«Мне никогда не доводилось видеть сразу столько людей без денег и без всяких надежд на деньги. Это так отчасти потому, что в Танжер может въехать любой. Не обязательно быть платежеспособным.» © У. Берроуз «Интерзона»
«и все эти девушки будто с фабрики энди в них так просто влюбиться с ними так сложно остаться и мечтая о хеппи энде ты падаешь в их сердца без дна…» © Е. Соя «factory girls»
Танжер, Марокко, август 1962 г. Кайло встречает её впервые в каком-то грязном баре рядом с фешенебельным отелем El Muniria[1] неподалёку от квартала Медина, потому что Танжер полон контрастов. Он застрял в этом городе, на границе двух континентов, наполненном дешёвыми наркотиками, бесконтрольно поступающими из Западной Сахары[2], и сладковатым запахом гниющего на улицах мусора, в компании таких же как и он неустроенных бродяг со всего света, ищущих пристанища. Она удивлённо озирается по сторонам стеклянными глазами, будто кого-то ищет, смотрит на стойку с протёртой временем и стаканами посетителей столешницей, брезгливо ступает своими белыми лодочками по полопавшейся кое-где паркетной доске с разводами от чьей-то рвоты, улыбается какому-то пижону в костюме-тройке, который и притащил сюда её, диковинку для местной публики, и направляется под руку с ним к одному из столов. Нельзя сказать, что Кайло не знал, что такие бывают, он, разумеется, знал, но никогда не видел собственными глазами. Её тонкие ладони покрыты перчатками из полупрозрачной сетки, короткое трапециевидное платье открывает худые бледные ноги, а кожа отсвечивает в полумраке заведения аристократической синевой. Длинные волны каштановых волос почти до пояса, лучистые карие глаза с зеленцой, в которых не обозначается ни одной эмоции, и море веснушек, которыми усыпаны её нос, щёки, плечи — вся её наружность выдаёт в ней редкую рыбу, заплывшую в этот средиземноморский гадюшник из атлантических глубин туманного Альбиона. — Англичанка, — выдыхает Кайло, слегка закашливаясь, и прикладывается к стакану бурбона[3], стоящему на стойке. — Ты сегодня на удивление проницателен, — иронизирует его собутыльник, приподнимая свой бокал в приветственном жесте. — Хороша фифа, да? — Ничего особенного, — пожимает плечами Рен, густо покрываясь пунцовой краской. — Что она здесь забыла? — За приключениями, — хмыкает Хакс. — Как и все они. Познакомить? — Знаешь её? — Кайло недоверчиво смотрит на друга. — Пересекались пару раз прошлой зимой в Нью-Йорке, — отвечает Армитаж, не вдаваясь в подробности. Ну разумеется, Хакс знает всех, как настоящий журналист, чего о Рене не скажешь. — Ну и? — вопросительно кивает Кайло, уже особо и не скрывая своего интереса. — Одна из сучек Уорхола[4], — распространяется Хакс, слегка наклоняясь к другу. — Маленькая чопорная леди, сбежала из родового поместья в Эффингеме[5] через Атлантику якобы в Йель[6], чтобы зависать на Фабрике[7] в компании кокаина, поп-придурка и таких же как она забытых своими напыщенными родственниками, заседающими в Палате Лордов в напудренных париках, деток. — Понятно, — хмурится Рен, продолжая сверлить взглядом её тонкую фигуру, теперь расположившуюся за столиком у окна в сопровождении всё того же джентльмена. — Не думай даже, — смеётся Армитаж, похлопывая его по плечу, — сейчас не двадцатые. Нынче такие дают только художникам. Писателям ничего не светит. Наше с тобой ремесло, брат, не в почёте. — Как, говоришь, её зовут? — интересуется Кайло, не дослушивая его мысль до конца. — Рейлин, — отвечает Хакс, которому даже и не требуется ничего вспоминать, — но везде подписывается как Рей. — Почему? — удивляется Рен, будто и его собственное вычурное имя не является всего лишь навсего творческим псевдонимом. — Потому что сокращённо от Рейлин, — усмехается Армитаж, глядя на него как на идиота. — А ещё, возможно, потому что Эффингем находится в Суррее[8]. — Рей из графства Суррей, — смеётся Кайло, искоса поглядывая на веснушчатую девушку, и осушает стакан бурбона до дна. — Даже и не проси, — прерывает их диалог французский акцент темнокожего бармена, который с раздражением забирает пустой стакан. — Ты ещё с прошлой недели должен тридцатку. — Я всё верну, — произносит Рен эту затёртую до дыр фразу в который раз за день. — Когда? — усмехается мулат. — С того света пришлёшь? — Когда меня примет какое-нибудь издательство, — огрызается Кайло, сконфуженно опуская взгляд в пол. Последнее, о чём ему бы сейчас хотелось вспоминать, так это о том, что сегодня утром он получил письмо из Нью-Йорка, которого ожидал с трепетом три месяца своего нищенского и запойного существования здесь. В письме Рен уже в который раз прочёл краткую, но предельно уважительную формулировку отказа. Его роман не приняли. Опять. В очередном издательстве. — Ладно, парень, — картавит француз, сжаливаясь над ним. — Но только один. — Так познакомить? — продолжает Хакс их разговор, как только перед Кайло вновь оказывается стакан, до краёв наполненный бурбоном. — Ты же сам сказал, что без шансов, — невесело усмехается Кайло, отхлёбывая красноватое пойло. — Ну должно же тебе хоть в чём-то повезти? — отшучивается Армитаж. — Тебя уже отшили в издательстве. Может, хоть тут получится. Тем более, если она под кокаином, ей