Хулиган

      Феликс всю жизнь прожил в Затоне. Без семьи, без друзей, с теми, кто считал его очередным лохом, которого можно развести на биты. Ведь друзья это те, кто всегда поможет и поддержит, а все их разговоры были на тему: «Эй, как жизнь? Плохо? А давай завалимся на Променад, к этим придуркам из Коллегии! Выгонят и побьют? Да не, у меня связи! Чё, слабо? Да иди ты нахер! Сам такой!» и «А давай выпьем в «Отдохни и вали», нас там примут, им то похрен, лишь бы бабло было! Только чур, ты платишь, я знаю, у тебя есть биты! В смысле, не будешь платить? Да ты охренел! Я думал что мы друзья, а тебе жалко купить другу пива! Сволочь!». После таких разговоров ещё тринадцатилетний (да, в 12 лет он уже попробовал ту гадость, которую варили некоторые умельцы Затона — интересно было попробовать. Потом его долго выворачивало желчью и кровью. Попробованное в тот же год нульгравное пиво, показалось самым лучшим напитком в мире) Феликс был молчалив, и тих, но внутри у него всё ныло от боли — душевной и телесной, ведь почти всегда такие разговоры заканчивались дракой. Он не понимал, почему его «друзья» так к нему относятся. Он старался им помогать, но всё чаще слышал только упрёки в свой адрес, («Феликс, твою мать, ты можешь хоть немного постараться, ты же не для себя делаешь!») и почти все из них были сказаны его друзьями. Немногие благодарили его за помощь.       В Затоне было несколько банд, и они постоянно грызлись между собой за власть. Однажды Феликс стал свидетелем такой драки. Тогда ему было 9 лет и он собирал детали от автоматонов, чтобы отдать их механикам Дзюньлэй. Пули, шары плазмы и электричества летели во все стороны, некоторые бандиты дрались в рукопашную, а кто-то уже был мёртв. В ход шло всё — трубы, детали, кулаки, ноги и даже зубы. После того как маленький Феликс увидел труп с перегрызенным горлом он поверил в угрозы его друзей, обещающих перегрызть горло. Некоторые банды пользовались автоматонами. У таких был свой механик и его, её или их берегли больше казны банды, так как биты ещё заработают, а механика не вернёшь. Их не убивали и старались брать живыми. Даже у мародёров были свои, пусть и негласные, но всё же правила. Нарушители таких правил становились изгоями, и с ними можно было делать что угодно. После боя победители отправились отмечать, небрежно обыскав трупы, а Феликс осторожно подошёл и обыскал их. Ему досталось: оружие, которое посчитали хламом, одежда и немного еды (6 батончиков, конфета «Пурпуричный кулак» и таблетки с осушенной водой, которые были наиболее ценной вещью). Потом ему пришлось убегать, так как явились другие мародёры.       Клайд Харлоу стал его первым (и, как оказалось, не единственным и не совсем верным) другом. Он встретил его в 12 лет, когда отчаянно отбивался от нескольких «товарищей», которые намеревались наказать предавшего, как им казалось, их дружбу (Какую, нахер, дружбу — матерился Феликс, вспоминая эти дни) парня. Клайд уже тогда был достаточно крепким, хоть и выглядел совсем не таким, и неплохо дрался. Вдвоём с Миллстоуном они быстро раскидали всех нападавших, а после драки Харлоу предложил ему выпить. Феликс согласился, отметив, что на этот раз платить будет не он. Клайд только засмеялся и кивнул. В «Отдохни и вали» они просидели долго. Харлоу рассказывал о своей жизни, о работе грузчиком, о том, как долго он её добивался — ведь мест мало, а голодных людей много, пересказывал услышанные сплетни, а Феликс слушал. Харлоу ненавидел Коллегию за их жестокость и безразличие к обычным людям, за то, что простых рабочих считают скотом, который должен только работать и размножаться, чтобы было кому работать — и всё это с улыбкой на губах и счастливыми глазами.       