Взаимовыгодные условия

Леви отложил документы в сторону и откинулся на стуле. Из-за долгой сидячей работы заныла шея, а в глазах и вовсе начало двоиться от многочисленных цифр. Он потер глаза и выдохнул. Требовался перерыв. В такие моменты ему отчаянно хотелось чая, поэтому он не глядя захватил первую попавшуюся жестянку с чаем, заварной чайник и направился в столовую. Леви вскипятил воду, подтащил чайник к столу и сел на скамейку. Кроме него ночью сюда мало кто заглядывал. Наверняка весь легион давным-давно спал. Капитан зачерпнул ложку чая с горкой из небольшой жестяной банки и высыпал ее в заварной чайник. Затем налил туда кипятка, помешал и стал ждать, пока напиток настоится. Из носика чайничка поднялся пар, воздух столовой стал наполняться знакомым ароматом. Мята, гибискус и… и что-то такое, что он так и не уточнил у Ханджи. В голову вторглись непрошенные воспоминания. Леви почувствовал раздражение, но так и не смог понять, на кого он злится больше — на себя или на нее. Сколько месяцев назад он решился предложить ей секс без обязательств? Такое ощущение, будто столетия назад, хотя со дня увольнения Джонсон прошел месяц. И за этот месяц у него было самое паршивое настроение на свете. Леви избегал любого упоминания об Эмбер, но Петра, как назло, слишком часто ее вспоминала. Кажется, они были подругами, хотя в последние месяцы так не казалось. В последние месяцы ее другом был Эрд. Капитан вспомнил, как оскорбил ее, когда увидел вместе с ним после отбоя. И хотя он врал сам себе, убеждал, что ему все равно и так было нужно — он обязался разрушить ее привязанность к нему, но тогда его все-таки кольнуло что-то неприятное, что-то мерзкое. Лишь впоследствии он узнал из слов самого же Эрда, что Эмбер сильно переживала из-за потери близкого человека. Близкого. Вот как она его воспринимала. С одной стороны, убеждал себя Леви, он предпринял все, чтобы их отношения не вышли за рамки обычного секса. С другой стороны, он не учел человеческий фактор. Но у него были основания считать, что она ничего не будет к нему испытывать. Эмбер попала в его отряд не просто так — постарался ее отец. Когда Эрвин сообщил о полученной рекомендации касательно этого бойца, капитан уже почувствовал раздражение и несогласие с решением главнокомандующего. Но даже здесь — в Разведкорпусе — многое решалось через деньги и связи. Джонсон ему сразу не понравилась, хотя его чувства во многом базировались на условиях, при которых она попала в его отряд. Если отбросить предвзятость, то солдатом она была неплохим. Похуже Петры и остальных, но и у нее был стержень. Леви начал вспоминать, как они кидались взаимными оскорблениями. Как Эмбер полностью отрицала его статус капитана, как он бесился и назначал ей самые тяжелые наказания. Она справлялась. Без единого писка, но и не без упреков в чистоплюйстве. И раз за разом они препирались, он наказывал, она выполняла его приказы. А потом во время одной экспедиции она вдруг бросилась на его защиту. Вот уж от кого Леви этого не ожидал. Эмбер почти пожертвовала собственной жизнью, и это его поразило до глубины души. Признаться, думая о ней, он всегда считал, что она предаст его, не раздумывая. Оказалось иначе. С тех пор они стали относиться друг к другу терпимее, капитан доверял ей и подпустил достаточно близко к себе. Да и Джонсон с того времени перестала бросаться упреками. Все изменилось, но Леви не мог забыть ее предсмертной речи, когда он тащил ее на своей спине, а она что-то там плела про то, что ей осточертела эта жизнь. Надо же, она оказалась такой же. Такой же сытой от постоянной борьбы, как и он. Может, проблема была в том, что Леви ни с кем не разговаривал о том, что устал, а может заключалась в ином, но ему казалось, что с Эмбер он сможет хоть немного расслабиться. Она чувствовала то же самое, что и он. Потому он и предложил ей этот договор. — И вот до чего все дошло, — еле слышно прошептал капитан для самого себя, потерев закрытые глаза. Джонсон поддалась эмоциям, ослушалась приказа и была уволена. И самое паршивое в этой ситуации то, что он — Леви — стал причиной ее поведения. Он стал тем фактором, который столкнул ее с давно намеченного пути. Может, если не он, то она бы дослужилась до майора, а может и до капитана, и у нее была бы блестящая военная карьера. Отец бы точно поспособствовал, а теперь… Капитан вновь ошибся. Принимать собственные ошибки было трудно, но