Глава 3. Сопливый Харрингтон
Начало.
— Faster, Harrington! Can you go faster?! — Yes, damn it! I am doing it! So shut the fuck up! Так. Стоп. Вы спросите, что они там делают и что происходит? Спокойно. Остудите свой шипперский пыл — они НЕ занимаются потрахушками. Возможно когда-нибудь, где-то в другой вселенной, однако не здесь. Вернее, не сейчас. Но чтобы вы поняли щикотливость всей ситуации, мы начнем день с самого начала. Итак.12:34. 14 сентября. Смежный урок физкультуры. Спортивный зал.
— Хей, Джонатан. А твоя подружка действительно не имеет пениса? — крикнула Николь, якобы парню, хотя тот сидел не так далеко — всего лишь на два ряда ниже. — А какая тебе разница? — сухо произнес Байерс, продолжая мутными от усталости глазами следить за игрой в баскетбол, в котором его «повернутая пидружка» пасовалась с амбалами-парнями. Выходило неплохо — Холланд принимала незначительное участие — но иногда парни просто теряли её из виду и чуть не сшибали с ног, и неважно, что часть их была младше на два года — сосунками они не выглядели. — П-почему вы спрашиваете? А так бы ответила Барбара (ведь она частенько была первым объектом насмешек), если бы была здесь. Начала бы бегать глазами в разные стороны, ведь в такие моменты всё внимание доставалось именно ей — девочке, что очень боится взглядов людей. Она оттянула бы синюю кофту, скрывая свои, как она считала, огромные складки на животе, которые в жаркое лето при долгом нахождении в одном положении слегка потели. И хоть Холланд не была такой уж и большой, почему-то все считали её жиробасиной. Особенно «красатули нашей модельной школы» — та самая Николь, Инди и Малли — типо самые скромные давалки города Хоукинса. Огромное декольте на каждой паре их «прыщиков» — потому, что сиськами это было сложно назвать, короткие шортики — аля стринги — в которых виднеется половина их, чуть покрытой апельсиновой коркой, жопы. Естественно, яркий макияж, который должен был подчеркивать красоту лица, а не шлюховатость, как вышло в их случае. И белые спортивные чулочки, наверное для того чтобы скрыть щетину на ногах — а зачем ещё их носить каждый день, даже на физру?! В общем типичные школьные львицы — вот по жизни только не победительницы. Вроде стереотип стереотипом, но у этих мадам мозги всё же были. Как неприскорбно это осознавать, но они были только у двух из них. Малли обходит отличников по математике, побеждая стереотип о том, что блондинки тупые (особенно крашенные, хотя это её натуральный цвет волос, но не важно) — баба-калькулятор — так звали её до вступления в команду стерв школы. Инди — спец в литературе. Эта роковая темнокожая девчуля разбивает стереотип о том, что «черные» читают исключительно рэп. А вот их предводительницу Николь, увы, Господь не наградил умом в принципе. Она хороша… В минете, разве что? Ведь если бы не её «подружки» катилась бы она не в старшую школу, а прямиком на трассу города Нью-Йорка. Она полный ноль абсолютно во всех школьных предметах. Увы. Джессика бы этому не поверила — ну хоть в чем-то человек должен проявлять себя, пусть хоть в кружках, верно? Кабух! Это рухнуло предпоследнее предложение — у Николь ни к чему нет стремления вообще. Она тупо не хочет учиться, полагаясь на деньги папаши-мэра. Не хочет ничем заниматься — элементарно научиться петь или придумывать дизайн одежды. Её занятия делятся на три типа: обосрать, погулять, сходить в магазин. В общем полное дерьмо, которое притянуло в своё болото бывших «неудачниц» и теперь они вместе насмехаются над другими неудачниками. В частности… Барабанная дробь! Барбара и Джессика Холланд — корова и мужик. Но Барб не была коровой! Это вы сучки — гниющее в канализации говно! Да, она была пухленькой — но это шло ей. Мягкие щечки, большие серые глаза, спрятанные за толстыми стёклышками очков, которые делали очи ещё больше. Мясистые ляшки, которые любой не отказался бы пожамкать в ладонях, как и грудь. Джессика иногда называла сестру «пельмешкой», но не в обиду, а потому, что та была лакомым кусочком. — А ты что уже все члены опробовала, Николь? Решила заинтересоваться и моим? — свисток тренера оповестил о десятиминутном перерыве. И усатый рыжий мужичок в темно-синем спортивном костюме, отправился поправлять собственную кучерявую, как у барана, шевелюру для подката к Мистеру Торси — тощему учителю английского с вечно заправленной внутрь жилеткой — который также отличался своим напыщенным петушиным характером недотроги, но при этом всегда на столе имел плюшевого мишку, как-то подаренного самим тренером — Джосефом Дерри. И пока Мистер Дерри, ускользал из спортивного зала под аккомпонемент дождя, оставляя учеников в едва промерзлом «благородно-зеленом» помещении, Джесс, подбирая бутылку воды и прочищая горло, направилась к другу, попутно оттягивая взад-вперед огромную белую футболку, делая из неё что-то наподобие веера: — Так, я тебя покатаю! Тридцать сантиметров, как ты любишь! Кто-то сдержанно хихикнул, но встретив налитый яростью взгляд, быстро смолкнул. Как она смеет затыкать саму Николь Кляйн, да ещё и при младших классах! — Ой-ой, прости Кляйн, — Джесс надула губки, издалека смотря