Пианист в Доме Грусти

Плавная дорога, уходящая на восток, резко изогнулась под колесами черного шевроле. Пейзаж за окном вот уже пару часов назад из густого плотного леса сменился на высокие холмы, купающиеся в зелени. Палящее в зените солнце мягко омывало верхушки деревьев теплыми лучами, позволяя тем сохранять у своих корней благородную тень. Дорога начала пылить, из-под колес вверх поднималось огромное облако песка и пыли, оно просачивалось в тонкую щель приоткрытого окна машины, из-за чего Уиллу пришлось поднять стекло. Со стороны водительского сиденья послышалось раздраженное цоканье и нервные удары пальцев по рулю. Лонни Байерс считал подобные выходки проявлением нежности, излишними розовыми соплями, на которые у настоящего парня не должно быть времени. Он никак не скрывал раздражения, наблюдая за тем, как младший сын аккуратно крутит ручку подъема стекла. Лонни был из числа тех мужчин, что жили по принципу «Ветер, пули и слезы женщины встречать лицом». И если кто-то из их окружения смел идти наперекор этому правилу, то сразу же становился объектом неоправданной ненависти. Все становилось куда хуже, когда собственный сын выставлял себя неженкой и закрывал окна в машине из-за небольшого количества пыли. Уилл, чувствуя злобные вибрации, исходящие от отца, старался не обращать на это внимание. Он привык. С тех самых пор, как суд постановил, что младший сын должен жить с Лонни, Уильяму пришлось научиться многому. Например, молчать большую часть времени и ни за что не упоминать о своих увлечениях, которые сосредотачивались на комиксах, рисовании и изучении природы. Страшно было подумать, что скажет Лонни, узнав, что его сын мечтает стать архитектором. Юноша смотрел в окно, успешно игнорируя раздражение отца. Он с интересом наблюдал за тем, как солнце, поднимаясь все выше, меняет угол теней и рассылает по немногочисленным водоемам светящуюся рябь. По его подсчетам, они уже несколько часов как покинули родной штат, за пределы которого Уилл раньше никогда не выезжал. За последние несколько месяцев его жизнь слишком круто изменилась и до сих пор продолжала резко поворачивать. Почти шестнадцать лет мальчик прожил со своей мамой и старшим братом в маленьком городке Хоукинс. Сказать, что в этом небольшом участке плодородной земли было что-то особенное –грубо солгать. Город не отличался от сотни таких же, разбросанных по всей стране. Маленькая школа, маленькие магазины, даже кинотеатр в Хоукинсе был рассчитан меньше, чем на сотню человек. Каждый там знал друг друга, но не из большой дружелюбности, а по жестокой необходимости. Люди в Хоукинсе никогда не отличались добротой и отзывчивостью, наверное, именно поэтому за все годы обучения в местной школе Уиллу не удалось завести ни одного друга. Казалось, во всем мире просто нет человека, который смог бы понять и принять ход его мыслей. Уилл думал более развернуто, более ярко, чем остальные. Видимо, из-за этого он слишком часто оказывался жертвой местных хулиганов. Небольшие сборища будущих головорезов нападали на таких одиночек, как младший Байерс, забирали у них ланч или просто унижали. В этом была их сила, таким образом они поддерживали устойчивую иерархию. Другими словами, чтобы спокойно существовать в местной школе, необходимо было всего лишь не иметь ни капли интеллекта и обожать издеваться над другими. Казалось бы, все максимально просто, но именно это у Уилла получалось хуже всего. Он знал, что его чрезмерное сострадание всем и каждому не доведет до добра, но к своим шестнадцати он умудрился только пару раз заработать вывихнутый нос и порванный рюкзак, что считалось почти непозволительной роскошью. Разумеется, его мама, которая души не чаяла в своем сыне, пыталась разобраться с обидчиками, но, как и полагается любому слишком занятому руководству не самой благополучной школы, ее лишь кормили обещаниями. Джойс по своим школьным годам помнила, какими жестокими могут быть подростки, поэтому вплоть до последнего года забирала Уилла со школы на своем стареньком бледно-зеленом форде. Она была слишком ослеплена материнской заботой, чтобы понимать, что из-за этого ее сына могли задирать еще больше. В ее голове просто не укладывалась мысль, что у кого-то в принципе может появиться желание причинить Уильяму боль. Для нее младший сын был идеальным примером доброты и спокойствия. Он не задирал других, вообще не имел привычки высказываться в чью-то сторону, если его об этом не просили; никогда не обижал младших и всегда ухаживал за своим псом, что говорило о его бесконечной заботе ко всему живому. Он был ее огромной любовью, самой большой гордостью и верой в доброту. Это же касалось и старшего сына — Джонатана. К счастью Джойс, от родного отца ее сыновьям досталась лишь фамилия. Оба мальчика ни разу не проявили жестокость и всегда все свое свободное время предпочитали проводить в кругу