***
Ордены ушли на следующий день. Половина из них встала на мечи еще до того, как серо-голубой свет раннего утра перешел в рассвет. Мэйшань Юй задержался подольше, и Цзян Чэн наконец разделил семейную трапезу со своей бабушкой. Она настояла на том, чтобы увидеть, как он сражается с Иньчжу и Цзиньчжу, вооруженными хлыстами, готовясь когда-нибудь овладеть Цзыдянем. Он не застал ухода ордена Цишань Вэнь. Мэйшань Юй уехали поздним утром. Они попрощались в главном дворе и после стояли, наблюдая, как силуэты в голубых одеждах исчезают в западном небе. — Проходите в приемный зал, — резко сказала Юй Цзыюань. Цзян Чэн обменялся настороженными взглядами с Цзян Яньли. Она слегка покачала головой, плотно сжав губы. Либо она тоже не знала, либо знала, и ему это не понравится. Мгновение спустя Вэй Усянь вошел в приемный зал в сопровождении младшего адепта, которая убежала, как только поклонилась. Он выглядел таким же озадаченным. Они заняли свои места в ряду напротив Юй Цзыюань и посмотрели на Цзян Фэнмяня, восседающего на своем троне в виде лотоса. — А-Чэн, — начал он, — женится на Вэнь Шуочжэнь, чтобы заключить новый союз с Цишань Вэнь. Однако будет неприлично и неуместно, если младший брат вступит в брак раньше старшей сестры. Поэтому ваша мать и госпожа Цзинь договорились восстановить помолвку между А-Ли и Цзинь Цзысюанем. — Этот павл…! — Вэй Усянь спохватился и замолчал под свирепым взглядом Юй Цзыюань. Цзян Чэн должен был протестовать в одиночку. — Матушка, Цзинь Цзысюань оскорбил А-цзе. Более того, наследник ордена Цзинь никогда не пытался загладить свою вину, даже когда их бросили вместе на учениях. Даже когда он выплыл бок о бок с Цзян Чэном из пещеры Сюань У, когда они загнали раненых и напуганных адептов в безопасное место, когда они бежали до изнеможения в поисках помощи. Несколько слов могли бы востановить разрушенный мост доверия, но Цзинь Цзысюань никогда не пытался. Выражение лица Юй Цзыюань похолодело. — Цзинь Цзысюань сожалеет о своих несдержанных словах. — Это он сказал или его мать? Отец, ты говорил, что женщина не должна выходить замуж за мужчину, который ее не уважает… — А-Чэн, — очень тихо проговорила Цзян Яньли. Он остановился. Посмотрел на нее. Она сидела совершенно спокойно, выпрямив спину и сложив руки на коленях. Ее взгляд был нежным, лицо мягким, но сталь проглядывалась во всем ее виде. — Я говорила с молодым господином Цзинь, — сказала она. — Мы оба согласны. Вэй Ин подавил протестующий возглас. Его глаза вспыхнули. Цзян Чэн пожалел, что тот не закричал. Из всех случаев, когда Вэй Усянь должен был держать язык за зубами, не разыгрывать героя, вести себя прилично — конечно, он не стал бы спорить с Цзян Яньли или Юй Цзыюань, но как Цзян Чэн мог этого не сделать? Он попытался. — А-цзе, если это только для союза — мы что-нибудь придумаем, тебе не обязательно это делать. Насколько хуже было бы выйти замуж за супруга, который ее не уважал, когда она все равно заботилась о нем? — А-Чэн, — насколько нежно, настолько же и упрямо, — наши родители приняли решение, и я с ними согласна. Никто и никогда не мог переубедить ее. Ни в детстве, когда истерики и слезы Цзян Чэна приносили утешение, но никогда не смягчали ее решимости; ни сейчас. У него появилось ощущение комка в горле, грубое и рваное. Он сглотнул, превозмогая боль. — Когда ты… Почему ты не пришла поговорить с нами? — он рассказал ей все, и она, как всегда, сделала все возможное, чтобы помочь ему. Почему она не дала ему шанса сделать то же самое? — Здесь нечего