Леви от них не отказывался. Он все понял еще тогда, когда лежал на больничной койке и слышал, как она с ним разговаривала. Ее монолог казался сном. Она не признавалась в любви, нет, но благодаря ее словам он сделал достаточно много выводов. Она дорожила им и привязалась к нему. До влюбленности осталось недолго, хотя Леви не был уверен, что она уже не любила. А он? Точно нет. Но отчего тогда там — в лазарете — так хотелось, чтобы она была рядом? Капитан не хотел отношений в принципе. Его внутренние установки не предполагали, что в его жизни может появиться кто-то более важный, чем служба. Леви не хотел подвергать кого-то постоянной боли, заставляя ждать тревожных новостей с поля боя. Если он когда-нибудь не вернется с экспедиции, пусть его никто не будет ждать, никто о нем не будет скорбеть. Пусть лучше так, чем обречь несчастную на страдания. Но когда между ним и Эмбер все пошло наперекосяк? В какой момент? Он ведь старался следить за балансом их отношений. Он и не заметил момента, когда прервать связь было проще, а потом… А потом Леви начал рвать их отношения на куски, старался вывести ее на негативные эмоции, как можно дальше от себя оттолкнуть, заставить ненавидеть себя. С ней иначе было нельзя. Она хваталась за последние крупинки надежды, чтобы быть рядом. Потому что иначе не могла, потому что прикоснулась к другим эмоциям. Джонсон все время пыталась ему что-то доказать, даже извинялась тогда, когда не была виновата. В какой-то момент Леви действительно на нее злился. Как можно было его любить? Как можно было им дорожить, когда он так омерзительно с ней обращался? Но капитан все же понимал, кем стал для нее. После ее слов в кабинете главнокомандующего, Леви переговорил с Эрвином о рапорте и сжег документы. Они обставили дело так, словно Эмбер сократили из-за недостатка финансирования. Мысли атаковали. Капитан не стал долго сидеть в столовой. Он почти сразу убрал за собой посуду, взял свои вещи и отправился обратно в комнату. А войдя в нее, неосознанно покосился на пустую кровать. В последний месяц ощущение одиночества как никогда сильно давило на плечи. Леви сел за стол, подтянул к себе бумаги и приступил к незаконченному делу, стремясь избавиться от надоедливых воспоминаний. Признаваться в том, что он тоже нарушил правила, ему не хотелось.

***

Эмбер покрутила в руках овощи, что не выглядели свежими. Затем поднесла их к носу и принюхалась. — Странно пахнут, — заключила она, переводя взгляд на продавщицу. Та чуть ли не крякнула. — Так просто задохлись в ящике! Вот проветрятся, полежат на свежем воздухе и запах уйдет! Это звучало неубедительно. Джонсон положила овощи обратно и отошла от лавки, надеясь найти картошку посвежее. Свобода. У этого слова был странный вкус. Эмбер периодически повторяла его, пробовала проговаривать с разными интонациями и не могла поверить, что вырвалась из многих ненужных ей обязательств. Привыкать к жизни без тренировок, бесконечных столкновений с титанами, без риска собственной жизнью было трудно, но худшим оказался разговор с родителями. Отец не нашел других слов, кроме как оскорблений, а мама так и не решила, к кому бросаться — к дочери, что заявила о своем переезде, либо к мужу, что в расцвете злости оставил на деревянном столе трещину. Небольшая комнатка в старом доме нашлась по объявлению. Запасов военного пособия хватило оплатить следующие полгода, но Эмбер все равно нуждалась в работе. За этот месяц она успела поработать и торговкой, и посудомойкой, и даже умудрилась неделю подметать полы в кабаке, но все казалось неподходящим. По итогу Джонсон нашла подработку в ателье. Местная швея, что знала ее мать, согласилась взять ее к себе в подмастерье, уповая на дисциплину, приобретенную на службе, и научила азам кройки и шитья. За всей это гонкой Эмбер и не заметила, как справилась со всеми переживаниями, с которыми ушла из Разведкорпуса. Поначалу они грызли ее изнутри, но, изнуренная эмоциональной нестабильностью, Эмбер затолкала их поглубже в себя и каждый раз, когда ей хотелось похандрить, отвлекала себя. Чувствовать всю эту боль и огорчение так надоело. Надоело страдать по капитану, надоело переживать из-за родителей. Впервые в жизни Эмбер сконцентрировалась на себе, своих желаниях и потребностях. Наконец-то она нашла дело, которое не требовало от нее жизненно важных решений, не требовало отказаться от того, что ей нравилось и не