на «крольчиху-Николь» — даже стоматолог за бешенные бабки не смог исправить её огромные передние зубы. И за глаза, эту кличку, со средних классов, продолжали использовать многие ненавистники, в тайне, до сегодняшнего момента, — Мне ещё кого-нибудь позвать? Сразу троих для тебя? — мяч, который она подобрала у ног незнакомой девушки рядом с Джонатаном, вихрем катался по рукам — она нервничала, но не из-за Николь Кляйн. Не из-за всех этих пар глаз. Она нервничала от страха. Страха перед тем, что через несколько дней найдёт Барбару Холланд в сгнившей канаве, и из её щек станут выползать опарыши и червяки, сороконожки будут бегать по вырванным частям тела, которое несколько дней поедали хищники. Боится увидеть её обруганное каким-нибудь подонком тело, выброшенное так далеко, что они не сразу его нашли. И если Джонатан ещё хоть как-то справляется с нервами за почти две недели пропажи младшего брата, Холланд не выдерживает четыре. Четыре дня ада. Она снова начала курить. Пятнадцать лет было точкой отправления, но в шестнадцать она бросила. И вот опять тресина затягивает её в водоем у которого нет дна, в котором ты просто тонешь и в конце-концов задыхаешься, выпуская сквозь толщу воды пузырьки и заглатывая вязкую грязь. Она боится и это заметно не только по огромным мурашкам, что теперь появляются каждый раз при виде леса, но и по судорожно трясущимся рукам, которые только с третьей попытки, придерживая друг друга, могут зажечь сигарету в обкусанных — иногда до крови — губах. И её это бесит. Бесит, что огонёк от красной зажигалки виляет влево-вправо, не попадая в цель. Бесит, что она сама того не понимая, постукивает на уроках ногтями по парте в такт с ногой, которую похоже свело не судорогой, а просто какой-то проказливый демон тягает сустав за свои невидимые ниточки. Бесит, что два дня подряд она не просто видит кошмары, а просыпается ночью от удушливых криков собственной сестры, а потом сидя под светом настольной лампы, что тускло освещает розовую половину комнаты, в которой и жила пропавшая девушка, Джесс видит Барбару. От такого она шарит руками под подушкой, выискивая свеженькую пачку «Мальборо» и, с выпученными стеклянными глазами, закуривает, обнимая два одеяла, и выставляя правую руку чуть вперёд. Она так боялась, что её трясло, как при горячке. Боялась думать. Ведь мысли приводили к тому, что после нежной улыбки, сидящей напротив «пельмешки», появится голодная и безумная, рот раскроется словно цветок, обнажая тысячи зубов. А глаза выползут из черепа, завиваясь вверх, как прутья. Джесс моргнет и «нечто» наброситься. Поэтому она не моргала. Она потеряла сестру второй раз и ничего не может с этим поделать. Страх заглатывает её, как удав заглатывает обезьяну. Целиком, полностью. Заставляя жертву задыхаться в желудочном соке, если та выжила после удушья. А Холланд была выжившей и теперь страх, бурля по коже, расщеплял на молекулы её тело. — Ещё одно слово, Холланд и.! — И что? Твой папочка прискачет на осле, лишь бы поговорить со мной? Или может быть твои бывшие «папочки» захотят поставить меня на место? — она не смотрит на неё, лишь продолжает нетерпеливо кидать мяч из одной руки в другую — снимает напряжение. — Джесс… — Джонатан прихлопывает кулаком по её колену, заставляя очнуться и прийти в себя. Он видит, что она опять «пропала» — об этом говорят расфокусированные светло-голубые глаза. Да, и не только глаза. Лицо просто «отвисло», если так вообще можно сказать. Расслабилось до такой степени, что не видно было ни одной морщинки. А то, что говорила её «помойка» — рот, который получил сиё прозвище не только от школьных обитателей, но и от «мамочек» — вылетало само по себе. Это была некая оборона. Защита её маленькой души. Девушка не была агрессивной — частенько старалась сдерживаться и пропускать этот мусор мимо своих проколотых ушей. Пыталась сгладить углы, чтобы всё то, что она говорила, не могло «кольнуть» человека. А сейчас… Она выкалывает в теле жертвы тысячи и тысячи иголок, собственного изготовления потому, что достало. Накипело за все эти четыре года обучения, а в сумме с нервозом от пропажи дорогого человека, заебало так, что никакой антистресс не сможет избавить её от мыслей об убийстве. — Интересно, можно ли сесть за убийство, которое ты совершил с помощью разума? — она поделилась мыслями шёпотом, который растворился в лёгком шуме голосов. — Твою сестрёнку уже поставили на место, Холланд! Наверно выебали во все щели и скинули в канаву, она ведь такое ничтожество, — девушка рассматривала свои розовые, покрытые блестящими слоями, ноготочки под светом ламп. Качнула задницей вправо и, опираясь на ногу, встряхнула волосами. — Наверняка, из её рта, как и из пизды, сперма сочится наружу, а… Хрясь! От стенки отскочил мяч и ударился в спину Кляйн-младшей, которая смогла увернуться секундой ранее от этого рыжего шара, что был запущен самой Холланд — главной целью которой было попасть Стерве прямо в лицо, ведь может быть тогда, она смогла бы исправить её отвратительные зубы или же Николь так прикусила бы язык, что его часть полетела бы на пол, а может быть Кляйн и проглотила бы его, хлебая