обсуждать, А-Чэн, — её голос был тихим, но неумолимым, как Янцзы на пути к морю. — Есть, — начала говорить Юй Цзыюань, — еще одна вещь. Цзян Чэн оторвал взгляд от сестры и увидел, что родители смотрят друг на друга так, будто встретились на площадке для спарринга: Юй Цзыюань бросает вызов, а Цзян Фэнмянь уже устал после бесчисленных поединков. Его мать, подумал он, выиграла последний поединок. В горле снова появился комок страха. — Как только А-Чэн женится и покинет Пристань Лотоса, — сказал Цзян Фэнмянь, — А-Ину тоже нужно будет увидеть мир. Все эти годы ты оставался рядом с А-Чэном. Когда он вернется, ему понадобится способный первый ученик ордена, который видел мир, учился и вырос еще больше. Лицо Вэй Усяня побледнело. — Конечно, — промолвил он, яркий и хрупкий, как разбитый лед. — Вчера вечером мы говорили о том, как многому он научится в Цишане. Какой шисюн не захотел бы идти в ногу со временем? Глава ордена Цзян уже знает, куда он меня пошлет? Я не думаю, что Облачные Глубины примут меня обратно. Цзян Фэнмянь закрыл глаза, всего на мгновение. На его лице проявились морщины, которых Цзян Чэн раньше не видел. — Дядя примет меры, — сказал он. — Это не займет много времени, А-Ин. Только до тех пор, пока А-Чэн не вернется домой. Три года. Или восемь лет. Это была победа его матери. Такова была цена Юй Цзыюань за согласие продать Цзян Чэна. До тех пор, пока ее сына нету в Пристани Лотоса, не должно быть и сына Цансэ Саньжэнь. Он посмотрел на Вэй Ина и увидел в его глазах полное согласие. Цзян Фэнмянь не боролся за то, чтобы удержать его; что еще они могли сделать? «Поймите то, что невозможно сделать», как говорил их давно умерший предок Цзян, «а затем все равно сделайте это». — Отец, — проговорил Цзян Чэн. — Матушка. Его голос дрожал. Он мог видеть, как Вэй Усянь слегка дернул головой, и в нем появилось знакомое безразличие: О нет, я в порядке, меня никогда ничего не волнует. Это должно быть ложью. Может быть, это всегда было ложью. Гнев разгорелся у него в животе и обжег комок в горле. Следующие слова легче слетели с языка. — Вэй Усянь уже является первым учеником Юньмэн Цзян. Наши младшие и старшие адепты зависят от него в обучении и руководстве. Было бы слишком дестабилизирующим для ордена потерять своего будущего главу ордена и своего первого ученика вместе… — Орден не пострадал, пока ты учился в Гусу, — резко отрезала Юй Цзыюань, прищурив глаза. — Слишком многие из наших учеников прячутся в тени Вэй Усяня, не понимая, насколько они отстали в развитии. Ты, она имела в виду. Как ты отстал в развитии, Цзян Ваньинь, чьего имени никто не знает, о чьих деяниях никто не говорит. Чьи ученики надеются, что кто-то другой поведет их за собой. Ну и что из этого? Глава ордена заслужил славу благодаря силе заклинателей, которых он привлек под свое знамя, а также благодаря известности своих собственных деяний. Глава ордена с блестящим главным адептом все равно будет блистать как человек, достойный его преданности. Они были бы Двумя Гордостями Юньмэна. Вэй Ин обещал. — Он нам нужен, — сказал он. — Нам, адептам, нужен наставник. Пример. Кто-то, с кем можно посоревноваться. Может быть, некоторые из нас находятся в тени, но мы все становимся сильнее вместе с ним. Вэй Усянь произнес: «Нет». Предательство было настолько неожиданным, что Цзян Чэн не сразу осознал его, как не осознают рану в животе в шоковые моменты перед болью, и просто уставился на него в безмолвии. Вэй Ин улыбнулся ему той кривой ухмылкой, которая всегда приводила к неприятностям. — Если