должно быть плевать с кем. Рен не отвечает другу, лишь согласно кивая. Он, разумеется, не станет с ней спать или что-то такое. Он просто хочет, чтобы Рей из графства Суррей своими слегка затуманенными от очевидной зависимости, но от природы лучистыми глазами хоть раз за этот вечер улыбнулась ему, а не этому прилизанному англичанину в костюме-тройке. Хакс похлопывает его по плечу и спрыгивает с барного стула, отряхивая брюки, Кайло следует за ним, понурив голову. — Рей, — окликает Армитаж фарфоровую девушку. Та удивлённо оборачивается будто к пустоте и лишь спустя несколько секунд фокусирует стеклянный взгляд на их выползающих из полутьмы бара фигурах. — Армитаж Хакс, журналист и писатель, — деловито представляется его друг, протягивая руку. — Мы виделись в Нью-Йорке в прошлом декабре на выставке… — Я помню, — шепчет она тонким голоском, очевидно, пытаясь улыбнуться, и протягивает свои аккуратные пальцы, — у Гуггенхайма[9]. — Так точно, мисс, — смеётся Хакс, поднося ладонь к губам. — Хотел представить вам моего друга. Рей переводит свой всё ещё плохо фокусирующийся взгляд на Кайло и отстранённо изучает его, задерживаясь на потёртом воротнике. Рен нервно сглатывает и инстинктивно сжимается под её пытливым взглядом. — Не последний человек в искусстве, между прочим, — продолжает горделиво трепаться Армитаж, у которого, очевидно, язык совершенно без костей, — Бен Соло, более известный широкому кругу ценителей его таланта как Кайло Рен. — Вы художник? — растерянно, но с интересом спрашивает Рей. — Нет, — выдыхает Кайло, закашливаясь, — вообще-то писатель. — Аааааа, — разочаровано тянет она, отворачиваясь. — Понятно. Хакс был чертовски прав насчёт их ремесла, теперь оно не в почёте среди прекрасного пола. Головы дамам нынче кружат представители визуального искусства: художники, акционисты, режиссёры и Уорхол, который един в трёх многогранных лицах этих сфер. — А вы? — интересуется Кайло, проклиная себя за отвратительные ораторские способности. — Чем вы занимаетесь? Рей даже не поворачивается в его сторону, лишь слегка наклоняется, будто прислушиваясь к его попыткам вести эту неожиданную для них всех светскую беседу. — Американец? Южанин? — спрашивает она всё также отстранённо, когда он задаёт свой вопрос. — Что? — непонимающе выдыхает Кайло, чувствуя как сквозь его пожелтевшую рубашку уже начинает проступать пот. — Вы американец? С юга? Откуда? — уточняет Рей, всё же оборачиваясь и глядя на него то ли с презрением, то ли с недоверием, что странно для девушки покинувшей холмы туманного Альбиона ради неоновых вывесок Нью-Йорка. — Я пытаюсь разобрать акцент. Ему, похоже, не понадобилось и пяти минут общения, чтобы разочаровать её по всем фронтам: писатель и южанин — что может быть хуже? — Да, — отвечает Рен, почти задыхаясь. — Из Кентукки. — Я так и думала, — кивает Рей, улыбаясь. — Я зашла в бар. Увидела вас за стойкой и сразу поняла, что вы с юга. «Она о тебе думала. Думала. О тебе. Она», — Кайло кажется, что он забывает не только как дышать, но и как мыслить структурированно. — Я сразу понял, что вы англичанка, — тихо отвечает он, стараясь не смотреть на неё. — Веснушки? — интересуется Рей, усмехаясь. — Да, — согласно кивает Кайло. — А вы как догадались? — Кто ещё кроме южанина в здравом уме будет пить бурбон? — невозмутимо отвечает она, прищуриваясь. — Может, представите нам вашего спутника, мисс? — интересуется Хакс, бесцеремонно врываясь в их разговор. Знакомства — это, пожалуй, единственное, что интересует Хакса помимо выпивки и загорелых брюнеток, разумеется. Он рассчитывает однажды прославиться благодаря связям, о чём неоднократно сообщал Кайло, упрекая его в снобизме и нелюдимости. — А, конечно, — слегка смущаясь, отвечает Рей, оборачиваясь в сторону молодого человека, с безразличным видом попивающего скотч. — Разрешите представить, мой кузен, Дэмерон Питер Моубрей Элджернон Говард, 7-й граф Эффингем. Кайло с облегчением выдыхает, разглядывая её кузена в костюме-тройке. «Это кузен, просто кузен, — зачем-то повторяет он про себя. — Будто для тебя, идиот, это что-то меняет». — Ооооо, — тянет Хакс заискивающим, но слегка удивлённым тоном, кланяясь. — Моё почтение, граф. Кайло, как настоящий американец, смотрит на этих троих англичан с некоторым недоумением. Он не понимает ни зачем Рей вообще произнесла это сложное наименование своего родственника, если можно было ограничиться кратким Дэмерон Говард, ни почему Хакс так напрягся и согнулся в пояснице. В Кентукки, где он вырос, сцену, только что разыгравшуюся перед ним могли бы принять за комическую, но для всех остальных её участников здесь кроме него всё это действо, очевидно, несло в себе какой-то сакральный смысл. — Очень приятно, мистер Говард, — выжимает он из себя под удивлённым взглядом Рей, — то есть мистер граф. — Скотч здесь редкостное дерьмо, конечно, — заявляет Дэмерон, окидывая их с Хаксом скучающим взглядом, и допивает содержимое бокала. — Приятно познакомиться. На самом деле мы с кузиной, наверное, уже уходим. Кайло молча закрывает глаза и вздыхает. Примерно чего-то такого он на самом деле и ожидал. — Почему же это? — вспыхивает Рей, недовольно глядя на кузена. — Я лично никуда не