кровь вместе со своими слюнями. Но нет, Холланд не могло так повезти. Поэтому приходиться довольствоваться лишь её завываниями о сломанном позвоночнике, когда мяч гулко ударяется о женское тело. Такой шлепок Джессика запомнит надолго, как и сама «принцесса-Хоукинса», чьи глаза теперь наливаются кровью вместе со щеками, а ноздри раздуваются так сильно — расходятся в разные стороны, как обычно она раздвигает ноги — что напоминают поросячье рыло. Подружки шикают вместе, скрючившись над кареглазой дочуркой мэра, как над ценным экспонатом музея. — Извинись! — рявкнула Холланд, скрывая узкие зрачки, какие появляются только от ярости и страха, под курчавой челкой темно-коричневых, почти черных волос. — Да П-пошла ты нах…! — I said: apologize, you little bitch! — говорила ровно, не показывая глаз, но смотря на неё сквозь проблески волос. Дыхание было сбивчатым, и что-то теплое щекотало нос, спускаясь всё ниже и ниже. — Я-я-я. Что же ты делаешь, Кляйн?! Нет, не посмеешь. Сейчас же заткни свою пасть и не произноси ничего, иначе потом будет худо. Как же так! Стерва школы впервые извинилась перед отбросом общества! Какой позор! На глазах у части школы, Кляйн хочет произнести то, о чем говорила от силы в первом классе или детсаде, такие давно позабытые слова, ведь девушка никогда не извинялась. Обкусывая со всех сторон язык, она заговаривается, как в припадке эпилепсии. Но голос Холланд отчётливо звучит в её голове, словно брюнетка находиться прямо позади, громко шепчет в ухо или вообще живёт в самом мозгу — крошечном рыбьем мозгу, что сам ещё не дорос, чтобы произносить такие слова. — Apologize. — Джесс фокусируется на усыпанном родинками лице, которое обрамляют рыжие кудри — на самом деле являющиеся обычными русыми, почти серыми волосами, до окрашивания. — Apologize, slut. — I-i…S-s… S-sorry. — Holy shit, guys! Кляйн только что извинилась! Головы на трибунах яростно зашептались. Поворачиваясь друг к другу ученики обсуждали неслыханную новость. Дочь мэра — стерва из преисподнни — извинилась. Да, Холланд, такими темпами она действительно станет не только королевой Зимнего бала, но и главной занозой в твоей заднице. Ах, нет! Она уже была занозой. — Черт возьми, Кляйн! С каких пор ты извиняешься? — Ты, случаем, не обкуренная? — Тогда может поделишься! Классы стали говорить в голос. Никто не мог остановить этот базар, кроме самого мистера Дерри — его просто боялись. Боялись крика и гусеничек-усов у своего лица. Вопросы лавиной налетели на Кляйн, как падающий сугроб с крыши дома. Резко, холодно и мокро. Холланд повезло чуть больше — ей просто пиздец как повезло — никто не подходил и не задавал глупых вопросов, по типу: «Ты загипнотизировала её?!». О нет, я всёго лишь промыла ей мозги. — Вот, возьми, — Незнакомка протягивала сине-белый платок, пока её соседи — задроты мальчишки — по правое плечо нервно хихикали, как девчонки, которые видят давно состоявшуюся любимую пару — существующую только в их голове. — А то у тебя кровь из носа… — Спасибо… — Джесс потерла платком над верхней губой, и кровь впиталась в ткань, как вода в землю, оставляя незаконченные узоры и огромное пятно на краешке полосатого изделия. — Э-м-м… — Робин Бакли, — девушка поспешно улыбнулась, заправив за ухо, выбивавшуюся из тугого хвоста, прядь светлых волос. Она была чуть напряжена, и выдавали её слегка ломанные, дерганные движения, частое моргание. Бакли отводила глаза во все стороны, только долей секунды засматриваясь на лицо Холланд, а потом опять блуждала взглядом по интересному полу школьного спортзала и зелёной стены. Шикала на друзей и покрывалась румянцем на скулах. Естественно ей нравилась Джесс. Ну, а какой бы девчонке она не понравилась? Так отговаривает себя Бакли от гейских мыслей. Джессика Холланд нравится ей исключительно как подруга! Главное опустить тот факт, что ты видишь с ней мокрые сны уже какой год подряд. Да и в принципе что тут такого? Любишь и любишь! Мы живём в свободной стране. Вот только твой консервативный папаша, Робин, готов хоть каждый день тестировать точность стрельбы на «сумасшедших». Интересно выстрелит он если узнает, что и ты «повернутая на голову» лесбиянка? Нет! У сотрудника вооружёнными силами не может быть такой дочери. Она правильная. Наша семья правильная. — Робин, а где же твой жених? — Она просто ещё не нашла того самого, Мэри. Скоро и у неё появится мужчина. Лучше бы это была женщина, папа! —… А кровь тебе к лицу… — Неужели, Бакли? — Холланд прищурившись смотрит на то, как Робин закусывает нижнюю губу, томно заглядываясь — Джесс готова поклятся она смотрела на себя в карих глазах младшеклассницы. — А? Нет! В смысле?! У тебя ещё осталась кровь на лице! — Ну так вытри её. — Что? — Вытри её с моего лица. — Джессика наклонилась к ней, протягивая платок. Улыбалась, как лисица, прищурив глазки и обнажая собственные клыки, что могли часами сжимать сигарету, из которой шёл горький дым никотина. — Шутка. — А? — Но спасибо за заботу, Бакли. — брюнетка подмигнула, закинув руки за голову, как какой-то мачо, что нашёл новую шлюшку, готовую ему отсосать. Холланд аж сглотнула подступивший комок в горле. От самой себя стало противно. И даже за этой нахальной развеселой гримассой не смогла скрыть всю отвратность некоторых «супер-парней», которых сейчас изображает, ведь правый глаз стал сам непроизвольно поддергиваться несмотря на подмигивание. Хотя, может это просто нервы? Скорей всего, Холланд, но понервничать тебе придётся именно сейчас. Потому что мы возвращаемся к тому с чего начали.21:18 Лес. Недалеко от дороги по пути в Хоукинс.
