Приюти меня в своём сердце

      — Оппа, просыпайся, оппа! — Две маленькие омежки трясут парня за плечи, встав по обе стороны кровати.       Тэхён еле разлепляет глаза, ведь полночи просидел под одеялом с лампой, читая очередную книжку, которую нашёл в библиотеке при детдоме. Он садится на постели и смотрит на девочек, личики которых ласкает луч утреннего солнца, проникший в комнату через старенькое окно с облезлой белой краской.       — Зачем вы так рано меня разбудили? — недовольно тянет омега и снова валится на подушку. — Ещё семи нет… — тихо бубнит он, кинув взгляд на старенькие настенные часы.       — Ну оппа, ты же обещал вчера нас причесать перед завтраком! — напоминает девчушка, выпячивая нижнюю губу.       Старший вздыхает: он и правда обещал. Омега снова садится и открывает свою прикроватную тумбочку, откуда достаёт расчёску и парочку резинок, которые туда постоянно складывают эти непоседы.       — Несите стулья, — сонно бормочет Тэхён и пару раз проводит расчёской по своим пшеничным волосам, дабы избавиться от гнезда на голове.       Омежки счастливо улыбаются, тихо, чтобы не разбудить остальных, убегая в конец комнаты, и через пару минут уже сидят рядом со старшим. Тэхён предельно осторожно поочерёдно расчёсывает шелковистые волосы девочек, а потом заплетает им по две косички, напоследок украшая старенькими, но всё ещё красивыми заколками с лилиями.       — Готово, — улыбается омега спустя сорок минут стараний. — А теперь бегите переодеваться, скоро завтрак.       — Спасибо, оппа! — щебечут дети и покидают комнату для старших.       Ким Тэхён — сирота, попавший в детдом в пятилетнем возрасте после смерти родителей. Несмотря на такое горе, он рос светлым и добрым мальчиком, всегда помогал младшим, беспрекословно слушался воспитателей и нянечек, хотя не то чтобы те к нему хорошо относились, впрочем, как и ко всем детям здесь. Омеге через четыре месяца исполнится семнадцать, а это значит, что ещё два года, и он свободен.       Свободен-то, конечно, свободен, но совершенно не знает куда податься: в детдоме прошла вся его сознательная жизнь, за спиной ни гроша, родственников нет. По крайней мере, он о них не знает. Но тут возникает вопрос, нужен ли им будет Тэ, если он, отыскав хоть какую-то информацию о близких, объявится на пороге. И ответ очевиден: разумеется, нет.       Тэхён вздыхает и решает, что у него всё-таки есть ещё два года на обдумывание своего будущего. Поэтому сейчас он встаёт, чтобы тоже привести себя в порядок и отправиться на завтрак. Опаздывать нельзя — будут ругаться. Омега переодевается в серые хлопковые штаны и горчичную, слегка потёртую, рубашечку, чистит зубы и, дождавшись остальных ребят — соседей по комнате, — идёт в столовую, что находилась в просторном помещении на первом этаже.       День начался как обычно: завтрак полухолодной кашей с комочками, уборка своих комнат, а потом выход на прогулку в пределах территории детского дома. Омега, как всегда, играл с младшими омежками, весело смеясь. Наверное, это было его самым любимым занятием здесь. Невероятно здорово вот так забыться, бегая за хохочущими детишками среди небольших деревьев, растущих возле деревянной детской площадки, которые до конца ещё даже не осознают, куда они попали и что их ждёт не в таком далёком будущем.       Тэхён безумно рад, что Чанми и Сынми — тех маленьких омежек — скоро заберёт к себе молодая семья. Его сердце уже разрывается на кусочки от тоски по ним, но он прекрасно понимает, что с родителями девочкам будет намного лучше, что их обязательно будут любить, в чём омега не сомневается. Стыдно признавать, но Тэ случайно подслушал разговор женатой пары с воспитателем, но зато теперь спокоен, что те определённо являются хорошими людьми. Сам парень ещё лет в двенадцать смирился с тем, что за ним никто не придёт, потому как обычно стараются брать детей помладше, а те, кому не повезло, как правило, уже остаются в детдоме до совершеннолетия…       — Эй! — кличет кто-то, а Тэхён на автомате оборачивается и видит группу из шести детдомовских альф где-то его возраста или, может быть, даже постарше.       Они стоят за забором, который разделяет два корпуса детского дома: для альф и омег. Тэхён иногда видит эту компанию, когда слишком увлекается прятками с младшими и убегает подальше, оказываясь возле этой так называемой границы.       — Вы мне? — интересуется омега, тыкнув указательным пальчиком себя в грудь.       — Конечно! Здесь же больше нет никого, — усмехается один из парней, ухватившись за железные прутья забора.       — Кто из нас тебе нравится больше, а? — слышится от другого.       — Что? — Тэхён не понимает, так же как и не понимает то, почему до сих пор не ушёл.       — Покажи ножки!       — А может, не только ножки?       — Да, точно! Покажи попку, сучка!       