Свой человек

Адам улыбнулся, читая сообщение, пришедшее по внутренней связи. — Что такое? — Кажется, у меня появился друг, которому очень пригодилась моя помощь, — признался он Юлиусу. — Он написал мне «спасибо». — Хватит переписываться со всякими друзьями, — ревниво пробурчал Миклуха. Адам обернулся. Миклуха улыбался, сложив руки на груди. Не злился. Не ревновал. Дразнил его? Адам не смог справиться с расплывающимися в улыбке губами. — А то что? — А то мы с Юлем уволочём тебя в койку на неделю. Юлиус, сложив руки на груди, игривый тон Миклухи не поддержал. Он всё ещё был космокоп из отдела по киберпреступлениям. Всё ещё офицер Гамберт при исполнении. Хотя его рабочий день официально закончился ещё сорок минут назад. Он спросил: — Как Ботсвана и его люди? — Что им сделается в крио? — беспечно ответил вопросом на вопрос Миклуха. На взгляд Адама, использовать криозаморозку для того, чтобы преступники не сбежали, было немного радикальным способом ареста, но Миклуха его успокоил. Объяснил, что в экстренных случаях они имеют право класть людей в крио, если существует угроза их здоровью. Во время задержания Ботсвана получил ранение в бедро, когда пытался лишить жизни одного из киборгов, так что его замораживание было обосновано. Но Адам сомневался, что сломанный указательный палец одного из подельников Ботсваны и вывих плеча второго являются достаточными основаниями и для их заморозки. — Пусть полежат на холодке. Зато не сбегут. И жрать давать не надо. — Миклуха был непреклонен. Он не собирался упускать Ботсвану из рук ещё раз. — Как вспомню, сколько мне пришлось бегать за этим паскудой, так хочется ему и вторую ногу проткнуть. Чтобы уж точно. Миклуха был сегодня в хищном, кровожадном настроении. Адам упивался им. — Чем теперь займёмся? — Миклуха вкрадчиво произнёс все три слова, и Адам отлично понял, на что он рассчитывает. В животе сладко потянуло. — Надо составить отчёт о задержании, — ответил Юлиус, развернулся и отправился в рубку их корвета. Миклуха хмыкнул ему вслед и бросил на Адама сложный взгляд. Адам, закусив щёку изнутри, отправился следом за Юлиусом, попутно ухватив Миклуху за рукав форменного полицейского комбинезона. Проходя мимо каюты, ближайшей к кладовке, которую они превратили в кухню, Миклуха вздохнул. — Можно пока пожрать приготовить, — пробормотал он. — Проявить сознательность... Как он вечно говорит. — Поесть и в столовой ОЗК можно, — осторожно напомнил Адам. Уж очень ему не хотелось упускать нарисовавшийся шанс и терять нужное настроение у Миклухи. — Это бутерброды-то? — Миклуха фыркнул. — У нас там натуральная замороженная печень, лук, рис, всего-то и надо обжарить и закинуть тушиться, а ты мне предлагаешь опять питаться бутербродами? — похоже, Адам немного погорячился по поводу настроения Миклухи. — Они сказали, что с их главным поваром что-то случилось... И что это временно. — Да ну и ладно. Короче, давай на кухню, поможешь мне. Всё равно не могу, когда он так... — Юлиус? — Угу. Будто ничего нет, — Миклуха открыл кладовку и полез в морозильник. Ему нравилось готовить. Вся его еда получалась основательной, питательной и сытной. Адам любил есть то, что Миклуха готовил. — Но ты же знаешь, что есть. И я знаю, — Адам прихватил с полки упаковку с рисовыми зёрнами, пару крупных луковиц, морковь и банку консервированного гороха. Консервы и корнеплоды Миклуха покупал у знакомого поставщика с какой-то аграрной планеты. — Ну кому он что-то пытается доказать? — Миклуха пнул дверь каюты-кухни ногой, и та перед ним раскрылась даже без прикосновения к сенсорной панели. Искин на корвете был установлен понятливый, Миклуха его сам настраивал, звал Маринкой Первой и всячески любил с ней общаться. Поначалу. Потом отчего-то отключил звук и убрал визуализацию. Впрочем, Юлиус отнёсся к отсутствию грудастой брюнетки на голоплатформе положительно. — Может быть, самому себе? — Что именно? — Что может нам сопротивляться. Что всё ещё остаётся собой и не зависит от нас... Миклуха, подойдя к плите, развернулся. — Но он зависит, — и, бряцнув на конфорку сковороду, полез за маслом. Адам поставил печёнку размораживаться в микроволновке, а