требовало чем-либо рисковать. И никто не стоял над ее душой и ни от кого она, наконец, не зависела. За этот месяц Петра умудрилась навестить ее дважды, а вот Эрд еще не мог ходить. Рал исправно докладывала о его самочувствии, и Эмбер передавала ему записки, получая взаимные в ответ. Все вполне... наладилось. Джонсон задумчиво брела по рынку, отдыхая после работы. Наслаждаться свободными днями оказалось приятным делом. Швея, которой она помогала, по пятницам закрывалась пораньше, поэтому в этот день Эмбер обычно слонялась по рынку и закупалась едой на неделю вперед. На этот раз она купила практически все, кроме картошки. С овощами всегда были проблемы. Джонсон задумчиво рассматривала ассортимент лавок, как внезапно заметила довольно сносные овощи. Она обошла людей, что стояли у прилавка. Потрогала картошку, сторговалась, и довольная неловко развернулась, задев мужчину, что также подошел к лавке. — Простите, — испуганно выпалила Эмбер, разворачиваясь в его сторону. — Эмбер? — перед ней неожиданно вырос Бозард. Пожалуй, его она ожидала увидеть меньше всех. — Какая встреча! Бывший товарищ хрипло засмеялся. В последний раз они встречались перед тем, как она ушла из Разведкорпуса. — Оруо! Не ожидала тебя здесь увидеть. Как дела? Вообще-то Эмбер была в курсе происходящего в легионе — Петра неизменно снабжала новостями. Рассказывала об отряде, приказах командора, о капитане. Хотела Джонсон того или нет, но Рал не молчала, и это немного напрягало. Но все же об их отношениях с капитаном не знал никто, поэтому Эмбер старалась выглядеть непринужденно. — Да, впрочем, нормально. Вот в кой-то веки решил выбраться на рынок и купить чего-нибудь повкуснее каши, — Бозард кивнул на сумку в левой руке. — А, кстати, ты же в курсе, что тебя вызывают в штаб? Джонсон непонимающе нахмурилась. — Зачем? — Вроде там какая-то бюрократия осталась. Потеряли какие-то документы или что-то типа того. Надо бы подписать, — пожал плечами Оруо. Эмбер задумалась. Как ей казалось, она разобралась со всеми документами еще в последний день службы. Но раз надо... Они с Оруо еще немного поговорили, а после разошлись каждый по своим делам. Джонсон надеялась, что Бозард просто ошибся, но ей и правда передали письменное извещение с просьбой явиться для подписания некоторых документов. Какая бы тяжесть не появилась в груди, а пойти пришлось. Возвращаться в штаб Разведкорпуса было нелегко. Поначалу Эмбер хотелось пройти мимо ворот, но в итоге заставила себя повернуть и отметиться у постового. Сейчас ей как никогда не хотелось встречаться ни с кем из знакомых — ни с бывшими товарищами, ни с командором и уж тем более с Леви. Не хотелось ловить сочувственные взгляды или рассказывать о том, как она устроилась. Неприятные эмоции обволакивали ее с ног до головы. Джонсон быстро прошла до канцелярского отдела, не привлекая лишнего внимания. Оказалось, ее документы действительно где-то затерялись. Пришлось подписывать новые. Эмбер расправилась с этим в два счета, надеясь покончить с посещением штаба как можно быстрее и просто исчезнуть из его истории навсегда. Но все оказалось сложнее. В общем коридоре внезапно показалась Рал. — Эмбер? — удивилась девушка, сорвавшись с места и подбежав к ней. — Что ты здесь делаешь? Подписывала документы? Тот факт, что бывшие товарищи были в курсе ее внезапного вызова в штаб, насторожил. Это дело казалось только Джонсон и канцелярии, с чего бы Петре и Оруо знать обо всех деталях? — Да, ты права, — выдавила Эмбер, принимая объятия Петры. — А ты откуда знаешь? Рал беззаботно пожала плечами. — Так это не секрет. Капитан Леви попросил нас сказать тебе об этом. Удивительно, что Оруо меня обогнал. Джонсон неопределенно хмыкнула. Извещение из штаба пришло бы в любом случае — Петра знала ее новый адрес. Они могли спросить у нее. Стоило просить отряд лично навестить бывшего товарища? Сомнительно. — Слушай, не хочешь прогуляться? — внезапно предложила Петра. — Как в старые добрые времена. Эмбер скривилась. По правде, ей хотелось сбежать из штаба прямо сейчас, однако Рал выглядела слишком воодушевленной. Джонсон подумала, что ничего плохого не случится и никого неприятного она так и не встретит. Все-таки штаб был сравнительно большим. Девушки медленным шагом побрели по коридорам здания. — Как там Эрд? — поинтересовалась Эмбер. В последний раз, когда она о нем спрашивала, он шел на поправку. — Хорошо. Правда, гипс