***
Обладатель алых глаз вошёл в уже привычную ему мастерскую, где на широком столе находилась его незаконченная работа, подарок дорогому человеку. Томиока стянул с волос резинку, затем сделал высокий пучок, дабы волосы не беспокоили его во время работы. — Господин Томиока, для чего я понадобился так срочно? — спросил Камадо, сдерживая зёв. — Скажи мне, для кого ты делаешь эту вещицу? — напрямую поинтересовался наставник. За то время, что Танджиро провёл в мастерской Гию, мужчины сдружились. Танджиро не говорил синеглазому о том, для кого предназначался подарок, но тот и не спрашивал. Но так как Томиока всё же спросил об этом, Камадо не стал утаивать. — Однажды я обидел Канао. Честно говоря, мне за те слова до сих пор очень стыдно, поэтому я хочу загладить свою вину. К тому же… — К тому же что? — не унимался Гию, пристально глядя на ученика. — Я не знаю, может… Может, у меня к ней что-то такое необычное. Ну, понимаете, тёплое и романтическое чувство, — парень не мог сразу подобрать подходящих слов, от того немного засмущался. — Понимаю. И догадываюсь что. По этой причине я тебя и позвал. Сегодня ты закончишь своё творение, а затем… Гию подробно объяснил каждое действие, которое нужно выполнить Камадо, чтобы отдать свой должок за помощь с подарком. В плане не было ничего сложного, но интуиция Танджиро подсказывала, что что-то обязательно пойдёт иначе. Кроме того, на небе сгущались тучи. — Я понял. Когда мне это сделать? — Когда вернёшься в дом. Танджиро кивнул и взялся за лак, которым и осталось обработать поделку, чтобы презентовать его Цуюри.***
Пепельноволосый мужчина потёр шею, разминая суставы, затёкшие в дороге. Он встряхнул головой и направился к своему дому, в котором теперь жил изредка. Ему несколько раз приходила мысль продать свою «дачу», однако останавливала невозможность видеться с любимой. Как раз она и занимала все мысли полицейского в последние дни. После разговора с Шинобу Шинадзугава не мог сосредоточиться на работе, как бы ни старался. Мускулистое тело, покрытое рубцами, шрамами, казалось ему слабым и хилым, когда он представлял своё признание в любви желанной женщине. В такие моменты накатывала тоска, и Санеми бился лбом о стол в своём кабинете. Однако Шинобу была права, и мужчина это знал. Канаэ вечно не будет одна, в скором времени в её жизни может появиться кто-то, кто завоюет её сердце, и тогда для Шинадзугавы это станет концом. Санеми решил: как бы боязно ни было, а рассказать о чувствах нужно, даже если в ответ он получит лишь боль. И чем раньше, тем лучше. Теперь он прибыл в Ничирин, чтобы навестить сестёр Кочо, а точнее, Канаэ. Он предупредил об этом Шинобу, чтобы она не удивлялась внезапному визиту. Кроме того, ему нужна была тишина, а сейчас Кочо принимали целую ораву гостей. Это задание тоже укладывалось на плечи фиалкоглазой. В целом приезд Санеми прошёл спокойно, однако его руки всё ещё пробивала мелкая дрожь при мысли о Канаэ. Странно, такого страха не было в школьные годы. «Как же подобрать удобный момент? Что более важно — с чего начать разговор? Что если Канаэ вообще не хочет меня видеть? Почему я вообще решил признаваться? Может такой женщине, как она, и мужчина-то не нужен вовсе? Сколько вопросов, а так мало ответов…» Пепельноволосый покачивался на стуле, рассуждая про себя, когда заметил, что солнце сияет не так ярко, как утром. Небо стало темнеть. «Плохо. Надо поторопиться. Плевать, что Шинобу малолеток ещё не вытащила. И так сойдёт. Дождь именно в этот день такой себе знак…» Санеми надел фуражку и чистую рубаху, чтобы выглядеть перед Канаэ прилично. Усмехнувшись этой мысли, он вышел на улицу и направился к дому Кочо. По дороге он всё раздумывал, как рассказать о своей любви, поэтому шёл не быстро, еле перебирая ногами и чувствуя, как поднимается ветер и треплет его торчащие волосы. Вот перед ним предстали ворота, в которые Шинадзугава уже хотел было постучать, набравшись смелости. Однако дверь скрипнула, распахнулась, и из двора выбежала низкая женщина в одном лишь домашнем платье. На её личике читался лишь гнев. Щёки покраснели от недовольства, а между бровей образовалась складка. Шинобу пробежала так быстро, что Санеми не успел ничего разобрать. Он не знал, о чём думать. Побежать за ней или не стоит? Может быть, лучше ей побыть одной? За Шинобу вышла расстроенная старшая сестра, которая вытягивала руку, словно пытаясь ту остановить. Выражение лица Канаэ было полно раскаяния и сожаления. — Канаэ, что-то случилось?.. Женщина резко обернулась и бросилась в объятия Шинадзугавы, тесно прижавшись к его груди. Мужчине показалось, что по её лицу потекли слёзы, а руки подрагивали. Он приобнял Кочо и погладил ту по голове, стараясь утешить лаской и теплом. — Давай зайдём? Скоро начнётся дождь. Придерживая за плечи, Санеми повёл опечаленную любимую в дом. Но дверь дома распахнулась и из здания вышел полуголый длинноволосый парень со светлыми зелёными глазами, который направлялся точно в ту сторону, куда побежала фиалкоглазая. Юноша исчез за воротами, а пара вошла в гостиную, где собрались все гости Кочо, которые были встревожены произошедшим несколькими минутами ранее. — Дядя Санеми? — Канао, что здесь случилось? Почему Шинобу внезапно вылетела из дома, а Канаэ так расстроилась? Ребята переглянулись, потирая свои затылки. — Присядьте, господин Шинадзугава, — произнёс парень с татуировкой на лбу, и ребята принялись рассказывать. Санеми внимал истории, словно былине, легенде, в которую довольно трудно поверить. Однако то, что рассказали молодые люди, было правдой, и тот факт, что Кочо-старшая сейчас сидела, понурив голову, а Кочо-младшая убежала неизвестно куда в плохую погоду, ещё раз подтверждал всё сказанное. Кроны деревьев нагибались всё сильнее под натиском ветра, а синева небес и вовсе почернела, тяжелея под тучами. «У меня плохое предчувствие»