ты уезжаешь в Цишань, а шицзе едет в Ланьлин, я не хочу оставаться здесь один! Ты же меня знаешь, я не могу сам наводить порядок, не говоря уже о том, чтобы присматривать за всеми адептами в одиночку. И я тоже хочу приключений. Может быть, я отправлюсь искать своего странствующего шишу и посмотрю, знает ли он какие-нибудь истории о моей матери. — Твой шишу? — спросил Цзян Фэнмянь. В его голосе прозвучала странная нотка. — Ах, мы встретили его еще в Юэяне этой весной. Так много всего произошло после этого, что, наверное, я забыл… Сяо Синчэнь, еще один ученик Баошань Санжэнь. Он сказал, что поднялся на гору только для того, чтобы учиться у нее после того, как моя мать уже уехала, но, — Вэй Усянь выразительно пожал плечами. — Но должны быть истории! И он опытный фехтовальщик, может быть, он научит меня одной-двум техникам. Цзян Ваньин снова ощутил комок в горле. Сяо Синчэнь, яркая луна и легкий ветерок; Сун Цзычэнь, далекий снег и холодный мороз. Странствующие заклинатели, которые так очаровали Вэй Усяня в Юэяне, которые отказались участвовать в политике ордена, которые говорили о своей мечте создать собственный орден, лелеющий общие идеалы вместо кровных уз. Цзян Чэн видел, как Вэй Ин наблюдал за ними, видел свет и тоску в его глазах. Обнадеживающая улыбка, когда он утверждал, что они с Лань Ванцзи вместе отправились на ночную охоту из-за одних и тех же идеалов. Боль, похожая на горе, когда он смотрел, как они уходят вместе, одетые в белое и черное, не подчиняясь никаким приказам, кроме собственной совести. Конечно, Вэй Усянь не забыл. На мгновение, стоя там, на дороге в Цинхэ, Цзян Чэн почти испугался, что Вэй Усянь попытается последовать за ними. Теперь этот страх был реальным. И он ничего не мог поделать.***
— Ты хотел этого, — обвинил он Вэй Ина, расхаживая по затененным половицам павильона. — Ты искал этот шанс. Что за Две Гордости Юньмэна? Ты всегда хотел уйти. — Я не хотел уйти. Меня выгоняют. Как ты думаешь, может быть, мне стоит сначала попробовать Цинхэ Не, пока я ищу Сяо Синчэня? Держу пари, что раньше никого никогда не выгоняли из трех орденов за один год… — Ты был всего лишь приглашенным учеником в Гусу Лань, это не считается! — Цзян Чэн повернулся к нему, весь напрягшись от ярости. — Как ты можешь шутить по этому поводу? — Должен ли я был спорить? — Вэй Усянь прислонился спиной к перилам. Он все прикрывался беззаботностью, как плащом от дождя, плотно обернутым вокруг него. — Я думаю то, что тебя вышвырнули с Пристани Лотоса, имеет большее значение. — А-Сянь. — Все в порядке, шицзе! Я действительно хотел остаться здесь с тобой, но какой в этом смысл, если ты тоже уезжаешь? Ты могла бы упаковать меня в свой багаж и отвезти в Ланьлин, когда поедешь туда. Сяньсянь будет очень хорошо себя вести, я побью Цзинь Цзысюаня только тогда, когда он этого заслужит! — Разве Сяньсяню не всего три года? Он не должен никого избивать. — Как вы оба можете шутить? — Цзян Ваньинь чуть не задохнулся от страха и ярости. — А-цзе, ты не можешь… Почему ты согласилась на это? Она медленно выдохнула. Цзян Яньли сидела на резном каменном табурете за столом, сложив руки на коленях, рукава изящно спадали к ее ногам. Словно картина спокойствия и самообладания, разрисованная в цветах мягкой сирени и лаванды. — Мои возможности более ограничены, чем твои, А-Чэн, — сказала она и встретила его пристальный взгляд со всей лишенной мягкостью. — Союз между Цишанем и Юньмэном означает концентрацию власти на западе, которую восточные ордены с трудом