носить еще долго, но проблем со здоровьем нет, — отрапортовала Рал, тут же спохватившись: — Ой, только его сейчас нельзя навестить. У них в медицинском крыле тихий час. Я только что оттуда. Джонсон расстроилась. Все-таки в штаб она больше не вернется, а Джин сможет ходить только спустя несколько месяцев. Она видела его ровно месяц назад. Они с Петрой виделись совсем недавно, поэтому обмениваться новостями не стали. Просто брели по штабу, общались ни о чем и вспоминали, как вместе служили, хотя Эмбер было тяжко. На тренировочной площадке усиленно занимались разведчики. Вспоминать вынуждающие тренировки было даже забавно, учитывая, что за прошедшее время Эмбер успела несколько потерять свою форму. И хотя на животе по-прежнему красовались кубики, тело медленно возвращалось в неспортивное состояние. Рал, вероятно, заметила ее взгляд, поэтому хитро прищурилась: — Хочешь посоревноваться? Эмбер улыбнулась и отрицательно покачала головой. Прежде они с Петрой этим не занимались. — Боюсь, теперь я проиграю тебе в два счета. — Да ладно тебе! — разведчица вцепилась в ее руку. — Мы ведь никогда с тобой не дурачились. Давай, а? Джонсон внезапно ощутила радость от того, что видит Петру перед собой. Было хоть что-то стабильное в ее жизни — дружелюбность Рал. Это действительно радовало. Однако Эмбер не учла, что стабильностью обладали не только позитивные моменты ее жизни. — Петра, — раздался внезапный голос сзади. Джонсон не хотелось оборачиваться, потому что определить владельца голоса было чрезвычайно просто. Этот тон, не терпящий возражений, словно был создан для того, чтобы раскидываться приказами и оскорблениями во все стороны. Черт возьми! Штаб ведь не был таким уж и маленьким, почему они все-таки пересеклись?! — Я искал тебя по всему штабу. Ханджи нужна помощь. Сходи к ней. Рал взглянула на Эмбер, а после заговорила с тем, кто стоял за ее спиной. Эмбер оборачиваться не стала. — Капитан Леви! Я обязательно помогу майору Ханджи, но… могу ли я сделать это чуть позже? Просто Эмбер… — Я пообещал, что ты поможешь прямо сейчас. Было ли хоть что-нибудь человеческое в этом бездушном человеке? Джонсон сомневалась. Леви был слишком идеальной машиной для выполнения приказов. Поэтому и разрывал такую кратковременную, но теплую встречу только лишь исходя из собственных принципов. Вероятно, подобное было ему чуждо. — Прости, надо идти, — Петра виновато обняла подругу. — Еще увидимся, я забегу к тебе! — Конечно, — заверила Эмбер. Рал испарилась, но Леви, однако, стоял на месте. Понимая, что она не может его больше игнорировать, Джонсон медленно развернулась и посмотрела ему в глаза. Сердце пропустило удар, а после застучало так оглушительно, что его удары били по барабанным перепонкам. Увидеть глаза, что являлись к ней во снах, чей холодный цвет она старательно стремилась забыть, обескураживало. Леви же молчал. Для него это столкновение не было неожиданным, как для его бывшей рядовой. Он прекрасно знал, что рано или поздно Джонсон вернется в штаб за документами. Ее документы очень удачно пропали. Это дало ему время переварить ситуацию и решить для себя — хотел ли он с ней объясниться или это того не стоило? Прошло некоторое время, прежде чем Эмбер совладала с чувствами, как-то по-армейски выпрямилась и коротко кивнула: — Капитан. А после направилась к выходу за его спиной, словно он был очередным рядовым и едва ли заслуживал внимания больше, чем любой из разведчиков. Увидеть ее спустя месяц в непривычной для нее гражданской одежде было странно. Леви словно встретил другого человека, хотя различал в нем привычные черты прежней Джонсон. Ее лицо совсем не изменилось — те же темные глаза, каштановые волосы, только на лице он нашел отсутствие каких-либо эмоций, за исключением банального удивления. В груди Леви вновь появилась тяжесть. Ему показалось, что за этот месяц он успел убедить себя в правильности своих действий. Только ощущение вины, от которого он старательно избавлялся, вновь проткнуло грудь. — Поговорим? — бросил он в тот момент, когда Джонсон уже оказалась за его спиной. По звуку шагов капитан определил, что бывшая рядовая остановилась. Они подошли к его комнате. Эмбер откровенно нервничала и была недовольна тем, что он выбрал именно это место для чертовых разговоров. Несмотря на то, что его кабинет был совмещен со спальней, по-прежнему это была его комната, его личная территория. О чем он