семьи. Разве могло что-то пойти не так в идеальном мирке Джойс Байерс? Судебный иск о передаче опекунства свалился на женщину как гром среди ясного неба. После того дня Уилл долго не мог отделаться от ощущения, будто постоянно слышит тихие всхлипы матери. Она всегда была очень сильной женщиной, курила крепкие сигареты и безжалостно хлопала дверью своей машины, но в тот вечер, держа в дрожащих руках письмо от адвоката, вся ее сила вдруг иссякла. Перед страхом потерять своих детей она была бессильна. Невысокая и стройная она, казалось, за те несколько бесконечных часов уменьшилась вдвое. Подкрадывающееся горе высушивало ее, придавливало к земле, с чем не могли бороться ни Уилл, ни Джонатан. В течение следующих нескольких месяцев в их дом постоянно наведывались представители органов опеки, которые буквально переворачивали все вверх дном, пытаясь обнаружить хоть что-то, что могло бы обличить Джойс в их глазах, как ужасную мать. Но справедливость была на ее стороне — в доме царил идеальный порядок, оба сына накормлены и хорошо одеты, их оценки в школе были одними из лучших, а воспитанность мальчиков поражала любого, кто имел счастье быть с ними знаком. Однако, как бы прискорбно ни звучало, справедливость нема и бессильна перед властью страха и денег, которыми располагал Лонни. Минувшим летом он смог добиться полного переноса опеки над младшим сыном на себя. И это практически убило бедную Джойс, потому что расстаться с Уиллом она не могла. Женщина никогда не нашла бы в себе силы смириться с тем, что ее мальчик будет жить с жестоким и алчным отцом. Возможно, ей было бы значительно легче, если бы Лонни так рвался оформить опеку из-за большой любви к своим сыновьям. Правда же была куда печальнее –государственные выплаты могли стать чуть ли не единственным его постоянным доходом, потому что маленькая авто-мастерская, которую он держал, рисковала разориться в скором будущем. Для Джойс не было секретом, что все свои сбережения и бандитский авторитет Лонни выдвинул на борьбу за Уилла. Ему нужен был именно младший ребенок, потому что Джонатану уже в следующем году исполнялось восемнадцать, что означало прекращение выплат от государства. Это приводило Джойс в настоящий ужас, не дающий ей спать по ночам, но она даже не догадывалась, какие планы у Лонни были на Уилла. Машина поймала небольшую кочку перед огромным ярко-голубым баннером, на котором значилось «Добро пожаловать в Пенсильванию!». Еле избежав жесткой встречи своего лба с окном, Уилл хмуро проводил вывеску взглядом. Ему совсем не нравилось то, что ради обычной экскурсии в закрытом пансионате Лонни вез его в другой штат. Изначально эта поездка преподносилась как семейная вылазка, целью которой было знакомство с будущим местом учебы Уилла. Он должен был быть зачислен в закрытый пансионат для мальчиков на следующий год, но отец твердо вознамерился заранее познакомить сына с этим «чудным» местом. Юноша не питал никаких ожиданий, терпеливо наблюдая за тем, как стрелка на часах переваливает за полдень. Он был спокоен, потому что на дворе август и его уже зачислили в местную школу Индианаполиса. К тому же, с собой у него совсем не было вещей. Никакие тревожащие мысли не прокрадывались в голову. Волноваться стоило только об обратной дороге, которая займет еще больше времени. Он откровенно устал ехать несколько часов подряд и, к тому же, не был в восторге от вождения Лонни. Уилл не хотел возвращаться по темноте. -Почти на месте — бодро произнес Лонни своим хриплым из-за многолетней привычки выкуривать две пачки сигарет в день голосом. Уилл подметил, что с каждой минувшей милей его отец становился все довольнее. Может быть, он и правда изменился и наконец-то пытается стать хорошим родителем? Это действительно радовало юношу. Пыльная дорога оборвалась у густой дубовой рощи. Земля здесь сменилась на более плотную, тугую. Покрытые мхом вековые дубы раскинули свои кроны над узкой дорожкой, перекрывая солнечный свет. Здесь было прохладнее, казалось, что в этом месте царят вечные сумерки. Уилл поежился на своем сиденье, наблюдая за тем, как вдоль неглубокой низины тянется еле заметный слой тумана. Видимо, земля здесь была очень сырой и перегнившей, потому что сквозь плотный ковер мха разглядеть что-либо было невозможно. Сложно представить жизнь в таком месте. Если кто и мог существовать среди этой сырости и туманности, то эти твари вряд ли были очень миловидными. Байерс предпочел не задумываться об этом. Дорога петляла между широких деревьев, пока не уперлась в высокие кованые ворота, от которых в две стороны расходились такие же внушительные ограждения. Уилл наклонился к приборной панели, чтобы суметь увидеть пики возвышающихся над ним прутьев и кольев, но голос Лонни не дал ему оценить высоту сооружения. -Достань папку из бардачка –притормозив у самых ворот, он поспешно отстегнулся и открыл окно. От