Только три рыцаря, Галахад, Парсифаль и Борс, воплотившие в себе высшие рыцарские качества: верность, целомудрие и святость — удостаиваются причащения из чаши Грааля. Приобщившись тайны Грааля, Галахад и Парсифаль <…> переживают трансформацию, которая выводит их на новый уровень реальности. — «Энциклопедия. Символы, знаки, эмблемы»
«…внимательно осмотрите ладони: наличие крови и/или шрамов по центру может говорить о том, что перед вами персона с паранормальными способностями (ППС)…» Обычно он видит один и тот же сон. Ему снятся клубы чернильной тьмы, в которую погружается его тело. Тьма словно снимает с него все защитные покровы, и сама становится туманной непроницаемой бронёй — то ли жидкость, то ли газ… тьма обнимает, направляет и ведёт, его «я» растворяется в ней. Он прекращает существовать, и это хорошо. Каждый раз, когда он просыпается и вновь ощущает наваливающийся вес собственного тела, а с ним — все проблемы мира, которые это тело притягивает, словно магнит, ему хочется, чтобы сон стал явью. Хочется исчезнуть. Не быть больше… Но с тех пор, как в начале апреля, почти две недели назад, забрали Мерси, его сны изменились — теперь в них бывает и его сестра. Она, словно наяву, словно ничего не произошло, приходит в его закуток, садится на краешек узкой откидной кровати и рассказывает. Рассказывает о других детях. О том, что с ними делают. О том, что видела сама и о чём догадывается. О трубках и иглах… О белых розах. Сегодня ночью Мерси опять здесь. Девочка сильно взволнована, она берёт его лицо своими ладошками и смотрит глаза в глаза. Это очень реальное ощущение. «Кларенс, — серьёзно говорит она, — Кларенс! Он идёт за тобой. Пожалуйста, не дай ему забрать тебя!» Мерси повторяет эту фразу несколько раз, и её голосок продолжает звучать в ушах, когда Кларенс просыпается и понимает, что очень хорошо знает, кто этот «он». И что ему совсем не хочется с «ним» встречаться.***
Хоуп Мэзер, глава Милосердной Общины Мэзеритов — последователей преподобного Коттона Мэзера — была чрезвычайно полезным человеком. Её маленький трейлерный посёлок останавливался то здесь, то там, всё больше по фермам и небольшим городкам, и то и дело находились желающие отдать своего «трудного», «неуправляемого» и даже «одержимого дьяволом» ребёнка на попечение этой достойной женщины, вызывающей уважение своим знанием Библии и бледно-голубыми глазами, в которых читалось непреклонное — вопреки всем соблазнам нынешнего времени — желание улучшить мир. Спасти детей. Оградить их от вредного влияния современного растлевающего общества — никакого телевидения, только проверенные временем и моралью фильмы, никакого радио, только «Вера FM». Никаких дискотек, наркотиков, скейтов-сёрфов-роликов, идиотских игрушек, жвачки, прогулок по ночам и вызывающей одежды. Вместо этого — скромная чёрная форма, по праздникам — белые воротнички. Общие молитвы и изучение Библии. Работа на ближайших фермах почти задаром. Одна фамилия на всех — ведь все дети становятся членами одной семьи, славного рода, ведущего своё начало от знаменитого американского проповедника и моралиста. Наказания за нарушение режима посёлка. Наказания за не чистосердечную молитву, за громкий смех, за излишнюю подвижность. Наказания за «странные» вещи, за хоть намёк на выход из жёстких рамок установленной «нормы». Кроме того — если вдруг «трудный» ребёнок не спешил исправляться, его всегда можно было передать в ещё более праведные и истовые руки. Руки мистера Рэнделла Рэйвенвуда. Тот ещё в восьмидесятые заключил с мэзеритами контракт — сперва с Пруденс Файтзегуд Мэзер, затем, после её таинственной смерти, с занявшей её место Хоуп, и ещё ни разу не пожалел об этом. «Трудные» дети, которых поставляла эта фанатичка, были настоящим сокровищем для его исследований и экспериментов. И недавний телефонный звонок обещал что-то очень интересное — Хоуп всё-таки решила передать ему на «перевоспитание» «бесконечно испорченного» Кларенса, «маленького дьявола», с которым она «уже устала бороться». Это означало, что Хоуп боится своего приёмного сына. Она всегда отдавала ему тех, кого начинала серьёзно бояться — Рэйвенвуд видел это по глазам главы Милосердной Общины. Что до Кларенса, то он уже некоторое время занимал мысли Рэйвенвуда, но спешить не стоило: лучшая тактика — ждать, когда всё свершится словно бы само по себе — как обычно это и происходило. Если достаточно долго просидеть в засаде, искомое рано или поздно наткнётся на тебя. Рэйвенвуд кладёт трубку и усмехается, прикидывая, сколько времени ему понадобится, чтобы добраться от своей «Фермы» до ранчо Риддл, Айдахо. Затем идёт проверять, на месте ли шприцы и препараты — никому не захочется ехать в одной машине с буйным подростком.***