— Ты что?! — Нэнси захотела помочь в поисках и я подумал почему бы не пригласить её пойти с нами… К тому же… — Да ты просто издеваешься, Байерс! — Но на фотографии, сзади Барб, было что-то непонятное и… — Замолчи, даже слушать это не хочу! Единственное что мне важно, так это чтобы ты не опоздал. И я не торчала всю ночь одна у поганой дороги! — Да я и не собирался. Мы успеем, Джи, ты мне веришь? — Нет, Байерс. Уже не верю. На наручных часах девять вечера, а этот придурок так и не появился. Где его черти носят вместе с этой Нэнси Уиллер, что не присматрела за сестрой?! Они обещали прийти в пол-девятого… Ну вот и где они сейчас?! Чёртовы сорок минут она торчит на обочине, как какая-то проститутка или маньяк, готовый закоптить её тело в духовке в любую минуту. Брюнетка, по итогу, ссытся от всякого шороха и звука, изредко проезжавших, машин. Неужели они трахаются в подвале или в комнате самой Нэнси? В который раз она задаёт этот вопрос пустоте и ночному лесу и на него нет ответа. С каждой секундой обида сжимает тиски на шее, как при смертной казни с помощью мокрой кожи, что высыхая, начинает душить виновного во сне. Медленно, размеренно и незаметно, чтобы — не дай боже — он не успел снять ошейник смерти. А сейчас Холланд душат точно такие же куски, сжимая сердце. Неужели он променял её?! «Любят» друг друга до дрожи в коленках и даже не вспоминают о том, что надо было уже прийти? Как же это бесит. Холланд смахивает пепел сигареты и втягивает горький, перчащий дым, что припекает гланды. Задерживает дыхание и, выпуская изо рта серый клубок, пальцами другой руки перебирает в кармане зажигалку, пока катана мирно покоится на плечах. Почти час она ждёт этих скрытых любовников в тёмном ветхом лесу. И плевать, что она во все оружии, от одиночества это не спасает. Как и от страха. Что она здесь забыла? То что Джи хочет найти, так это ничего. Ни Барб. Ни её труп. Просто мусор и лес. В глубине души она надеется на то, что сестра просто сбежала в город. Уехала на автобусе. Да что угодно, лишь бы не найти её мёртвое, разлагающееся и почти сожранное животными, тело! А ещё лучше прийти домой и застать Барбару за кружкой чая в руках, пар которой щекочет её красный от холода нос. Родители ругаются и плачут в унисон. А ты стоишь в проходе, нервно улыбаешься и смотришь на её румянец. Спрашиваешь себя «Какого черта, Барбара Холланд, где ты шлялась?». А копна рыжих волос лишь подпрыгивает от кивка в твою сторону, когда она натягивает тёплый изумрудно-болотный плед. Прямо такого же цвета как иглы на елках перед тобой. Ей страшно идти в лес, но черт возьми, как ты пришла тогда вообще сюда?! Ты противоречишь сама себе, Джессика Холланд! Ты говоришь, что тебе страшно идти в чащу, но сама спокойно стоишь рядом с ней на дороге в полной тьме, которую освещают слабый свет луны и твоя сигарета? — Твою ж мать! Белая машина проезжает мимо, освещая небольшое пространство, и останавливается в нескольких метрах. Она кидает сигару на асфальт, топча ногой, словно танцует джигу-дрыгу. Жёлтый свет тонет во мраке ночи и растворяется, оголяя дорожную пыль, которая клубами въется около фар. Живот тянет и мнет от тревоги, как будто повар с помощью куклы вуду решил замесить вместо теста твоё тело. Или это просто бабочки внутри пожирают и тянут плоть, крича о том, что пора бежать. Но она не двигается с места. Дура. Хотя куда ещё бежать? В лес? Темно. Заблудишься. По дороге? Догонит. Убить? — Как вариант. Тёплый свет в авто, помогает увидеть хозяина. Щупленький мужчина лет 40 с рубашечкой, заправленной до талии, в неакуратные бордовые брюки, которые, как видно, велики ему на четыре размера. Он вылезает из «железки» — машина чуть ли не разваливается на глазах. Потёртости и помятости на дверях видны невооружённым глазом. Он неуклюже выползает из своего укрытия, бухтя под длинный нос, словно старик-мореплаватель, повидавший за свою долгую жизнь столько дерьма, сколько каждый за год не высрет. Ветер растрепал его тёмные кудри, и мужчина смахнул капли со лба резким дживением руки. Пнул машину за то, что дверь тазика не закрылась с первого раза, а затем, улыбнувшись, развернулся в сторону Холланд. — Do you need help, miss? Он улыбался словно клоун из театра ужасов. Крипово, даже отчасти маньячно. Уж поверьте весельем и актёрской забавной тут не пахнет. Пасет изрядными благовониями садизма, вперемешку с недостатком женских прикосновений. Проще говоря, у него явный недотрах, ведь шаловливые глазки-бусинки неспроста блестят азартом и пошлостью, пока руки нервно трутся друг о друга, изрядно потея. Его тело прямо кричит «Я изнасилую тебя!». Вот только ты не видишь одну маленькую проблемку, мистер огромные подштаники — насиловать сегодня будут именно твой худощавый зад. Неважно чем, тебе всё равно это не понравится. — Да, пожалуйста, я уронила сумочку в этот страшный лес, а там кто-то шуршит листьями. Мне так страшно, спускаться! — её сейчас стошнит от собственной слащавости в голосе, от такого писклявого и кукольного, как в фильмах про тупых блондинок. С глупым акцентом и пришлепыванием губами-пельменями. Слёзно просит, скрещивая руки в молитвенном жесте на груди, прижимает их плотнее, чтобы этот чурбан заметил что сиськи у неё хоть какие-никакие, но есть, — Помогите, дяденька! Мужчина оживился. Глаза заплясали пошлыми огоньками и он, нервно бросив ключи от машины в карман брюк, как «мачо» устремился вниз. На что он надеется? На добровольный секс? На изнасилование девушки, которая сама может свернуть тебе шею одними мыслями? Хах. Мудак. Слишком самонадеянный Мудак! — Внизу? — Да, какой-то тип проехал на машине и чуть не сбил меня. Я так испугалась, что выронила сумочку! Его, похоже, совсем не заботит то, что девушка делает в тёмном лесу на окраине дороги — совсем одна. В дали от города, среди тишины леса и воя ветра. Где листья с иголочками сосновых и еловых деревьев, сыпятся в такт лунной песне. Где изредка истошным голосом завывает вдали волк и визжит мотор машины. Где прохладный воздух, едва задевая кончик носа, проникает в самые лёгкие — остужает альвиолы от дыма горько-мятных (только в этот раз) сигарет. Где слышится внизу незнакомый рык, но знакомое хлюпонье слюней во рту. Знакомые капли воды, звонко падающие на гладь. Она дерганно, трясущимися руками хватается за рукоятку катаны, смотрит вслед худощавый фигуре, неуклюже спускающейся вниз по самой грязи из листьев и сырой земли. Инстинкт животного просыпается резко, живот тянет сильнее — сжимает словно вакуум. Зубы сами скалятся под закрытыми тёмными губами, глаза расширяются от надвигающегося ужаса, что она сейчас наделает прямо в новенькие джинсы. Но откуда он взялся? Этот страх? Что, черт возьми, вообще с тобой творится? С каких пор ты так трусишь, Холланд? Ладно, если ты боишься собственного воображения, но это… Страшней насильника никого не бывает! А тут ты ссышься от какого-то шороха в чаще леса. Почему колени в тряске подгибаются? Потому, что смерть рядом. Неужели? Раз так, то будь добра напрячь свои булки посильнее. Ведь сейчас тебе никто не поможет, кроме себя самой. Джонатан с Нэнси, и ты совершенно одна. Насильник, лес и хлюп монстра — всё что окружает тебя. Ситуация если не безвыходная, то просто невьебически странная. — Я не вижу никакой сумочки! — кричит, снизу твой «спаситель», будто захлебывается в собственных слюнях. — Она там, мистер, чуть ниже. Найдите её, пожалуйста. — Джесс съедает половину звуков, как при заикании, а в конце шепчет, — И не возвращайтесь. Холодный пот вновь выступает со лба, и рукоятка скользит в руках. Она медленным шажками бредёт к машине — единственное место спасения, которое она никогда бы не решилась посетить. Тачка педофила — лучше убежища не найти! — Если ты, сучка, мне врёшь, я убью тебя. — доноситься снизу. — Слышишь меня?! Он будто с цепи сорвался, хотя так оно и есть. Вся гниль, скрывающаяся за милой маской, проступила сквозь дыры, как в половицах заброшенного дома. Этот склизский, вонючий запах щекочет нос так, что хочется зажать его или склеить. А потом промыть всю эту смесь мылом, или вообще посетить стиральную машину. Покрутиться в барабане, только чтобы смыть отметины этой плесени, выходящей из его рта. Стереть воспоминания об этом мерзавеце, как обычно стирают мел с учебной доски. — Не игнорируй меня, ПОТАСКУШКА-А-А-А! FUCK! GO AWAY -Y-A-A!!! Крик. Сильный, визгливый и пищавый режет уши. Звук ломающихся костей, заставляет втягивать живот и глотать слюну, чтобы не блевануть. Это чувство — чувство ужаса с нескончаемым синдромом бога. Оно вновь посетило тебя, спустя столько лет. — Ten, where are you? Ten! Зрачки дёргаются, смотря на это сущее дерьмо впереди. Что-то, с явным аппетитом, вырывает гортань мужчины и кровь начинает брызгать во все стороны, словно кто-то неудачно намазывает клубничное варенье на хлеб. Со смачным клатцаньем, кусок мяса пропадает в огромной, похожей на цветок с тысячью зубов, глотке. Тело ещё дёргается в судорогах, а монстр продолжает трапезу, срывая одежду с человека. Он чавкает, отрывая зубами кожу вместе с сосками. Мясо тонкими волокнами отходит от рёбер, с трескающимся звуком, как будто рвётся ткань. Тук. Тук. Почему-то это завораживает. Либо ты просто смотришь на себя со стороны, Холланд. Освещенная лунной картинка, сама втягивает тебя в воспоминания о пожаре. Совсем одна — бедная маленькая девочка, сносящая одним лишь разумом головы людей, что пытались ей помешать. Этот звонкий хруст, отличавшийся от тресканья горящих балок и панелей, заставлял ликовать от восторга в ту ночь. — Я больше вас не боюсь! Никогда не видела убийц? Так вот тот самый момент — посмотри на себя со стороны! Ты тоже монстр — вот только не пожираешь плоть людей, а питаешься их воспоминаниями. Маленький человекоподобный монстр — Джессика Холланд — номер Девять. Ладно. Не думаешь ли ты