ворот к машине шел здоровый мужчина. Здоровый без преувеличения. Его рост составлял минимум два метра, а размах рук, казалось, был еще больше. По широкому грубому лицу сложно было определить возраст, но Уилл мысленно наградил мужчину тридцатью годами. Открытое окно Лонни приходилось здоровяку чуть выше пупка, поэтому наклониться и заглянуть в машину стало для него целой пыткой. Юноша легко мог представить, как крыша шевроле его отца прогибается под тяжестью огромной руки, которой встречающий оперся о машину. -Цель посещения –голос мужчины оказался на несколько тонов ниже, чем Уилл себе представлял. Прокуренный, грубый и скрипучий, как дверь старого сарая. Наверняка тому виной были сигары, следы от которых он заметил на огромных, как сардельки, пальцах. Лонни презрительно взглянул на то, как мужик ухватился за не до конца опущенное стекло, но промолчал. Наверное, он думал лишь о том, что оттирать отпечатки пальцев незнакомца придется очень долго, в то время как Уилл с особым отвращением подметил обширные засохшие мозоли на коричневой от сигар и земли коже. Видимо, этот человек занимает в пансионате должность разнорабочего. Несложно представить его за починкой кровли или собиранием сухих веток на территории. -Док… Мистер Бреннер ждет нас –Уилл с удивлением заметил, что тон голоса отца стал выше. Неужели он побаивается этого мужлана? Юноша незаметно улыбнулся, склонившись к бардачку, пока здоровяк тупо обдумывал услышанную информацию. Папка, о которой говорил Лонни, оказалась личной папкой Уилла, в которой он хранил часть своих рисунков и основные документы. Увидеть ее здесь, запертой в машине отца, было более чем странно. Щелкнув маленькой кнопкой, шатен заглянул внутрь, чтобы убедиться, что не ошибся. Все верно — это его папка, его рисунки и его документы, в том числе и медицинские справки. Для чего Лонни взял их и теперь просил вытащить? -Только побыстрее, — незнакомец выпрямился и, отойдя от машины на несколько шагов, пробасил –после темноты вы отсюда не уедете –это звучало настолько зловеще, что Уилл на секунду забыл о документах в своих руках. Лонни слишком резко дернул за рычаг коробки передач, не в силах сдержать свое раздражение. По его лицу буквально можно было прочитать все мысли, все угрозы, которые он безмолвно сыпал в спину уходящего человека. Естественно, выйти и сказать это все в лицо Лонни не смог бы. Уж больно здоровяк казался тяжелым. Ворота медленно начали открываться, разнося по округе громкий скрип. Чтобы было слышно, если кто-то решит сбежать. Внезапная мысль напугала самого юношу. Конечно же, он не считал, что из того приличного места, каким его описывал отец, кто-то захочет сбежать. Тем более, в таких школах не держат силой. Однако тревожное ощущение все же присутствовало. -Зачем здесь мои документы? –Уилл устроил папку на коленях, когда машина тронулась с места. -А разве мать не учила тебя всегда носить их с собой? –Лонни внимательно смотрел на дорогу, медленно въезжая на территорию пансионата –Не боись, малец, не нужны мне твои бумажки. Я хочу показать твои каракули директору школы, по телефону он сказал, что талантливые дети у них в приоритете –только этот человек в одном предложении мог унизить и похвалить одновременно. К творческим способностям сына Лонни относился…никак. Он их попросту не замечал, считая, что это пустая трата времени. Раньше он часто забирал у мальчика бумагу и карандаши, приносил в его комнату биту и бейсбольные мячи, но это только расстраивало ребенка. Младший Байерс был далек от спорта, потому что методы тренировок отца отличались особой жестокостью. Он с раннего детства не переносил, когда на него кричат или, тем более, пытаются насильно заставить что-либо делать. Однако если другие дети в таких случаях закатывали истерику и колотили руками и ногами все, до чего могли дотянуться, то Уилл молча замыкался. Тихо и плотно, как старая табакерка, запирая все свои интересы подальше, чтобы никто и никогда не смог до них добраться и высмеять его. Территория пансионата оказалась огромной. Первые несколько минут машина все еще пробиралась через плотно посаженные деревья, после чего выехала на большой участок, засеянный газоном. Уилл сосредоточенно вглядывался в горизонт в попытке увидеть противоположную сторону высокого забора, но расстилающаяся зелень обрывалась там, куда взгляд уже не доставал. Они определенно были на вершине небольшого холма. Деревья образовывали широкое кольцо с обширным разрывом на востоке. Посреди этого простора и находился пансионат. Уилл давно не видел зданий таких размеров. Казалось, они выехали к средневековому замку со своей центровой системой. Несколько крепких корпусов соединялись между собой высокими стенами, получая форму квадрата. Юноша смело предположил, что внутри есть дворик, из которого можно попасть в любой из корпусов. Стены и короткие мощные