потерпят. Моя помолвка перекинет мост через эту пропасть. Дружба матери с Госпожой Цзинь облегчила выбор Ланьлин, но даже если бы это было не так, орден Цзинь все равно был бы тем, кого нам нужно успокоить. — Ты не должна успокаивать их, выходя замуж! — Не должна ли? Я должна выйти за кого-нибудь замуж, А-Чэн. Вот что значит родиться в благородном ордене. Или ты бы оставил меня, как Вэнь Жохань держал свою сестру, привязанную и одинокую, воспитывающую твоих детей вместо моих собственных? — Ты знаешь, что я бы не стал, — его голос сорвался. Он опустился на колени у ее ног. Горло болело, глаза горели. — Но это не обязательно должен быть он. Ее руки нежно обхватили его. Голос продолжал звучать безжалостно. — Не Минцзюэ не интересуется женщинами, если они не сильные заклинательницы. Когда-нибудь он женится, но это будет не женщина, у которой едва хватит духовной энергии, чтобы обнажить свой меч. В сердце Лань Сичэня есть кто-то еще. Если он женится за пределами своего клана, это будет по любви; если он женится исключительно для того, чтобы получить наследника, это будет дальний родственник Ланей. И как Цзинь могли бы принять оскорбление, если бы я отказалась от их предложения и вместо этого вышла замуж за кого-то из посредственных орденов? — Ты сказала, что разговаривала с Цзинь Цзысюанем, — в голосе Вэй Ина послышались резкие нотки. — Он втянул тебя в это? — А-Сянь, ну в самом деле! — вспышка гнева, сжатие тонких пальцев вокруг рук Цзян Чэна. — После всех глупостей, которые ты наговорил в своей жизни, почему ты не можешь простить эту? Цзинь Цзысюань и я поговорили как разумные люди, которыми вы продолжаете отказываться быть. Он молод и горд, но он не его отец. На мгновение воцарилась тишина. — Сяньсянь извиняется, шицзе, — он опустился на колени рядом с Цзян Чэном, положил щеку на их руки, лежащие на коленях Цзян Яньли. Непутевый, но теплый и близкий, пахнет потом и цветами лотоса, его плечо сильное и крепкое, прижатое к плечу Цзян Чэна. — Если шицзе хочет замуж за Цзинь Цзысюаня, то, конечно, они должны быть вместе. Сяньсянь даже не будет толкать его в озера. — Во всяком случае, теперь он умеет плавать, — пробормотал Цзян Чэн. — Но если он будет груб с тобой — если он не будет тебя уважать — ты пошлешь мне весточку, шицзе, не так ли? Ты тоже, Цзян Чэн. Если тебе надоест цитировать Мэн-Цзы за завтраком, или Вэнь начнут очередную войну сами с собой, или что-то еще… Где бы я ни был, я приду. — Идиот, — грубо сказал Цзян Чэн. — Не давай обещаний, которые ты не можешь сдержать. — Я сдержу, — настаивал Вэй Усянь. — Я буду осаждать Безночный Город ради тебя. Я снесу башню Кои. Когда я понадоблюсь, я буду рядом. Конечно, было бы глупо верить ему. Но на какое-то время Цзян Чэн позволил себе попробовать.***
Письма отправились с Пристани Лотоса. Знаменитый ворожей прибыл, чтобы составить натальную карту Цзян Чэна и проанализировать его совместимость с Вэнь Шуочжэнь. Его седые брови лишь слегка приподнялись, когда Юй Цзыюань назвала год рождения будущей невесты. — Хм. Хорошо. Их судьба хороша. Цзян Яньли и Цзинь Цзысюаня проверяли на совместимость натальных карт, когда они были детьми. Но благоприятные даты должны были быть указаны для каждой пары, а затем сокращены, чтобы избежать семейных дней рождения и других табу. Ворожей вычислил несколько предполагаемых дат свадьбы Цзян Чэна в течение следующих шести месяцев и еще дюжину для Цзян Яньли в течение следующих двух лет. Предсказатель ушел с полным мешком серебра, и снова отправили письма. Судья из