвы. А уж он сможет тебя уничтожить. А я помогу, сволочь. Так что лучше тебе было бы убить меня сегодня.       Волдеморт неожиданно сплюнул, а затем с ухмылкой ответил:       — Поверь мне, ты ещё будешь убивать. Между нами слишком много похожего, я же тебе сказал, — и быстро взмахнул рукой: на щеке Адары мгновенно появился глубокий кровоточащий порез. Она в долгу не осталась: быстро достала палочку и принялась защищаться.       Сириус оглянулся: все их знакомые жались в плотный круг в то время, как большинство Блэков в панике трансгрессировали. Пожиратели, как ни странно, уже достали палочки для атаки, как неожиданно Доркас Медоуз громко закричала:       — Подкрепление из Аврората! — и, коротко взмахнув палочкой, отправила в Беллатрису ядовито-жёлтый луч, который та с лёгкостью отразила, расхохотавшись.       Неожиданно на кладбище послышался хлопок трансгрессии, и в вихре выскочил… Дамблдор! Сириус обернулся к нему, на ходу доставая палочку и оглядываясь. Атаковать, в общем-то было некого: все Пожиратели в этот же миг начали трансгрессировать подальше с кладбища. Но Сириус успел подцепить ещё какого-то Пожирателя пусть и банальным, но Петрификусом, надеясь, что его хотя бы расщепит.       — Меткий удар! — донёсся голос Джеймса откуда-то сбоку, и его рука хлопнула Сириуса по плечу.       — Круцио, дорогой кузен! — этот вскрик был куда более неожиданным и опасным. Сириус, инстинкты которого включились в ту же секунду, быстро упал на землю, утягивая за собой стоящего рядом Джеймса.       Откуда-то рядом послышался вскрик Астры, но, как оказалось, это Доркас просто быстро повалила её наземь. Это было очень кстати: иначе именно и без того слабая Джойс попала бы под удар.       Волдеморт всё ещё дико ухмыльнулся, приветствуя Дамблдора:       — Добрый день, Директор! Прибежали защищать всех своих родственников? Передаю мисс Джойс в ваши надёжные руки! Уверен, вы убьёте её и без меня! Так же, как и её семью двенадцать лет назад! — и с повторной ухмылкой, эта сволочь трансгрессировала. Верная Беллатриса исчезла за ним, напоследок крикнув:       — До скорой встречи, кузен!       — Иди к своему чёрту, кузина, и гори вместе с ним в аду! — крикнул ей на прощанье Сириус, поднимаясь и подавая руку Джеймсу.       Он оглянулся: рядом с Астрой уже был Дамблдор, накладывающий какие-то заклинания на её ногу и что-то ободряюще бормочущий; Джеймс, ещё раз хлопнув друга по плечу и кивнув, отправился к заметно нервничающим родителям; Марлин испуганно переспрашивала родителей о наличии повреждений и настороженно жалась к отцу… А Адара о чём-то сосредоточенно общалась с Дореей Поттер, которая, как оказалось, всё же не ушла далеко и, судя по слегка порванному рукаву дорогущей мантии, даже не собиралась прятаться. Присутствие этой странной родственницы настораживало Сириуса, а потому он решил подождать: с Адарой у них ещё будет время переговорить.       Её муж стоял рядом с Аластором и о чём-то сосредоточенно беседовал. До тонкого слуха Сириуса донёсся лишь обрывок фразы:       — Ты прав, ребятки перспективные, но с ними ещё заниматься и заниматься…       Тем временем Дорея стремительно прощалась, с видом эстетки уже куря сигарету. Затем неожиданно вытащив прямо из рукава — как у неё это получилось? — сложенный вчетверо листочек, протянула его Адаре, что-то совсем неразборчиво прошептала прямо на ухо, пожала ей руку и развернулась к мужу, отходя.       Адара задумчиво покрутила в руках бумажку и спрятала в карман, обеспокоенно оглядываясь. Коротко оценив обстановку, она вздрогнула, словно что-то вспоминая и посмотрела на Сириуса. Он понял всё: волнение, боль, печаль и… Страх. Панический страх.       Она подскочила к нему мгновенно и поспешно осмотрела его со всех сторон на наличие повреждений, тихо спрашивая:       — Ты в порядке? Она же в тебя не попала? Святые херувимы, зачем я на это подписалась! — Сириусу льстило её внимание. Во-первых, он был рад, что обида была забыта, а, во-вторых, что его состояние волновало привычно сдержанную Адару. Но стоящая рядом могила всё ещё давила тяжким грузом, напоминая о непомерной жертве, а оцепенение, неожиданно нашедшее на него здесь, всё ещё не прошло. Его дядя стал первой жертвой. Первой и, увы, не последней.       