Позорище.

Я уже давно забыла, когда лето дарило мне радость, как многим другим моим однокурсникам. Каждый день в собственной комнате становится лишь списком прочитанных книг, что мне покупает прислуга. Не сказала бы, что я серьезно обдумала своё поведение — как бы я не пыталась переписать семейные традиции под себя, всё-таки оказалось невозможно сбежать из этой позолоченной клетки. Регулус был прав, если Северус меня не полюбит, то всё это элементарно не имеет смысла. Однако я совру, если скажу, что у меня совсем не было «посетителей». Целитель Шульте исправно заходит каждые две недели летом и каждые три дня в зимние каникулы, даже если в этом нет никакой надобности. Только вот его последний визит не подарил мне былого «облегчённого вздоха». — Можете одеваться, - каждый раз отчеканивает он и поправляет свой монокль, заканчивая осмотр. Его осанка всегда отточенно ровная, а халат целителя такой кристально белый, что рябит в глазах. - Скажите, Авелин, у вас в последнее время не было неких… «потрясений»? Вы не чувствовали, что опухоль проявляет себя? — Нет, - нагло вру я, расправляя сорочку, и Шульте прекрасно это понимает, поэтому не отрывает взгляда. - Ладно. Совсем немного… я разозлилась и… — Плохо, - с тяжёлым вздохом произносит целитель, просматривая мою карточку и что-то там записывая, точно царапая пожелтевшую бумагу. - Очень, очень плохо… — Почему? - вопрошаю я, принимая сидячие положение. Пытаюсь заглянуть в его записи, но он отсаживается чуть дальше. - Что не так? — Опухоль начинает обволакивать сердце, - с притворным спокойствием произносит Шульте, подняв на меня глаза. - Если раньше это был маленький кусочек, то за несколько месяцев она увеличилась почти в полтора раза. От его слов у меня по коже пробегает табун мурашек и выступает холодный пот. Я испуганно бегаю глазами по его лицу, что в кое-то веки пропиталась сочувствием сквозь его немецкую педантичность. Но от этого мне не становится легче. — И что мне с этим делать? - спрашиваю так, чтобы он не услышал дрожи в моём голосе. В ответ молчание, от которого я больше не в силах сдержать ужас. - Неужели, больше н-нельзя что-то сделать? — С ваших одиннадцати лет мы сдерживали её рост. Если бы она осталась того же размера, то вы смогли бы спокойно жить, не обращая на неё внимания, но теперь… - Шульте замешкался, перелистывая свои бумаги. - Я… признаюсь вам честно, что не могу чего-то гарантировать. Но, когда она полностью накроет сердце, вы станете обскуром… Я поговорю с мистером Малфоем. Насколько мне известно, появился во Франции один мастер-самоучка, что может из ермеевита изготовить украшение, сдерживающее подобные болезни… Я уже начал с ним переписку, он готов взяться за ваш случай. Это стало очередной призрачной надеждой — одной из тех, которыми меня кормят на протяжении уже нескольких лет. Вывод из всего этого можно было сделать один — стать обскуром практически приравнивается к смерти, ведь паразитическая опухоль полностью заполняет сердце и давит на него с такой силой, что просто останавливает. Я не знала, что мне теперь делать и к чему стремиться. Старалась так много успеть, получить хоть какой-то гарант на счастливое будущее, но провалилась на самом элементарном — на любви. Видимо, в этом и состоит главная причина моего отсутсвия в будущей истории. — Авелин, - тихо произносит моё имя Люци, входя в комнату. Ловлю его напряженный взгляд и на душе становиться немного тепло. Всё-таки он не так безразличен к моей судьбе, как пытается всем показать. - Я слышал, что сказал Шульте… — Не волнуйся, братишка, - пытаюсь улыбнуться как можно шире, чтобы не чувствовать груз его замешательства. - Папа что-нибудь придумает. Я просто… буду делать то, что он мне скажет. Так проще, но… - мешкаю, пытаясь не вспоминать о том, кто стал моей отдушиной, - …тяжело быть счастливой. Я буду стараться изо всех сил, чтобы вас не подвести. Он явно не верит в мои слова, да и я сама предпочла бы честно признаться, что хорошо уже не будет. В порыве гнева мама иногда бросает, что я причина всех её бед и пятно позора на ней, как на женщине. В семье Малфой уже много