come home someday

Океан для Кан Собон ровно год как стал святыней — место вечного погребения Нам Шина, ее Нам Шина, ее персонального робота, ее слишком человечного робота. За человечность всегда нужно платить, и Нам Шин заплатил своей жизнью. Собон всхлипывает. Собон приходит к океану каждые выходные, садится на берегу и разговаривает. Обо всем разговаривает: Нам Шин III всегда был хорошим слушателем. Собон горько улыбается: единственное существо, принявшее ее такой, какая она есть, было существом не человеческим, и теперь этого существа нет. Собон обнимает Маибо — все, что осталось в память о Шине и плачет. И каждый раз в ней теплится надежда, что вот-вот раздастся знакомый до боли голос («Первое правило — обнимать, если плачут.») и ее накроют теплые, почти человеческие руки, но Маибо холодный, как любой предмет вокруг нее, как ее сердце холодный, и Собон молча вытирает слезы рукавом. Кан Собон скорбит. Она храбрится, притворяется сильной, обманывает всех вокруг, но с собой она предельно честна: жить без Шина она не умеет от слова совсем. Кан Собон злится на мир за его жестокость, на судьбу за ее насмешки, на гендиректора-человека за то, что он такая скотина, на собственное сердце, так глупо упавшее к его ногам (но не жалеет об этом, она если бы могла, его б еще раз швырнула), злится на Шина, что оставил ее одну, хотя обещал, хотя он же обещал… — Ты очень злишься, Кан Собон? …«Нет, конечно нет. И что ты так долго?..»