башенки были полностью каменными, тяжелыми. Это сооружение казалось совершенно бездушным. Можно было легко представить холод огромных валунов, из которых состояли коридоры и помещения. Казалось, в нем не было ни гвоздика, ни шурупа. Это место переносило на сотню лет назад. О том, что на дворе восьмидесятые, сообщали только три припаркованные у входа машины. -Неплохо, а? –Лонни окинул территорию мимолетным взглядом и криво усмехнулся. Плохо. Уилл хотел было ответить, что если ему так нравится, то сам может переезжать сюда, но воздержался. В конце концов, у него было еще больше девяти месяцев на то, чтобы отговорить отца отдавать его в эту школу. Одного взгляда на здание хватило, чтобы сделать вывод, что он совершенно точно не хочет здесь учиться. Это место больше напоминало тюрьму, чем пансионат. Счастливое детство, говорите? Кажется, эти стены не знали, что такое счастье и подавно не видели детства. Подъездная дорожка была плотно засыпана гравием, который хрустел под колесами. Лонни остановился у главного входа, к которому вели украшенные большими вазонами ступени. На одной из ступеней стояла невысокая женщина лет сорока пяти. На солнце ее платиновые волосы ярко блестели, отливая всеми оттенками благородной седины. Она улыбалась гостям, но улыбка эта показалась юноше холодной и формальной. Улыбка «просто потому что так надо». В этой женщине был виден авторитет, из чего Уилл сделал вывод, что она является директором пансионата. Выйдя из машины, шатен смог получше рассмотреть здание, которое теперь будто нависало над ним. Он чувствовал сильное давление, из-за чего хотелось развернуться и бежать, пока тяжелый грунт под ногами не сменится песком. -Добрый день! Вы, должно быть, мистер Байерс? –женщина протянула отцу Уилла сухую ладошку и невесомо сжала его широкую руку –Меня зовут Конни Фрейзер, я заместитель директора этого учреждения. -Можно просто Лонни. Очень приятно –мужчина дружелюбно улыбнулся, щурясь от яркого солнца. -А это, должно быть, Уильям? –Конни растянула губы еще больше, обнажая ровный ряд белоснежных зубов. Она напоминала Уиллу робота. Идеальные зубы, небесно-голубые глаза, прическа даже не портится на легком ветру. Она была будто ненастоящая. Жуть. -Уилл –юноша вежливо кивнул в ответ и поморщился от сухости в своем голосе –Я люблю, когда меня называют Уилл. Кажется, Конни была удивлена. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, будто вовсе не ожидала услышать от него связную речь. -Очень приятно, Уилл — внезапная нежность в голосе отдавала притворством. Интересно, здесь все было таким подозрительным или он просто спешил с выводами? -Позвольте проводить вас к мистеру Бреннеру, он уже ждет –развернувшись на каблуках, Конни поднялась по лестнице и скрылась за массивной деревянной дверью. Уилл послушно двинулся внутрь вслед за отцом, хоть и испытывал сильнейшее нежелание ступать в холодную темноту здания. Однако стоило миновать первые два метра от двери и войти в большой вестибюль, дурное предчувствие пропало. Изнутри пансионат представлял собой соединение нескольких интерьерных стилей. Обитые темным деревом стены давали необходимый кислород, которого, как изначально подумал Уилл, будет чрезвычайно не хватать. Под потолком висела огромная хрустальная люстра, от нее, проходя сквозь витражное окно в потолке, преломлялись и отражались солнечные лучи. Неглубокие каменные ниши в стенах были выкрашены в теплый зеленый, что создавало эффект бархата. Из пола, укрытого дубом, вверх уходила и раздваивалась широкая лестница. Конни уже миновала несколько ступенек, когда обернулась и обнаружила, что Уилл застыл посреди вестибюля и, задрав голову, разглядывал витраж. -Увлекаешься архитектурой? — ее голос не разносился эхом, что показалось юноше странным. -Сколько лет этому зданию? — в ответ спросил он, опуская взгляд. Женщина задумчиво оглядела стены, будто подсчитывая что-то в уме. Она же не могла присутствовать здесь с момента постройки, верно? Бредовые мысли смешили и пугали юношу одновременно. -Около сотни, если не ошибаюсь — изрекла Конни и, любовно погладив широкие лестничные перила, развернулась и продолжила свой путь. Уилл поспешил усомниться в своих ранних мыслях на ее счет. Все-таки эта женщина сумела раскусить его пристрастие, а она не знала его и пяти минут! Лонни почти за шестнадцать лет не смог сделать этого. -Основная часть кабинетов у нас на первом этаже, здесь только некоторые –седовласая одним широким движением обвела коридор и уверенно направилась к единственной открытой двери в самом конце –На верхних этажах дополнительные помещения. Из небольшого кабинета на деревянный пол разливался предзакатный свет. Уилл неосознанно поспешил к этому теплому островку, желая поскорее почувствовать его тепло. Пусть пансионат уже не казался таким мрачным и гнетущим, но с естественным светом здесь явно были