Брат, помни, даже если весь мир встанет против тебя, у меня встанет на тебя

Я еще на подходе к гаражу ощутил запах машинного масла, сырости, лака и чего-то еще необычайно прекрасного. Наверное, Димкиного одеколона. Внутри как всегда до педантичной паранойи чисто и как-то даже по-девчачьи аккуратно, пусть даже Димка возился с машиной, проигнорировав купленную специально для него платформу, улегшись спиной прямо на собственную куртку. С минуту попялившись на торчащие из-под днища машины длинные ноги в черных джинсах, упакованные в блядские пафосные армейские берцы, вдоволь понаслаждавшись приглушенными ругательствами, когда что-то там не удавалось закрутить или открутить, я сообщил о своем присутствии демонстративным покашливанием, а когда ответа не получил, таинственным шепотом протянул: — У нас сегодня романтика? Масло, свечи… Всего на секунду он замер. Я закусил губу, наблюдая, как напрягся пресс под тонкой майкой, как вымазанные в мазуте крепкие руки схватились за край, подтягиваясь, выбираясь на свет божий. Встрепанный, перепачканный маслом, в старой домашней одежде и все равно такой чертовски привлекательный. Охуенный, если быть честным. Мой. Теперь только мой, а все остальные пусть идут лесом. Он покрутил в руках разводной ключ, а я не мог оторвать взгляда от его удивительно сильных пальцев, которые с завидной регулярностью оставляют россыпь синяков на моих бедрах. — Я должен тебе кое-что сказать, — немного скомкано пробормотал он, пряча глаза, а я почувствовал, что что-то не так, но не смог собрать гусей и наконец-то решить, стоит ли мне паниковать или же нет. Поэтому только по-дурацки улыбнулся, чердаком съезжая от удовольствия, ведь мне больше не нужно скрывать свои чувства, эмоции, ориентацию, в конце-то концов! Я могу без лишних объяснений подойти ближе и впиться в его губы поцелуем и ставлю сотку, что он после такого разложит меня на капоте, даже не удосужившись закрыть дверь гаража, скрывая нас от посторонних глаз. — Нам одобрили стажировку в США. Я уже и не верил, но… Замер на полпути, так и не добравшись, так и не коснувшись. Улыбка на моем лице стала еще шире, еще безумнее, а я… наверное, это люди и называют «выдавливать лыбу», потому что ощущалось это именно так. И я не могу иначе. Я должен радоваться, ведь он так долго шел к этому, так долго ждал… — Это же чудесно! Бля, Синицын, ты чего такой кислый-то? — я говорил искренне, хотя внутри все переворачивалось и вопило, и, кажется, где-то я все-таки сдауничал, потому что он вдруг помрачнел. — Макс… Пронзительные глаза впились в меня требовательным прожигающим взглядом, и я наконец-то понял, что именно упустил из виду. Ноги не держали, но я упрямо игнорировал невыносимое желание ухватиться за что-нибудь, даже за него. Повиснуть на нем, коснуться лица, поцеловать губы, потому что скоро он… скоро он просто… — Макс, ты же помнишь, да? Помнишь, что мы вместе с Катей планировали это всё и… И ей тоже одобрили. А значит, они полетят вместе. Вместе, как пара. Ну, конечно, они же со старшей школы дружили, пошли в один ВУЗ, подавали заявку на стажировку. Черт возьми, да Димка с Катькой точно так же, как и мы с ним, столько лет вместе! Они встречались, вроде даже дело к свадьбе шло, родители нарадоваться не могли… и вот тут на горизонте появился я со своей педерастией. Катька обиделась, что ее променяли на друга детства, но скандал разводить не стала, и вот теперь у нее есть отличная возможность «вернуть все взад». Или же просто отомстить, соблазнив этого гиперсексуального парня, который в моем идеальном мире за год разлуки должен максимум в кулак надрачивать, но уж точно не заглядываться на барышень или других парней. Я, кажется, задохнулся от страшного осознания и