спешу, можно ещё задержаться. — Мы просто искали какой-нибудь приличный бар поблизости от нашего отеля, — напоминает ей Дэмерон. — И это явно не то заведение. — Я пока останусь, — пожимает она плечами. — В этом городе сложно найти сколь-нибудь приличных собеседников. Кайло боковым зрением видит, как Армитаж переводит на него победный взгляд, ухмыляясь. — Уверена? — кузен осуждающе смотрит на неё, а затем почему-то на Хакса, пробегая взглядом сквозь Кайло, точно его здесь вообще нет. — Да, — с вызовом отвечает Рей, прищуриваясь. — Ладно, — усмехается Дэмерон. — Не забудь, что завтра в половине седьмого… — Я помню, — она прерывает его на полуслове. Когда горделивый отпрыск старинной английской аристократии, наконец, покидает это заведение, мышцы лица его кузины слегка расслабляются. Она привычным жестом любого доброго друга белого порошка потирает кончик носа тонким пальцем в прозрачной перчатке и, прищурившись, смотрит на Кайло. — Что здесь нормального наливают, американец? Он вздрагивает от её вопроса будто от удара и судорожно начинает припоминать все позиции, по которым он когда-либо оставался должен в этом богоспасаемом заведении. — Не знаю, — выдыхает он. — Я обычно беру бурбон. Можете посмотреть в баре. Рей согласно кивает и приподнимается из-за стола в своём коротком платьице и белых лодках. Из-за крайних столов раздаётся фривольный свист, разгорячённых алкоголем мужских голосов. Кулаки Кайло инстинктивно сжимаются. Скорее всего она предпочла их общество обществу кузена, потому что считала того неисправимым занудой, ну или не могла закинуться при нём спокойно, но Кайло приятно думать, что она осталась здесь из-за него, и он будет так думать, он в конце концов писатель, его воображение всегда идёт несколько вразрез с реальностью. Она подаёт ему руку в сетчатой перчатке. Он удивлённо смотрит на тонкое запястье, затем с не меньшим удивлением на его обладательницу, не понимая, чего от него ожидают. — Возьми меня под руку, — театрально закатывает глаза англичанка. — Если ты это сделаешь, они перестанут свистеть. — Понял, — кивает Кайло, дотрагиваясь до неё так, словно она в действительности сделана из фарфора. У неё настолько холодные руки, что он вздрагивает от неожиданности. Это чувствуется сквозь перчатки. «В августе? в Танжере? В тридцатиградусную жару?» — удивляется он про себя. — Ну что ещё? — устало интересуется бармен, когда они вновь присаживаются за стойку на сей раз уже втроём. — Кайло хочет угостить даму напитком, — начинает Хакс и тут же прикусывает себе язык, глядя на багровеющее лицо друга. — Чегооооо? — возмущённо тянет бармен. — Пусть сначала тридцать два долга оплатит. Рену кажется, что он вот-вот провалится прямиком в преисподнюю, минуя чистилище. — Я оплачу, — звонким голосом вклиниваясь в их разговор отвечает Рей, вытягивая внушительного размера чековую книжку из дамской сумки. — Не стоит, — Кайло дотрагивается до её руки и вновь вздрагивает от холода. — Спасибо. — Я всегда поощряю молодые таланты, — заявляет она с видом знатного филантропа. — Я не художник, — напоминает он. — И что? — с вызовом отвечает Рей. — Книги тоже кто-то читает. — Но не мои, — грустно вздыхает Кайло, утыкаясь взглядом в столешницу. — Почему? — интересуется она, расписываясь в чеке и обращаясь к бармену. — Сумму долга тоже включите, пожалуйста. — Потому что всегда сложно начинать, — поясняет Рен. — Труднее всего издать первую книгу, а дальше оно само собой идёт. — Ага, — Рей сдержанно кивает, будто и взаправду понимает, о чём он. — Куда ты отправляешь? — В Нью-Йорк, уже в четыре издательства, — отвечает Кайло. — Все отказали. — Не знаююю, — задумчиво тянет она, забирая из рук бармена свой бокал беллини[10]. — У меня пока мало знакомых в Нью-Йорке, меньше года там обитаю. Может, Энди сможет чем-то помочь. — Не надо, — пресекает её Кайло, не желая даже и думать о возможных мотивах и подробностях её связи с «Энди». О том, что творилось за закрытыми стенами Фабрики, ходили легенды. Рей вновь вырывает листок из чековой книжки и что-то быстро записывает на оборотной стороне. — Вот, — протягивает Рей. — Попробуй тогда зайти через Лондон. Это домашний адрес моего дяди. Он довольно близок с Бёрджессом[11] и хорошо знаком с Ивлином Во[12]. Отправь всю рукопись целиком. Попробуем выбить тебе рекомендации. — Спасибо, — только и способен он ответить, принимая маленький листок из её всё ещё прохладных рук. Кайло растерянно оглядывает бар и вновь переводит взгляд на неё. Он чувствует себя человеком, который только что ковырялся в выгребной яме и обнаружил там бриллиант, увесистый такой бриллиант, огромный, карат эдак в 200. «Ну конечно же, англичане, — отмечает он про себя. — Всё построено на традициях и родстве». — Я же говорил, что связи решают всё, — весело замечает откуда-то из-за спины голос Хакса. Они оба смотрят на него так, точно вообще не ожидали его здесь увидеть.***