поколений не рождались девочки и тем более больные. Когда она узнает, что опухоль разрастается, полностью вычеркнет меня из своего сердца, в котором и так слишком мало места для двоих детей. С отцом почему-то проще — хоть и не говорит, но он всё ещё верит, что я могу стать нормальным ребёнком… «Ребёнком». Даже подсознательно я не хочу признавать, что нам с Люци ещё в апреле исполнилось шестнадцать и до совершеннолетия остался всего лишь год. Я всегда старалась не придавать этому празднику огромного значения, ведь только «детство» заставляло родителей терпеть мои выходки. И даже если шестнадцать мне исполнилось ещё в апреле, про всю официозность торжества можно было забыть до самого июля. Однако постоянно найдётся тот, кто об этом напомнит. Блэки пришли в один из самых жарких дней последней недели июня. Но даже под никого не щадящим солнцем в нашем саду всегда было приятно прохладно. Вокруг летали разноцветные экзотические бабочки, присаживаясь на мой белый кружевной зонтик и на шляпку с живым розовым пионом. Регулус себе же всё-таки не изменял — Блэки предпочитают тёмные оттенки, поэтому даже в такое пекло на нем была рубаха цвета слоновой кости с серым жилетом и лёгкие брюки в тон. И я была безумно рада, что они явились к нам на порог своим «урезанным составом». По словам миссис Блэк, Сириус сильно болен, хотя мне всё-таки кажется, что либо же он притворяется, либо же Блэки не хотят тащить своё «позорище» к нам в гости. Пока родители пили чай в беседке, мы демонстративно гуляли по саду. Я держала его под руку, стараясь лишний раз не показывать, насколько глупо и бесполезно это всё смотрится. — Скоро бал, - напоминает мне Регулус, чтобы хоть как-то завязать разговор между нами. Он пытается заглянуть мне в глаза, но я специально смотрю в сторону. - В этот раз ты будешь танцевать? — У меня нет выбора, - отвечаю ему, сдерживая негодование в голосе. Он снова замолкает, остановившись подле поляны, где гуляют белые павлины. Смотря на их ровные и величественные походки, невольно вспоминаю, как в детстве один из таких укусил Люциуса и теперь он всем своим сердцем презирает этих «индюков» и даже близко не подходит. От этого я усмехаюсь сама себе, точно забывая о присутствии моего компаньона. — Авелин, - произносит Блэк, вцепившись в мою руку под белой кружевной перчаткой, чтобы я наконец-то обратила на него внимание, но мне хочется сдаваться так просто. - Что насчёт… Снейпа? Ты же… — У меня нет выбора, - повторюсь, чувствуя срежет в зубах. Святой Мерлин, свали уже к себе домой и оставь меня в покое. — Но я хочу, чтобы ты выбрала меня, - как-то неожиданно мягко говорит Регулус, поймав мой удивленный взор. - Может, я не был с тобой полностью честен… Но если мы поженимся, я постараюсь сделать тебя счастливой. Мы знакомы уже столько лет, и ты не совсем чужой мне человек. Я даже… рад, что это будешь ты. Его откровение ввело меня в замешательство, отразившееся на лице недоверчивой гримасой. И чего ты теперь от меня хочешь? Благодарности за весь этот абсурд? Да ты просто пешка собственной фамилии, что пытается смягчить своё падение в никуда. Аристократы любят тех, кому им удобно. Мы заставляем себя чувствовать то, что не соответсвует действительно. Заставляемся себя улыбаться тем, кто нам противен. Ради денег, уважения и власти мы жертвуем собственными чувствами и душами, продаваясь тому, что нам диктует многовековая история. И ты просишь меня о том же?… Краем глаза смотрю в сторону матери, что с улыбкой наблюдала за нами. Я уже давно не видела её такой довольной… довольной именно мной, а не Люциусом. С камнем в горле, подавляю в себе поток негодования, натянув фальшивую улыбку. — На балу мы официально объявим о помолвке, - я демонстративно приглаживаю его кудрявые волосы, что растрепались из-за потока прохладного ветерка. - Выбор уже давно был сделан. Он слабо улыбается и также демонстративно целует моё запястье. Ни на секунду не переставая улыбаться в этот самый момент, хотела просто исчезнуть потом. Однако если это хоть как-то вернёт мне теплоту во взгляде матери, я готова пожертвовать своей мнимой свободой. Братишка