проблемы. Закрадывалась мысль, что предназначалась эта постройка уж точно не для школы. Уилл проследовал за Конни в кабинет. Эта комната отличалась от темного дубового вестибюля, но все равно сохраняла с ним гармонию. Стены здесь были обшиты темно-бордовым гобеленом с россыпью золотых цветов на нем, абажуры на настольных лампах так же были украшены в подобной стилистике, штор на широком окне не было, вместо них лишь решетчатые ставни, тоже деревянные. В центре кабинета длинный письменный стол, на котором нашли место несколько сувениров, настоящая чернильница, перо, пара стопок бумаг и имитация человеческого черепа. Если бы Уилл не знал, что это рабочее место принадлежит директору пансионата, то с уверенностью бы решил, что находится в кабинете врача. Здесь имелся даже медицинский халат, аккуратно накинутый на спинку кресла, обтянутого красной кожей. Небольшой шкаф со стеклянными дверцами хранил в себе тяжелые пыльные фолианты, наполненные неизвестной жидкостью пробирки и скелеты маленьких животных. -Мистер Бреннер, -Конни отвлекла юношу от изучения кабинета, обратив его внимание на высокого мужчину, стоящего у камина. Эту часть комнаты Уилл еще не успел осмотреть, поэтому заинтересованно обвел взглядом стену, на которой висели портреты, очевидно, предыдущих директоров, и только после этого взглянул на мистера Бреннера. Мужчина смотрел в ответ изучающе, словно перед ним стоял очередной скелет, который можно разместить в шкафу. Его пронзительные серые глаза сканировали лицо юноши, от чего становилось не по себе. Этого человека легко можно было назвать братом Конни, потому что в них обоих присутствовала мистическая серьезность, их волосы имели одинаковый оттенок, а глаза казались стеклянными. Покрытое морщинами лицо напоминало восковую маску, из-за чего Уиллу непреодолимо сильно захотелось ткнуть в щеку мистера Бреннера пальцем. Узнать, живой ли он. -Приветствую вас в нашей скромной обитель — мужчина натянуто улыбнулся, отворачиваясь от тлеющих в камине поленьев. В отличие от Конни он не жал никому руку, а сразу направился к своему столу. -Лонни и Уилл, полагаю? –пронзительный взгляд коснулся старшего Байерса и Уилл мог поклясться, что ощутил, как тот вздрогнул. Что-то в этом человеке заставляло кровь стынуть в жилах. Было дело в проницательном холодном взгляде или в сжатых в тонкую полоску губах — юноша не знал. -Да, это мы –Лонни стоял за спиной сына, однако, в отличие от него, он не смотрел по сторонам. Ему вообще было плевать на обстановку в кабинете. Будь здесь хоть сам президент, он бы не обратил внимания. -Отлично, присаживайтесь — заняв свое место за столом, директор указал на такое же кресло с другой стороны. Обогнув Уилла, Лонни опустился в кресло и положил на стол папку с рисунками и документами. В его движениях прослеживалась какая-то суетливость, словно за ним следили, однако, в кабинете не было никого, кроме двух Байерсов и седовласого мужчины. Конни удалилась, прикрыв за собой дверь. -Вот то, о чем мы… -Вообще-то, я ожидал увидеть мальчика — сложив руки на столе, Бреннер со строгой насмешкой взглянул на Лонни, который замер, так и не вернув руку на колени. Стоящий позади отца Уилл сцепил перед собой руки и еле заметно поморщился. Ему очень не понравилось это обращение. Он не мальчик. И пусть внешне он заметно отставал от сверстников, но интеллект у него был развит лучше, чем у многих. Другими словами, он был умнее, что только доставляло ему лишние проблемы. Хлопнув ладонями по гладкой обивке кресла, Лонни поднялся и уступил место сыну. Сам же принялся осматриваться и первым делом подошел к высокому шкафу. -Присаживайся, Уилл, я просто хочу побеседовать — директор улыбнулся. Видимо, он считал эту улыбку доброжелательной, однако, при виде ее юноша думал вовсе не о добре. Именно так ему улыбался дантист, прежде чем сделать болезненный укол; Трой и Джеймс –главные задиры школы улыбались так перед тем, как ударить в живот или толкнуть спиной в шкафчики; в конце концов, так всегда улыбался Лонни. От этой «улыбки» в душе не появлялось никакого отклика, она была обычным движением мышц. Опустившись в кресло, шатен в ожидании посмотрел на Бреннера. Он не хотел начинать разговор первым, да и не знал, что от него вообще хотят услышать. Неужели сейчас решится его судьба? За год до поступления? -Я думаю, мы можем начать со знакомства. Как ты знаешь, меня зовут мистер Бреннер. Но я хочу, чтобы ты звал меня Доктор Бреннер, либо «сэр», хорошо, Уилл? –мужчина сосредоточенно смотрел в глаза Байерса, будто пытался отыскать в них что-то, о чем не знал сам юноша. Для себя Уилл подметил еще две жуткие вещи: Бреннер почти не шевелил губами, когда говорил. Это только усиливало эффект кукольности, в то же время от этих строгих слов и холодного тона хотелось сбежать. Странность номер два — собственное имя, слетавшее с этих губ, казалось Уиллу