рис засыпал вариться. — Ему надо дать больше свободы. Чем больше человек ощущает свою зависимость, тем сильнее старается абстрагироваться от заинтересовавшего его предмета. Это подсознательная попытка обезопасить себя... — От чего? — От повторения негативного опыта в прошлом, наверное. — Адам пожал плечами. — Тот его инопланетный друг альфианин? — нотки ревности в голосе Миклухи были забавны. — Не знаю. Об этом не стоит говорить. Если захочет, расскажет сам. Не думаю, что это важно. — Лук порежешь? — И кто из нас готовит, я или ты? — ехидно уточнил Адам, но согласно взялся за луковицу. Готовить сам он не то чтобы не любил... Но ему не нравилось видеть, как еда, на которую затрачен его труд и час, а то и полтора времени, целиком съедается за каких-то пятнадцать минут. Это обесценивало весь процесс приготовления пищи. Правда, с Миклухой ему нравилось готовить. Потому что в процессе Миклуха разговаривал с ним, о чём-то рассказывал, делился мыслями. За такое можно и лук порезать. Адам задействовал программу нарезания колечками и расправился с очищенными луковицами за несколько секунд. Миклуха одобрительно хмыкнул и скинул нарезанные кольца с доски на сковородку. За морковь взялся сам, а Адам без просьб зарылся в ящик с вилками и ложками в поисках открывашки для банки с горошком. Найдя искомое, обернулся к Миклухе и сказал: — Мне кажется, у нас всё идёт неплохо. Нужно только немного подождать. — Ты разговаривал с ним? — закончив с морковью, Миклуха принялся за печёнку. Он остановился с острым ножом в руках и посмотрел на Адама. — Он говорил тебе что-нибудь... ну... обо мне? — Нет. Юлиус не любит говорить. Он всё держит в себе. — Понятно, — Миклуха нахмурился. — Я надеялся... — Тут и без слов всё ясно, — Адам улыбнулся. — Он без нас не может. Мы ему оба нравимся. Он нас хочет. — Не похоже, — голос Миклухи прозвучал почти с обидой. — Или ты хочешь сказать, что чем сильнее он нас хочет, тем больше ведёт себя, будто испорченная стерва? Адам постарался не смеяться слишком громко. — Примерно это и хочу сказать, да. — Ну-ну. — В масле на сковородке зашипела, заскворчала нарезанная кусками печень. Включилась и загудела автоматическая вытяжка над плитой. Теперь было нужно недоваренный рис соединить с овощами, пожарить, оставить томиться... Адам вздохнул и подумал, что ещё ни одно занятие сексом не казалось ему таким сложным, как готовка еды. Секс — он проще. Гораздо. Особенно, если часть манипуляций можно спихнуть на уже прописанные программы. Он покосился на очистки моркови и лука, коснулся пальцами небольших зелёных листочков от морковной ботвы. Сегодня он впервые видел столько растений вокруг себя: кустов, листьев, деревьев. Да, кажется, когда-то давно, ещё у первого хозяина, он жил в доме, вокруг которого был разбит сад. В саду был газон, дорожки и несколько деревьев, или, может быть, кустов. Тогда Адам не обращал внимание на растительность. А сегодня впервые обратил. — Мик?.. — позвал он. — Да? — А можно я здесь что-нибудь посажу? — М? Фсмсле? — невнятно уточнил Миклуха, самым наглым образом поедая недожаренный кусок печёнки прямо со сковородки. Типа, на соль попробовал. — Какой-нибудь кустик или цветок. — А-а. Ну... Можно, конечно. Отсюда по дороге будет галамаркет, можем завернуть и купить комнатных растений. Говорят, они даже воздух кислородом насыщают. Фикус там какой или... не знаю... — Спасибо! — Адам просиял. Обогащение кислородом воздуха — это, конечно, хорошо. Но главное ведь то, что они смогут цвести. И виться. И расти. И... Он вздохнул, тщетно стараясь подавить в себе странное нервное возбуждение. Лес, конечно, вырастить не получится, но если развесить несколько горшков, дополнительно укрепить их вместе с субстратом, чтобы обезопасить от внезапных перегрузок и возможных проблем с отсутствием гравитации, расположить их, скажем, на полках, по стенам, снабдить помещение дополнительными светильниками... Он сорвался с места и ринулся к двери, на ходу поясняя: — Надо почитать, какие цветы лучше всего брать! Я зайду на сайт и... Дверь перед ним распахнулась раньше, чем он успел дойти до порога. Юлиус шагнул в кухню и уставился