всё-таки прав, детские увлеченности редко заканчиваются чем-то серьезным, да и Северус… явно выберет не меня. Как бы удручающе это не звучало, это непреложная истина. И действительно, всё оставшееся до торжества время родители сменили свой гнев на милость, даже позволив мне снова заниматься конной прогулкой. Это было не совсем «волшебное» занятие, но невероятно успокаивало. Даже если «помолвка» это не свадьба, мне всё равно не хватало душевного равновесия. Из колеи ещё выбивала суета, что поднялась в поместье из-за этого бала, что был больше похож конкурс «у кого больше золота и рубинов». Вокруг постоянно маячила прислуга, подбирая украшения, передвигая мебель и приводя сад в порядок. Множество незнакомых лиц не внушали доверия, и в один момент это странное предчувствие полностью оправдало себя. Вернувшись в комнату после очередной конной прогулки, встретила свою однокурсницу, Летицию Макалистер, чья старшая сестра работает в нашем поместье на кухне. Она, на моё удивление, откровенно рылась в вещах и замерла на месте, стоило мне появиться на пороге. Лета явно не ожидала, что я вернусь сегодня на пол часа раньше обычного из-за жары, поэтому во всю примеряла серебряное колье с топазами. — Неожиданная встреча, - только и смогла сказать я, оглядев её с ног до головы. Форма прислуги нашего поместья была чёрной и строгой, но на ней смотрелась так небрежно и даже непривычно, словно она случайно проходила мимо и решила заглянуть на огонёк. — Я… - неловко начинает она, поспешно пряча украшение обратно в коробку. Роняет его на пол и так же быстро поднимает, практически запихивая дорогие топазы в отсек для колец. - Просто пыль вытирала… ты не подумай. — Вот как, - прищурив глаза, смотрю на карман её фартука, из которого торчит рубиновый браслет, что отец подарил мне на Рождество. - Такой слой пыли, что пришлось с собой забрать? — Ну… да, - не отпираясь, Лета лишь развела руками, демонстративно убирая украшение на место. Она вообще была из того типа людей, с которыми мне не хотелось иметь дело. Хотя с одной стороны она никогда не стеснялась высказывать мне всё, что думает, ведь не считала меня кем-то достойным её внимания. - Ты же замуж выходишь, да? Блэк тебе ещё кучу таких цацек купит… — Но приданое же никто не отменял, - съязвила я, нагло улыбаясь. От этого её и без того острое лицо вытянулось в брезгливой гримасе. О да, вот такая она, девушка моего давнего товарища Ричи Адерли. И как бы я не старалась раскрыть ему глаза, это только разрушило наше общение. - Что ты здесь делаешь, Летиция? Что с Лоррейн? — Она заболела и попросила меня ненадолго подменить её, - она махнула рукой, надменно осматривая балдахин над моей кроватью. - Знаешь, Авелин, а ты очень хорошо устроилась. Как бы глупо ты себя не вела, любой богатый идиот готов взять тебя в жены и даже не задумается о том, как ему с тобой потом жить. — А ты нашла одного такого и безумно этому рада, - неожиданно даже для самой себя выпалила я, получив в ответ лишь самодовольный смешок. — Когда Ричарда назначат главой отдела мракоборцев, я стану практически первой леди Министерства, - очень уверенно заявляет Лета, от чего мне сложно сдержать смех. Интересно, кто-нибудь объяснит ей, что это не так работает? В ответ она лишь покрывается красными пятнами гнева и смущения. - И такие заносчивые, высокомерные, богатые выродки как ты и твой брат перестанут смотреть на меня свысока. Её последние слова сразу отбили мой позитивный настрой. Мне не сложно воспринимать её максималистские бредни, как шутку, но не когда дело касается моей собственной семьи. Да, Люци бывает таким, но это не даёт ей — никчемной идиотке, которая думает, что удачный брак решит все её проблемы — права так о нём говорить. — Посмотрим, что скажет мама Ричарда о вашем «союзе», - улыбаюсь, издевательски прищуриваясь и наклоняя голову на бок. - А, точно. Вы наверное ещё не знакомы, да? Потому что такую голодранку и воровку без «роду и племени» она не пустила бы даже на порог. Не удивлюсь, если Ричи ей о тебе даже не сказал. Да и отношения ваши… на соплях держатся. Стоит какой-нибудь красотке, вроде Елены