Феликс слушал Клайда, и перед глазами у него вставал когда-то увиденный транспортный корабль Коллегии. Сытые и довольные чиновники в богатых одеждах, стоящих не один десяток битов прибыли на «Первопроходец», чтобы обсудить очередные изменения с Дзюньлэй — о Старшей он узнал от одного морпеха, который сказал ему её имя, прежде чем выкинуть обратно ко входу в Затон. Дзюньлэй Миллстоун ни в чём не винил — он бы тоже не хотел, чтобы по его кораблю ходили бандиты и беспризорники. Тогда один из чиновников, проходя рядом с грязным, оборванным и тощим ребёнком презрительно на него посмотрел и бросил всего одно слово: «Мусор». В тот день маленький Феликс так и не смог заснуть, съёжившись под тряпкой, заменившей ему одеяло, и глядя в потрескавшийся и проржавевший потолок покрасневшими и опухшими от слёз жёлтыми глазами. После этого он пообещал себе, что никогда не будет плакать и никому не покажет свою слабость. Феликс рассказывал Харлоу о своём детстве, а тот только кивал — у самого было такое же, разве что немного легче — в 9 лет многообещающего пацана взяла под крыло банда и жизнь стала куда легче. После их разговора Миллстоун до утра сидел на своей старенькой кровати и слабо улыбался, чувствуя, как камень на его душе стал немного легче. Он обрёл друга.       Клайд сбежал. Видимо, нашёл корабль и сбежал с «Первопроходца». Феликс знал, что он ненавидел его, ненавидел свою жизнь и мечтал о том, как свергнет власть Коллегии и все станут свободны. Миллстоун и сам в это верил, ненавидя Коллегию за творимый ею произвол. Однажды он услышал рассказ о Византии. В тот день он ходил по променаду, стараясь не показываться на глаза морпехам, и услышал разговор двух космиков: — Ты слышал о Византии? Ну, о том городе для богачей? — Ага, а кто о нём не слышал? Иногда мне кажется, что Коллегия сама распускает эти слухи, чтобы мы усердней работали. Типа, если вы будете хорошо работать, то попадёте в Византий. — Да хрень всё это. Мы туда точно не попадём — там же богачи, а мы… — Эй, да не грусти ты — какое нам дело до этих чинуш! Пойдём лучше спектральной водки выпьем, мне премию выдали. Феликс навсегда запомнил слова космика: «Византий — город для богачей». С тех пор он возненавидел Коллегию за то, что она отнесла их к грязи, загнав в тесные колонии, отсиживаясь в Византии. Но он обиделся на Харлоу, бросившего его на «Первопроходце». С того дня он перестал считать своих «друзей» таковыми, а к новым относился с насторожённостью, не до конца доверяя.       Однажды Феликс увидел то, что его потрясло. Проходя мимо темного пролома в стене (коих в Затоне было дохрена и больше), он услышал оттуда стоны. Феликс собирался пройти мимо, но врождённое любопытство оказалось сильнее, и он осторожно прокрался в пролом. Притаившись за какой-то большой деталью, Феликс наконец увидел источник звуков и замер, удивлённо наблюдая за двумя целующимися парнями. Миллстоун знал одного из них — это был Эрик, его бывший друг, отличавшийся ростом и силой. В 19 лет он был выше Феликса вполовину. Сейчас этот гигант вдавливал в стену щуплого светловолосого паренька, страстно его целуя. Нет, о сексе Феликс прекрасно знал — все обитатели Затона прекрасно знали о сексе, наркотиках, алкоголе и прочих вещах, о которых дети законопослушных работников узнавали хорошо если в 19 лет. Большинство уже с детства убивали — человека Феликс убил в 10, просто подравшись с каким-то парнем и приложив его затылком об острый угол. Но одно дело знать, а видеть как двое целуются, и вот-вот перейдут в горизонтальное положение- совсем другое. К тому же Феликс привык считать, что спать можно только с девчонкой — о другом он не задумывался, и открытие стало неожиданным. «Наверное, это