оскорблением. Этот странный мужчина был вежлив и спокоен, но когда он называл чье-то имя, это звучало как диагноз. -Так вы доктор, сэр? — юноша кинул мимолетный взгляд на висящий за спиной мужчины белый халат –Я думал, это закрытая школа –он нахмурился, повернувшись к отцу, который безо всякого интереса читал вырезки из газет, закрепленные на стенде справа от двери. -Мы закрытый пансионат, все верно. Обитель, приют, называй как хочешь — достав из выдвижного ящика большую тетрадь, наподобие тех, в которых Уилл хранил свои рисунки, доктор открыл первую страницу и сделал короткую запись — Здесь мы не только учим и следим за дисциплиной, но и заботимся о своих воспитанниках. Неужели ты захочешь доверить свою жизнь человеку, который не знаком с медициной? Здравый смысл в его словах имелся, потому Уилл просто кивнул и сжал губы, чтобы не ляпнуть что-то еще более глупое. -Сколько тебе лет, Уилл? — мужчина сделал еще одну запись, более длинную. -Шестнадцать. -Ему исполнится шестнадцать через полгода — нетерпеливо поправил Лонни, не отрываясь от все тех же газетных вырезок. -Почему ты называешь неправильный возраст? — Бреннер удивленно вскинул брови, оторвавшись от своих записей — Ты стесняешься? -Нет-нет, я не стесняюсь, — Уилл замешкался. Обхватив одну свою ладонь другой рукой, он начал большим пальцем медленно растирать линии на коже. Это успокаивало — просто я всегда самый младший, поэтому…-он замолчал, не решив, чем хочет закончить предложение. Поэтому я стесняюсь. -Хмм, — Бреннер вновь быстро забегал ручкой по бумаге, но увидеть его записи не представлялось возможным — Расскажи мне о своих увлечениях, Уилл. Чем ты любишь заниматься? Получив попытку реабилитироваться за двойную глупую чушь, юноша почти тараторил. -Я люблю физику и биологию, а еще мне нравится история, но ее… -Нет, Уилл, я спросил тебя не об этом — Бреннер снисходительно улыбнулся, снова загнав Байерса в краску — Я спросил, чем ТЫ любишь заниматься? Школьные предметы меня не интересуют. Странно, что они его не интересуют, он ведь директор пансионата. Решив не закапывать себя еще больше, Уилл предпочел сначала подумать над ответом. Ему откровенно не нравилось настроение этого разговора. Он по-прежнему не хотел поступать в эту школу, но и показаться непроходимым глупцом тоже не казалось хорошей идеей. -Я люблю рисовать, — Уилл начал разгибать по одному пальцу — комиксы, видеоигры. Еще люблю помогать маме печь — смущенно улыбнувшись, юноша потер ладони о джинсы и поправил челку, упавшую на глаза. Он не мог заметить, что за его спиной Лонни многозначно смотрел на доктора и качал головой. Уилл не имел «счастья» видеть разочарование и раздражение в глазах отца. Но это видел Бреннер, одним взглядом он приказал Лонни молчать, после чего еле заметно кивнул и вновь обратил свое внимание к Уиллу. -Помогаешь маме, значит. А как к этому относятся твои друзья? Они тоже любят комиксы и готовку? Расскажи мне о них — он больше не смотрел на Байерса, только в свою тетрадь, первый лист которой был практически полностью заполнен. -Мои друзья…- юноша вновь замялся. Он не знал, в данной ситуации будет лучше соврать или сказать правду — У меня нет друзей –быстро выпалил он и сжал плотную ткань джинс. -Почему же? — доктор лишь на секунду оторвал взгляд от записей, чтобы оценить ситуацию. -Я не знаю — Уилл пожал плечами. Он ведь и правда не знал, в чем была причина. В начальных классах он пытался завести дружбу с одноклассниками, но дальше пары встреч это не заходило. Им было либо неинтересно вместе, либо у этих людей уже были друзья. Он просто не подходил. -Хорошо — дописав до конца последнюю строчку, мужчина перевернул желтый лист и оставил на другой стороне еще пару фраз, после чего поставил точку и положил ручку. Он смотрел на Уилла почти целую минуту, будто решая, какой вопрос задать следующим. Затем он наклонился к столу, словно хотел поделиться страшным секретом — Ну, а что насчет девушки? Ты милый парень, Уилл, наверняка девчонки на тебя так и вешаются. -Нет, сэр, вовсе нет — смущение на лице шатена проявлялось пунцовыми пятнами — Я не… Мне это неинтересно. -Как это понять? — Бреннер вскинул брови — Все твои сверстники хотят пользоваться популярностью у девушек. Помню, в твоем возрасте я только об этом и думал — он вновь хищно улыбнулся. Уилл чувствовал себя под прицелом. Спиной он ощущал прожигающий взгляд Лонни, а в лицо ему улыбалась акула в человеческом облике. А мишенью для этих двух хищников был именно он. Уилл прекрасно знал, о чем сейчас думает его отец. Тешить жестокость этого человека не хотелось, потому что как только за Конни и Бреннером закроется дверь, Уилл сразу получит свое. Лонни никогда не стеснялся ни в выражениях, ни в средствах воспитания. -Я просто считаю, что я еще слишком молод для этого…всего — он начинал паниковать. Ладони вспотели, потому их пришлось с большей