что пора идти? Ты ведь не собираешься стоять тут до рассвета не шевельнувшись? Хотя знаешь, может это будет и лучше. Если оно не заметило тебя — значит слепое. Это шанс выжить. К тому же, если на него не подействует твоя способность, то стоять на месте как истукан — единственный выход, чтобы подышать ещё один день, а не хлебать собственную кровь. Тук. Тук. Тук. Она старается дышать ровно. Втягивает воздух, но кажется сопит на всю дорогу. Слышит бешеный стук сердца в собственных ушах, а хруст и чавканье лишь отдаётся, как сквозь толщу воды или через стекло машины. Комок в горле мешает взглотнуть, отчего хочется кашлять, но она держится и глатает слюни, чтобы его сбить. Руки медленно каченеют от холодного ветра и она чувствует тяжесть каждой мышцы на пальцах. Ноги пульсируют и становятся невыносимо горячими. Сколько она уже так стоит? Понятия не имеет, но тварь в пяти метрах от неё продолжает трапезу с главным блюдом. Она не отрывает взгляд, потому что боится, что эта хрень нападёт на неё, согнувшись в собачьей позе. Боиться, что если моргнет, чучело с вытянутыми конечностями, рванет на неё, а сдвинуться она не сможет, ведь ступни приклеены к асфальту невидимым клеем. Слезы никогда не потекут из её глаз, но кажется она скоро впадет в истерику от безысходности. Она пытается контролировать тяжёлые вдохи, но это почти не получается. Кислорода не хватает. Шея затекла от одного положения, а голову кто-то пичкает сверху камнями, чтобы она казалась тяжелее. Одно неловкое движение и тело захрустит, что привлечёт внимание этого огромного глиста напротив. Один тяжёлой вдох и ты сдохнешь! А я не хочу умирать. Кто-нибудь. Я не хочу. Врум! Свет ослепляет справа. Звук движка обрывает каналы и ты отходишь от оцепенения. Отрываешся вместе со звуком, как лейкопластырь от раны. Резко и больно, стараясь не тянуть кота за яйца. Шумно вдыхаешь и делаешь шаг назад. Плевать что едет машина. Плевать. Лучше уж так, чем быть растерзанной от лап непонятно чего. Она разворачивает голову, оглядываясь на транспорт и слепнет в момент. Машина сигналит и запах горелкой шины отдаёт в нос. Звук торможения режет уши, но не так как тебе, ведь монстру намного хуже. Оно воет от шума и она слышит этот пронзительный писк. Выставляет руки вперёд по инерции и колени сразу соприкасаются с копотом. Он успел остановиться! Слава богу, успел! Джесс слышит как хлопнула дверца машины. А затем открывая глаза, смотрит на тачку и на хозяина справа. Дым от гари и пыли клубиться в жёлтом свете фар, а чёрствый запах заставляет почувствовать себя живой. — Ты совсем сбрендила, Холланд?! Стив. Господи, как она рада, что это Харрингтон. Никогда бы не подумала, что была бы ему настолько рада, что готова заплакать. Он зачесывает волосы назад, и со злостью оглядывает девушку, что до сих пор стоит, как пингвин врастопырку, вытягивая руки. В его глазах отражаются блики, пускай и видно их не так чётко, поскольку густые брови сведены к переносице. Капелька пота блестит на лбу, а на руках вздулись вены. Он в бешенстве и страхе. Ну по понятным причинам. Парень чуть не сбил человека. — Харрингтон! — с улыбкой психопата она подбегает к нему, хотя колени предательски трясутся и подгибаются. Девять, под недоумевающий возглас Стива, обнимает его так крепко, будто он, та самая плюшевая игрушка, которую она потеряла давным давно. Она прижимается в порыве эмоций и пока не осознает, что творит. Но тот жар, который она чувствует под ветровкой парня, стискивая пальцы на его спине, заставляет невольно чувствовать себя настоящей. Старшеклассник, в свою очередь, немного ахуевает, если так мягко сказать. Руки его застыли сверху и он не понимает, что с ними делать. Даже скорее, боиться пошевелиться. Она ведь ненавидит его, так? Тогда что сейчас делает? Что такое здесь произошло, что она так ему рада, хотя он, по сути, чуть не размазал её об копот собственной машины? Почему она так крепко прижимается, словно маленький ребёнок увидел спустя годы разлуки родную мать? И как же так надо было напугать Стива Харрингтона, чтобы заставить его с выпученными глазами смотреть на черную макушку? Просто обняться с неприятелем и этого ему будет достаточно! Она слышит, как звонко бьётся его сердце в груди и как он хрипло дышит. Черт возьми! Она действительно жива. Счастью нет предела! Может всё это было простым сном или галлюцинацией? Возможно, ты просто вырубилась прямо на дороге, Холланд? Однако, тот мужчина был действительно реальным. Тот смрад из его рта. Тот хруст костей. И запах метала от крови, что даже сейчас еле доноситься до носа. — Что с тобой, Холланд? — он оглядывает рядом стоящую бело-серую развалюху с ржавчиной у колес, а потом переводит взгляд на кудрявую макушку. И о чудо! Вдруг ей приходит осознание. Она полезла обниматься, но для этого сейчас не время. Да и какого хрена она вообще делает это с Харригтоном?! Обнимашки?! Твою мать, Джессика, что это было?! Она отрывается от Стива и смотрит на обочину, там где чуть ниже лежит обглоданное тело и… Монстр. Значит, всё это было по-настоящему. Тебе не померещилось. Хоть какой-то плюс — можно не считать себя сумасшедшей. Девушка