Сегодня Кларенсу исполнилось семнадцать. — Мерзкий, испорченный!.. Да ты… дрянь, просто дрянь! Твоё место — в Аду! На колени! Снимай одежду! Кларенс, не чувствуя пальцев, стаскивает выгоревшую до рыжины, когда-то чёрную фуфайку. Он просто сказал, что не поедет с мистером Рэйвенвудом. Что он покончит с собой, но не поедет с ним. Он не знает, что оказало решающее воздействие на Хоуп — его отказ или же его обещание самоубийства. Самоубийц Хоуп ненавидит просто лютой ненавистью. Говорят, её благоверный супруг утопился. В худых жилистых руках у Хоуп ивовая розга. Ива — гибкое дерево, и удары словно прошивают кожу на спине. Боль, к которой Кларенс мог бы привыкнуть за столько лет, не становится меньше. Нет, каждый раз она раскрывается с какой-то новой стороны, обжигает, кусается, продирает до костей. — Дрянь! Дьявол! — Голос Хоуп становится всё спокойней, удары — всё сильнее. — Ты никуда сегодня не пойдёшь. Ты останешься дома, ты будешь ждать и молиться. И когда приедет мистер Рэйвенвуд, ты отправишься с ним. Господи, что бы я делала без этого милосердного человека! Кларенс молчит, стараясь хоть на этот раз не заплакать, но слёзы выступают помимо воли. До сознания долетают только отдельные слова — «никуда», «дом» (она называет «домом» трейлер), «ждать»… «Рэйвенвуд». Рэйвенвуд. Кларенс несколько раз видел этого человека, по большей части издалека. Человек из серого седана, в плаще под цвет автомобиля. Зеркальные очки-авиаторы, ёжик высветленных волос. Голос мог бы посчитаться приятным, но Кларенс как-то услышал его смех, смех, от которого мороз пробежал по коже. Наверное, так могли бы смеяться стервятники, заметив умирающую посреди пустыни жертву. Рэйвенвуд. Хоуп благоговеет перед этим мужчиной, периодически ставя в пример его аккуратность и знание Священного Писания. Рэйвенвуд, который за последние восемь лет уже увёз Эбрахама и Инека, и Криденс, и малышку Верити, и Черити, и теперь вот — Мерси. Который однажды уже задержал свой взгляд на Кларенсе, зеркальные стёкла очков полыхнули, отражая заходящее солнце, и Кларенсу в тот момент показалось, что на него обратил свой огненный взор какой-нибудь демон из Ада. Кларенс не верит ни единому слову Хоуп относительно благочестия этого человека, и то, что рассказывала ему являющаяся в снах Мерси, только подтверждает его сомнения. С розгами покончено. Не чувствуя в спине ничего, кроме боли, Кларенс неловко поднимается на ноги, мнёт в руках фуфайку, замечая, что ткань, вроде как, мокреет. Старые раны на ладонях — его «стигматы» — снова открылись. Интересно, как Хоуп будет объяснять его физическое состояние Рэйвенвуду? И будет ли… хотя шрамы затянутся сами собой через пару часов. Факт, который заставлял Хоуп бить его особенно остервенело: ведь это ненормально. Противоестественно. Противозаконно… Теперь ещё — выслушать нотацию. Повернуться лицом. Не падать. Не шататься. Молчать. Смотреть в глаза. И представлять, как Хоуп, с её обвислыми щеками и волосами цвета овсянки умирает, умирает, умирает… Кларенс чувствует, как поднимается внутри волна. Тьма растёт. Тьма жаждет выплеснуться. Может быть, это сон? Внутри него — нечто огромное, какой-то демон-искуситель, что жаждет убийств и… нет-нет-нет, грешно об этом думать, грешно… Кларенс зажмуривается, впившись пальцами в ткань фуфайки. — Смотри мне в глаза! — Хоуп на грани истерики. Огромным усилием воли он разлепляет веки, но видит совсем не то, что раньше — только багровое гневное мельтешение на месте Хоуп. — Демон! Дьявол! Сатана!.. — В дрожащем голосе женщины слышится плохо скрытое торжество: теперь единственное, что она может сделать — это совершить достойный своего положения подвиг. Хоуп начинает читать молитву: — Exorciza muste, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas… Молитва, изгоняющая дьявола?! Хоуп заикается, путает слова и замолкает. Кларенс моргает. На лице (теперь это снова лицо) у Хоуп (теперь это снова Хоуп) застыло выражение смертельного ужаса. Кларенс ощущает давление изнутри и, не в силах удерживать просачивающуюся тьму, вспыхивает чернотой. Кажется, глаза у Хоуп готовы вылезти из орбит; она начинает кричать, отшатывается, замахивается рукой, как будто собираясь ударить Кларенса по скуле, но вдруг рука останавливается. Останавливается время. Капельки слюны, вылетающей изо рта Хоуп, повисают в воздухе. «Значит, это я демон?» — успевает подумать Кларенс. — Я не поеду с Рэйвенвудом, ты, старая сука, — очень раздельно говорит… нет, уже не Кларенс: Тьма. — Я не убью себя. И я больше не буду никого слушаться. А затем всё взрывается миллионом осколков вечернего неба, перемешанных с мраком.