силой вдавливать в грубую ткань, но и это уже начинало действовать на нервы. Он сам был как один сплошной нерв. Ему не нравился этот разговор. Он хотел прекратить его. -Хорошо, Уилл, я тебя понял — будто прочитав мысли юноши, Бреннер отклонился от стола и, взяв квадратный стикер, вывел на нем несколько цифр –Мне было очень приятно с тобой познакомиться. А теперь, если ты позволишь, я поговорю с твоим отцом. Конни проведет тебе экскурсию по нашему пансионату, чтобы ты не заскучал — свернув листочек, мужчина поднялся со своего места и вместе с Уиллом вышел в коридор. Женщина уже была здесь. Она будто ждала своей минуты под дверью. Дежурная улыбка и ледяные глаза тоже были при ней. -Конни, будь так любезна — отдав своему заместителю сложенный стикер, Бреннер с улыбкой кивнул Уиллу и скрылся в кабинете. Юношу мучил естественный интерес — что доктор написал в записке и почему седовласая даже не заглянула в нее, а просто спрятала в маленький кармашек своего жакета? -Следуй за мной. Конни решительно направилась к лестнице, чтобы спуститься вниз и провести Уилла вглубь здания. Сразу за вестибюлем расположилась небольшая зала, которую, как понял сам юноша, использовали для приема гостей. Вдоль стен здесь стояли длинные софы, обтянутые все тем же темным с золотым бархатом, на стенах расположились огромные портреты в массивных позолоченных рамах, а освещала эту залу огромная кованая люстра с имитацией свечей. Ни одного лица на портретах Уиллу узнать не удалось, он предположил, что все эти люди когда-то внесли большой вклад в строительство этого пансионата. Возможно, среди них были настоящие ученые… -Это место основал доктор Эдвард Ньюгейт в 1907 году, он же руководил им больше тридцати лет — Конни, топая широкими каблуками, прошла к противоположной от входа двери, за которой оказался большой внутренний дворик. Уилл не ошибся, когда думал, что все здания замыкаются и образуют внутри себя квадрат — Он был знаменитым ученым в области психиатрии. Здесь он собирался изучать феномен шизофрении, а впоследствии помогать больным этим ужасным недугом. Говорят, он и сам страдал от легкой формы истерии, но, занимаясь лечением других людей, исцелялся сам. Женщина остановилась посреди каменой дорожки, огибающей внутренний дворик. В самом центре расположился небольшой фонтан в виде рога изобилия, но оказался не действующим. Вокруг фонтана каменные скамьи без спинок и два коротеньких фонарных столба. Скорее всего, это просто имитация парковой зоны, решил Уилл. -Так здесь была психушка? — прохладный холодок прошел по спине от собственного вопроса. Байерс был готов ко всему, даже к тюрьме, но психбольница серьезно его напугала. Он очень трепетно относился к назначению построений и верил, что у стен есть память. Было бы ему приятно находиться во дворике бывшей психиатрической лечебницы? Не приятнее, чем жить с Лонни. — Лечебница, приют, обитель. Названий у подобных мест много, но не стоит в этих стенах произносить таких слов, как «психушка» — видимо, Конни и сама верила в подобные вещи, потому что после своих слов со странной улыбкой покосилась на высокую башенку в противоположном конце двора. Напрягало то, что она почти слово в слово повторила речь Бреннера. Эта парочка казалась все более жуткой. -Как давно это пансионат? — шатен решил обдумать неприятную сторону информации в машине по пути домой. -В каком-то смысле здесь до сих пор помогают заблудшим…- женщина двинулась вдоль высокой стены с множеством крошечных окон — Ты же видел человека на входе? Его зовут Артур. Он живет здесь с самого детства. Его мать была пациенткой этого приюта. А отец…ходит легенда, которая гласит, что его отец сам профессор Ньюгейт. -То есть, он может оказаться владельцем этого места? — Уилл попытался заглянуть в одно из окон, но внутренние ставни были закрыты. -Боюсь, что нет. Государство прибрало к рукам эту лечебницу после смерти профессора. Даже если Артуру удастся доказать, что он его внебрачный сын, он ничего не добьется. Видишь ли, его мать страдала от очень острой формы шизофрении, мальчик родился с отклонениями. Поверь, Уилл, он рад делать ту работу, которую ему поручает доктор Бреннер. Для Артура нет большего счастья, чем служить месту, которое его вырастило. Байерс хмурился, пытаясь представить человека у ворот счастливым. Очень спорный вопрос. Юноше категорически не нравилось, как Конни говорила об этом месте. Словно оно…живое. Это возвращало те жуткие домыслы, которые терзали его перед входом. -Пансионат построен по примеру комплекса, который состоит из четырех отдельных корпусов. Корпуса соединены между собой коридорами и подземными ходами, которые раньше использовались для транспортировки пищи, свежей одежды и особо нервных больных — седовласая развернулась лицом к Уиллу и указала на здание, из которого они вышли — Это управление всем пансионатом. Здесь