Важнее долга

Мелкие капли дождя неприятно покалывали лицо, а ледяной поток северного ветра раз за разом проникал под рваную одежду. Эта осень была особенно отвратительна, ведь такая сырость была здесь редкостью даже для столь унылого сезона. Юн ненавидела это время года по многим причинам, и одной из них была дата её рождения, по иронии судьбы совпавшая с днём рождения её главной соперницы. Байан-Хутуг — редкая стерва и интриганка, скрывающая свою гнилую натуру под личиной простушки. Каждый её проступок прощался, стоило ей похлопать своими невинными глазками, в то время как юная Мей всегда расплачивалась сполна за любую оплошность. К сожалению, несправедливости в её жизни было достаточно, но любая обида всегда стойко переносилась с завидным хладнокровием. В этом Юн Мей старалась подражать немногословному Тал Талу. Он никогда не одаривал её особым вниманием, но был для неё негласным учителем. Покинутая и одинокая, никому не нужная девочка искала пример для подражания, представляя тогда ещё юного крестника Байана своим старшим братом. Она завидовала родной племяннице генерала, росшей бок о бок с молчаливым юношей, от проницательного взгляда которого подгибались колени. Да, Юн Мей восхищалась им, с возрастом понимая, что давно испытывает к Тал Талу совсем не сестринские чувства. Но, как ни крути, она была ему не пара. То, что ей было дозволено войти в круг общения Тал Тала и Байан-Хутуг, вовсе не означало, что их клан примет её. Дочь предателя, казнённого на городской площади, не ровня таким, как они. И хотя благодаря генералу Байану, давнему боевому товарищу казнённого вельможи, Юн Мей осталась жива и не умерла от голода, как десятки бездомных на городских улицах, все, включая прислугу, давали понять, где было её место. Мощный порыв ветра заставил поёжиться и склониться ещё ниже, прижимаясь к холке бурой лошади, которую Юн удалось увести у зазевавшегося торгаша. Воровством она промышляла, сколько себя помнила, за что была неоднократно бита палками. Но так она могла рассчитывать на себя, зная, что не умрёт с голоду, когда генерал решит отвернуться от неё и выкинуть из своего дома. Такой момент вскоре наступит, Мей не сомневалась, поэтому и решила самостоятельно ускорить события, сбежав из дома после очередной выходки Байан-Хутуг. От воспоминаний на губах брюнетки возникла горькая усмешка, а глаза подёрнулись пеленой невыплаканной обиды, однако в следующую секунду девушка вскрикнула, слегка завалившись на бок. Неказистая лошадь оступилась на скользкой тропе и едва не рухнула, грозя придавить собой хрупкую наездницу. — Никуда ты не годишься, старая кляча, — Мей обречённо вздохнула, слезая со своего бесполезного трофея. Лошадь и вправду прихрамывала, периодически фыркая в сторону нерадивой хозяйки. Держась за поводья, Юн вела за собой животное, аккуратно пробираясь по узкой горной тропе. Приходилось жертвовать временем, но сорваться со склона было бы куда хуже, чем попасться в лапы преследователей. Да и вряд ли кто-то успеет её догнать, учитывая расстояние, которое ей удалось преодолеть почти за сутки. А между тем, пора было позаботиться о ночлеге, и Мей всматривалась в каждую щель, выискивая подходящую пещеру. Вскоре такая нашлась, и пора было заняться костром и элементарной лежанкой. Из провизии имелось немного воды и пара рисовых лепёшек, которые удалось стащить с кухни накануне побега. Подкрепившись, девушка улеглась на листья, от которых неприятно тянуло сыростью, но, по крайней мере, это было лучше голой земли или камня. Прикрыв глаза, Юн провалилась в глубокий сон, нехотя возвращаясь в дом генерала Байана. Стоило признать, старик никогда не был с ней груб, но относился с осторожностью и, как казалось самой Мей, презрением. Он жалел её, но не считал достойной носить его имя, поэтому бывшая аристократка быстро лишилась титула, став