Ламберте, обратить на него свой взор и всё. Прощай, Лета! Собирай свои бесполезные мечты и проваривай драить министерские полы. Ричи он же такой… бесхребетный. Ему многого не надо… — Да много ты понимаешь, - сквозь зубы процедила Макалистер, сжав кулаки. - Ты просто неблагодарная девка, что привыкла принимать все «подарки» жизни, как должное. Вот пожила бы ты в моей шкуре хотя бы день, может стала бы чуточку умнее. Кого здесь не спроси, ты лишь мелкая, избалованная… — Ещё слово и твоя сестра останется без работы, - неожиданное появление Люциуса заставляет её побледнеть на два тона. Опустив голову, она выбегает в коридор, сверкая пятками. Вот тут-то её откровенность и заканчивается. Это даже как-то разочаровывает. Проводив её взглядом, обернулась к брату. Он потирал переносицу, сморщив лоб в недовольной гримасе. И когда у него появилась эта привычка так нагло и бесцеремонно врываться в мою комнату? Если подумать, то лет в семь, однако за последние три года брат впервые начал о ней вспоминать. — Ты сегодня очень великодушен, - я ухмыльнулась и подошла к столу, чтобы разложить все украшения по цветам. - Обычно ты сразу выгоняешь провинившихся, даже если они просто принесли тебе слишком сладкий чай. — Лоррейн печёт вкусную шарлотку, - бесцветно поясняет он, скрестив руки на груди. О да, братишка слишком привередлив, особенно в отношении этого десерта. И Лоррейн единственная, кто полностью соответствует его гастрономическим требованиям. - А тебе лучше не слушать, что болтает всякая шваль под ногами. — Иногда это бывает интересно, - пожав плечами, я флегматично хмыкнула, от чего глаза Люци снова встречаются со своими орбитами. - Ей всё равно не переплюнуть Беллу. Как она тогда сказала? «Дешёвая помойная кукла»? — «Помойная тряпка», - поправляет меня он. - Это всё потому что ты позволяешь им так говорить. — Ты тоже постоянно обязываешься, - мой голос звучит как-то по-детски обижено. — Я твой старший брат и имею на это полное право, - усмехается Люци, проводя рукой по корешку старой книжки на полке у стены. Однако в один момент его лицо становится снова серьезным и даже чем-то озабоченным. - У тебя же ничего не болит?… Я имею в виду, если опухоль проявит себя после завтра… — Это маловероятно, - стараюсь держать голос как можно ровнее. - Я смирилась с тем, что Блэки теперь очень прочно войдут в нашу семью, так что… стараюсь лишний раз не принимать это «близко к сердцу». И снова я улыбаюсь ему, скрывая за этой тонной фальши своё острое отчаяние. Может быть Лета права и на самом деле жить мне мешает мой «свободолюбивый» характер, который окружающие принимают за избалованность, но даже если бы у меня отобрали всё и оставили на улице, то я была бы счастлива, правда. Мама продаст меня Блэкам и забудет о своём «позорище», а отец возложит тяготы моей болезни на Регулуса. Все в этой ситуации останутся довольны, но вот я… должна просто закрыть рот и делать, что скажут. Так, в воскресное утро я провела несколько часов сначала в ванной комнате, потом специально нанятые девушки привели в порядок мои волосы, кожу и ногти, а ближе к вечеру они же надели на меня синее бальное платье на тугом корсете с длинными полупрозрачными белыми рукавами, ткань которых достигала колен и чем-то напоминала тюль. Такой же строгий на моей голове был низкий пучок с блестящей серебряной заколкой, а венцом всего этого убранство служило колье из чистейшего серебра и ермеевита, что подарил мне отец на «день рождения». Честно говоря, меня всегда расстраивало, что Люциусу дарят что-то интересное, вроде маховика времени или перстня, что в случае опасности накладывает лёгкие проклятья, а мне вечно достаются какие-то платья и блестящие безделушки. Однако в этот раз я была безумно рада, что тоже смогла получить что-то полезное личное для меня, хоть я никак и не ощутила разницы от присутствия этого магического артефакта. Когда молодая брюнетка обрызгала меня сладким парфюмом, отдающим розовой и лавандой, в двери постучал Люциус. Он смерил меня флегматичным взором и бросил своё ежегодное «неплохо, тебе идёт». Я поднялась с места, расправив складки своего