Когда часы за спиной бармена показывают начало одиннадцатого, а на самодельную сцену из прогнивших досок и мешков с песком томно ступает нога темнокожей певицы, Рей тихо обращается к нему, пододвигаясь так близко, что становится сложно сделать вдох. — Почитаешь мне свой роман, американец? — Так он же дома, — растерянно шепчет Кайло. — Я не ношу его с собой. — Я знаю, — выдыхает она, слегка улыбаясь. — Я знаю, что он у тебя дома. — Я могу написать новый, — шепчет он сконфуженно. — Для тебя. За одну ночь. — Я хочу услышать старый, — настаивает Рей. — Может лучше к тебе? — прекращает Кайло их обмен эвфемизмами. — Я почти на окраине. — У меня кузен в соседнем номере, — огорчённо разводит она руками. По дороге в такси в кратких перерывах между горячими поцелуями он мысленно умоляет вселенную о том, чтобы клопы в эту ночь не буйствовали так сильно как обычно.***
— Что? — усмехается Кайло, оглядывая её тонкую фигуру, застывшую на входе в лачугу, которую он снимает. — Самая поганая дыра из всех, что тебе приходилось видеть? — Да нет, — спокойно отвечает Рей. — Не самая. — В принципе можешь не разуваться, — пресекает он её попытку снять туфли. — Проходи. Чувствуй себя как в своей графской конюшне. Она заходит вслед за ним из коридора в единственную комнату, служащую ему одновременно и кабинетом и спальней, и присаживается за стол, на котором стоит печатная машинка. Кайло приобрёл её на последние гроши, доставшиеся ему из копеечного отцовского наследства. — Ты не против? — Рей зачем-то спрашивает его разрешения, доставая из сумки пакет с белым порошком. — Если ты возражаешь, то я не буду. — Нет, не против, — тихо отвечает он, подходя к окну, чтобы поплотнее задёрнуть шторы. Рей высыпает немного порошка на его стол, достаёт ту самую перьевую ручку, которой подписывала чек, делает две тонкие дорожки, отстраняется, довольно оглядывая свою работу, и снюхивает обе почти за один раз, забавно прищуриваясь и морща нос. — Будешь? — спрашивает она у него. — Нет, — пожимает плечами Кайло. — Тебя не издают, потому что ты не сидишь ни на чём, — смеётся она, приподнимаясь из-за его стола. — Я серьёзно, американец. Бери пример с Берроуза[13]. — На это нужны деньги, — поясняет Кайло. — Я не хочу сдохнуть от дешёвой дряни, которую могу себе позволить. — А я, вероятно, скоро сдохну и от дорогой, — пожимает плечами Рей. — Так где твой роман? — Ты серьёзно приехала сюда читать мой роман? — он недоверчиво смотрит на неё. — Давай так, — предлагает она, весело поглядывая на него исподлобья. — Ты будешь читать мне вслух, а каждый раз, когда мне будет нравиться какой-то момент, я буду снимать с себя одну вещь. — Хорошо, — выдыхает Кайло, прекрасно чувствуя, что уже твердеет. Он подходит к рабочему столу, достаёт листы из нижнего ящика и приступает к чтению. Рей стоит перед ним абсолютно голая через полторы страницы печатного текста. Кайло закашливается, пытаясь унять дрожь в коленях, в руках, в голосе, во всём своём многострадальном теле. Нельзя сказать, что он неопытен, но таких как она, у него не было никогда. Здесь он в основном имел дело с местными проститутками, которые давали ему за деньги, когда они водились, а когда не водились — из жалости. — Иди ко мне, американец, — шепчет Рей, протягивая к нему руки. Кайло внезапно замечает, что она забыла снять свои сетчатые перчатки. Нижнее бельё не забыла, а перчатки забыла. — Перчатки, — шепчет он, полушагом преодолевая всё расстояние между ними. — Сними перчатки. Она испуганно смотрит на него, отшатывается в сторону рабочего стола и крепко сжимает ладони. — Рей, — Кайло окликает её. — Что-то не так? Скажи мне, что не так? Она стоит у стола, крепко стискивая ладони. Внезапная догадка пронзает его переполненный художественными образами мозг. — Сними перчатки, Рей, — нежно шепчет он, приближаясь к ней. — Пожалуйста. Она смотрит на него своим вновь остекленевшим взглядом, разжимает ладони и аккуратно тянется левой рукой к правой, сдёргивая капрон. — Левую? — требует он, глядя на неё исподлобья. Она не отвечает, только слегка качает головой, опуская взгляд в пол. — Рей, — шепчет Кайло, вновь сокращая между ними расстояние. — Послушай меня, ты самая совершенная девушка, которую я встречал в своей жизни. Сними ты эту чёртову перчатку! Я знаю, что там. Это меня не отпугнёт. — Тогда зачем? — спрашивает она, едва не плача. — Зачем снимать, если знаешь? — Потому что я хочу, чтобы мы сейчас были голые, абсолютно голые, — сбивчиво поясняет он. — Не в эротическом смысле этого слова, вернее, не только в эротическом, а… — Я поняла, — прерывает его Рей, разжимая левую ладонь. Она отбрасывает перчатку в сторону и безвольно опускает руку вниз. Кайло хватает её за запястье, и не встречая никакого сопротивления, разворачивает. На внутренней стороне кисти он обнаруживает четыре небольших, давно затянувшихся шрама и один крупный, свежий, едва покрывшийся тонким морщинистым слоем розовой почти прозрачной кожи. Рей не смотрит на него, она смотрит сквозь него, уставившись в противоположную стену с потрескавшимися обоями. Кайло осторожно опускается на колени перед её обнажённым телом, держась за левую кисть. Он трепетно целует запястье и каждый шрам, ощущая, как на его затылок градом капают её слёзы. — Рей, — шепчет он, — ты такая красивая. Ты очень красивая. Рей из графства Суррей, ты слышишь меня? — Что? — озадаченно восклицает она, отрывая свой взгляд от стены и пристально взирая на него сверху вниз. — Рей из графства Суррей, — пожимает