собирался разговаривать в той обстановке, в которой между ними метались молнии? Леви приблизился к своей двери и повернул в замке ключ. — Заходи. Эмбер помедлила. Входить в обитель капитана не хотелось. Ей пришлось собраться с силами, чтобы переступить его порог. Но только она это сделала, как ее атаковали воспоминания. Дверь. Кровать. Поцелуй. Обувь. Руки на голом теле. Джонсон скривилась и дернулась. Леви это заметил. Он не стал снимать обувь, хотя было некомфортно. Просить Эмбер об этом тоже не стал — не до того было. К черту этот пол. Потом тщательно промоет его с литром хлорки и хватит. Леви избавился от куртки, расправил манжеты и закатал рукава рубашки. Затем немного подумал, а потом спросил. — Будешь чай? — Нет, — слишком резко отреагировала Эмбер. Они часто пили чай. Бывало, что уделяли этому намного больше времени, чем занятиям сексом. Словно бы нуждались в присутствии друг друга больше, чем в утолении жажды близости. — О чем вы хотели поговорить? — Джонсон не стала тянуть и задала вопрос в лоб, скрестив на груди руки. Леви наконец-то перевел на нее взгляд, до этого блуждавший по обстановке собственной комнаты. Его бывшая рядовая выглядела слишком равнодушной. Это каким-то образом влияло на его состояние. Он мог бы вообще не пытаться с ней поговорить и просто забыть, как очередную главу своей жизни, но Леви наконец-то признался сам себе, что не воспринимал ее как ничего не значащую для него женщину. Эмбер была другой. После всего, что между ними происходило, хотя для него подобные отношения не были новинкой, но именно с ней все было иначе. — О твоем увольнении. Эмбер выдохнула. И почему прошлое настигло ее именно в тот момент, когда у нее все наладилось? Может, дело в самом Леви? Он слишком часто вторгался в ее жизнь, разрушал ее до основания, но появлялся вновь и вновь. Только Джонсон удавалось воссоздать свой песочный замок, как Леви вновь его разрушал. Капитан перебрал в голове несколько тем, с которых стоило начать. Но отчего-то из него вырвалось совершенно иное. — Как ты… устроилась? Эмбер удивилась. С чего бы ему интересоваться ее жизнью? Чтобы понять зависима ли она от него до сих пор? Тогда она вынуждена его разочаровать. Она в нем не нуждалась. — Неплохо. У меня есть работа, я снимаю комнату, — на последних словах она как-то странно повела плечами, что не скрылось от глаз капитана. Бывшая рядовая словно хотела что-то с себя скинуть. Он вспомнил то, о чем она так сильно переживала. — А родители? Этот вопрос застал Эмбер врасплох. Он так походил на те ночные разговоры, что они вели после секса, да и… не только после. Стало тяжело. Вспоминать ту больную привязанность, все те переживания было нелегко. Леви заметил выражение лица Джонсон. И он хорошо понимал эту гримасу. Она возникала на ее лице каждый раз, когда рядовая думала о чем-то, что причиняло ей боль. — Почему… — начала Эмбер встречный вопрос, запнувшись, — почему вы вообще спрашиваете? Почему интересуетесь? Капитан и сам не понимал. Но сейчас все эти вопросы казались правильными. Ему хотелось удостовериться, что она в порядке. — Просто так. Эмбер почувствовала волну гнева, что поднималась из недр ее души. Тогда он тоже интересовался ею. Просто так. А потом просто так ее выкинул. — Вы предложили мне этот чертов договор, дали надежду на какое-то понимание и близость, затем вышвырнули за порог, как собаку. Что вам, черт возьми, от меня нужно? — под конец этой фразы в горле запершило. Джонсон еле как справилась с подошедшими слезами. Хватит. Она достаточно наплакалась. Уж перед ним она не будет выглядеть слабой. — У нас были правила, — его расчетливый и холодный ответ напомнил о той боли, которую Эмбер испытывала всякий раз, когда безуспешно пыталась от него хоть чего-нибудь добиться. Но капитан не был эмоциональным человеком. Все ее попытки разбивались о титановую броню. — Да я в курсе, что я их нарушила! — вспылила Джонсон. — И что с того? Я разве заслужи… Она прервала себя на полуслове. Все эти эмоции, которые она испытывала на протяжении долгого времени вдруг оказались ей противными. Выглядеть истеричкой в глазах капитана не хотелось, поэтому Эмбер прикрыла глаза и медленно успокоила себя. — Почему вы выбрали именно меня? — голос Джонсон показался Леви глухим. Весь этот разговор причинял ей нестерпимую боль — он видел это по выражению ее лица. — Почему я, а не Петра или Нифа? — Они не подходили, — капитан