на Миклуху, развернувшегося от плиты с лопаточкой и прихваткой наперевес. Такой уютный, привычный, успокаивающий. В отличие он него, Юлиус выглядел подтянутым, стройным и оттого казался холодным и отстранённым. Хоть сейчас на агитационный голо-плакат «А ты записался в космополицию?» — Стерва, значит? — въедливо уточнил Юлиус. Миклуха отложил прихватку на крышку сковороды, лопаточку — на специальный держатель, развернулся и упёр руки в бока. — Ты отчёт писать, кажется, собирался? — И писал. Пока вы не... — А на хрена подслушивать? Адам понял, что о растениях ему сейчас будет не почитать. Нужно спасать положение... Вот только как? Он ощутил вину за то, что фактически согласился со словами Миклухи, не опротестовал их, не пожурил его. Наоборот, подтвердил. Будто тоже согласился, что да, он думает точно так же. — Юлиус, прости... — пробормотал он, но Юлиус остановил его извинения одним взмахом руки. — Погоди, Адам. Это между нами. Миклуха подобрался, набычился, на его челюстях заиграли желваки. — Чо «между нами»? — Да вот я и вижу, что ничего, — ответил Юлиус. Адам заледенел, обмер. — Ходишь вокруг меня, будто я сахарный и растаю, с Адамом о чём-то договариваешься... Проблемы изображаешь, а потом страдаешь, что они есть, и ты их не можешь решить. А ведь ничего нет, Мик. Ни проблем, ни всего остального. — Юль, я... — Теперь Миклуха выглядел озадаченным. Юлиус обошёл стол и приблизился к плите. Адам подумал, что примерно так они сегодня с отрядом киборгов окружали пещеру, в которой обнаружили преступников. — Слушай, ну я не должен был так о тебе го... — Хочешь — так спроси. Сделай. И не хрен ныть, — жёстко перебил его Юлиус, подойдя к Миклухе и скрестив руки на груди. У Адама отлегло от сердца. А потом заново прилило напряжением, идущим уже не от неудобности ситуации, а он них. От его Миклухи и Юлиуса. От того, как они друг друга сверлили хмурыми недоверчивыми взглядами. Да, у Юлиуса он тоже был недоверчивым. Будто он сам себе не верил, что сказал то, что сказал. Что действительно устал ждать и пошёл на сближение сам, что предложил. Себя. Миклуха сделал всего одно небольшое движение и оказался к Юлиусу вплотную, ещё немного и прижмётся к его телу грудью и бёдрами. Раздул ноздри, будто дожидаясь, когда таймер в нём отсчитает последние секунды, необходимые Юлиусу на то, чтобы дать ему в морду за наглость. Но вот таймер закончил тикать, а в морду Миклуха так и не получил. Юлиус вздёрнул бровь. Наверное, нелегко смотреть в лицо человека, который стоит так близко от тебя? Глаза в кучку сходятся? Миклуха медленно наклонил голову, потянулся... И Адам машинально закусил костяшки пальцев в глупом и непонятном жесте, со стороны наблюдая, как Миклуха и Юлиус первый раз целуются. О-о-о, это выглядело так ошеломляюще, что он забыл, что должен дышать. Его Юлиус и Миклуха целовались. И Юлиус сам пришёл. Этого Адам от него не ожидал. Внезапно Юлиус шевельнул руками, вскинул их, будто чтобы обхватить Миклуху за плечи, но замер на середине движения, опустил их по швам, шевельнул ими опять, неуверенно и несмело, всё ещё не решаясь к Миклухе прикоснуться. Миклуха прикоснулся к нему сам, правую руку положив ему на затылок, а левой схватив за плечо. Адам подался было к ним, но что он мог сделать? Они всё прекрасно делали сами! Юлиус сделался жадным, как только догадался, что его поступок дал положительный эффект, повёл в поцелуе, углубил его, наступая языком и губами, но Миклуха почти сразу перехватил инициативу, попросту толкнув его к столу. Юлиус попятился, натолкнулся на спинку стула, взмахнул рукой, отталкивая от себя неудобную мебель. Второй стул отпихнул Миклуха, целенаправленно пнув его ногой. Потом почти жёстко усадил Юлиуса на столешницу, да ещё и рукой придавил на грудь, принуждая откинуться. Юлиус, тяжело переводя дух, облокотился на руки и смотрел на него снизу вверх. — На столе? Что, правда? — спросил он. — Как в дурацкой мыльной опере? Адам осторожной тенью проскользнул мимо Миклухи и опрокинутых стульев к плите и выключил конфорку. Еда дойдёт сама, и не пригорит. — Ну ты и стерва, Юль. Самая настоящая, — сказал Миклуха, наклоняясь