плечами он, пытаясь расшифровать на веснушчатом лице всё многообразие эмоций, которые она сейчас испытывает. — Господи, — смеётся она, смахивая правой рукой слёзы со щёк, которые пока не успели упасть ему на макушку. — Ты ещё и поэт что ли? — Немного, — выдыхает Кайло, улыбаясь. — Раздевайся уже скорее, поэт, — шепчет Рей, впиваясь правой ладонью в завитки его волос. Кайло вскакивает с коленей, неуклюже отстёгивает подтяжки, так, что одна из резинок больно ударяет ему по руке, спускает штаны, скидывает пожелтевшую рубашку, путаясь в пуговицах, и застывает неподвижно под её пытливым взглядом, боясь шелохнуться. Так он и стоит минуту, возможно больше, в трусах и майке со спущенными штанами. — Эй, — окликает она его. — Мы же должны быть голыми, абсолютно голыми, во всех смыслах этого слова. Кайло согласно кивает. Рей протягивает к нему ладони, стягивая майку, он послушно поднимает руки вверх, точно осуждённый перед расстрельной командой, она откидывает этот предмет белья куда-то в сторону, дотрагивается ладонями до резинки его трусов, и Кайло вздрагивает, выходя из оцепенения. Он поспешно помогает ей стянуть трусы с его уже затвердевшего члена и едва не спотыкается о них вместе со штанами, выпрыгивая, толкает Рей назад, на свой рабочий стол, и она, охая, присаживается на край, удивлённо глядя на него. Он слегка отстраняется, чтобы запомнить этот образ визуально, дабы потом словесно зарисовать его в качестве вставки в одном из будущих произведений. Она сидит перед ним, абсолютно голая, во всех смыслах, как он и хотел, ни капли не стесняющаяся своей наготы. — Ты прекрасна, — констатирует Кайло, вновь приближаясь к ней. «Банальное, избитое клише», — стыдит его внутренний творец. «Отстань, — огрызается он. — Будто кто-то в такой момент был бы способен на что-то другое». Кайло тянет к ней руки и дотрагивается до набухшего соска, ощущая, как она дрожит, восседая на этом столе. Рей инстинктивно пододвигается к нему бёдрами, едва не падая, балансируя на самом краешке. — Чуть пошире, — хрипит он. — Что? — непонимающе шепчет она. — Ноги чуть пошире, — поясняет Кайло. — Можно? — Можно всё, американец, — смеётся Рей, укладывая ладони на его плечи. Его член велит воспринимать это как призыв к действию. Кайло аккуратно подхватывает её одной рукой под ягодицы и переносит на диван, радуясь тому, что сегодня, как и всегда, не стал его складывать. Рей смотрит на него восторженными стеклянными глазами, очевидно, испытывая кайф то ли от его действий, то ли от подступающего прихода. Ему уже не важно, Кайло нависает над ней, выцеловывая каждую веснушку на бледном лице, она постанывает и трётся влажной промежностью о его бедро. — Хочешь? — спрашивает он, отрываясь он поцелуев. — Ты хочешь? — Хочу, — шепчет Рей, впиваясь ногтями в его спину. — Очень. Кайло входит в неё, заполняя собой всё узкое пространство внутри. Она хрипло вздыхает и впивается ногтями ещё сильнее. — Раздвинь бёдра пошире, — шепчет он, толкаясь. Рей молча закусывает губу и выполняет его просьбу. Внутри неё жарко, почти как в раскалённой полуденной Сахаре. Кайло знает, он бывал прошлой зимой. Ему кажется, что его член сейчас сгорит дотла, точно баллистическая ракета, разрывающая слои стратосферы на первой космической скорости. Рей плачет, вбиваясь спиной в обивку его дивана, «Леди, как её там? — пытается припомнить Кайло. — А, впрочем, неважно». Она скулит под ним, плотно обхватывая ногами торс и подмахивая рваными, аритмичными движениями. Ему хочется написать на её шее языком сотни слов, самых выверенных, точных, самых объясняющих, он склоняется над ней и вырисовывает только «Рей», аккуратно, несколько раз, пока она выгибает шею, будто пытается и ей тоже насадиться на его язык. — Кайло… — шепчет она, — Кайло… или… Бен. Не знаю, как лучше. — Как хочешь, — рычит он прикусывая её ключицу. — Называй меня как хочешь, Рей из графства Суррей. — Американец, — протяжно стонет она, зарываясь ладонью в его волосы. Это не совсем то, что он желал бы услышать, но если ей нравится, тогда он согласен. Её смазка уже и на его коже. Кайло аккуратно проводит пальцами по внутренней стороне бедра и пробует на вкус. Она такая же солёная как Атлантика, думается ему, но горячая как Сахара. Её руки, исследующие каждый миллиметр его спины больше не холодны, они тоже полыхают пламенем, как и его член внутри нее, как и они оба, как и вся эта комната, в которой они отдают друг другу весь копившийся годами жар. — Рей, — шепчет он, прикусывая мочку её уха. — Зачем тебе? — Я не знаю, — всхлипывает она, сжимая его изнутри. — А тебе? — Я тоже, — отвечает Кайло. Тусклое пространство комнаты покрывается багровым маревом и куда-то уплывает, будто оно способно, будто это в его власти вот так вот запросто переместить их куда угодно. Кайло чудятся густые пески и два обессилевших путника, так и не обнаруживших оазис. Он ещё раз машинально касается внутренней стороны её бедра и слизывает с пальцев живительную влагу. Его оазис здесь. Кайло смотрит на её лицо, на её разметавшиеся лёгкими волнами по обивке дивана волосы, на её розовеющие щёки, полуприкрытые веки и закушенную губу, и вспоминает ту чопорную аристократку, которая переступила порог