смотрел прямо, не отводил взгляд. Под прицелом его глаз стало некомфортно. Эмбер задохнулась. Ее голову пронзила неприятная догадка. — Потому что оказались слишком порядочными? Джонсон определенно не причисляла себя к тем девушкам, что относились к сексу безалаберно. Но отношения с Леви и правда были особенными. Согласилась бы она на подобное, предложи этот договор, например, Эрд, Гюнтер, майор Захариус или кто-либо другой? Точно нет. С Леви было иначе. Она была убеждена, что с ним все будет по-другому. Капитан поморщился. Ему не понравилось то, что Эмбер сказала и каким тоном она это произнесла. — Хочешь сказать, я как какой-то сопляк выискиваю потаскух, потому что ни одна нормальная женщина не способна мне дать? Он никогда не стеснялся в выражениях. Благо что в ночных разговорах те не фигурировали. Значит, все же мог хоть как-то контролировать поток грязных слов изо рта. В Эмбер взыграла вредность. Она вспомнила то самое оскорбление, что разбило ее до основания. — Возможно, — неопределенно пожала плечами Джонсон, отмечая, что капитан напрягся. — Иначе я не понимаю, почему вдруг оказалась продажной. Шаг за шагом они наконец-то подошли к той теме разговора, которую Леви не хотелось начинать, но которую был обязан закончить. Прежде всего капитан решил дать бывшей разведчице то, что она когда-то просила. — Ты хотела извинений, — он несколько помолчал, наблюдая, как от удивления вытягивается ее лицо. — Я был не прав. Эмбер это все не нравилось. То, что она давно разучилась понимать этого человека было понятно, как ясный день. Но что, черт возьми, творилось в его голове? Лишь когда он стал катализатором ее увольнения, в нем, наконец-то, заговорила совесть? Капитан видел, что бывшая рядовая не может выдавить из себя ни слова. Она лишь ошарашенно смотрела не него, явно не ожидая подобного поворота. Леви редко когда извинялся. Этих слов удостаивались только особые люди, и то не всегда. Капитану было трудно вслух признавать свою неправоту, к тому же не всех он считал достойными услышать от него те самые слова. К его собственному удивлению, Эмбер вошла в число тех, перед кем чувствовал вину. Это было странно. Когда Джонсон ушла из Разведкорпуса, Леви старался о ней не думать. Мысленно абстрагировался всякий раз, когда Рал что-то там плела про то, как Эмбер ищет себя. А потом в очередную из бессонных ночей внезапно вспомнил ту самую поездку в Стохес, когда Эрвин попросил разобраться с обнаглевшими свиньями из Военной полиции. Их тупость так его доканала, что он чувствовал себя выжатым до основания. И самое странное, что в той поездке он думал именно о том, что вернется и потащит Джонсон в свою комнату, даже если она будет противиться. И даже если рядовая не захочет секса, то просто заставит ее лежать рядом с собой. Леви долгое время не мог принять эти мысли и ощущения. Лишь поняв, что он больше никогда не увидит Джонсон на построении и вообще в штабе, он, наконец, смирился с ними. Нет, он не мог сказать, что любил ее. Любовь разрушала, и капитан запретил себе чувствовать подобное. Но было в ней что-то такое, что вгрызлось в его мысли и не думало их покидать. — Ты не восприняла мое предложение как оскорбление, — продолжал он, пользуясь ее состоянием. Сейчас она не могла ему перечить, лишь внимать его словам. — И тоже устала от своей жизни. Поэтому я выбрал тебя. Капитану захотелось сменить позу. Он немного прошелся по комнате, хотя Эмбер осталась у порога. Подошел к столу, тронул карандаш. Не поднимая глаз, продолжил: — Ты, может, и не в курсе, но я был в сознании, когда ты сидела возле моей кровати. И я помню, что ты мне говорила. Я видел, что ты дорожила мной. Поэтому я принял решение прервать эти отношения. Любой ценой. Эмбер еще больше обомлела, но наконец-то обрела голос. — Все эти грубости и поведение… Вы делали это специально? Леви скривил губы. Ему не хотелось признавать, но это было так. — Из-за проблем в семье, ты начала искать во мне спасение. А я не собирался быть тем, кто тебя спасет. Эмбер не могла с этим поспорить. Она действительно в какой-то мере повесила на него слишком много ожиданий, на которые капитан не подписывался. Неосознанно сконцентрировала на нем все свое существование. В то время капитан был центром ее вселенной, хотел он того или нет. Джонсон его и вовсе не спросила об этом. Осознание этого словно ударило обухом по голове. Ей стало стыдно. — Да… Это