всколыхнувшейся в груди неугасаемой ревности, которая мучила меня последние тринадцать лет, когда Дима был всего лишь моей мечтой, «крашем», как это модно сейчас называть. Ревность, которая никуда не делась, только свернулась клубочком ядовитых змей да залегла под камень, давая мне передышку и иллюзорное ощущение безопасности на эти два месяца, которые Димка был только мой, открыто демонстрируя наши отношения на людях и пару раз даже съездив по зубам тем, кто решил насмехаться или открыто быковать, подняла свою многоголовую гидровскую шею и оплела меня своими спрутовскими щупальцами. Эти чертовы два месяца, которые стали для меня самыми счастливыми из возможных, пусть даже я тоже в стороне не стоял, раздавая пинки и зуботычины недругам, зная, что сражаюсь с ветряными мельницами традиционной русской гомофобии, подошли к своему финалу, и вот теперь… вот теперь он оставляет меня одного и едет хрен знает куда со своей бывшей девушкой. Сердце упало в пятки и забилось там в конвульсивном эпилептическом припадке. Я сглотнул вязкую, горькую слюну, со злобной мазохистической насмешкой выкидывая в воображаемую мусорную корзину картинки, которые я так старательно рисовал себе перед сном буквально прошлой ночью: Новый год, дом, украшенный гирляндами, большая пушистая ёлка, потрескивание огня в камине, хлопья снега… Идиотизм из сопливого «голубиного» клипа Стива Гранда про Рождество, но я даже подыскал подходящий домик, чтоб провести зимние праздники с ним. Мир, где мы будем скрыты от чужих глаз, злых языков, мир, где есть призрачная надежда на какое-то «мы». — Это… это прекрасно, братан! — переступив через свой непомерный эгоизм, я сделал шаг навстречу и, не обращая внимания на мазут, масло, пыль, обнял его крепко, по-мужски притягивая к себе. Так, как обнял бы два месяца назад, до моего спонтанного каминг-аута, чтобы он ни дай бог не заподозрил во мне голубого налета. Сжал так, что, наверное, у него сложилось впечатление, будто я хочу мстительно переломать ему ребра, но нет-нет-нет, я лишь хочу вдавить его в себя, став единым целым, чем-то неделимым. — Ты серьезно? — голос Димки прозвучал глухо и так щенячье-виновато. Он поводил пальцами по воротнику моей некогда серой куртки, размазывая мазут. В моем голосе все еще не появилось ни капли уверенности, но я заставлял себя говорить и говорить, когда внутри всё матом орало «сука, останься, не смей бросать меня!». Как тупо! Какой же я придурок! И стыдно-то как! — Димон, я уверен! Ну подумай сам, вы столько ждали! Он помотал головой, то ли соглашаясь, то ли нет, и я кожей почувствовал, что именно он хочет спросить, а потому, перебивая, обрывая на полуслове, затараторил: — Чувак, это же не навсегда, правда? Сейчас двадцать первый век, человечество придумало социальные сети, видеозвонки, самолеты в конце-то концов! Ты не должен вообще сомневаться в своем выборе! Ты же так долго к этому шел! — я набрал в легкие побольше воздуха, понимая, что несу откровенную чушь лишь бы заполнить тоскливое молчание: — Да и это же США, да? Там разрешены гей-браки и всё такое. Вот обоснуешься там и меня туда перетащишь, если, конечно, захочешь… Захочешь остаться. — Блять, Макс, захлопнись, не начинай! — он посмотрел на меня зло, почти что агрессивно. — Не нужно делать вид, что это все ерунда! Я прекрасно понимаю, как это выглядит! Я и Катя… Нельзя. Нельзя поддаваться на провокацию. Лучше покачать головой, развернуться и свалить в туман, чтоб не так больно было расставаться. Пусть даже временно, драматизировать не хотелось, но расстаться все равно придется. На полгода или год. Придется. Мы должны. — Мне и самому не по себе от того, что нужно ехать с ней, но… блять, я не знаю. Я дернулся, будто невидимый Арчи* залепил