над столом. Юлиус успел коротко рассмеяться прежде, чем его снова поцеловали. Миклуха обожал смотреть мыльные оперы, а Юлиус всячески его за это критиковал. Фонотека корвета битком оказалась набита многосерийными сериалами преимущественно о большой и вечной любви. Гораздо меньшую долю в этих сериалах составляли фильмы-катастрофы, где планеты или взрываются, или захлёбываются потопами, и боевики с брутальными героями, перестрелками и погонями. Предложить им пойти в спальню или не встревать? Адам нерешительно замер у стола. Уйти и не мешать? Да не уйдёт он, ни в жизнь! — Стерва... — пробормотал Миклуха, кажется, кусая Юлиуса за шею. Тот, зажмурившись, только крупно вздрагивал, не сопротивляясь. Его руки теперь лежали у Миклухи на плечах. — Я думал, тебе и Адама хватает... — Юлиус стрельнул глазами в его сторону, безошибочно определив его местоположение. — Думал он, — рыкнул Миклуха, стискивая его пояс ладонями, будто хотел свести их вместе, а Юлиуса между ними раздавить. Юлиус в ответ выгнул спину и раздвинул колени шире. Миклуха удобно устроился между ними, надвигаясь ближе. Адам заметил, что член у него уже выпирает через ширинку комбинезона. Какой... восхитительный неуставной вид. Полицейская форма прекрасно оттеняла их возбуждение. Миклуха решительно и твёрдо опустил руку Юлиусу на живот. А потом спустил ещё ниже, ладонью и пальцами обхватывая встопорщенный бугор. Юлиус издал мягкий и довольный возглас, вздёрнул бёдра вверх, умудрившись упереться подошвой ботинка в край стола. Миклуха осклабился и посмотрел на Юлиуса сверху вниз так, будто тот был его... ну, к примеру, завтраком. — В спальню! — решительно приказал Адам, и они оба повернули головы на звук его голоса. Миклуха отчего-то выглядел виновато, а Юлиуса явно позабавило его ультимативное требование. — Вам лучше раздеться, — пояснил Адам. — И на кровати удобнее. Миклуха глянул на него с благодарностью, но, когда Юлиус встал со столешницы, снова переключил своё внимание на него. Уже привычно вжался в его ягодицы своими бёдрами, прижал обратно к столу, на этот раз принуждая улечься на него грудью. Смотрел он при этом Адаму в глаза. Будто одновременно нагибал над столом и его тоже. Адам осторожно сглотнул, не решаясь прерывать зрительный контакт первым. Юлиус застонал, приковывая их внимание к себе. Одной рукой он опирался о стол, а другой дёргал держатель магнитной застёжки у горла, стараясь выпутаться из комбинезона. Миклуха схватил его за плечи, вздёргивая вверх. — Спальня рядом, — рыкнул он коротко и почти подтолкнул Юлиуса вперёд, принуждая идти первым. В каюте, из которой они и здесь сделали спальню, как на утилизаторе, объединив койки и сняв переборки, самым первым разделся Адам, справедливо полагая, что в дальнейшем одежда ему будет только мешать. Потом, глядя, как скупыми и быстрыми движениями избавляется от формы Миклуха, он постарался с такой же скоростью раздеть Юлиуса, давясь невысказанным восторгом: сам решил, сам пришёл. Это был неожиданный вариант развития событий в их отношениях, но и самый замечательный. Юлиус, тяжело дыша, замер, разглядывая Миклуху, сидящего на постели на расстоянии трёх шагов от него. Казалось, так близко — руку протяни, но Юлиус отчего-то медлил. Миклуха тоже сидел, комкая в руках собственную футболку, и не делал ни шагу вперёд. Два нерешительных идиота! — мысленно воя от досады, хотел бы обругать их Адам. Ведь на кухне всё так хорошо начиналось. — Юль? — позвал он Юлиуса сокращённо. Так к нему обращался только Миклуха, за что регулярно получал отповедь. Юлиус обернулся, и тогда Адам привычно обнял его, прижался, буквально вдавил себя в его обнажённое тело, с восторгом ощущая, как обняли его руки, как губы ожили, впиваясь в рот. Любую нерешительность можно прогнать действием! Адам попятился к кровати, и Юлиус пошёл следом, не разрывая поцелуя и собственнических поглаживаний; казалось, его ладони живут собственной жизнью и пытаются отметить своим прикосновением Адама везде, докуда могут дотянуться. Плечи, шея, спина, поясница, ягодицы, опять поясница, живот и бёдра... А вот это уже руки Миклухи. Адам застонал, и не думая скрывать, как