находятся все офисы и кабинеты специалистов. Далее идет Первый корпус — Конни указала на массивное трехэтажное здание, у которого они остановились — Здесь основные кабинеты для воспитанников и столовая. Во Втором корпусе комната отдыха и спальные помещения, а в Третьем…- изящная рука указала на здание с башней — в Третьем корпусе сейчас ведется ремонт. Он закрыт. Подвал используется для поставок еды и прочих вспомогательных товаров, но для воспитанников вход туда запрещен. Уилл задумчиво оглядел высокую башню. Он предполагал, что с другой стороны пансионата выход к океану, ведь забора он так и не увидел. Значит, если он прав, окна этой башни выходят на прекрасный вид. Интересно, когда-нибудь он сможет оказаться внутри? Все в рассказе Конни было интересно и стройно, но что-то все равно не давало юноше покоя. Она ни разу не упомянула основные дисциплины, изучаемые в пансионате, ничего не сказала о преподавателях и форме обучения, не показала классы. Обычно в таких школах потенциальных учеников знакомят с художественными, музыкальными и балетными классами, чтобы вызвать у них интерес и показать все самое лучшее. Уилл это знал из книг, герои которых жили намного лучше, чем он сам. И теперь, стоя посреди пустого двора, он никак не мог понять, почему они находятся именно здесь. О чем доктор Бреннер разговаривает с Лонни? Зачем ему видеть «каракули» Уилла? Почему вообще пансионатом управляет доктор? -Мы можем вернуться? — Уилл занервничал. Он не мог описать причину внезапной паники, но чувствовал, что рядом с отцом ему станет лучше. -Боюсь, мы еще не закончили — Конни приторно улыбнулась, мельком взглянув на одно из окон управляющего корпуса — Я должна показать тебе комнату отдыха и… Уилл! Стой! Женщина закричала, потому что он побежал. Страх толкнул его в спину, заставляя быстро переставлять ноги. Возможно, его сочтут чокнутым и откажутся принимать в эту дьявольскую школу, но сейчас ему было плевать. Задачей номер один стало как можно скорее убраться из этого места. Он слышал, что Конни следует за ним. Стук каблуков разносился по большой зале, когда юноша пересекал ее. Лица с портретов будто провожали его взглядами, отчего-то их глаза казались почти демоническими. Он спешил, оскальзываясь на гладком полу и цепляясь за украшающие стены тонкие деревянные рейлинги. -Уилл, я прошу тебя остановиться! — голос Конни бил в спину, но Байерс решил не останавливаться. Он уже ухватился за лестничные перила, готовый взлететь на второй этаж, когда увидел… Через распахнутые входные двери он видел трех человек: доктора Бреннера и двух крепких мужчин в белых хлопковых костюмах. От машины к ним шел Лонни, в одной руке он сжимал какие-то документы, а в другой нес маленький чемодан Уилла. Шатен замер, по-прежнему держась за толстый столбик. Лонни благодарно улыбнулся доктору и, поставив чемодан на верхнюю ступеньку, поднял голову и заметил своего сына. Уилл чувствовал, как что-то обрывается в его груди, а руки и ноги холодеют. Он в кричащем онемении смотрел в глаза отца, который спустя долгих несколько секунд задорно ему подмигнул и улыбнулся. -Нет…- короткие ногти царапнули гладкую поверхность дерева, когда юноша сорвался с места к выходу. Он хотел покинуть это место, наплевав на свои вещи, но чьи-то мощные руки перехватили его поперек туловища и рывком затащили в здание. -Отец! — Уилл не узнал своего голоса, испуганного и повышенного на несколько тонов. Лонни уже вернулся к машине и открыл дверь, но на сына он смотреть не собирался. -Не оставляй меня здесь, пожалуйста! — Байерс попытался вырваться из крепкого захвата, но руки держали слишком сильно — Нет, отпустите! –никогда не проявляющий жестокости Уилл готов был зубами добывать свою свободу, поэтому когда подвернулся шанс пнуть держащего его мужчину по колену, он даже не задумывался. Хватка санитара ослабла и шатен смог вырваться. Он, перескочив через ступеньки, побежал за отъезжающей машиной. Внутри все дрожало и немело, краешком сознания он понимал — Лонни не остановится, но продолжал бежать, оскальзываясь на щебне. Он не мог просто так смириться с тем, что остается…где? Что это за место, в котором его так легко бросал отец? Страх щекотал пятки, разносил по мышцам необходимый жар, заставляя Уилла бежать еще быстрее. Шевроле петлял впереди, даже не думая сбрасывать скорость. Лонни не смотрел в зеркало заднего вида и упрямо игнорировал крики младшего сына. Легкие обожгло от нехватки воздуха, Уилл быстро уставал. Когда он подумал, что больше не может бежать, его сбили с ног. Грубо повалили на мелкие камни и без особых церемоний прижали щекой к земле. И пусть сил почти не осталось, он из чистого упрямства продолжал дергаться, но это было тщетно. Казалось, еще немного и он разразится рыданиями, чего не произошло, потому что шею пронзила острая боль, а после мир качнулся перед глазами и канул во тьму.