Адара задержала взгляд на стоящем рядом надгробии и неожиданно пронзительно посмотрела на Сириуса, да так, что его сердце болезненно сжалось:       — Он бы гордился тобой. Честное слово, Сириус, он гордится тобой. Я уверена, — и быстро вытерла тыльной стороной ладони щеку. Этот жест, наверное, успел заметить только он. Да и то потому, что стоял совсем близко. Слишком близко, чтобы остаться в стороне.       Сириус осторожно прижал Адару к себе, стараясь безмолвно высказать всё то, что его беспокоило. Маунтвиль, кажется, поняла его без вопросов:       — Он предлагал, чтобы я перешла на сторону Пожирателей. Взамен дал бы Непреложный Обет по поводу тех, кого они не тронут. Я отказалась, если у тебя вдруг закрались сомнения.       Сириус покачал головой и пробормотал:       — А ещё у тебя большая царапина на щеке, — и спиной почувствовал, как Адара ухмыльнулась, отвечая:       — А мне всё равно замуж не выходить. Если будет шрам, то я это как-нибудь переживу.       Сириус неожиданно расцепил объятья и внимательно посмотрел в её печальные глаза:       — То есть, ты считаешь, что замуж тебя никто не возьмёт? — честное слово, подобное мнение вызывало у него недоумение.       Конечно, характер у Адары был очень даже невыносимым. Внешность тоже не была сравнима со школьными красотками. Но в ней было что-то то, чего не было ни в ком другом. А потому Сириус, имеющий возможность сравнивать, мог уверенно сказать, что Адара Маунтвиль была уникальной. И что, пожалуй… Нет, для женитьбы он слишком молод.       — Тебе не кажется, что это не та тема, которую стоит обсуждать на кладбище? — взгляд Адары в ту же секунду стал твёрже, словно она всё и так поняла.       Она развернулась и медленно подошла к новой могиле, присаживаясь на корточки у надгробия, на котором уже витиевато красовалась надпись: «Альфард Поллукс Блэк».       Все находящиеся на кладбище собрались вокруг них. Астра присела рядом с Адарой, совершенно позабыв о Дамблдоре. Маунтвиль тут же осторожно сжала её руку, словно они вели понятный только им двоим диалог.       Наконец-то рядом с умершим могли побыть исключительно те, кто реально любил его при жизни. Сириус был уверен, что сейчас, конкретно в данный момент, Альфард был бы по-настоящему спокоен. Пусть кто-то рядом плакал, пусть Доркас Медоуз неотрывно смотрела в одну точку, пусть профессор Макгонагалл отбросила привычную строгость и сдержанность и сейчас, кажется, прижимала платок к уголкам глаз, пусть миссис Маккиннон иногда что-то невнятно бормотала… Тем не менее, все они были вместе. Все тут. Все или почти все, кто был готов бороться до конца.       Дамблдор неожиданно провозгласил:       — «Пока человек не сдаётся, он сильнее своей судьбы».       Взмах палочкой — и на каменной плите уже красуется высказанная мысль, которую каждый может трактовать по-своему. Все стоящие на кладбище подняли палочки синхронно, выпуская сноп искр и тем самым отдавая честь достойному волшебнику.       Все они ещё долго стояли, долго общались и вспоминали каждый своё. В тот день никому не хотелось говорить: слова были не нужны, а будущее было слишком туманным, чтобы что-то решать или же предпринимать. Каждому нужна была минутка для того, чтобы задуматься о том вечном, что нёс человек, могила которого стояла рядом. И все они уже ощущали, что вместе с телом в этой земле лежала какая-то часть их самих. Та, которую уже не вернуть.       Сириус был прав, когда сказал, что на кладбище остались лишь те, кто любили Альфарда Блэка. Но если бы кто-нибудь из присутствующих напряг свой острый слух или же рискнул посмотреть в те самые кусты сирени, где ещё совсем недавно были наши герои, то заметили бы коротко и надрывно дрожащую фигурку. Ту, которая сегодня потеряла слишком многое и слишком многое не смогла высказать вслух.