грязного бара, где он обычно проводит каждый пятничный вечер, чуть более пяти часов назад. Всё это кажется уже столь отдаленным прошлым, точно прошли не годы, а тысячелетия. И сейчас, когда она плавится под ним, умоляя его прекратить, требуя, чтобы не прекращал, ему становится почти совестно, что он своим нечаянным явлением потревожил холодный покой этой первозданной готической красоты туманного Альбиона. Её губы ярко-красные от поцелуев, от его укусов, от её укусов, алеют на бледной фарфоровой коже так, словно Алая и Белая роза всё ещё ведут свою бесконечную войну[14] на её лице. Рей вздрагивает, сжимает его внутренними мышцами, и Кайло проклинает всех этих многочисленных Генрихов и Ричардов, и Карлов, и Марию Стюарт[15], и Анну Болейн[16], и обеих Елизавет, и обоих Яковов, и даже, прости Господи, самого Вильгельма Завоевателя[17], всю-всю её многочисленную дальнюю родню до тридцатого колена. Проклинает за то, что теперь он, неповинный ни в одной из войн, ни в Столетней[18], ни в Тридцатилетней[19], ни в Семилетней[20], мальчик из Кентукки сам проклят, потому что внутри неё так хорошо, как не будет уже никогда и нигде, в этом он уверен. — Американец, — шепчет Рей, выцарапывая на его плечах какие-то узоры. — Скажи мне! — Что, — спрашивает он сбивающимся голосом. — Скажи мне, что я лучше. — Чем кто? — Чем они все. Кайло не совсем понимает, о чём она говорит. Кто они? Кто все? Он ничего не отвечает, решая что она сейчас, находясь в пяти минутах от оргазма и под кокаином, вообще особо не контролирует ни свой мыслительный процесс, ни свой речевой аппарат. — Скажи, — вновь требует она. — Рей, ты лучшее из того, что я видел, слышал, осязал и вообще хоть как-то чувствовал в свой жизни, — отвечает он хриплым голосом. Если у Генриха[21] было так, то Кайло понимает, почему тот отринул католическую церковь, он сам готов попасться в любые дьявольские сети, когда она, приподнимаясь на локтях, облизывает один из его пальцев. Кайло находит своими руками её запястья и вдавливает их в обивку дивана, так что Рей оказывается под ним совершенно обездвижена. Это святотатство больше похоже на распятие, Кайло доподлинно не знает, кто из них кого распнул, кажется, что каждый сам себя добровольно во имя одного на двоих греха. Она кончает под ним, извиваясь змеем искушения, обездвиженная, но победившая. Он почти молится, когда её мышцы, судорожно обхватывают его член, сдерживая себя изо всех сил, чтобы не излиться в неё сию же секунду, чтобы не дать начало новой жизни внутри неё. К тому моменту, как Рей перестаёт дрожать в его руках, Кайло уже прокусил себе губу, он кончает со вкусом крови на её обессилевшее, всхлипывающее тело. Рен перекатывается на другую сторону дивана, слушая её неровное дыхание и биение собственного сердца, кажется, что на пределе его пульс подлетал под 200, он не верит, что выжил внутри этой раскалённой лавы, разлившейся по его убогой комнате. «Так вот ты какая, Рей из графства Суррей, — отрешённо думает Кайло, глядя на капли собственного семени, стекающие с её впалого живота, — девочка с Фабрики Энди, прелестное создание с веснушками». Она переворачивается со спины набок, не беспокоясь о том, что замажет спермой обивку дивана, кладёт голову на его плечо и ровно дышит, дотрагиваясь пальцами до его груди, он чувствует, что проваливается в сон, опьянённый остатками алкоголя и всем, что происходило в этой комнате в течение последнего часа. Кайло хочет сказать ей что-то ласковое, что-то нежное, что-то исчерпывающее, но не находится. Рей водит по его груди подушечками пальцев, едва дотрагиваясь, он гладит её истерзанную руку. — Спать хочешь? — спрашивает она тихим голосом. — Угу, — отвечает он, чувствуя как долгожданное успокоение обволакивает его. — Спи, американец, — последнее, что слышит он, погружаясь в глубокое забвение.***
Утром, когда Кайло входит в кухню, чтобы налить воды, Рей, обнажённая, курит в форточку, он обнимает её со спины, и они долго стоят вместе, всматриваясь в рассвет. Сигарета уже давно истлела в её руке, а они всё стоят и смотрят куда-то в одном направлении. — Мне пора, — отрешённо сообщает она, оглядывая оживающую окраину Танжера, — кузен будет волноваться. Кайло понимающе кивает. — Хочешь, сегодня вечером на пляж сходим? Посидим, возьмём виски, посмотрим на закат? — спрашивает он с замиранием сердца. — Сегодня вечером мы с кузеном отплываем на пароме, — отвечает Рей дрожащим голосом. — Танжер-Гибралтар. У бабушки день рождения, к вечеру понедельника мы должны быть в Лондоне. Кайло чувствует, как сердце медленно пропускает удары: один, два, три. Он молчит, стоя перед окном, прижимая к себе её обнажённое тело ещё крепче. — Во сколько? — сухо спрашивает он, как только получается совладать со словами. — Паром отходит в половине седьмого, — буднично отвечает Рей. — Если хочешь, приходи проводить. — Думаю, это лишнее, — тянет Кайло, отстраняясь. — Наверное, — пожимает она плечами, отводя от себя его руки. — Нормально спалось в этом клоповнике? — переводит он тему, отрывая себя от неё и направляясь за стаканом. — Я мало сплю, — вздыхает она. — Обычно часа четыре, не более. Так что, вполне. — Кокаин, — кивает Кайло, понимая причину