правда, — тяжко согласилась она, переведя взгляд на стену. — Я перешла черту. Наши... отношения стали для меня всем. Ее слова принесли Леви удовлетворение. Джонсон была адекватной во всех смыслах этого слова. Она не устраивала ему истерики, не включала тупую истеричку, не выедала мозг и была умной. Она могла анализировать свои поступки и работать над ошибками. Леви знал, что Эмбер во многом принижала свои способности, но, если бы он мог, то показал ей, насколько она сильна. И что именно это его и привлекло в ней. В комнате повисла тишина. Признавать свою неправоту было странно для обоих. Немного помолчав, Эмбер все же решилась на важные слова. И хотя произносила она их не впервые, сейчас разведчик как никогда был сконцентрирован на их разговоре. — Простите, капитан Леви, — она посмотрела ему прямо в глаза и выдохнула. — Простите, что нарушила правила и вышла за пределы дозволенного. Вряд ли она могла сказать что-то еще. Теперь, когда ситуация повернулась другим углом, когда Эмбер услышала точку зрения капитана, она чувствовала себя как никогда виноватой. И это чувство стыда требовало покинуть комнату Леви. Хотя бы выйти за ее пределы, чтобы перевести дух и справиться с теми неприятными эмоциями, что захватили Джонсон. Надо же. Он ведь действительно не был ей обязан. Эмбер осознала, что не просто нарушила правила, а нагло на них наплевала. И хотя судить себя за чувства было глупо, но теперь они казались невероятно лишними. От них хотелось избавиться. Не зная, чем нарушить повисшую между ними тишину и не придумав ничего лучше, как уйти, Джонсон развернулась. Ее ладонь коснулась дверной ручки. Не хватило пары мгновений, чтобы она навсегда испарилась из комнаты капитана, оставив после себя послевкусие горечи. Однако Леви не чувствовал, что их разговор подошел к концу. Было еще кое-что. — У нас были правила, — повторил он ранее сказанную фразу, которую так и не смог закончить из-за эмоционального напряжения Эмбер. Она остановилась и вопросительно на него посмотрела. — Но я тоже их нарушил. И я несу за это ответственность. Его слова отскочили эхом от каждой стены в комнате, а после повисли звоном в ушах Джонсон. Она медленно повернулась к нему, не имея возможности хоть как-то выразить свои эмоции. Дар речи просто... пропал. Не влюбляться. Не дорожить. Не привязываться. Какое бы из этих правил капитан не нарушил, любое заставляло Джонсон трепетать. Он что-то к ней чувствовал? Она не ошиблась? Осознавать это было странно. Словно ускользающая из рук правда наконец-то сама пришла к ней, но принять ее… так трудно. Она смотрела в его глаза, взгляд которых он не отводил, и словно пыталась рассмотреть в них хотя бы единый намек на ложь. Но капитан никогда не врал, всегда был предельно честен, даже если правда резала промеж ребер. Он был влюблен в нее? Сомнительно. Эти эмоции больше подходили новобранцам, но не прокопченному на поле боя опытному солдату. Леви, казалось, были чужды подобные эмоции. Привязался? Абсолютно нет. Единственным, к кому капитан был привязан (это видели абсолютно все), был главнокомандующий. Эмбер всегда считала их связь какой-то особенной, чуть ли не титанически прочной. Встань Эрвин на край стены и попробуй он упасть, Леви подхватит его, не задумываясь. Даже если сам будет на грани жизни и смерти. Дорожил? Сердце пропустило удар. Эмбер чуть не захлебнулась от подступивших эмоций. В животе словно что-то запорхало, так, что пришлось положить на него руку, чтобы успокоить внутреннее беспокойство. Это подходило. Действительно подходило под то правило, которое капитан мог нарушить. — Поэтому… вы попытались меня оттолкнуть, — еле слышно заключила она. Леви прикрыл глаза и потер их. Разговаривать было трудно. Хотелось замолчать и не возвращаться к этой теме. Чего она ждала от него? Наверняка обратных его поведению действий. Но капитан ни физически, ни морально не мог вступить в какие-либо отношения, что рисковали перетечь в нечто большее. Все, что ему оставалось — ходить к девушкам, которые были не против провести с ним ночь. Эмбер тоже оказалась не против. А потом все скатилось к чертям. — Да, — хрипло ответил он. — Я не собирался иметь отношений в принципе. Ни на службе, ни вне ее. В горле пересохло. Капитан налил себе воды и залпом выпил ее. Эмбер выжидающе молчала. — Моя жизнь мне не принадлежит. Любая, кто окажется рядом со мной, рано или поздно станет вдовой, — скривился