Распятый

До руки не добраться. Если она еще осталась, в таком же первозданном виде. Принадлежащая Найвзу как собственность, всецелая во своем всесилии. Все сковано хитросплетением паутины Легато. Даже то, что глубоко внутри, посеянное, как зерно сомнения. Найвз не чувствует ничего человеческого, думая, что сыт, но желудок его — пуст, а голова полнится мыслями, вот только совсем не такими, какие он желает видеть. У Найвза есть коммендантсткий час — так он прозвал это время своего вечного распятия на воображаемом кресте незримой паутины. Время, когда Легато сам нуждается во сне. Ночью и только ночью Найвз продолжает думать так, как позволил бы себе ранее. Как не задумывался ранее, ибо это было естественным. Вэш, пожалуй, сейчас более чем счастлив. Где-то в безопасной дали от всего этого, что хотел избежать. Плодится и множится с какой-то скучной приземленной женщиной, которая умрет на вечность раньше Вэша. Найвз растянул сухие губы в широкой, резкой улыбке, когда представил с каким стоическим лицом его брат будет трахать свою жену, когда она постареет и утратит всю прелесть человеческой плоти. Из растерзанной жаждой кожи плеснула кровь, словно она — его новая вода. Захотелось податься бедрами вперед, когда он вспомнил о Рэм. О немом ужасе, застывшем в ее глазах. Он — еще ребенок телом, а сердцем и мыслями — взрослее ее в разы. И тщетно в который раз упоминать о том, что — лучше. Она пришла, потому что слышала шум. (Они трепетно относились к каждому звуку на корабле, где титановый сплав стен давил вечной клеткой, подобной той, в которую Найвза заключил сейчас Легато.) — Ты поранился? Она подходит ближе к душевой кабине, опускает глаза рефлекторно и тут же жалеет. Маленький Найвз берет ее руку в свою и молча опускает на свой член. Рэма меняется в голосе до неузнаваемости: — Ты смеешься что ли? И снова жалеет. Ведь Найвз получает именно то знание, которым хотел обладать. — Какие красивые у Вас мысли, мой господин. — Голос Легато шелестит где-то рядом, в импульсе паутин. Он целует ноги Найвза. У Легато приятные губы. Есть и всегда были. — Там тебе и место, человек. — Говорит Найвз, когда его голову вновь начинает окутывать блаженная пустота. — Мой господин не ошибается. — Тихо соглашается Легато, возбужденно скользя приоткрытым ртом по обнаженным щиколоткам. Найвз чувствует горячую топь губ кожей, и это единственное чувственное переживание, которое ему позволено испытать. Он подается бедрами вперед, того не желая или жаждая этого больше чем воды. Найвз уже не знает. Он чувствует, как смех Легато змеей проскальзывает к бедрам. — Мой господин бывает уставшим, это единственная его слабость. Вот как сейчас. — Рот открой. — Командует совершенно связанный, обездвиженный Найвз, не владеющий сейчас ничем кроме единственного своего желания. И то — с позволения Легато. И Блусаммерс, как и всегда, не ставит его приказ под сомнение. И алая топь рта, так чувственно и глубоко, словно Найвз видит это перед глазами, обхватывает вставший член. Найвз чувствует, что сойдет с ума. Но этого Легато ему не позволит. Было ошибкой взять эту шлюху под свое крыло. В Легато все было слишком. На пике, на грани. Они спали всего раз до этого заключения, и только один из них отнёсся к этому как к сексу. И это был вовсе не Найвз, спускающий горячую сперму в послушно открытый рот Блусаммерса только для того, чтоб его божественное семя не касалось проклятой земли Гансмоука. На ней ничего не взрастет. С ним или без него. Блусаммерс убивал даже чище, чем дышал, будто все ему мешало, и все отвлекало его от гнетущей мысли. Легато был воплощенным мечом и Найвз бы совершенствовал его тело до бесконечности, встроив бы даже что-то поуродливей в это слишком красивое лицо. Искушавшее его с самого первого дня. Когда безымянная, грязная, опороченная шлюха смотрела на него горящим взглядом глазами цвета чистого эталонного золота, из-под темной, густой челки слишком красивых, слишком здоровых для него волос. Найвз позволит шлюхе мечтать. И считать свои мечты чем-то вроде подвига, креста на плечах. Шлюха соберет ему армию, обрастет силой, опытом и доспехами. И он бросит ему руку Вэша, еще теплую, живую, как бросают сочную кость псу, которого не хочешь кормить как подобает, оставляя мясо себе. — Сделай то, что должен. Легато всегда знает, что должен. Он не нуждается в демагогии объяснений. Он приникает к руке губами. Будто здороваясь, бережно, не спеша, изучая, будто тело нового своего мужчины. И вскидывает на Найвза взгляд шлюхи, так диссонирующий с сильным, повзрослевшим лицом. И количеством выполненных приказов, и покоренных вершин. У Конрада Найвз, помнится, находил все архивные записи с генетической информацией всех колонистов. Найвз хотел знать, насколько можно усовершенствовать каждого из Ган-хо-Ганс, ведь новых адептов он едва терпел. Найвз хотел работать с проверенным материалом. Происхождение Легато он открыл для себя с трудом. Лишь по мозаике догадок, сотканной из внешности тех, кто мог быть его семьей. Городу, в котором Найвз его нашел. И скудным данным, о которых говорила алая кровь Легато в лаборатории Билла Конрада, перекликаясь с информацией архивной метрики. Почти два столетия назад подобное лицо, дерзкое, волевое, сплетающее в своих сложных ярких чертах