платья. Прекрасный тёмно-синий фрак брата отлично подчеркивал тон его кожи и плечи, что с прошлого года стали заметно шире. Его отросшие белые зачесали назад и полили обильным слоем масла, чтобы они не выбивались и не портили общую картину идеального образа. Взяв брата под руку, заметила фамильное кольцо, которое раньше носил отец. Этот символ рода доказывал, что совсем скоро все дела перейдут к Люциусу и что папа ему всецело доверяет. — Я подготовил для тебя небольшой сюрприз, - говорит брат, стоит нам ступить на первый этаж. Его улыбка приобретает заговорщицкий оттенок, от чего становится не по себе. У нас никогда не было традиции дарить друг другу что-то, не считая проблем. Поэтому если его слова не шокировали меня, то ввели в ступор. — И что же это? - с любопытством вопрошаю я, останавливаясь подле молодого человека в «нарядной» униформе. На его подносе лежали две маскарадные маски разных размеров, но одинакового фасона, которые нам нужно было надеть прежде, чем войти в двери бального зала. — Увидишь, - Люци также усмехается, натягивая на себя последнюю деталь своего образа. Моё недоумение росло с каждым шагом, и даже когда мы вошли в переполненную залу, я продолжала смотреть на брата, ища ответы в его довольной гримасе. Толпа в разноцветных нарядах расступилась, провожая нас взглядами в прорезях таких же цветных масок. Люциус здоровается со всеми кивками, а я опускаю голову, смотря на носы своих белых туфель. Каждый год семья Малфой проводит бал-маскарад, приурочивая его ко дню рождения своих детей, что они не могут провести в апреле из-за их учёбы. И только «просвещенная» половина гостей понимает, какой смысл несёт в себе это ежегодное мероприятие. Идиоты же вроде Эйвери будут настырно пытаться пригласить меня на танец, слишком уж поверив в свою значимость. Если быть откровенной, сегодняшний праздник позволял мне почувствовать себя «королевой», всеобщей любимицей, с которой будет рад поболтать практически любой молодой человек, ведь это означало бы его близость с Малфоями. Сегодня я была не «позором», не «сумасшедшей девкой», не «странной сестрой Люциуса», а Авелин Каллистой Малфой, хоть и второй, но прямой наследницей своей фамилии. И мой первый танец не с братом или отцом будет отдан человеку, с которым я планирую связать свою жизнь. Так в нашей семье принято официально объявлять о помолвке, поэтому я предпочитала сбегать и отсиживаться в своей комнате до конца мероприятия, а потом воровать с кухни оставшиеся тарталетки с икрой и мягким сыром. Однако сегодня в толпе наших одногодок я ловлю на себе знакомый взор. На лице Регула красуется позолоченная маска в виде головы койота, закрывающей ему глаза, однако мне тяжело не узнать его чёрные вьющиеся волосы и особый стиль одежды, намного элегантнее, чем у всех присутствующих. Люциус с неким скрежетом отпускает мою руку, и мне почему-то очень приятно, что хоть в чём-то мы солидарны — нам обоим не нравятся сыновья Ориона и Вальбурги. — Ты великолепно выглядишь, Авелин, - Регулус демонстративно целует мою протянутую ладонь. Он широко улыбается, на что-то я невольно одёргиваю руку. — Спасибо, - только и могу выговорить, чувствуя давление с его стороны. Вокруг нас много людей, однако мне не сразу удаётся понять, кто есть кто. Люциуса рядом больше нет, и я начинаю чувствовать себя брошенным кроликом на пиршестве волков. — Авелин! - из нагнетающей паники меня вырывает знакомый голос и мягкая ладонь на плече. - Отличное платье, тебе очень идёт! - говорит Елена, и я облегченно выдыхаю. Она же продолжает оценивающе рассматривать моё убранство, словно определяя салон, ткань и количество стежков. — Твой наряд завораживает куда больше, - улыбаюсь ей в ответ, и мои слова это не ложь. Ламберте просто обожает красный и все его оттенки, но корсет этого платья походил на самое настоящее произведение искусства: вышитые белым бисером узоры на багровой ткани превращались в цветы, обрамляющие её тонкую талию. Точно такие же цветы красовались вокруг её ярких зелёных глаз. Мой ответ явно удовлетворяет Елену, поэтому она кружится на месте, демонстрируя парящий подол и