её бессонницы. — Да, — подтверждает Рей. — А ты как спал? — Сносно, — отвечает он. — В этой комнате всегда более-менее сносно спится, а главное, пишется. — Жаль, что придётся скоро свалить. — Почему придётся свалить? — удивляется она. — Денег уже и на эту халупу не хватает, — признаётся Кайло, не видя смысла кого-то из себя строить. Рей ничего не отвечает, возвращаясь в комнату, чтобы собрать вещи. Он не смотрит, как она собирается, не думает об этом, просто стоит на кухне с пустым стаканом и слушает, как она одевается, как выходит в коридор. Кайло стоит, почти не дыша, сжимая бедное стекло и, когда слышит, как захлопывается входная дверь, ощущает, как острый край лопнувшего в унисон хлопку стекла впивается в ладонь. «Приплыли», — думает он, усмехаясь собственной никчёмности.***
«Это лишнее», — передразнивает Кайло сам себя, стоя ровно в шесть часов вечера у паромной станции и приглядываясь к каждой проходящей мимо женской фигуре. Она появляется за пятнадцать минут до отплытия парома, облачённая в белый брючный костюм, в компании своего кузена и кучи носильщиков, тянущих за собой бесчисленное множество чемоданов и коробок разных форм и размеров. Кайло не собирается её окликать, просто планирует постоять в толпе зевак, посмотреть, как этот паром взаправду уплывает в Европу с ней на борту, это ему необходимо, чтобы завершить эту историю, закольцевать в своей голове, но Рей сама натыкается на него взглядом в толпе, словно его и искала. Она улыбается, машет, что-то коротко говорит кузену и подходит к нему. — Я почему-то знала, что ты придёшь, — сообщает она, что-то нащупывая в своей дорожной сумке. — А я не знал, — Кайло не хамит, он просто действительно не был уверен, что стоит, до самого последнего момента. — Это тебе, — шепчет Рей, доставая какой-то конверт и протягивая ему, — откроешь, когда я отплыву. Кайло удивлённо принимает конверт из её рук, ничего не отвечая. Паром протяжно гудит, предлагая всем пассажирам занять свои каюты. — Мне пора, — сообщает она, легонько касаясь его руки. — Пока, — растерянно шепчет он, украдкой сжимая пальцами её вновь прохладную ладонь. — Может, ещё увидимся, американец, — улыбается Рей, подмигивая, и направляется в сторону недовольного кузена. — Не планируешь осенью в Нью-Йорк? — Нет, — отвечает Кайло её удаляющейся спине. В этот момент он совершенно убеждён, что они видятся в последний раз. Или она сторчится на своей Фабрике — он даёт ей не больше года — или он подохнет от безденежья в этой дыре ещё раньше. Кайло растерянно смотрит вслед уплывающему парому. Его покидают впервые, обычно это делал он. Покинул мать в Кентукки, перебравшись в Нью-Йорк, потом друзей, перебравшись в Гавану, потом других друзей и одну кубинку с красивыми скулами, перебравшись в Танжер. Он смотрит, как паром уплывает всё дальше и дальше, унося с собой веснушчатую девушку с таким же затуманенным взглядом, как и тот Альбион, куда она направляется. Кайло внезапно чувствует себя маленьким, совершенно беспомощным, в нём просыпается странное желание оказаться Гулливером в стране лилипутов[22], вознестись над планетой, сжать этот оживший глобус с обоих полюсов по краям и сдавить, чтобы навсегда соединить два континента, уничтожив этот дурацкий Гибралтар[23]. Он вспоминает о конверте, который судорожно сминает в руке, бесцельно бродя по пирсу, останавливается, открывает его и обнаруживает там несколько бумаг. Он достаёт первую, на ней аккуратным почерком написаны её домашний адрес в Нью-Йорке с предложением переписки и номер телефона, вторая оказывается запиской: «Не подумай, что я пытаюсь тебя как-то унизить или задеть, просто останься в той квартире, где тебе комфортно пишется, пожалуйста». Кайло трясущимися пальцами тянется за третьей бумажкой, ей оказывается выписанный ею на его имя чек на тысячу фунтов. Он смотрит на него, несколько раз моргает, яростно сжимает листок, морщась от пульсации в утренней ране, и выбрасывает на тротуар. «Мать Тереза, блять, — грязно ругается он, вспоминая о её порезах, — себе бы лучше помогла!» Кайло решительным шагом отходит на насколько метров, резко оборачивается и наблюдает, как прибрежный ветер, поддувает смятый чек к обрыву. Он передумывает и возвращается. «В конце концов кто-то может найти и воспользоваться», — убеждает себя Кайло. «Так брось в море, — науськивает ядовитый внутренний голосок, — рыбы не пользуются банковскими чеками». Кайло затыкает его, распрямляет чек и аккуратно кладёт в нагрудный карман рубашки вместе с остальными бумагами. Он оборачивается в сторону пролива, парома на горизонте простыл и след, Рен устало сутулится и направляется к другому бару, где они с Хаксом по обыкновению бывают по субботам.***