Цзинчжоу, известный ученый, прибыл, чтобы проконсультироваться по поводу условий официального письма о помолвке и предлагаемого брачного согласия. Были разложены подарки: коробки с чайными листьями, как выдержанными, так и свежесобранными; драгоценные апельсины, привезенные из далекой Южной Сун; инкрустированная шкатулка из розового дерева сложной двойной ромбовидной формы, наполненная семенами лотоса; декоративные церемониальные свечи в виде дракона и феникса; золотые украшения и шелковая парча. Цзян Чэн с растущим беспокойством наблюдал, как количество подарков растет. — Мы пытаемся произвести впечатление на Вэнь Шуочжэнь? — спросил он свою мать в один из редких моментов, когда они были вместе. — Невозможно, — усмехнулась Юй Цзыюань. Она коснулась инкрустированной крышки шкатулки из розового дерева, поблескивающей перламутром с вырезанным рисунком в виде журавлей в полете. — Но она будет знать, что мы ценим тебя. Он перевел дыхание. — Матушка… Но она уже отвернулась, зовя наместника. — Я заказала пять корзин краски цвета индиго и три фиолетовой, а не по три каждой! Ты что, не слышал или решил не повиноваться? Момент был упущен. Цзян Чэн отправился на поиски Вэй Усяня и потащил его на ночную охоту.***
В последний день девятого лунного месяца Цзян Фэнмянь и шесть старших адептов повезли в Цишань письмо о помолвке и подарки. Через два дня после того, как они уехали, Сяо Синчэнь и Сун Цзычэнь прибыли в Юньмэн. Младший ученик прибежал за Цзян Чэном и Вэй Ином, найдя их на поле для стрельбы из лука. — Они настоящие даосы, с метелками из конского хвоста и всем прочим. И они спрашивают о тебе, Да-шисюн! — Спасибо, шиди. Вот, возьми мой лук, — Вэй Усянь передал оружие мальчику, который не мог его даже натянуть, и бросился к главным воротам, едва задержавшись, чтобы захватить Суйбянь с собой. Цзян Чэн упрямо последовал за ним. Странствующим заклинателям подали чай в зале для приемов. Они грациозно поднялись и поклонились, когда вошли Цзян Чэн и Вэй Ин. Сяо Синчэнь все так же в белом одеянии, строгий и неземной, его единственным украшением является заколка из серо-белого нефрита, заколотая на макушке, и Сун Цзычэнь — его зеркальная противоположность — в черно-сером, с мечом, закрепленным за спиной на парчовом ремне. — Добро пожаловать в Пристань Лотоса, Сун-даочжан, Сяо-даочжан, — Цзян Чэн поклонился в ответ. Формальность была прикрытием. Он не мог не вспомнить, как встретил их впервые, а не шесть месяцев назад: с каким благоговением он приветствовал двух заклинателей, всего на несколько лет старше, но уже таких известных; какими элегантными и внушительными они казались. Теперь он старался, чтобы в его голосе не звучало негодование. Они были известны во всем мире заклинателей за честь и порядочность; ни в чем из этого не было их вины. — Сун-сюн, шишу, — Вэй Усянь тоже поклонился. — Вы уже получили письмо главы ордена Цзяна? — Письмо? — брови Сяо Синчэня слегка приподнялись. — Мы приехали из Цинхэ. До нас дошли слухи, что негодяй Сюэ Ян сбежал, прежде чем предстать перед судом за свои преступления. — О, это… — Вэй Усянь потер затылок. — Нечистая Юдоль была атакована заклинателями под командованием Вэнь Чао. Сюэ Ян каким-то образом спасся в бою. Чифэн-Цзюнь был ранен, и нам с Цзян Чэном пришлось уйти — мы слышали, что Вэнь Сюй напал на Облачные Глубины, и мы беспокоились о Пристани Лотоса. А потом нас всех все равно потащили в Цишань. Ни у кого не было времени выследить его… Потом у них было время. У них было все лето, пока Вэнь набрасывались