надеется, что это нечто обосралось не меньше, чем она. И что эта дичь больше не вернётся. Но какова вероятность, что оно не вернётся? Десять процентов? Двадцать? Или пять? Какова вероятность, что они действительно останутся живы? Есть ли хоть малейший шанс, что эта тварь не придёт за добычей? И какова вероятность, что именно это забрало Барбару? Джонатан упоминал о чем-то непонятном на фотографии. И если это так, то неужели именно это было рядом с Барбарой в ту ночь? Это оно утощило её тело в свою нору и обгладало. Нет! Барбара жива! Жива, черт возьми! Она… Она просто потерялась в огромном лесу. Нет, просто уехала. И вам тоже пора уезжать! — We're going to get out! — Что? — В машину быстро! Она огибает тачку, подходя слишком близко к обрыву, что вся пища лезет наружу, а мурашки снабжают тело новой порцией боли в животе. Мельком она видит, как кишки, трубочкой выползли из живота, и как блестят от луны кости. Как лицо перекосилось от ужаса и как глаз «насильника» лежит неподалёку вместе с частью мяса. Она влетает в салон автомобиля и хлопает дверцей. Внутри чувствует себя уже более спокойно, но всё равно не в безопасности. Не здесь. И, кажется, никогда, пока жива эта тварь. Харрингтон же продолжает стоять, как вкопанный в землю столб. — Может ты объяснишься, а, Холланд? — баскетболист облокачевается на железную дверцу, заглядывая внутрь. — Живо, сядь в машину, Харрингтон! — Для начала скажи, что тут происходит? Откуда эта машина? Она вновь слышит, как капля за каплей, падают вниз. И теперь она уверена — хорошего от этих капель точно ничего не жди. Они как знак — спрячься пока не поздно. — Сядь в машину! — Ну уж нет, Холланд! Для начала я пойду проверю, что ты натворила и есть ли там кто-то ещё! А уж потом, — он затормозил в своих словах и медленно, без единой эмоции на лице, как было до этого, залезал внутрь, — я сяду в машину… Джессика смотрела неотрывно в карие глаза и шептала «Сядь». Капля горячей крови текла из носа, капая на чёрный бомпер. Голова начила побаливать у виска, но она с этим справиться. Дверь хлопнула и Стив будто проснулся. Он не понял как это произошло, но это его счастье. Парень отчётливо слышал в голове «сядь» и это его одурманило. Он помнит всё, но это слово заставило его забыть о гневе и раздражении и просто сесть. Он резко обернулся и посмотрел на кресло рядом с собой — Джесс вытирала тыльной стороной красного свитера кровь у носа. Что сделала эта девчонка? Почему ты сел за руль? Что тут вообще происходит? Как она… Заставила тебя? Неужели она точно также заставила Кляйн извиниться? Она гипнотизер? Как много вопросов и пока ни одного ответа. — Ладно. Я сел в машину. Может теперь ты расскажешь…? — он положил руки на руль. — Только когда свалим отсюда. Кап. Кап. — И побыстрее. — Да что с тобой такое? Ты кого-то убила? Сбила? Ты можешь просто сказать что, блять, тут происходит! — голос его перешёл в крик. Но крик не пугал Джесс, ведь сейчас сердце колотилось совершенно от другого. Эта тварь, она близко. Она вернулась, чтобы устранить сведетелей. Слишком умная хрень! Губы поджимаются от одного осознания, что они могут сдохнуть в любую секунду. Виски всё ещё пульсируют, как и замерзшие пальцы, которые вцепились в сиденье автомобиля, ногтями впиваясь в ткань. Слюна скапливается во рту, а язык прижат к небу. Бах! На крыше машины слышиться шорох. Она заткнула его рот своей ладошкой и поставила к своим губам указательный палец — «молчи» означало движение. Она медленно высунула катану из ножн — благо она была не такая длинная. Оружие — просто имитация мастера, который решил сделать мини-катану в пятьдесят сантиметров длинной, что больше, если честно, напоминало кинжал или саблю. Хах. Ну и это, как говорится, сойдёт. Стив продолжал бубнить себе под нос, возмущаясь и скидывая на Джесс всё дерьмо. — Я попросила тебя замолчать, разве нет? — Знаешь что, Холланд, вылезай нахер из моей машины! Не хочешь ничего говорить ну и хер с ним! — он стал размахивать руками. — Стив. — Вали! Хоть на все четыре стороны! — Стив! Как только она крикнула, длинный язык обхватил парня за шею через открытое окно. Показалась рожа этой твари. Глотка разрывалась на четыре части, в каждой из которой было чуть ли не по тысяче клыков. Синие вены на его глотке вздулись и изо рта посло трупничиной. Оно подтягивало Стива ближе к себе, оттягивая момент. Он стал задыхаться и сбрасывать «удавку», но из-за обилия слизи, она скользила в руках. Джессика запаниковала, подлезла ближе и прицелившись рубанула орган под корень, вставив катану в горло этого чучела. Язык отвалился, трепыхаясь на коленях Харрингтона, а животное издало пронзительный визг. — Заводи! Заводи! Заводи! Она не может вздохнуть нормально, как будто душили не Харрингтона, а её саму. Резкий вдох и такой же выдох. Хрипота отдаёт в горле болью. Руки трясутся, а ноги продолжают дрожать. Стив газует, не осмысливая ничего вокруг. — Faster, Harrington! Can you go faster?! — Yes, damn it! I am doing it! So shut the fuck up! Вот так мы и вернулись к тому с чего начали. Стива ещё мучает отдышка. Джессика нервно поглядывает в зеркало заднего вида и они оба кричат друг на друга. Пока тварь остаётся сзади, бежа вслед. Её язык упал к ногам и продолжает дёргаться, и они оба молятся, чтобы из него ничего не выросло. Если мы выживем, я сожгу это к чертям!1:07 Каньон. Недалеко от Хоукинса.
