На помощь!

      Неужели никто? Совсем никто меня не слышит? Из моих глаз льются слёзы, а горло горит от крика.       — Ну же, Ласточка, к чему так убиваться? — один из них подходит ближе и наклоняется прямо к моему лицу. — Ведь ничего страшного не происходит, тебе нужно лишь согласиться помочь.        Если бы не кляп, он уже остался без носа. Я смотрю на него с такой ненавистью, на которую только способна. Он лишь смеётся мне в лицо, забрызгивая слюнями… Мерзость… Его руки ходят по моему телу и рвут одежду, а я не могу даже пошевелиться, только и остаётся, что кричать в пустоту, надеясь на спасение. В голове проносится моя жизнь в Сером Доме.       Он впустил меня в себя, сломал мою наружную суть и склеил, как ему хотелось. Я пришла сюда маленькой, «чудесной», белобрысой девчушкой, а выйду (если доживу, конечно) взрослым одичавшим чудиком. Хотя, по правде говоря, выходить не очень хочется. Это место стало для меня по-настоящему родным, сделало меня тем, кто я есть.       «Чудесной» меня назвал Акула в первую нашу встречу. Он тогда ещё не понял куда попал, поэтому не боялся воспитанников этого места.       Я оказалась здесь после смерти матери. Отец был постоянно в разъездах и не мог заботиться обо мне — ребёнке, впадающем в ступор при любом сильном страхе. По началу он навещал меня при первой возможности, но потом всё реже и, в конце концов, перестал приходить вовсе.       Итак, я Дома. Девочкам нельзя дружить с мальчиками. Таков Закон. Я ненавидела его. Девчонки казались мне злыми и завистливыми, почти все, исключением стали Рыжая и Русалка. Глядя через окно на двор, я мечтала, как в один прекрасный день смогу выйти из этой гендерной изоляции.       И вот, такой день настал. Длинная Габи, придя в комнату, громко объявила о том, что легла под вожака Дома. Не знаю уж чем именно она гордилась, но меня новость об отмене Закона обрадовала. Мне захотелось тут же посетить этаж мальчиков. Во-первых: я ждала этого безумно долго; во-вторых: наши с Габи отношения были слишком напряжёнными, если коротко, то мы друг друга ненавидели. Поэтому я поспешила убраться из комнаты и стала складывать в сумку блокнот и карандаши. Длинная подкралась сзади и, положив руку мне на голову, пропела в самое ухо:       — Неужели наша маленькая птичка тоже хочет поскорее с кем-нибудь поразвлечься?       — Отвали, Габи, — прорычала в ответ я.       Девушка лишь засмеялась.       Выходя из комнаты, я поймала на себе насмешливый взгляд Бедуинки. «И чего они прилипли ко мне?» подумала я.       На мальчишеском этаже девчонок ещё не было. Я немного отошла от Перекрёстка и села у стены. Моё внимание привлёк рисунок быка, мне захотелось его перенести в блокнот. На меня глазели все проходящие мимо. Новый Закон только приняли, а я уже торчу здесь.       —Эй! — окликнул меня парень с ожогом на лице, — у тебя жвачка к волосам приклеена. Ты в курсе?       Я схватилась за волосы и нащупала резинку прямо у основания правого хвостика.       —Чёртова Габи, — чуть слышно сказала я, но парень меня услышал.       — Ты новенькая что-ли?       — Нет, — сухо ответила я. — Скажи, её можно достать?       Парень подошёл ближе.       — Боюсь, что нет, — заключил он. — Она прилепила тебе резинку наверняка.       — Чёрт! У тебя, случайно, нет ножниц?       — Ножниц у меня нет, но есть бритва, он извлёк из нагрудного кармана жилетки лезвие. — Держи.       Не совсем понимая, что буду делать, я взяла бритву и обрезала сначала правый, затем левый хвостики. Парень смотрел на меня с восторгом и, как только я закончила, произнёс восхищённое «Вау!». Я вернула ему бритву.       — Я — Фитиль, — представился он и протянул мне руку.       — Ласточка, — ответила я на рукопожатие.       Фитиль довольно улыбнулся.       — Теперь ты похожа на мальчишку.       Я достала зеркальце и полюбовалась результатом. Волосы торчали во все стороны, действительно, как у парня.       Мимо нас передвигались другие жители дома и с любопытством поглядывали на пару отрезанных хвостов у меня в руках.       — Фитиль! — позвал кто-то моего нового знакомого. — Закон только что приняли, а ты уже катишь шары к девчушке. Быстро же ты.       От потока домовцев отделился пухлый юноша с кудрявыми волосами.       — Мне пора, — бросил мне Фитиль и убежал к жирдяю.       Я уже развернулась чтобы уйти к себе, как вдруг столкнулась с кем-то. Это был высокий парень со светлыми волосами до плеч. Одет он был будто в траур. Я тут же узнала в нём Стервятника — вожака третьей. Один лишь его взгляд навёл на меня такой страх, что я чуть не свалилась без движения. Папа Птиц всегда меня пугал. Могу поклясться, что однажды, сидя под дубом и наблюдая за мальчишками, я видела как улыбается его тень. Мне стало жутко, но потом тень вовсе начала двигаться независимо от хозяина. Я так перепугалась, что пролежала в корнях дерева до самой темноты не в силах пошевелиться. И вот сейчас я стояла и играла в гляделки с тем, кто снился мне в кошмарах.       — Можно, я пройду? — нарушил молчание Стервятник.       Я вышла из ступора, опустила глаза и отошла в сторону. Мой взгляд невольно задерживался на тени. Она вновь улыбнулась мне своей острозубой улыбкой. Я зажмурилась и повторила про себя несколько раз: «Всё хорошо. Только не падать. Только не падать!»       Я еле добрела до комнаты и сразу свалилась без сил на кровать. И сразу погрузилась в сон, даже не раздевшись.       На следующий день я сжигала во дворе волосы, когда меня окликнул Фитиль. Рядом с ним стоял тот пухляш. Оказалось, что его зовут Соломон.       — Не хочешь сходить в Крысятник? — предложил он.       — Да, почему бы и нет, — недолго думая, согласилась я.       Такую грязную комнату я не забуду никогда. Даже Бедуинка, ненавидящая уборку, не была такой грязнулей, как жители этого, как верно предупреждает название, Крысятника.       Сами Крысы были все, как на подбор: яркие ирокезы, наушники и тёмные очки. Даже скучно.       Меня встретили общим улюлюканьем. С одного из спальников поднялся рыжий бритоголовый парень в розовой рубашке и бабочкой на шее. — Добро пожаловать в наше скромное жилище, птичка, — приветствовал он меня. — Я — Рыжий — вожак этих неотёсанных грязнуль.       Я смущённо улыбнулась и представилась. Рыжий предложил мне попробовать одну из настоек Стервятника. От упоминания Большой Птицы я чуть вздрогнула, но вожак ничего не заметил или сделал вид, что не заметил.       Мои компаньоны сели рядом, образовав кружок. Соломон с нескрываемым вызовом смотрел на вожака и иногда переглядывался с Фитилем, тот же выглядел спокойным, но я чувствовала какое-то напряжение между Рыжим и этими двумя.       Вожак вальяжно расселся на спальном мешке и разлил по кружкам пахнущую хвоей жидкость.       — Предлагаю выпить за Новый Закон, — сказал тост Рыжий.       Странная жидкость обожгла мне горло и разлилась теплом по груди.       — Какая гадость!       — Все так говорят, птичка, но потом привыкают, — заключил Рыжий и налил мне ещё.       В ту ночь я так и не вернулась в комнату. До самого утра я проторчала в Крысятнике, уснув после бутылки Хвойного на плече Рыжего. Если бы не Фитиль, разбудивший меня перед самым рассветом, я бы провалялась в обнимку с вожаком до завтрака.       Так начались мои яркие дни с Крысами. Фитиль и Соломон стали моими постоянными спутниками. Днём мы гуляли по Дому втроём, иногда к нам присоединялся Дон, один из состайников Фитиля, а ночью частенько проводили время в Крысятнике.       Однажды они отвели меня к недостроенному бассейну. Эти двое даже где-то достали ключ, чтобы мы могли посидеть втроём при свете фонариков. С моим небольшим страхом темноты, мне было немного жутко, но наличие рядом двух амбалов отгоняло и это беспокойство.       — Близится Самая Длинная, — с каким-то странным предвкушением протянул Соломон.       — У тебя какие-то планы? — поинтересовалась я.       — Грандиозные, — отозвался Фитиль.       — У тебя, кстати, тоже.       — Что?! — удивилась я.       — Тебе предстоит развлекать Рыжего, — гадко ответил Соломон, — Всё-таки твоё пребывание у нас должно быть как-то оплачено.       В свете фонаря он выглядел пугающе. Я вдруг осознала, что не могу пошевелить лодыжкой.       — Но нам двоим под силу тебя уберечь, — подхватил Фитиль. — Он засиделся на посту вожака и его необходимо убрать.       Я поняла к чему ведут эти двое и мне стало ещё страшнее.       — Я не хочу и не буду участвовать в свержения Рыжего.       Я резко встала, желая уйти, и тут же повалилась на кафель: левая нога отказала вовсе. Спиной я чувствовала их хищные взгляды. «Всё хорошо,» — убеждала я себя. Соломон встал, подошёл ко мне ближе и сказал:       — Что, наша птичка разучилась летать? Советую тебе согласиться, иначе горько пожалеешь.       Тут страх окончательно окутал меня. Я повалилась на бок и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.       — Если ты будешь молчать, Ласточка, лучше тебе не станет, — предупредил, поднявшийся Фитиль.       — Мой ответ: н-нет, — чуть заикаясь проговорила я.       Соломон недовольно цокнул языком. «Нужно кричать,» — пронеслось у меня в голове, и тут же призыв о помощи раздался над брошенной стройкой.       Удар пришёлся прямо в живот. Послышался поворот ключа во входной двери. Меня перевернули на спину и раскинули руки. В рот вставили свёрнутую тряпку. Я кричала сквозь кляп, надеясь, что хоть кто-нибудь меня услышит.