Леви. Эти слова резанули Джонсон по сердцу. Капитан поставил на себе крест и навечно отдал свою душу и тело на растерзание службе, не оставив для себя ни единого шанса на счастье. Хотя, может, он был прав. Может, так было легче. Будь Эмбер на его месте, наверное, разделила бы его точку зрения. Джонсон знала о друзьях Леви, которых он потерял. Он также когда-то подтвердил слухи касательно его матери, хотя и запретил ей заговаривать на эту тему. Он словно не подпускал к себе слишком близко, но все же оставлял лазейку для того, чтобы она смогла получше его узнать. И теперь Джонсон наконец-то узнала большую часть его граней. Леви оперся руками о стол, склонив голову. Несмотря на то, что его тело было натренировано для долгих нагрузок, именно моральная нагрузка оказалась тяжелее всех. — Иметь отношения на службе — ты вообще представляешь это? Видеть, как того, кем ты дорожишь, разрывают на части, и ты ничего не можешь сделать. Потому что не успел. Потому что был слишком уверен в своих силах. Потому что не верил, что это случится. Голос капитана звучал глухо и надрывно. И хотя он был тихим, та боль, которая плескалась в его словах, наполнила комнату до основания. Эмбер сделала неосознанный шаг вперед, словно пытаясь сократить между ней и капитаном расстояние, но он вытянул руку, останавливая ее. — Экспедиция по поимке аномального титана была безумством. И я вновь жертвовал всем своим отрядом. Петрой, Эрдом, тобой, остальными. Я пытался скорректировать списки разведчиков, но Эрвин был непреклонен. Я буквально ожидал, что увижу вашу смерть также, как и смерть отряда Нанабы — всего сразу, — голос Леви совсем охрип. Вены на его руках напряглись, а выражение лица скрывалось за волосами и плечом. — И хуже всего знаешь что? Я был готов пожертвовать даже ими, чтобы спасти всего одного человека. Тебя. И это неправильно. Эмбер согласилась с его словами. То личное, что вмешалось в их службу, ставило под удар всех остальных. — Ты не представляешь, каково было думать об этой экспедиции. После того, как мы заключили договор и когда я понял, что нарушил собственные правила, единственное, чего я хотел — чтобы ты исчезла из моей жизни. Чтобы я не видел твою смерть собственными глазами. Но ты состояла в моем отряде. Твое имя фигурировало в списках, рекомендованных к вылазке. И я ничего не мог сделать с этим. Джонсон все же осторожно подошла к Леви. Положила на его плечо прохладную руку, потому что от нервов упало давление. Легонько сжала его и почти беззвучно прошелестела: — Спасибо за все. Правда, спасибо. Эмбер действительно была ему благодарна. Их союз, хоть и недолговременный, принес ей много эмоций. Все те ночные разговоры, что разрывали тишину комнаты капитана заставили Джонсон сделать достаточно много важных для нее выводов. Задавая ключевые вопросы, Леви вывел ее на осознание неправильности собственной жизни. И теперь Эмбер была там, где всегда хотела подсознательно быть — на свободе от любых обязательств. Это многого стоило. Леви судорожно выдохнул. С его груди словно свалился огромный валун, который он тащил на себе все это время. Стоило выговориться и ему стало легче. Грудь расправилась от глубокого вдоха, и он выпрямился, взглянув Джонсон в глаза. Ее лицо, прежде равнодушное, а после и вовсе изрезанное болью, теперь было расслаблено. Уголки губ слегка приподнялись, в глазах он нашел какую-то… теплоту, хотя не был в этом уверен. Эмбер внезапно открыла рот и хотела что-то сказать, но так и не решилась нарушить эту редкую для них атмосферу благодарности друг другу. Леви внезапно понял, что они все решили. Что между ними не осталось никаких недомолвок. Тот разговор, который он спровоцировал через силу, подошел к концу. Эмбер еще немного постояла, мягко сжимая его плечо, а затем отстранилась. Она не знала, что могла еще сказать. Слишком громкими оказались заявления, слишком внезапной стала правда. — Думаю, мне пора, — эти слова были логичным завершением их… отношений. Договор наконец-то прекратил свое действие, стороны выплатили абсолютно все неустойки, которые ими предполагались. Джонсон развернулась к двери. Капитан посмотрел ей вслед, пытаясь запечатлеть в своей памяти образ очередного в его жизни человека, которым он дорожил и который вновь его покидал. Ее ладонь уже повернула ручку двери, как из него вырвались ненужные, но такие необходимые ему слова. — Останешься? В последний раз.