друг на друга, а весь остальной мир заклинателей затаил дыхание. Они просто не вспомнили. Сяо Синчэнь и Сун Цзычэнь обменялись долгим взглядом друг с другом. Цзян Чэн съежился от стыда. — Мы слышали то же самое от главы ордена Не, — сказал Сун Цзычэнь. — Несколько разведчиков ордена Не искали, но большинство не выжили. Они не нашли никаких его следов. И мы тоже, во время наших путешествий. — Я ожидал, — начал Сяо Синчэнь, — встретиться с ним раньше. Прежде он почти не пытался прятаться. И казалось вероятным, что такая извращенная душа, одержимая жаждой мести за мелкие обиды, могла бы отомстить тем, кто совсем недавно причинил ему зло. Таким образом, мы пришли на Пристань Лотоса, чтобы убедиться в безопасности сына моей шицзе. — Ты думал, что он может прийти за мной? — Вэй Усянь выглядел почти польщенным, потому что родился без мозгов. — Я был надежно заперт здесь все лето! Ну, с тех пор как мы сбежали от Вэнь Чао и убили Сюань У. И мы отправились на несколько ночных охот, но никто на нас не напал, и мы не слышали ни о каких необъяснимых убийствах в Юньмэне. Он колебался. — Вы действительно не получили письмо главы ордена Цзян? Он отправил его в храм Байсюэ. Заклинатели обменялись еще одним взглядом. Казалось, они говорили без слов, совершенное понимание. — Мы не получали никакого письма, — сказал Сяо Синчэнь. — В последнее время мы не бывали возле храма Байсюэ, хотя Сун-сюн намерен скоро вернуться, чтобы отпраздновать день рождения своего шифу. Глава ордена Цзян хотел поговорить с нами? Даже будучи главным учеником, Вэй Усяню не позволено было говорить от имени главы своего ордена. Вместо этого ответил Цзян Чэн. — Мой отец сейчас находится в Цишане. Он писал касательно… учеников. В глазах Сяо Синчэня появилась вежливая отстраненность. — Мы не стремимся к связям с орденами заклинателей. — Я не имею в виду, что он хочет принять вас в орден! Он хочет… он написал… Цзян Фэнмяня здесь не было, чтобы сказать это. Вэй Ин не мог этого сказать, не мог напрямую попросить другого заклинателя принять его перебежку от своего ордена и учителя. Цзян Чэн мог бы сейчас испортить этот момент, и оставить без внимания. Эти изящные, отчужденные заклинатели покинули бы Пристань Лотоса, чтобы бродить среди рек и озер, и Вэй Усянь бы не последовал за ними. Но Цзян Чэн все равно уедет в Безночной Город. Цзян Яньли отправится в башню Кои. И, наверное, у одного из них должен быть шанс пойти по новому пути, которого он действительно хочет. — Мой шисюн, Вэй Усянь, уйдет в путешествие на некоторое время — три года, может восемь. Наш орден Юньмэн Цзян был бы глубоко польщен, если бы Сяо-даочжан и Сун-даочжан приняли его в качестве спутника в своих странствиях. Он искусен в фехтовании, стрельбе из лука и талисманах, и он разделяет ваши идеалы праведности и честности. Что еще могло быть сказано в письме Цзян Фэнмяня? Как он мог убедить их? — Он хочет узнать больше о ваших шицзе и шифу, его матери и великой наставнице. И он мог бы, по крайней мере, помочь выследить Сюэ Яна! — Цзян Чэн, — потрясенно пробормотал Вэй Ин. Его пальцы коснулись рукава Цзян Чэна и тут же отпрянули. Сун Цзычэнь перевел взгляд с одного на другого, задумчиво прищурив глаза. Сяо Синчэнь смотрел только на Цзян Чэна. Он пытался стоять прямо под этим проницательным темным взглядом, смотреть прямо в глаза, чтобы не выдать своей неуверенности или страха. Он с горечью осознавал, что, вероятно, у него ничего не получается. В любой момент они могли спросить: «Что Вэй Усянь сделал не так? Какой