склонности к порокам и не знанию мер, принадлежало тому, кто никогда бы не преклонил колени ни перед единым смертным. — Еще миллиард?! Да вы шутите! За проект «Семена» не жалко содрать шкуру с каждого гражданина этой честной страны. Это — святость подвига. Не находите? Улыбка шлюхи и размашистая роспись, разрывающая тонкую бумагу государственного контракта. (Сквозь столетия и череду поколений у них останется этот семейный жест. Легато будет с такой же нарочитой, ленивой наглостью выбрасывать руку вперед, целясь в противника из револьвера.) Найвз будто кино просматривал в зале салуна. Черно-белой должна была стать подача скудной в приторной яркости своих въедающихся в глаза цветов. Пожатие рук мужчин в костюмах, которые нынче носить было бы моветоном на фоне бодро развевающегося американского флага. И слепящих вспышек фотокамер. Найвз улыбается, ведь Блусаммерса бы это убило. Легато потрясающе скользит языком по члену Найвза, так, что Найвзу иногда становится страшно. Будто его хотят сожрать (как пожирал Найвз себе подобное, поглощая коллективное бессознательное энергетического потенциала своих сестер, не осчастливленных благом и пороком независимого тела). Откладывая на потом, как на сладкое, его честь и достоинство. — Что бы меня убило, господин? — спрашивает Легато, отрываясь наконец. Наконец, произнося насмешливо. — Вы? — Ты сам. — Отвечает Найвз, жалея, что у самого глаза завязаны, а он не может видеть его. Легато усмехается. Он чувствует это. А быть может у них уже и вовсе одна голова на двоих. Легато никогда не останавливается только на члене Найвза. Он доказывает, что может большее, здесь и всегда. Он берет в рот яйца, он оказывается сзади и проникает в Найвза языком. Он позволяет кончить себе в рот. А затем поднимается к лицу своего господина, силой нейронитей заставляя того открыться ему. Найвз чувствует что-то соленое и вязкое у себя во рту. Это их первый настоящий поцелуй. У Легато юркий язык и мысль — еще быстрее. Вырвать сейчас ему язык из этого красивого, дерзкого рта будет невозможно. Не исключено, что вытерпев болевой шок, Легато пойдет дальше и еще больше ужесточит режим. Что-то липкое тянется между их приоткрытыми губами, когда Легато наконец отстраняется. — Вкусно, правда, господин? — спрашивает он бархатным, трепетным шепотом. — Это Вы. Выплюнуть себя не удается, да и не хочется. И Легато оказывает ему услугу, целуя снова, медленно, неторопливо, слизывая все инородное, что мог оставить Легато у Найвза во рту. Второй поцелуй всегда лучше первого. Так ему как-то рассказывал об этом Вэш, предавший его в первый раз, во времена их странствий. В их пятнадцать. Вэш сбежал от Найвза в город и успел хлебнуть человеческое, познать плотское за неполные чертовы сутки. Найвз пытается податься вперед.
 Это — жажда, а рот Легато кажется полным влаги. 
Найвз чувствует, как пальцы Легато вновь смыкаются на его члене, все еще разгоряченном и влажном. — Вы так и не спросите, как Вы здесь оказались, господин… Это прозвучало с оттенком злобной гордости победителя, который подписал контракт века, однако, выложил за него непозволительный, невыгодный еще один миллиард. Найвз клянется, что будет прокручивать эту мысль вечность в своей голове, пока это не сведет с ума Легато. Осознание, чем он мог быть. Каким родиться. К сожалению, это даже начинает роднить их. — Я знаю, что Вэш не убивает. Знаю, что он всегда платит по счетам, и, конечно, хотел бы, чтобы я жил вечность. Это проще простого, человек. Конечно, Легато знает все про его силы. Он не раз проникал в голову Конрада, сделал голову Элендиры вторым пристанищем своих мыслей, когда того требовал случай. Легато знал, как должна была выглядеть клетка для такого как Найвз. Миллионс Найвз может и вправду провести здесь вечность. Столько, сколько потребует безумие и изворотливость ума Легато. — Он хотел, чтобы о Вас позаботились. Потому что так завещала Рэм. Найвз едва удержался на ногах, когда Легато ослабил путы нейронитей. Руки попытались замахнуться как для ударов, хаотичных, нелепых. Мускулы не слушались, словно тело его пролежало в коме. — Третий год. — Сказал Легато. — Ты врешь, сволочь! — Найвз послушно оперся на плечи Блусаммерса, которого продолжал не видеть. Нейронити удерживали веки, будто сшили их намертво. Легато снял повязку с его лица. — Три дня прошло, не более. — Без главного врага всего человечества развязалась война между людьми. — Говорил Легато, проводя тяжело управляющего ногами господина куда-то вдаль комнаты. Он помог господину сесть на горизонтальную поверхность кровати, настолько мягкой и приятной телу, что Найвз едва не болезненной судорогой втянул воздух от предвкушения настоящего крепкого сна. Впервые за всю эту вечность. — И люди распяли своего не возражавшего, самопровозглашенного героя. После встречи с Ган-Хо-Ганс он научился расставлять приоритеты. Найвз растянул безумно уставшее тело на холоде простыней. Он улыбнулся. Неужели Вэш наконец понял, что лучшее — враг хорошего? А зло становится благом при изменении масштаба. Возможно, Вэш врал себе и оказался не создан для простой человеческой жизни. И предпочел привычное для себя. В это Найвзу верилось больше. Он позвал Легато, все больше удалявшегося от него тихими шагами вечного раба. — Останься.