приятно, иначе бы люди этим не занимались» — подумал Феликс, поудобнее устроившись в своём укрытии и наблюдая за Эриком с его любовником. Сильные руки скользят под футболку и теребят соски, Эрик теснее прижимает к себе застонавшего парня, нежно целует и стягивает с него одежду, опрокидывая того на кровать. Блондин обхватывает член Эрика губами и сосёт, тот кладёт свою руку на его голову, задавая темп. Наблюдая за парнями, Феликс и сам начинает возбуждаться, мысленно застонав: «У меня серьёзно стоит на парней? Какого?! Твою мать, это ненормально! Я всегда был по девочкам… хотя никого из парней я не видел, но…» — тут любовник Эрика ахнул, и Феликс продолжил смотреть на парочку. А посмотреть было на что! Эрик смазал пальцы кремом и разрабатывал вход сразу двумя, а его партнёр стонал в голос, подмахивая. Второй рукой парень удерживал смазливого блондина за короткие, до плеч волосы, заставляя того выгибаться и поскуливать от боли — Эрик явно не сдерживался. Вскоре он вынул пальцы и одним движением вошёл, а парень под ним вскрикнул — на этом месте член Феликса болезненно заныл, а сам Миллстоун прикусил губу, чтобы не застонать — уж очень возбуждающе это было. Эрик всё быстрее толкался внутрь, одной рукой лаская соски, а другой — член, блондин под ним едва не кричал от удовольствия, а Феликс едва себя сдерживал — уж очень хотелось подрочить на это зрелище. Не вытерпев, парень тихо встал и ушёл — сейчас его не заметят. Через несколько часов, закончив дела, Миллстоун вернулся домой.Развалившись на кровати, парень задумался: «Чёрт! Как же это классно! Но почему я ТАК реагирую? Я по девочкам, а от двух трахающихся парней готов кончить! Интересно, каково это? Тому парню нравилось. Спросить у Эрика что-ли? Ага, а он мне в ответ по лицу.» — Феликс упорно гнал от себя подобные мысли, но они возникали снова и снова. Плюнув на всё, парень лёг спать, подумав что неплохо было бы сходить к местным шлюхам — уж чем оплатить, он найдёт.       В 17 лет Феликс наконец нашёл работу. За 5 лет Миллстоун приобрёл репутацию бунтаря и хулигана. Разрисованные краской («И откуда этот придурок её достал?» — удивлялась комендант Санита вместе с морпехами) стены здания представительства Коллегии, драки, постоянные споры и нападки опять-таки на Коллегию и её солдат (Морпехи и Дзюньлэй Теннисон внешне сочувствовали Удому Бедфорду, но мысленно ржали над кретином, неспособным справиться с Феликсом. Солдаты Коллегии матерились, но терпели.) и много, нет, МНОГО жалоб на его поведение. Феликс же усвоил — если ты хочешь сделать что-то не законное, или не попадайся, или имей сразу 10, а лучше 100 отговорок. Миллстоун работал грузчиком, и хоть ему платили очень мало, он не хотел терять источник пропитания. Так что отговорки были очень убедительны («Вот как он это делает?! КАК?!» — удивлялись морпехи и солдаты Коллегии).       Феликс завидовал экипажу космических кораблей — у них была нормальная еда, а не жареные шпрысы и то, что он покупал на свои биты, своя хорошая постель, а не пропахший потом и алкоголем с сигаретами номер в «Отдохни и вали», и самое главное — хоть какая-то свобода. Они видят другие колонии, другие планеты, а Феликс должен сидеть всю свою жизнь на пропахшем потом и кровью «Первопроходце» и надрываться за пару битов, таская тяжёлые ящики. Он верил, верил как в детстве, что однажды за ним прилетит корабль и заберёт его отсюда, что там будут те, кому плевать на то, что он почти нищий сирота с огромным количеством нарушений в личном деле (дело хранилось у коменданта Саниты как образец плохого поведения и пугало для рабочих), кто примет его как члена семьи. Феликс Миллстоун, грузчик и отъявленный хулиган с «Первопроходца», ВЕРИЛ.