вред он нанес Юньмэн Цзян, что заслужил изгнание из ордена?» И ему пришлось бы признать, что Вэй Усянь не сделал ничего плохого, что единственным реальным недостатком Вэй Усяня было его собственное превосходство; что ревность и обида управляли этим решением и разъедали сердце Пристани Лотоса. Сяо Синчэнь тихо провозгласил: — Я был бы счастлив сопровождать такого талантливого молодого героя, как сына моей шицзе, до тех пор, пока он хочет бродить с нами по миру. Стрела в грудь, должно быть, ощущается примерно так же: пронзительный удар, одышка. Цзян Чэн удержался на ногах. — Хорошо, — прохрипел он. — Это… хорошо. Благодарю, даочжан. Рука Вэй Усяня сомкнулась на его предплечье чуть выше локтя. На этот раз он не отпустил ее.***
Странствующие заклинатели остановились на одну ночь в Пристани Лотоса. Юй Цзыюань и Цзян Яньли вернулись с деревни как раз вовремя, чтобы поприветствовать их и возглавить необычно тихий ужин. Сун Цзичэнь не ел мяса, в то время как Сяо Синчэнь пробовал даже самые острые блюда, не моргнув глазом. Они рано удалились в свои гостевые покои. Они отправятся в путь на следующее утро. Цзян Яньли и Цзян Чэн помогли Вэй Ину собрать вещи. Они наполнили мешочки цянькун запасной одеждой, бумагой для талисманов, кистями для письма, брусками туши и киновари, лекарствами, чаем и всеми возможными вещами, которые по их мнению могли бы пригодиться для жизни, проведенной в скитаниях по миру. Цзян Чэн достал из сокровищницы мешочек с серебром. Цзян Яньли набила льняные мешочки специями, сушеным мясом, рисом, булочками и семенами лотоса. Они с трудом убедили ее оставить небольшие, но все же тяжелые банки с маринованными овощами и консервированными яйцами. Наступила ночь. Цзян Яньли поцеловала Вэй Усяня в лоб и заставила его пообещать поспать. Она оставила их вдвоем, уставившихся друг на друга поверх груды халатов и бумаг. — Тебе следует взять свой лук, — сказал Цзян Чэн. — Стрелы. Перья, клей, запасные наконечники для стрел — вы, вероятно, не встретите хороших стрелков. Не позорь нас, собирая плохо сделанное снаряжение. — Кто хочет сидеть ночью у костра и стряпать стрелы? — Вэй Ин усмехнулся. — Если мне понадобится пополнение запасов, я вернусь. Или я приеду беспокоить тебя в Цишань. Там у тебя будет еще больший арсенал. Цзян Чэн сглотнул. — Если ты просто планируешь жить на подачки моей богатой жены, забудь об этом. Мы прикажем запереть ворота для всех, у кого есть фамилия Вэй. — Тогда хорошо, что у меня так много практики лазания по стенам, не так ли? Вся охрана Цишаня не сможет меня удержать. — Ты будешь слишком занят, преследуя злодеев и убивая монстров. У вас не будет времени на посещение между приключениями, не сейчас, когда все ордены мира заклинателей требуют вашего внимания. — Цзян Чэн, — сказал Вэй Усянь. — У меня всегда будет время для тебя. Что-то горело в глубине глаз Цзян Чэна. — Ты должен обижаться на меня. Если бы я был так же хорош, как ты, если бы моя мать не беспокоилась о том, что ты затмишь меня… Это тоже твой дом. Ты не должен уезжать… — Мой младший брат такой усердный. Как я могу на него обижаться? — Вэй Усянь быстро и небрежно перешагнул через груды сброшенных халатов и взял Цзян Чэна за руки. — Мы по-прежнему являемся Двумя Гордостями Юньмэна, даже когда мы не в Юньмэне. Нам не обязательно быть вместе, чтобы оставаться в сердцах друг друга. У Цзян Чэна перехватило горло. Его глаза щиплет и слезятся. Он не мог говорить, но Вэй Ин все равно держал его. На какое-то время, на данный момент, этого было достаточно.