мне свою фирменную пощечину, потому что ну не может быть такой звон в ушах всего лишь от каких-то негромких слов. Даже если у него ничего с ней не будет, даже если он вернется ко мне спустя это невыносимо долгое расставание, сейчас ведь… — Я все понимаю, — мой голос прозвучал хрипло и натянуто, так неестественно, что только полный придурок поверит в эти слова. — И я тебе доверяю… Я ей не доверяю. Я видел, как он сжал челюсти, как напряглись мышцы на его руках, и в какой-то момент мне показалось, что он мне врежет за фальшь, но Димка лишь, игнорируя брошенную на пол куртку, в одной футболке и накинутой поверх драной рубашке вышел из гаража, намеренно грубо задев меня плечом. Блядство, Синицын! Я дождался, пока хлопнет металлическая дверь, а потом наклонился, поднимая с пола потрепанную старую курточку. Отряхнул ее от пыли, наслаждаясь плотно вцепившимся в синтетические волокна ароматом его парфюма и теплом тела. Димка курил, нервно и рвано выдыхая дым в стремительно темнеющее небо. Все его существо била крупная морозная дрожь, но он упрямо стоял посреди дороги, не отрывая взгляда от ярких до боли ворот соседнего гаража. И какой дурак выкрасил их в зеленый неон? Я подошел ближе, набросил куртку на его озябшие плечи и тоже попытался прикурить, отворачиваясь от сырого осеннего ветра. Огонек зажигалки, будто насмехаясь, вспыхивал на секунду и тут же гас. Одна попытка, вторая, третья. Бешенство тугим комком скрутилось где-то в районе горла, и глухая неконтролируемая злоба волной поднялась из океанических глубин, накрывая с головой. Сигарета перемололась в сухую табачную труху в сжавшемся кулаке. Я швырнул взбесившую зажигалку об потрескавшийся асфальт и со всей силы ударил кулаком в железную дверь гаража. Руку мгновенно пронзила боль, сбитые до лопнувшей кожи костяшки полыхнули огнем, но мне похуй. Замахнулся снова, пялясь в пустоту, но Димка перехватил мою отведенную руку, осыпая сгорающим в полете искристым пеплом, и я едва ли не завалился назад вместе с ним. — Придурок, что ты творишь?! — в бешенстве заорал он, оттаскивая меня прочь. Схватил за воротник, тряхнул как нашкодившего котенка, слегка придушив врезавшейся в горло тканью. Грубые руки схватили меня за ладонь, перевернули, осматривая пострадавшие пальцы, лопнувшую, будто переспелая вишня, кожу, и зрелище это действительно не из приятных. — Ерунда, — виновато пробурчал я, не глядя на свою уныло повисшую в его хватке конечность. Мне чертовски хотелось прямо сейчас оказаться с ним в одной постели. Не трахаться, нет. Просто лечь и уснуть, уткнувшись носом в его шею, прекратив неумело корчить из себя железного мачо мэна, которому всё нипочем, который не опускается до девчачьего нытья по поводу отношений на расстоянии, который, блять, понимает значение слова «надо». Но вместо этого всего я приобнял его за плечи, даже не позаботившись, а не смотрит ли кто, и буквально потащил в гараж. Там есть и аптечка и бинт и перекись, но главное, что там тепло, а он в своем тонком бомбере, кажется, реально подмерз. Димка сел на капот и снова закурил, нервно комкая пальцами фильтр, наблюдая за моими нехитрыми манипуляциями с промыванием раны. Привычным движением забинтовал руку — получилось почти на автомате: все-таки спасибо боксу. Нужно было как-то объяснить свое поведение, чтобы не выглядеть совсем уж поехавшим ревнивцем, поэтому я, криво улыбнувшись, процедил спустя целую вечность: — Просто я уже скучаю. Понимаешь? Просто скучаю. Он вскинул бровь и посмотрел мне прямо в глаза долгим, сканирующим взглядом. Устало и как-то даже замучено выдохнул. Зажатая между пальцев забытая сигарета медленно догорала. ___________________ * Знаменитая пощечина Арчи из фильма Гая Ричи "Рок-н-Рольщик"