Легенда о Беспечном Ездоке

      «…лучом белого света, и начал меня поднимать. Затем я оказалась в небольшом круглом помещении, белом изнутри…       …пришелец приказал мне раздеться… нет, он не произносил слов, но я всё понимала…       …словно сон, я даже не испытывала страха…»              Мне сложно сказать, сколько прошло времени. Может быть, несколько часов. Может быть, несколько дней.       Может быть, недели.       Вполне возможно, что прошло минут сорок или шестьдесят.       Сейчас я ни в чём не уверен.       Могу только сказать, что нахожусь теперь в другом помещении — маленькой комнате вроде больничной палаты, всё так же выкрашенной в белый цвет и со смотровым окошком в двери.       В самой комнате тоже есть окно, но расположено оно слишком высоко, под самым потолком, полметра в ширину, четверь метра в высоту.       Часов здесь нет.       Есть узкая дверь, которая, как мне откуда-то известно, ведёт в крошечный туалет с унитазом и раковиной, без зеркал. (Был ли я там уже или кто-то мне про это сказал?)       На спинке кровати висит белая майка трикотажные белые штаны, но сейчас на мне что-то наподобие ночной сорочки или, скорее, больничной рубашки, которую используют в до- и послеоперационный период.       Насчёт операции я не уверен. Хотя ощущения в теле престранные.       Во-первых, совершенно непривычное чувство кожи. На ней ни волоска. Нигде. Я поднимаю руки ощупать голову… поверхность бархатистая, аккуратно выбритая… Даже бровей нет. Я не ощущаю гнева, только некоторую апатию. (Хотя не могу сказать, что не гордился своими бровями. Они особенно хорошо выражали внутреннего почти интегрированного дикого мужчину.)       Во-вторых… что-то в целом явно не так. «Неладное что-то творится с тобой», — говорит мой внутренний голос с интонациями магистра Йоды. Порой мне кажется, что тело становится как будто расплавленным металлом (как у киборга во втором «Терминаторе», который совсем не мой герой! Если подумать, то в реальности фильма я был бы… ну, Т-800, модель 101. А Кларенс был бы Джоном. А Т-1000 — Рэйвенвудом. У этого Т-1000 даже зеркальные очки были…) — вернёмся к металлу, да. Не знаю, как это объяснить, а мысли не работают так, как прежде, — в общем, временами я словно бы становлюсь жидким и текучим, как ртуть, а временами застываю, но это состояние не похоже ни на что знакомое, потому что даже в нём ощущается наличие атомарной решётки.       Кроме того, мне кажется, что я могу видеть линии в воздухе, слабые линии чужих позывов. И, если закрываю глаза, то вижу их даже отчётливей.       Может быть, я превратился в радио, как у Кафки? Нет, у того был таракан… Или нет, таракан был у Кроненберга в «Голом завтраке» с Питером Уэллером, который робокоп… он превращался в пишущую машинку… как-то так.        От мысли о том, что я попал в фильм Кроненберга, у меня нехорошо сводит живот, но, похоже, ел я слишком давно, чтобы проблеваться. Точно! Филип Дик. Это просто волны Альбемута…       В-третьих, Найт, в-третьих… я ни черта не понимаю. Если рассуждать трезво, всё слишком похоже на плохой трип. Наркотики, Найт, этот Рэнделл даёт тебе наркотики…       Я зажмуриваюсь и пытаюсь сконцентрироваться. Ощутить себя снова живым человеком. Ощутить свою целостность. Шери, где же твои уроки по осознанному восприятию?..       Я сжимаю и разжимаю кулаки, напрягаю и расслабляю мышцы, стараюсь дышать глубже. Постепенно мне удаётся погрузиться на дно, расфокусироваться, слиться с потоком…       И тогда начинают приходить картинки.              Вспышка: опасная бритва у самых глаз, шёпот «не дёргайся»… такое чувство, будто с меня снимают верхний слой кожи… какие-то смутные образы, ощущение причастности к чему-то большему… я словно бы звено в цепочке… неизвестно чего…       Рэйвенвуд плавится, втекает в меня, стекает по мне…       Вспышка: сияющие хороводы атомов (атомов?!) — всё искрится, всё кажется таким лёгким и понятным… мы… танцуем?.. или танцуют стены… или…       Вспышка: эта комната… открывается дверь, Рэйвенвуд входит, садится на кровать, наклоняется к моему лицу, внимательно смотрит…       Вспышка: …снова взгляд этих странных глаз… Он говорит «магия»… почему? Ага, я спрашиваю: «Что это?» — и он говорит: «Магия»…       Опуститься ещё глубже в этот фрагмент. Память фрактальна.              Вспышка.       — Сам позволишь мне сделать это, или снова вызвать помощников?       «Помощники» — два здоровенных молчаливых амбала, больше похожие на охранников в белой форме или санитаров отделения для буйных больных, чем на медбратьев. Я вспоминаю их железную хватку. Монголоидные лица с отсутствующим выражением. Зомби. Големы. Интересно, они тоже под чем-то или сами по себе отморозки? Возможно и то, и другое. В любом случае, Рэнделл сделает своё дело. Я лежу на кровати, а он сидит на мне верхом, облизываясь, как змея. Светло-голубые джинсы и белая футболка с закатанными рукавами. (А что на мне? Сложно сказать.) Его левый глаз с постоянно расширенным зрачком странно отсвечивает. Я вижу, что Рэнделл начинает терять терпение. (Значит, это не в первый раз?) Рука непроизвольно дёргается. Мне кажется, что она двигается сама по себе, отдельно от моего тела. Отдельно от моего сознания. Но я не могу сказать, что мне не хочется её протянуть. Очень хочется.       — Молодец… — Рэнделл быстро улыбается и проводит привычную процедуру, вкалывая очередную дозу мне в вену. А потом, как обычно, повторяет то же с самим собой. Зачем? Ведь это я здесь подопытный кролик…       — Что это? — спрашиваю я, чувствуя, как мир вокруг начинает серебриться. Раньше он никогда не реагировал на этот мой вопрос (или реагировал, но я просто не помню), однако сегодня отвечает:       — «Магия».       — Что за магия?       — Самая чистая и настоящая…       Рэнделл на несколько секунд зажмуривает глаза. Потом выдыхает. Я наблюдаю, как воздух, вырывающийся из его лёгких, разлетается крошечными звёздочками.       — Что за магия… — повторяю я и начинаю улыбаться: мир, воистину, прекрасен. А я, воистину, всемогущ… — Аааа… волшебство…       — Волшебство, — эхом отзывается Рэнделл.       Рэнделл пропадает.       Появляется Октавия.       Близко, так близко… Октавия ложится на меня и начинает целовать. Вплавляется.              Вспышка.       Темно. Рядом. Тепло от тела. Рука гладит моё лицо. Это уже после того, как. Это Руби.              Вспышка.       — Рэнделл, тебе больше делать нечего? — я смеюсь. Ещё немного, и смех станет истеричным. Но не сейчас.       — Ты мне нравишься, Гэл, ты мне понравился сразу… — Рэнделл подносит мою руку к губам и начинает целовать пальцы. Потом ладонь.       — Но ты же меня убил…       — Убил… Теперь ты мёртв…Но всё же…       Ладонь, запястье.       — «Всё же» что?..       — …всё же можешь пригодиться.       И выше по руке, к локтевому сгибу.       — Как секс-игрушка?.. Наблюдать за мной, когда я занимаюсь любовью со своей… О господи. Какая бывшая жена, откуда… Руби… О господи…       Рэнделл весело смеётся.       — Так ты видел жену? До сих пор её хочешь?.. Интересно… Но почему «игрушка», Гэл?.. Ты достаточно взрослый, чтобы быть не игрушкой, а… партнёром… Не думаешь же ты, что я буду просто наблюдать за тобой… Я ведь не извращенец, нет…       «Именно он», — думаю я.       …так значит всё это время мы…              Почти, почти… ещё фрактал…       — Дети? Ты используешь детей?       — Не всех, только особенных… и никому не нужных… — Рэнделл лежит рядом. Без футболки. Торс сухой и жилистый. Тёплый.       — Ты… тоже даёшь им… «магию»?       Смех.       — Ооо нет, Гэл, вот тут ты ошибаешься. Говорю же тебе, я не извращенец… можешь думать что угодно, но посмотрел бы ты на себя со стороны… Кларенс…       — Между нами ничего не было…       — Ему едва семнадцать, в ряде штатов ты был бы осуждён за посягательство на несовершеннолетнего…       — НЕ БЫЛО НИКАКОГО ПОСЯГАТЕЛЬСТВА!..       — Конечно, — смеётся Рэнделл. — Исключительно рыцарские отношения…       Мне кажется, кто-то из нас сумасшедший.       …Кларенс. Кларенс мелькает в мыслях. Чёрное облачко. Где-то рядом. Где-то совсем рядом. Отзовись, Кларенс!..       — Ммм, Гэл… — Рэнделл проводит рукой по моей щеке, лукаво улыбается. — Ты стал колючим… надо будет снова повторить…              Вспышка.       Кажется, сегодня он вколол мне только одну дозу. Утром. А сейчас уже вечер… или ночь…Чёрт возьми, как сложно собрать мысли в кучу! Особенно когда рядом Рэнделл, который прикусывает мочку уха, целует шею… нет-нет, постойте… вот оно, вот эта линия… я вижу её, я её чувствую… это линия зова… уже безнадёжного… он думает, что я мёртв! Я уже не обращаю внимания на то, что Рэнделл делает со мной, я ловлю сигнал. Где ты? Где?..       Дальше по коридору, повернуть… ага, и ещё пройти… такая же дверь с окошком… Я-Кларенс, лежу на кровати, подобрав колени к подбородку и чувствую… опустошение… Найт убит, убит, убит…       Кларенс, я жив.       Я ЖИВ, КЛАРЕНС!       Я-Кларенс слабо шевелится. Убит, убит, убит…       Чёрт…       А если…       Я уворачиваюсь от губ Рэнделла, но это его, похоже, только сильнее распаляет.              Наверное, это было вчера.       А сегодня ещё никто не приходил. Придёт ли?              Ясно следующее: по крайней мере, Кларенс здесь. Я не знаю, в каком он состоянии, но в тот момент, когда я его так отчётливо видел, у него было что-то вроде депрессии.       Дети. Рэнделл использует их для производства наркотика… вещества, которое называет «магией».       Если все дети, которых он отбирает, обладают способностями, как у Кларенса (или аналогичными им), то, вероятно, это даже и не просто «магия», а Магия. Настоящее волшебство. Которое становится наркотиком.       Эй, погоди, Найт!       Оно не просто наркотик. Для какой-то части людей оно — смертельно. (Если предположить, что та штука, которой в меня стрелял Рэнделл, тоже связана с Магией.)       Для меня — нет. Значит?       Значит, у меня тоже есть какие-то способности?       Найт, не тупи. Ты видишь призраков. И мифических существ. Ты их фотографируешь.       И за прошедшее время ты уже потребил столько этого… что пора начинать учиться этим пользоваться.              И тогда, возможно, у нас будет шанс.       «Но если я сильно разозлюсь…»       Кларенс, чёрт возьми, слушай меня!