корсет со всех его сторон. — Правда нравится? - она не может скрыть своего детского восторга, от которого светится. - Я сама его сделала! Целый месяц шила… все руки исколола, но это того стоило! Даже маме… кажется, понравилось. — Тебе правда очень идёт, - мягко улыбаясь, Блэк вклинивается в наш разговор. - Думаю, если бы мой брат был здесь, он бы рассыпался в комплиментах. — Он-то? - под маской не видно, но я уверена, что Елена раздраженно прищурилась. - Смешная шутка, Регулус. Советую рассказать её Сириусу, он точно оценит. Я усмехаюсь тому, как улыбка тут же пропадает с его лица, а Елена лишь берет меня за руку и тянет в сторону фотографа. Тот делает несколько наших совместных фото, но Елена так увлекается, что мне приходится оставить её одну. Всё-таки себя она любит и ценит куда больше, чем чьё-либо общество. Под ненавязчивую лёгкую мелодию я прошлась в глубь зала, ища силуэт Люциуса, и обнаружила его в компании Цисси, Беллы и, кажется, кого-то ещё из их компании. Если я подойду, брат снова будет читать мне нотации и показывать, что он здесь старший, поэтому уж лучше пойду дальше, встану в дальний угол и заем своё негодование пирожным с ванильным кремом. Нарезав очередной беспрерывный круг и опознав практически всех гостей сего мероприятия, начала замечать на себе странный, неотрывный взор и человека, что следует за мной по пятам, держась на расстоянии. Шаг влево, он за мной, право — поворачивает, ещё один шаг и разворот — высокий юноша в маске ворона врезается в меня. Его чёрные волосы «зализаны» назад, а костюм явно жмёт в плечах, и я готова поклясться, что уже видела его. На Рождество. На своём брате. Парфюм тоже принадлежит Люциусу, но под ним я замечаю нотки знакомого дешевого шампуня. — Северус? - срывается с моих губ, а в груди замирает сердце. Хватаю его холодную бледную руку, чтобы не вздумал убежать. Эти длинные пальцы… я не могла ошибиться. - Как… как ты здесь оказался? — Как ты узнала меня? - тихо протягивает он как-то расстроенно, словно это было чем-то нереальным. - Люциус пригласил меня. Сказал, что это ваш день рождения… Так вот о каком «сюрпризе» он говорил… Этот плут! Я разрывалась между злостью и благодарностью, но всё равно не могла опустить его руку. Северус не вырывался, однако не мог найти в себе силы сжать мою ладонь в ответ. Это немного разочаровывало, хотя я была так счастлива его видеть, что всё остальное отошло на втрой план. — Я рада, что ты пришёл, - искренне улыбаюсь, рассматривая маску, что закрывала большую часть его лица. Всё-таки делаю усилие над собой и отпускаю его руку, только сейчас замечая его красные от смущения уши. — Я не знал, что тебе подарить… Но вот, - Северус неловко запускает ладонь в карман и достаёт оттуда небольшой тканевый мешочек. - Ты говорила, что вы с Пандорой пили отвар для укрепления костей… Я собрал нужные травы, нужно только кипятком залить. Можешь пить перед сном, он ещё очень успокаивает нервы. — День рождения был в апреле, - я так удивлена этому жесту, что совсем не понимаю, что говорю. Его ладонь дёргается, но я, представляя, как он собирает эти травы специально для меня, сушит их и упаковывает в этот милый мешочек с жёлтой ленточкой, быстро прижимаю его к груди. - Спасибо. Я… я обязательно буду заваривать его перед сном. Северус неловко потирает затылок, а я почему-то краснею, вспоминая нашу последнюю встречу и своё признание. На самом деле мне очень хотелось написать ему хотя бы письмо, хотя бы объясниться, но я так и не смогла сесть за стол и поднять перо… да и адреса я не знаю. — Прости меня… за прошлый раз, - я опускаю голову, сжимая в руке его подарок, что казался мне даже дороже чем колье из ермеевита. - Тогда в коридоре… — Ничего страшного, - неловко отмахивается он. - Не понимаю, за что ты извиняешься… мы с Лили потом поговорили и помирились, так что… — В-вот как, - мой голос срывается, как и последняя живая бабочка в животе. «Мы с Лили». Когда же, Авелин, ты наконец-то раскроешь глаза и поймёшь, что вы не больше, чем друзья? Даже если ты призналась ему, даже если в его сердце есть для тебя «уголок», Эванс занимает там целый