ему хорошо. Оттого, что Миклуха тоже включился в игру и тоже его гладил. Отодвинувшись от Юлиуса, Адам повернулся назад, выгибаясь в позвоночнике; гибкий киборг; да, ему удобно. Повернулся и нашёл губы Миклухи, чтобы поцеловать. Руки Миклухи едва заметно тряслись. Он вскочил на ноги, прижимаясь к Адаму с такой силой, будто хотел его раздавить собою. — А теперь целуйтесь, — прохрипел Адам сильнее обычного, но вряд ли кто-то из людей это сейчас заметил. Юлиус, тяжело дыша, посмотрел на Миклуху, а потом потянулся к нему, для верности прихватив цепкими пальцами за плечо. Миклуха охотно подался ему навстречу. Охотно. Желанно. Ткнулся губами в его рот, как голодный завоеватель врывается в неприступный город, желая всего и сразу. Юлиус, не ожидавший подобного напора, сдался почти без боя, и вид у него сделался ошеломлённый. Он прикрыл глаза, и руки его схватились за плечи Адама, чтоб только бы устоять на ногах. Адам поцеловал его горло, нежа губами тонкую кожу, спустился к шейной выемке возле плеча, провёл пальцами по животу, легко дразня, встречая дрожь, трепет и приглаживая вставшие дыбом из-за гусиной кожи волоски. А потом вывернулся из обхвативших его рук, и Юлиус машинально схватился за плечи Миклухи, потеряв опору. Его толкнуло, притянуло, будто примагнитило. Миклуха обнял его, быть может, сильнее, чем нужно, в конце концов, Юлиус не сбежит, его не надо сжимать так крепко, что даже костяшки пальцев побелели от напряжения... Но Юлиус не возражал, он льнул, тянулся, — так лоза льнёт и тянется к стене дома, чтоб обрести необходимую ей опору. Лоза... Интересно, а какие вьющиеся растения разрешат ему завести на корвете? Адам осознанным усилием прогнал из головы мысли о своём будущем саде. Это всё не срочно, это подождёт. А вот Юлиус уже ждать не мог. И так уже долго ходил и смотрел на Миклуху, два месяца и уже почти две недели в придачу. Сразу, как только его увидел, заинтересовался. Но ведь тогда Миклуха ещё не обращал внимания на мужчин. Это сейчас он, попробовав Адама, согласен вступить в секс с человеком мужского пола. А раньше он бы и не стал рассматривать Юлиуса в качестве партнёра. И Юлиус это прекрасно понимал. Потому, собственно, и не позволял себе ни единым жестом дать понять Миклухе, что считает его привлекательным для себя. — Юль? — шепнул Адам, пристроившись к его спине и поглаживая напряжённые плечи. Слишком напряжённые. — Ты ведь мечтал об этом? Да? Как он поцелует тебя, сожмёт в объятиях? Юлиус отвел ему низким коротким стоном, который Адам расшифровал как «не смей болтать лишнего, когда я в таком зависимом положении от объекта своей страсти»; его плечи закостенели ещё сильнее, что казалось невозможным. Адам усмехнулся. Ну-ну. Сейчас-то он ему ничего приказать не мог. — Да, я помню, как ты говорил, что хотел бы отсосать ему. Как ты мечтал о его члене. Как думаешь, сможешь взять его целиком, он поместится в тебе весь? Юлиус крупно задрожал; должно быть, Миклуха его укусил или стиснул пальцы в объятиях слишком сильно. Трудно слушать о себе такое и никак не отреагировать. — Что, Юль? Правда? — спросил Миклуха, шепча ему в рот. — Н-н-н... — только и смог ответить Юлиус. Он тяжело дышал. — Юль, сделай это, — правильный тон и правильная просьба. — Я этого очень хочу. Юль, пожалуйста. Юлиус задохнулся, неизвестно чего ещё дожидаясь. Быть может, просто хотел справиться со своим недоверием?.. Миклуха сел на постель боком, потом, согнув колено, двинулся дальше, попутно умудряясь тянуть Юлиуса к себе. Его член, уже почти полностью вставший, толстый и дразняще украшенный темнеющими под тонкой кожей венами, зазывно покачивался. Адам сглотнул слюну, чтобы справиться со своим неуместным сейчас желанием взять его в рот и сразу пропустить в горло. Уж он-то мог это сделать, его конструкция и специальные программы это позволяли. Но Миклухе сейчас нужно не это. Не глубокий минет в исполнении секс-киборга, ему нужен именно Юлиус. Наконец-то. — Юлиус, ну возьми... — Миклуха стиснул свой член у корня пальцами, приподнимая его, будто дразня Юлиуса таким желанным ему сейчас предметом... Нет, не предметом, символом. Юлиус, взобравшись