Омега стоит, разинув рот от удивления и негодования, но наконец находит в себе силы возмутиться:       — Да за кого вы меня принимаете? Я не такой! — Пусть и совсем по-детски.       Со стороны альф слышится заливистый ядовитый смех.       — Ну не ломайся, детка! Тебе же ничего не стоит!       — Иди к нам поближе.       Тэхён собирается уже повторить то, что сказал ранее, но чувствует, как его хватают маленькие ручки с двух сторон.       — Мы тебя нашли, оппа! — радостно тянут омежки, и Ким им улыбается.       — Отлично, теперь я ищу, — говорит омега.       — Да! Побежали! — Дети тянут его за руки, чтобы он ускорился.       Тэхён кивает и, смеясь, бежит за младшими, больше не обращая никакого внимания на альф за забором и совершенно не ведая, что за всей развернувшейся картиной наблюдали из окна…       За обедом омега постоянно ловил на себе странные взгляды двух воспитательниц, сидящих во главе длинного деревянного стола, каких в столовой, помимо этого, было ещё пять штук, и не понимал, с чего такой интерес к его персоне, но решил не зацикливаться, продолжив есть свою порцию риса.       Уже после ужина, когда все легли спать, Тэхён снова уселся за книжку. В сон, конечно, клонило, но чем всё закончится — куда важнее. И вот омега взахлёб дочитывает последние странички, как понимает, что возле него кто-то стоит. Сердце застучало в разы сильнее, ведь парень понимал, что, если это воспитатель, его накажут. Хотя, даже если это кто-то из детей, тоже есть риск наказания, потому что просто-напросто наябедничают.       Омега боязливо высовывает голову из-под одеяла, перед этим погасив лампу, и замирает от испуга: рядом с его кроватью действительно стоят два воспитателя и сурово на него смотрят. Тэхён гулко сглатывает и, кажется, совсем не моргает.       — Я…       — Собирайся и заправляй кровать, — шёпотом произносит один из воспитателей, а брови омежки в непонимании ползут вверх.       — Что?       — Ты не слышал?       — Слышал…       — Тогда живее делай то, что тебе сказали!       — Да…       Тэхён, отложив книгу на тумбочку, встаёт и натягивает свою старую растянутую вязаную кофточку серого цвета, заправляет постель и идёт следом за старшими. Сейчас его будут наказывать. С омегой это случалось редко, но было. Например, когда он взял с ужина три лишних кусочка сахара для себя и Чанми с Сынми, чтобы порадовать, потому что больше одного в день никому брать не разрешалось, а об этом узнали. Тэхён тогда получил десять ударов указкой по рукам и неделю мыл туалеты, а ещё какое-то время его обзывали вором с подачи воспитателей. Надо сказать, что после того случая омега делать этого не перестал, потому что видеть счастливые личики детей из-за такой мелочи было для него слишком важно.       Они идут в полумраке по коридору, деревянные половицы через раз неприятно скрипят, а у омежки всё болезненно крутит в груди от волнения и страха. Наконец один из воспитателей открывает большую дубовую дверь и впускает Тэхёна внутрь. Парень видит за столом в углу комнаты бету в возрасте — директора. Получается, сейчас они в его кабинете.       Но почему?       Тэхён вежливо кланяется и с непониманием смотрит на присутствующих, не осмеливаясь ничего спросить.       — Вот же ж малолетняя потаскуха… — вздыхает директор, окинув омегу брезгливым взглядом. — Ну ничего, теперь ты будешь жить в месте как раз для таких, как ты.       — Ч-что? — Ким не понимает, но в горле противный ком только растёт.       — Тебя сейчас же отправят в приют при церкви, — поясняет бета. — Все нужные бумаги уже подписаны сегодня днём.       — Н-но… — Голос, как и всё тело омеги, начинает дрожать, а глаза наполняются слезами. — Ч-что я т-такого ужасного сделал? — вопрошает он, а первая горячая слеза скатывается по щеке. Разве за чтение книги ночью отправляют в такое место?       — Ты ещё имеешь наглость спрашивать, делая вид, что не понимаешь? — Директор вскакивает со своего кресла и бьёт ладонью по столу. — Я лично видел, как ты сегодня крутил своей задницей перед альфами! Самомнение, самовлюблённость и распутство — тяжкие грехи, Ким Тэхён. Ты не можешь здесь больше оставаться. Только подумай, какой дурной пример ты подаёшь остальным! — не перестаёт возмущаться мужчина, а у омеги в грудной клетке всё скручивается в тугой узел и падает куда-то вниз.       — Д-директор, — шепчет парень, ничего не видя перед собой из-за слёз, — всё не т-так… Вы неправильно п-поняли…       — Закрой свой поганый рот! Откуда мне знать, что ты ещё с ними вытворял?! — Бета снова садится на своё место. — Уведите. За ним уже приехали.       Тэхёна берут за локти, подталкивая к двери, но тот пытается затормозить ногами.       — Нет, директор! Всё не так! Выслушайте, умоляю! — рыдает омега, но дверь перед его носом захлопывается.       На утро семилетние омежки, как обычно прибежав будить старшего, не обнаружат своего оппу. Они увидят лишь сложенное постельное бельё у изголовья кровати и пустую тумбочку возле.