материк, если не планету. Да и у тебя… больше нет выбора. - Я рада, что всё разрешилось. Последующая фраза в сопровождении моей коронной фальшивой улыбки прозвучала так натянуто, что лучше бы я просто развернулась и ушла. Северус хочет что-то сказать, но его прерывает внезапная тишина, поразившая зал. Музыканты замирают, и гости начинают постепенно расступаться к стенам, освобождая бальный паркет. Вот и первые приготовления к цирку. — Северус, ты знаешь, что сегодня за день? - бесцветно вопрошаю я, ища глазами отца и мать. — Запоздалый день рождения? - наивно полагает он, опустив голову немного на бок. — Почти, - тяжело вздыхаю, пряча мешочек во внутренний карман платья, где должна хранится палочка. - В этот день год назад Люциус официально заявил, что хочет связать свою жизнь с Нарциссой Блэк. И скорее всего так и будет, стоит ей закончить школу. А сегодня… моя очередь, - наконец-то ловлю его взгляд в прорезях маски, и слова разбегаются. - Мы с Регулусом… мы как бы… почти помолвлены. Не знаю, что я хотела разглядеть в этой маске и на его губах, но я не увидела даже замешательства или хотя бы малейших его проявлений. Ничего, словно Северус не расслышал меня или ему просто… наплевать? Действительно, а чего я сейчас ждала? Какую драму ожидала? Что он возмутится, возьмёт меня за руку и мы сбежим из этого театра абсурда?! Н-да, Авелин. Люциус был прав, пора завязывать с любовными романами и переходить на суровую английскую и немецкую классику. Достоевский тоже вроде ничего так. — Ты не обязана… выходить замуж за человека, который даже не может заставить тебя улыбнуться, - неожиданно мрачно произносит Северус и уголки его губ еле заметно приподнимаются, от чего моё сердце пропускает удар. - Ты… так удивительна, что достойна намного большего. И снова эта болезненная вибрация где-то под тканью платья… ещё один удар, второй, третий. Я готова расплакаться от того, как приятно слышать от него подобное, но горло стягивает тоска от того, что во мне нет решимости его даже обнять. — Авелин, - Люциус подходит к нам, притворно и демонстративно не замечая Северуса. - Нам пора. Ты же не передумала сегодня танцевать? Я так ошарашена происходящим, что могу лишь безмолвно хлопать тяжёлыми от туши ресницами и покорно взять его под руку, не давая ответа. Через плечо оборачиваясь туда, где стоял Северус, но больше не вижу его. Решил встрепенуть моё сердце и исчезнуть? Как это на него похоже. — Почему он здесь, Люциус? - наконец спрашиваю, поворачиваясь к брату. Он всё так же весело улыбается сам себе, а его голова такая блестящая в свете ламп, однако его шаг постепенно замедляется. — Ты всё это время ныла, что у тебя нет «выбора», - медленно говорит брат и стучит подушечками пальцев по костяшкам моей руки, которой я держу его под локоть. - Поэтому я решил сделать тебе ма-аленький сюрприз. — Но зачем? - также глупо допытываюсь я, и Люци хмурится, давая мне это понять. — Потому что ты ныла, - повторяется брат уже как-то раздраженно. Теперь он сжимает мою ладонь, от чего на одном из пальцев ощущается холод от фамильного кольца. - Ты хочешь, чтобы я выгнал его отсюда прямо сейчас? — Нет! - быстро восклицаю я через чур эмоционально, сильнее повисая на его плече. — Славно, - он хмыкает, сдержанно кивая. - В нашем доме существует определённый порядок правил и традиций, который нельзя нарушать. И строгость этих порядков определяет глава рода, ты помнишь это? — Да, но… - я пытаюсь хоть что-то ему возразить или хотя бы добраться до реальной причины его поступка, но Люциус снова перебивает меня. — Вот и молодец. С памятью проблем у тебя быть не должно, - брат ехидно усмехается, аккуратно снимая с моего лица маску, что тут же определяет на поднос молодого человека в униформе. Такой же обряд проделывает со своей и подводит меня к отцу. Тот улыбается так благожелательно, что я не сразу его узнаю. У матери улыбка зеркально довольная. Она гладит меня по волосам и кивает Ориону, с которым встречается глазами. Мы не разговариваем, не издаём даже шепота приветствия, хотя… ведь уже виделись за обедом, но их гримасы отражаются напряжением в