на постель на четвереньки, замер над Миклухой, осматривая его и предлагаемый ему приз, словно решал, достойно ли вот это вот всё его внимания. Миклуха протянул руку и погладил Юлиуса по голове, неуклюже вплетая пальцы в его тускло-серые волосы. Юлиус решительно отмахнулся от этой ласки, но придвинулся к Миклухе ближе, протянул к его члену руку и взялся за него, замер, будто задумчиво примерялся к фронту предложенных работ. Как можно было вести себя настолько неторопливо и медленно, когда его сердце, — Адам слышал это по участившемуся стуку, — готово было выскочить из груди? Юлиус наконец наклонил голову, и Миклуха со всхлипом вздохнул, втянул в себя воздух сквозь сжатые губы, стиснул пальцы в кулаки, уложив руки вдоль своего туловища, больше не решаясь трогать Юлиуса лишний раз. Ну, вот это он зря. Им было нужно больше физического контакта, больше близости. Адам осторожно погладил Юлиуса по бокам и напряжённым бёдрам, разгоняя мурашки, заставившие его кожу сжаться. Пускай больше расслабится, ему же самому станет легче. Миклуха большой и потрясающе вкусный, когда головка его члена так приятно и гладко прижимает корень языка, продвигаясь дальше в горло... так, не думать об этом сейчас. Сейчас всё это — для Юлиуса, пусть сам попробует. Адам прижал к его ягодицам раскрытые ладони, массируя и сжимая напряжённые мышцы, круговыми движениями сперва едва заметно, а потом сильнее раздвигая их в стороны, открывая своему взгляду сжавшееся отверстие между ними. Он уложил на него пальцы, и Юлиус сперва сжался сильнее, а потом почти сразу расслабился. Рефлекторно или намеренно? Впрочем, в силах Адама было превратить рефлекс в сознательное действие. Он смочил пальцы своей слюной и повторил, усилив нажим. Юлиус застонал, когда его пальцы проникли внутрь. Да, пусть стонет. Миклуха, зажмурившись, сидел, задрав лицо к потолку. Крайне напряжён. Хорошо. Юлиус впустил в себя его пальцы, и Адам вовсю воспользовался разрешением действовать. То и дело смачивая их слюной, облизывая растягивающуюся кожу на входе, — каждый раз ощущая прикосновения его языка, Юлиус так замечательно сжимался и вкусно стонал, — он медленно вводил и вынимал их, имитируя рукой толчки. Внутри Юлиус пульсировал и, казалось, втягивал его в себя из-за неутолимого желания. Может и так. Адам по кругу помассировал его в глубине, добиваясь громкого протяжного стона и дрожи. Юлиус прогнул поясницу, переступая коленями по постели, подставился, делая его возможные толчки ещё глубже. Адам извлёк пальцы, растягивая ими вход, натягивая нежную кожу по максимуму, потом втолкнул в Юлиуса сразу три, медленно, но неотвратимо, давая ощутить натяжение мышц и давление. А потом принялся вылизывать кожу на копчике, обильно смочив её слюной. Юлиус заёрзал, задвигался на его пальцах, нетерпеливый, неизвестно чего жаждущий. Адам глянул поверх его опущенной головы и вздёрнутых крыльев лопаток и встретил заинтересованный взгляд Миклухи. Пусть смотрит, Адаму не жалко. Капризный стон Юлиуса дал понять, что он отвлёкся. Адам вернулся к своему занятию, почти медитативному, но дающему такой отменный результат, что о спокойствии и речи не шло. Распалённый Юлиус на его пальцах, горячий, сжимающийся. Адам влажно поцеловал самую сердцевину, запуская язык меж раздвинутых пальцев, давая Юлиусу почувствовать его скольжение, его влагу. Миклуха застонал. Должно быть, Юлиус наконец-то сделал что-то... Быть может, взял его глубоко, на пределе своих человеческих возможностей? Миклуха не справился с собой и схватил Юлиуса за волосы, сжал в кулаке встопорщенные вихры. Адам втолкнул пальцы глубже, сразу четыре, растягивая Юлиуса ладонью, нащупал простату, принялся наглаживать её так, как Юлиусу это нравилось, с нажимом продавливая в неё кончики пальцев. И — жульничество, конечно, но почему он не должен использовать все имеющиеся у него средства? — подключил самый слабый режим вибрации, тот самый, от которого, по словам Юлиуса, у него гудело в костях. После такого Юлиус не то что руку Миклухи в своих волосах не заметит — не заметит, даже если Адам вставит в него весь кулак. Не то чтобы сейчас Адаму именно этого хотелось. Сейчас