Они сидят на капоте бордовенького BMW. Холланд курит уже вторую сигарету за эти пятнадцать минут, с тех пор, как они остановились. Харрингтон смотрит на чистое звёздное небо и вдыхает терпкий дым исходящий от девушки. Оба молчат. Но это молчание не делает присутствие друг друга некомфортным, ведь после такого дерьма, что они пережили, оно совершенно нормальное. Им просто нужно всё обдумать у себя в голове, а потом уже начать говорить. Кто бы мог подумать, что молчание в их обществе довольно приятно? Да никто. Они сами не знали об этом. — Хочешь? — она достаёт пачку сигарет из кармана, протягивая руку. — Хах. Ты в курсе, что я не курю? Стив бросает недоуменный с улыбкой взгляд на Холланд, оглядывая ту с ног до головы. А потом наблюдает, как её голос резко становится низким, когда она выдыхает горечь из рта. Задерживается глазами на клубах дыма у её губ и смеётся от собственных мыслей, что он сейчас улыбнулся. — Ну, думаю, после такого стоит начать. — она пожимает плечами и убирает сигареты обратно. — Что… Это было? — Язык. — она потрясла мягкой сумкой, где раньше хранились ножны. — Да я не об этом, Холланд. — Понятия не имею. Знаю лишь то, что теперь ты в его соплях. — она с усмешкой указала на ворот футболки, под которую стекла вся слизь. Выглядело… Ну скажем так не особо привлекательно. Он как будто действительно обмазался соплями и вытер их чем попало. Но эти голые руки, которыми он упирается об копот машины выглядели действительно сексуально, что по затылку Холланд пробежала лёгкая дрожь. Девушка отговаривает себя, что это всего лишь холодный ветер, пощекотал её по шее. Она усаживается на меттал, попутно стряхивая пепел. Под весом транспорт чуть пружинит, но возвращается в исходную точку. Смотрит вниз, болтая ногами, и прокручивает прошлое в голове. С чего бы начать? — Что ты там делала? — Ждала Байерса и Уиллер. — Джесс запрокинула голову назад, смотря на яркую звезду впереди. Она казалось, была так близко, что можно было лишь протянуть руку и достать её с неба. Такая яркая вспышка среди остальных невзрачных осколков космоса. И этой звездой была явно не ты. Ты никогда не была такой «яркой», да это было и ненужно. У тебя была любящая семья, верный друг — в чем теперь она сомневается. Разве нужно было сиять для кого-то ещё? — Ненси? — одна бровь поднялась вверх, а мышцы на руках напряглись — Да. Мы должны были… Найти что-то, что привело бы нас к «пропавшими без вести». — делает тяжку, что горло начинает жечь от мяты и этой противной свежести, оседающей на гландах. — Но всё пошло по пизде. — Они не пришли. Знаю. Видел. Джессика поворачивается всем телом к парню. Он стискивает меттал в пальцах до красноты. Скалит зубы и смотрит в даль, будто парень и девушка стоят прямо перед ним. Хмурит брови, а глаза наливаются яростью. Она не может представить, что именно он увидел, да и не хочет. Прикасаться, чтобы узнать — тем более. Слишком болит голова, да и узнать она сможет об этом завтра. Но то чувство, с которым сейчас стоит Стив, такое же как и у неё. Злость от предательства и измены. Она не собственница, просто сам факт того, что он не предупредил, элементарно не забрал её на машине или, ну, не знаю, не вызвал копов, мол там девушка стоит на обочине у дороги и ей нужна помощь. Да что-нибудь! Хоть голубиной почтой письмо бы отправил! — И много ты видел? — она усмехается лишь от мысли о том, что натворили эти придурки. — Достаточно, чтобы понять, что она с ним собирается спать. — парень ударяет кулаком по капоту, отчего Джесс едва подпрыгивает, выпучивая глаза, и начинает кашлеть от испуга, как неудавшийся наркоша. — Но сейчас не об этом. Что это была за машина? — Скажем так, один добренький педофил решил помочь девушке в беде. Я думала он оставит ключи в машине, но этот выродок взял их с собой. А потом… — она взглотнула подступивший ком, и затушив сигарету, улыбнулась, — Потом его сожрала эта хрень. — То есть, там сейчас лежит его труп? — А ты догадливый, Харрингтон! Прям Шерлок Холмс! — она наклоняет к нему голову и с прищуром смотрит на задумчивое лицо. Прихлопывает ладошкой по машине, — А дальше меня чуть не сбила эта прекрасная машинка. — Скажи спасибо, что я успел затормозить. — Спасибо, но если бы ты не кобенился, мы бы убрались от туда намного раньше. И ты не стал бы «Сопливым Харрингтоном». — Заткнись. Будем надеяться, что оно сдохло. — Судя по тому, как эта хрень бежала за нами, навряд ли. К тому же, вдруг, она регенерирует? — Тогда стоит это сжечь. — Впервые у тебя светлые мысли! Что ж, Шерлок, доставай бензин, а то оно ещё дёргается в мешке. — она указала на мешочек слева от себя и спрыгнула на землю, пока Стив пошёл за горючим в багажник авто. И теперь смотря на то, как горит часть тела существа, они понимают, что то, что было раньше изменит их жизнь навсегда. Ведь каждый думает про себя: Действительно ли эта тварь одна?Конец Главы 3. Сопливый Харрингтон