неким подобием дальней родственницы, с которой никто и не думал считаться. Вечные издёвки и провокации со стороны Байан-Хутуг, за которые всегда доставалось самой Юн, немой упрёк в глазах покровителя — всё это преследовало её долгие годы, но тяжелее всего было видеть Его. Учитывая род его деятельности, Тал Тал постоянно был в разъездах. В доме дяди он появлялся нечасто, но Юн Мей всегда ждала его возвращения. Особенно сейчас, в её девятнадцатый день рождения, пусть он и совпадал с праздником этой выскочки Байан-Хутуг. Этот день обещал быть необыкновенным, ведь крестник Байана возвращался после практически трёх лет отсутствия. Юн была на седьмом небе от счастья, когда услышала, как об этом переговариваются служанки. Не было ни дня, чтобы она не вспоминала о молодом воине, пусть он и был холоден и далёк от неё, но все же Тал Тал был одним из немногих, кто не винил её за чужие грехи. И этого было достаточно для благодарности. В тот день Юн Мей была необыкновенно тихой и умиротворённой, что с удивлением отмечали окружающие, привыкшие видеть в ней дикарку. В женских одеждах, пусть и не столь богатых, как у Байан-Хутуг, с аккуратно уложенной причёской, украшенной заколкой в виде райской птицы, брюнетка казалась особенно женственной и миловидной. Очевидно, что она была прелестна, когда её лицо не искажал гнев, что случалось довольно часто в стычках с племянницей генерала. Но сегодня Мей решила забыть о своих мальчишеских повадках, чтобы блистать и быть наконец замеченной кем-то особенно дорогим. Памятная заколка, сияющая в густых локонах, которую она хранила столько лет, придавала уверенности: он же должен помнить, как подарил её Юн Мей, прежде чем уехать в столицу. Единственный подарок Тал Тала, изящная, пусть и не слишком дорогая вещица… …Почувствовав опасность, лошадь заволновалась, нервно перебирая копытами. Сюда приближались люди, освещая путь факелами, которые Юн непременно заметила бы из своего укрытия, не будь она столь уставшей. Сон настолько сморил её, что она не услышала сдавленного ржания своей неказистой лошади, и даже не почувствовала приближения высокой фигуры. Лишь когда зажжённый факел вспыхнул перед её лицом, девушка распахнула глаза и испуганно отпрянула в сторону, всматриваясь в силуэты, освещённые тусклым светом луны. — Генерал, кажется, это она, — воин, едва не спаливший ей брови, окликнул кого-то стоящего в толпе. Юн Мей не видела человека, идущего в её сторону, но подсознательно ощущала Его присутствие. Это были шаги Тал Тала, в этом не было сомнений, и чувство мимолётной радости тут же сменилось досадой и страхом. Возможно, он не причинит ей вреда, но непременно вернёт в ненавистный дом Байана, даже если для этого придётся применить грубую силу. Тёмная фигура приблизилась, и свет от факела упал на сапоги генерала, играя на их поверхности неровными бликами. Сейчас Юн Мей смотрела именно на них, чувствуя себя как никогда жалкой и никчёмной. Даже удрать как следует не могла. Тем временем мужчина присел на корточки, сосредоточенно всматриваясь в лицо беглянки. Та по-прежнему не смела поднять глаза, предпочитая разглядывать свои нервно сжатые в кулаки руки. — Тебе придётся объясняться с дядей, — Тал Тал говорил негромко, но почему-то в его полушёпоте Юн Мей расслышала скрытую угрозу. Стало страшно и откровенно противно от ситуации, в которую она себя загнала. И почему на её поиски отправился именно он? — Идём. Явно разочаровавшись отсутствием зрительного контакта, генерал поднялся на ноги и прошёл к выходу, однако, замешкавшись на секунду, вновь остановился. — Мне стыдно за тебя. Юн Мей вскинула голову, устремив взгляд в спину стоящего неподалёку воина. Его слова прозвучали подобно пощёчине, отчего из глаз ручьем потекли слёзы. Казалось, мизерная частица теплоты с его стороны испарилась, уступив место полному разочарованию.