Кайло не использует чек для оплаты квартиры и съезжает в октябре 1962 г. к такому же бедствующему знакомому с другой окраины Тажера. В ноябре 1962 — марте 1963 гг. он пишет более ста писем на домашний адрес Рей в Нью-Йорке, сжигая дотла каждое, как только оно выходит из-под его пера. В декабре 1962 г. он начинает роман, где фигурирует веснушчатая англичанка со шрамами на левой руке. В феврале 1963 г. он единственный раз обналичивает небольшую сумму с чека, чтобы перебраться в Париж. В апреле 1963 г. на его марроканский адрес приходит письмо из крупного лондонского издательства «Ballantine Books» с предложением о личной встрече с главным редактором, о чём его уведомляет бывшая хозяйка телеграммой. В следующий раз он встречает Рей в мае 1964 г. на открытии Биеннале в Венеции, куда его приглашает новый парижский знакомый, спустя два месяца после того, как его первый роман увидел свет. Примечания: [1] Отель в центре Танжера. Известен тем, что в нём в разное время останавливались У. Берроуз, П. Орловский, А. Гинсберг и Дж. Керуак. [2] Спорная территория в Северной Африке, бывшие владения Испании, на которую претендуют Марокко м Мавритания, является одним из основных в регионе каналов контрабанды оружия и наркотиков. [3] Вид виски, производимый в США, на основе кукурузы, обладает красновато-золотистым цветом и долгим послевкусием. [4] Американский художник, продюсер, дизайнер, писатель, коллекционер, издатель журналов и кинорежиссёр, заметная персона в истории поп-арт-движения и современного искусства в целом. Основатель идеологии «homo universale», создатель произведений, которые являются синонимом понятия «коммерческий поп-арт». Подробнее почитать можно здесь https://www.gq.ru/success/andy-warhol [5]Населённый пункт в графстве Суррей, Англия. [6] Частный исследовательский университет, входит в «Лигу плюща». Располагается в Нью-Хейвене, Коннектикут, США. [7] Арт-студия Энди Уорхола в Нью-Йорке, активно действовавшая с 1962 г., культовое место для американского андеграунда. [8] Историческое и церемониальное графство в южной Англии, часть региона Юго-Восточная Англия, одно из так называемых «Домашних графств». [9] Американский меценат и коллекционер. [10] Алкогольный коктейль, изобретённый в Венеции в первой половине XX века, представляет собой смесь игристого вина (традиционно просекко) и персикового пюре, часто подаваемый на праздниках. [11] Английский писатель и литературовед, занимался литературными исследованиями, особенно творчества Шекспира и Джойса, также сочинением музыки, литературным переводом и журналистикой. Наиболее известное произведение Бёрджесса — сатирическая антиутопия «Заводной апельсин». [12] Английский писатель-романист, автор беллетризованных биографий, путевых заметок и справочников для путешествующих, оставивший, помимо прочего, заметный след в журналистике и литературной критике. Наиболее известные произведения: «Сенсация», «Упадок и разрушение». [13] Американский писатель и эссеист. Один из ключевых американских авторов второй половины XX века. Считается важнейшим представителем бит-поколения (наряду с Алленом Гинзбергом и Джеком Керуаком). Ключевые произведения: «Голый завтрак», «Интерзона» Подробнее о битниках http://www.soc-mol.ru/encyclopaedia/subcultures/321-bitniki.html [14] Серия вооружённых династических конфликтов между группировками английской знати в 1455–1485 гг. в борьбе за власть между сторонниками двух ветвей династии Плантагенетов — Ланкастерами и Йорками. [15] Королева Шотландии в 1561–1567 гг., а также королева Франции в 1559–1560 гг. (как супруга короля Франциска II), претендентка на английский престол. Её трагическая судьба, наполненная «литературными» по драматизму поворотами и событиями, привлекала писателей романтической и последующих эпох. [16] Вторая жена короля Англии Генриха VIII Тюдора в 1533–1536 гг., мать второй правящей королевы Англии, Елизаветы I. Была казнена в 1536 г. по приказу собственного мужа. [17] Герцог Нормандии с 1035 г. под именем Вильгельм II и король Англии с 1066 г., организатор и руководитель нормандского завоевания Англии. [18] Серия военных конфликтов между Английским королевством и его союзниками, с одной стороны, и Францией и её союзниками, с другой, длившихся примерно с 1337 г. по 1453 г. Поводом для этих конфликтов являлись притязания на французский престол английской королевской династии Плантагенетов, стремящейся вернуть территории на континенте, ранее принадлежавшие английским королям. [19] Военный конфликт за гегемонию в Священной Римской империи германской нации и Европе, продолжавшийся с 1618 по 1648 гг. и затронувший в той или иной степени практически все европейские страны. Война началась как религиозное столкновение между протестантами и католиками Священной Римской империи, но затем переросла в борьбу против доминирования Габсбургов в Европе. [20] Крупный военный конфликт XVIII в., один из самых масштабных конфликтов Нового времени. Уинстоном Черчиллем война даже была названа «первой мировой войной». Войну считают колониальной, так как в ней столкнулись колониальные интересы Великобритании, Франции, Португалии и Испании. [21] Король Англии в 1509–1547 гг., сын Генриха VII, отец Елизаветы I. Генрих стал инициатором церковного раскола 1534 г. Король стремился к созданию особой английской формы католицизма, в которой он сам исполнял бы роль Папы. [22] Сатирико-фантастический роман Джонатана Свифта, в котором ярко и остроумно высмеиваются человеческие и общественные пороки. [23] Межконтинентальный пролив между южной оконечностью Пиренейского полуострова и северо-западным побережьем Африки, соединяющий Средиземное море с Атлантическим океаном.