—И это искусство?!
—А зачем тут всё это стои́т?—Что ж это за позёрство?!
—Вот в наш век были Творцы…
Прошу, не поддавайся уговорам толпы. Задержи дыхание, Увидь на всё с моей стороны. Думай. Мысли. Мечтай. И живи. Художник хочет сказать так много, Что другие порой не поймут. «Перформанс — дело чрезвычайно тонкое», Он — дело всей жизни; мой тяжкий труд. «Застрели же меня, любимый, Или наори на меня погромче…» Бабушка перформанса на сцене, Остальное померкнет здесь, точно. Хочешь — прирежь, исколечь, пристрели, Но заставить тебя — я заставлю Полюбить то, чем живу я. Смотри — мир этот такой необъятный!***
Улай был со мною, если не всегда, То довольно длительную пóру. Вместе мы умирали и возрождались, Дышали в унисон, одним вздохом питаясь. А потом… Лет через восемь Мы осуществили нашу мечту, милый. Только забыли, о том, Что это уже себя изжило, покинуло, отлюбило… Мы шли друг до друга; Каждый по две с половиной тысячи. Я с берега моря, ты с края пустыни Гоби. Встретившись, мы простились, разорвав нашу прежнюю связь. Нет уже больше ни Марины, ни У́ве; И только былое, прошлое, что связывало нас, Но мы же с тобою взрослые люди, Мы все понимаем, что тогда, что сейчас.***
«В присутствии художника» кричит плакат с МоМА А я сижу и смотрю на посетителей ораву. Десятки, если не сотни, проносятся как стрела… Каждый думает, что он тот самый, кого я жду и ждала. И вот, последний день выставки. Сижу уже тут битый час, Но ловлю каждый взгляд, каждый взор, Всё надеясь увидеть Вас. Ты же сидишь вальяжно, Улыбаясь премило. «Господи, да какой ты ужасный, Но всё такой же любимый. И зачем, зачем же, друг мой? Ради чего это было?» И слеза одна за одной Капают звонко на кафельную плитку. Вроде и улыбаюсь, Радуясь встрече новой, А вроде и рву на себе волосы, Крича что-то матёрое громко. Ну Улай мой… Милый Улай… Мой ты был весь. Полностью. Без остатка… «Смерть забирает любых, даже сильных» Был последний урок, что нам удалось познать воедино.