было не время для подобного экстрима, вот так-то. Миклуха теперь смотрел на Юлиуса цепко и жадно, явно желая чего-то большего, а ещё он периодически морщил лоб и закусывал губы, явно давя в себе стоны. Наверное, Юлиус всё делал хорошо. Юлиус, его Юлиус. Сжимался на пальцах, вздрагивал от вибрации в простате и раз за разом низко наклонял голову, время от времени двигая рукой, удерживая член Миклухи у своих губ. Адам сейчас так хотел своего Юлиуса. Очень. Он поудобнее переступил коленями, приставил свой член к растянутому входу, легко надавив головкой на влажную, раздающуюся под давлением кожу, и втолкнулся внутрь. Пальцы пришлось убрать из глубины, но Адам всё равно оставил два, продолжая натягивать и без того напряжённые мышцы до предела. В конце концов, виброрежим у него не только в пальцах есть. Юлиус содрогнулся и только ниже опустил голову. Миклуха опять зажмурился, потом, не сдержавшись, потянул Юлиуса к себе. Адам заметил, как напряглась его рука, как напряглись его обе руки и ещё жилы на шее. Лицо у Миклухи покраснело, даже кожа под бородкой, краснота переползла на грудь, Миклуха жадно дышал и время от времени пожирал их взглядом, не только Юлиуса, но и его, Адама. Адам включил виброрежим, внутренне корчась от собственных ощущений; зуд, и дрожь, и ускоряющийся кровоток, — всё, что мог бы ощутить Юлиус, доставалось и ему. Головка члена просто загорелась от возбуждения. Но Адам не собирался блокировать ни одно из этих ощущений. Он со своими людьми, он не будет лишать себя ни единой толики ощущений, что приобретает рядом с ними. Уложив на ягодицы Юлиуса ладонь с широко расставленными пальцами, а потом как следует сжав их, Адам склонился и сделал первый толчок. Юлиуса мотнуло вперёд, он зажался, подался назад, закашлялся. Застонал коротко и почти жалобно. Пусть жалуется, пусть. Как только он склонился обратно к Миклухе, Адам осторожно вынул член до середины и вновь втолкнул его внутрь Юлиуса, удерживая пальцы у входа, продолжая натягивать, продолжая вибрировать, продолжая... Скоро Юлиус приноровился принимать его член, скоро Миклуха начал издавать негромкие звуки на каждом выдохе. Дышал он размеренно и глубоко. Даже Адам подчинился ритму его вздохов и стонов. Впрочем, ненадолго. Зная, что может не сдерживаться, он первым сломал неторопливый и тягучий ритм своих толчков, ускоряясь. Юлиус, словно догадавшись, что это значит, прогнулся глубже в пояснице, подставляясь для него, хотя казалось, что человеческое тело не может гнуться так, почти переламываясь пополам. Юлиус со стоном вжался в постель, потираясь членом, но у Адама были другие планы, он вздёрнул его на колени, засаживая глубоко, как мог, последние толчки он отдал Юлиусу резкими и рваными фрикциями, со шлепками торопливо засаживая во влажное, растянутое им же самим отверстие. Юлиус, склонив голову, замер, как будто прислушиваясь к себе. К нему. Миклуха смотрел. На него. Адам опустил взгляд, склонил голову, разглядывая спину Юлиуса, несдержанно застонал, нетерпеливо и жадно встречая приход своего оргазма. Его сперма густо полилась из Юлиуса, как только он вытащил из него свой член. Обессиленный и удовлетворённый пока, на время, Алам прильнул к спине Юлиуса, жалея, что не может накрыть его собою, будто одеялом. Не хватит рук, тепла, сил. Юлиус пошевелился, глубоко и размеренно дыша. Ему хотелось ещё, но он терпеливо ждал. Адам поцеловал его в середину позвоночника, благодарно прижимаясь губами к выемке между лопаток. Юлиусу нужно было дать больше. Адам подхватил его под руки, заставив приподняться, и толкнул вперёд, Миклухе в объятия. — Давай теперь ты, — сказал он, поглаживая Миклуху по предплечью. Он зашевелился, но как-то медленно, неосознанно. Смешной. Юлиус оказался понятливей. Он привстал, усаживаясь ближе, оперся на грудь Адама, присевшего рядом на пятки, обхватил член Миклухи, — влажный, блестящий от собственной слюны и смазки, — жадной до дрожи рукой, направил его в себя. Головка заскользила по растянутому входу, щедро сдобренному спермой Адама. Миклуха закусил губу, отмер, схватил Юлиуса за колено, раздвигая его ноги шире, стиснул пальцы, — наверняка