кончиках моих собственных губ. Отец берёт мою ладонь в свою и выводит в центр зала. Я кружусь на месте, после чего определяю сводную руку на его плечо. Он такой высокий, что даже на каблуках я не могу достойно с ним поравняться. Смотря на него вплотную, понимаю, что его улыбка такая же выученная, как и моя, однако его профессионализм может разглядеть только такой же «игрок», как и он. Отец делает шаг, и я сразу же подхватываю его темп. Его движения аккуратные, я бы даже сказала медленные. Видимо, он не хочет, чтобы я оступилась и опозорила его. Отец даже дышит ровно, словно вычитывая секунды между вдохами и выдохами, его осанка такая прямая, что по ней можно оценивать стены. Я редко видела в его холодных серо-голубых глазах проявления отцовской любви, поэтому к шестнадцати годам просто перестала искать. Утешаю себя мыслью, что любовь она в поступках, а не в дешёвых словах без смысла. Люциус же танцует с матерью, кружась где-то рядом. Я осторожно ловлю его краем глаза, старясь наконец-то понять смысл его многозначных намёков. И доходит до меня только тогда, когда мы в ритм музыки меняемся с мамой местами. Брат продолжает усмехаться, но уже не так демонстративно, и кивает в сторону толпы, где я замечаю Северуса. Не понимаю, какие цели он преследует, но отчётливо осознаю, что он даёт мне своё братское «добро». Когда Люциус женится, большая часть дел перейдёт к нему. Когда отец уйдёт из Министерства, брат официально станет «первым из Малфоев». И он сможет отпустить меня из родового гнезда, избавиться, как от бельма на глазу. И тогда… через пару лет я смогу бежать так далеко, как смогу, не оглядываясь назад. Мы оба получим то, чего так сильно желаем. Стоит нам сделать последнее па, музыка плавно останавливается. Гости аплодируют и снимают маски. Танцы это явно не моё, поэтому я тяжело дышу, оглядывая знакомые лица и цепляясь лишь за одну фигуру, что не снимает своей маски. Родители, закончив вальсировать вместе с нами, отходят в сторону. Люциус подходит ближе к гостям и протягивает руку Циссе. Она мило и смущённо улыбается в отточенном реверансе и выходит вместе с ним ко мне. Брат выжидательно смотрит на меня, ведь теперь моя очередь выбрать себе «пару». Вижу Регулуса, что стоит ближе, чем все остальные. Тихо вздыхаю от самодовольного вида Эйвери, что стоит рядом с ним, якобы соревнуясь, и снова поворачиваюсь к Люциусу. Он ничего не говорит, даже не кивает, словно снимая с себя ответственность за мои последующие действия. Делаю глубокий вздох и стараюсь не смотреть в сторону матери, что, наверное, с каждым моим шагом мрачнеет и теряет эту свою приторную улыбку. Я уверено, но в то же время беззаботно подхожу к Северусу и протягиваю руку, от чего он по инерции отходит назад. — Подари мне танец, - шепчу так тихо, чтобы услышал только он. Бесцеремонно беру его ладонь, что стала тёплой, и заглядываю в его тёмные, бездонные, словно старый таинственный колодец, глаза в прорезях маски, ища в них ответ. — Но я плохо танцую, - в тон мне отвечает Северус, озираясь по сторонам. Зал застывает в ожидании и неком удивлении, и никто даже не шелохнётся, наблюдая за нами. Его это явно отпугивает, но я не хочу отступать, получив эту «уникальную» и единственную в своём роде возможность доказать всем, что меня никто не сможет прогнуть под себя, даже собственная фамилия. — Делай это так, как умеешь, - улыбаюсь так мягко, как только позволяет моё больное и чёрствое сердце. Подхватываю его второю руку и тяну на себя, выводя за собой к брату. Он не сопротивляется, но и не пытается снять маску, чтобы все эти «сливки общества» узнали, кого «непутёва» Авелин Каллиста Малфой выбрала в качестве своего спутника жизни. В толпе замечаю Елену. Её длинные ресницы, кажется, сейчас поднимут её в воздух, однако, заметив мой взгляд, она лишь одобрительно кивает и возбуждённо и беззвучно хлопает в ладоши. Лучше уж видеть её улыбку, чем оскал Регулуса или такое же озлобленное лицо Безила. Кто знает, может Мама убьёт меня прямо сейчас одним из непростительных заклятий и это последнее, что я увижу в своей жизни? Что ж, тогда мне больше не о чем жалеть.