до будущих синяков, — продавливая их в кожу до самой кости. Юлиус застонал, и было понятно отчего: Миклуха толще, объёмнее, с Миклухой он ещё никогда не был вот так. Адам сжал руки на поясе Юлиуса, подался вперёд, давая ему дополнительную опору и возможность двигаться. Согнутая в колене нога Юлиуса напряглась, напряжённые бёдра задрожали. Он, совершенно не скрываясь, со вкусом стонал от каждого толчка и движения. Юлиусу было хорошо. Наконец-то хорошо и правильно. Адам закусил кожу на его шее сбоку, впился в неё губами, втянул ртом, удержал зубами, когда та, влажная, начала выскальзывать. Ему уже хотелось снова, снова быть с ними. Вторая рука Миклухи огладила бедро Юлиуса, словно не решаясь... Правильно, не решаясь. Адам нагнулся вперёд, уверенным жестом укладывая пальцы Миклухи Юлиусу прямо на член. — Подрочи ему, — сказал он, хотя говорить Миклухе ничего явно не требовалось, он и без слов понял. Задвигал ладонью уверенно и чётко, как будто времени у него было всего ничего, три минуты, чтобы быстро передёрнуть. Зачем он так торопится? Или времени действительно не осталось? Юлиус схватил ртом воздуху и застыл, пристально глядя Миклухе в лицо. Какой потрясающий момент единения. Адам опять уткнулся ему в шею, остро переживая собственные невыразимые ощущения; наверное, их можно было приблизительно охарактеризовать как моральное удовлетворение. Когда живот под его пальцами напрягся, а Юлиус шумно задышал, кончая, Адам подумал, что сейчас кончит тоже, просто за компанию, от своего морального удовлетворения, которое в этот момент просто зашкалило. Миклуха взрыкнул и вскинулся, раскачивая Юлиуса на себе, поддавая его вверх короткими резкими толчками. Потом замер, старательно переводя дух. Потом Юлиус зашевелился, неуклюже запутавшись в коленях, руках, в объятиях Адама... Повернулся, прижался щекой к его щеке, прошептал: — ...ну вот, — ни к чему не обязывающие слова. Ничего не проясняющие, но Адаму и так всё было понятно. — Помоги, — попросил его Миклуха, и вдвоём они сняли Юлиуса с его колен и уложили тут же, на постели. Юлиус с удовольствием, медленно вытянул ноги и вздохнул. Адам прильнул к нему с одного бока, Миклуха — с другого. Они чуть ли не впервые лежали так. — ...кажется, я счастлив, — тихо сказал Адам, опасаясь спугнуть то ощущение, для которого наконец нашёл определение. Миклуха повернулся на бок, лицом к нему. — Будешь ещё счастливее, когда пожрёшь. — Из них троих кто-нибудь один всегда думал о насущном. — Если, конечно, еда не сгорела. Судя по тому, что пожарная тревога ещё не вопит... — Я выключил, — Адам улыбнулся. — Не хочу сейчас ничего, дайте полежать, — пробормотал Юлиус. Он до сих пор то и дело вздрагивал, глубоко вздыхая, а пальцы его правой руки... Ох, Адам бы хотел, чтобы это были его собственные пальцы. Запустить их так глубоко, чтобы Юлиус вымученно и протяжно стонал, ещё громче, чем сейчас, наслаждался его движениями и сам подавался ему навстречу. А Миклуха пусть в это время берёт его сзади, пусть трахает теперь его своим восхитительным и большим членом-м-м... — Давайте подождём, — предложил Адам. — Всегда можно разогреть. Юлиус издал согласный звук и прикрыл глаза. Адам переглянулся с Миклухой и склонился над Юлиусом, осторожно и медленно поводя рукой сперва по его животу, ещё в потёках спермы, в затем — по выступам подвздошной кости, к тонкой и нежной коже, опушённой мягкими курчавыми волосками, где сейчас лежал совершенно обессиленный и вялый с виду член Юлиуса. — М-м? — спросил Юлиус, когда Адам склонился над ним с лукавой улыбкой. — Ты спи, ничего, — сказал он, прежде чем откинуться носом в тёмно-русую поросль и облизать горячую солёную кожу. Юлиус сжался и вздрогнул. Наверное, спать он не сможет. И хорошо. Миклуха с жадным и внимательным выражением в глазах следил за тем, как член Юлиуса начинает подниматься и расти. Адам уже давно вычислил его пределы и знал, что пока Юлиус их ещё не достиг. Ну что ж, они с Миклухой помогут дойти ему до конца. И сегодня, и впредь. И так долго, как им всем троим этого будет хотеться. Всегда. Вместе. Адам на мгновение зажмурился, заново переживая своё личное счастье.