***
У алтеанцев не было ничего, что хотя бы от силы напоминало Рождество. Они даже толком дни рождения не праздновали! Лэнс считал это ужасным упущением, на что Аллура всегда мягко отвечала: такова моя культура. МакКлейн не мог принять существование культуры без таких праздников. Как такое вообще может быть? Поэтому, пользуясь тем, что вскоре у придурка-Кита-маллета-Когане должен быть день рождения, он решил просветить парочку инопланетян о том, что такое настоящий праздник. Широ не был против, но настоятельно попросил его быть аккуратным — не рассказывая всего, лидер кратко пояснил, что Кит, мягко говоря, не очень любит свой день рождения. Однако, как его названный старший брат, черный паладин готов был оказать всяческую поддержку в подготовке праздника. Лэнс на все это лишь задумчиво кивнул — учитывая его большую и любящую семью, он всегда отмечал свои дни рождения с душой. Это были те дни, после которых у тебя еще как минимум неделю держится улыбка от уха до уха. Те дни, когда ты не можешь удержаться и постоянно разглядываешь подаренные вещички. Те дни, когда ты поистине благодарен своей семье и друзьям. Он хотел того же и для Кита, окей? В памяти все еще слишком ярок был момент, когда Когане просто встал и ушел из комнаты отдыха. Невообразимый волк-одиночка. От этой мысли кубинец весело фыркнул, возвращая себя с небес на землю. Ну или на палубу. В общем, на кухню, где он помогал Ханку готовить. Да, Лэнс МакКлейн знаток день-рожденственских блюд! А Ханк — самый лучший кулинар Вселенной (и никто не может этого оспорить). Его друг обладал удивительной способностью создавать из инопланетных ингредиентов нечто вкусное и шедевральное. И не только это! Ханк так сильно прокачал свой навык готовки, что теперь старается делать всю еду (по крайней мере для той части команды, что состоит из людей) похожей на земную. Честно, он любил этого парня. Искренней дружеской любовью. Сейчас они старались сделать что-то, хотя бы примерно похожее на торт. Трудно? Еще бы! Постарайтесь совладать с алтеанской кухней! Но Ханк, казалось бы, трудностей совсем не замечает — привычным движением ссыпает что-то странное, отдаленно напоминающее цветное драже, в миску, перемешивая глазурь. Ну по крайней мере это должно быть глазурью, да и на вкус похоже. Только вот Лэнс даже знать не хочет, из чего она сделана. Ему кажется, такую новость он не переживет. Сам кубинец старательно помешивал чем-то вроде венчика некую субстанцию в миске. Ханк сказал, что это будет крем, которым они промажут коржики. «Должно получиться вкусно», — уверил его друг. Ну что ж. Как тут не поверить такой честной мордашке? Правда, МакКлейну казалось, что Кит больше ценит простые блюда, без лишних стараний и изысков (сразу видно, маллет не был знаком с Ханком; это ж надо так много всего упустить!). Разговор с Широ только добавил пару пунктов «за» такой догадке: офицер пояснил, что Кит в основном готовил себе сам, исключением стал разве что Гарнизон, а после отчисления привычка вернулась. От полного понимания, что Кит делал это, потому что некому было о нем позаботиться, было хреново на душе и сердце. Лэнсу еще сильнее хотелось поскорее закончить эту дурацкую войну и вернуться домой, познакомив всех своих друзей с родней. Он бы показал им пляж Варадеро, сводил в лучшую закусочную, где готовят просто прекрасные сэндвичи пан кон лечон, а по поздним вечерам — Медианоче. Мама бы стопроцентно решила наготовить Арроз кон Пойо вместе с Вака Фритта*, чтобы уж точно впечатлить гостей. А он с радостью помогал бы… От подобных мыслей Лэнс с еще большим усердием стал помешивать… нечто, что будет кремом, пока не услышал осторожный возглас Ханка: — Лэнс, помедленнее! Масса от подобного может стать слишком тягучей. Вряд ли кто обрадуется тому, что в креме могут застрять зубы. МакКлейн весело отшутился, вздохнул и стал мешать уже не с таким диким рвением.***
Непонятно. И дико. Странно. Лэнс провел рукой по волосам, отрешенно замечая, что те доходят уже до поясницы. Каким таким образом, если он даже не ест тут ничего? Страха уже не было. Вообще ничего не было. Словно пустоту возвели в высшую степень. Даже апатия не чувствовалась. Попросту ничего. Не. Ощущалось. Кроме чего-то физического. Кубинец безэмоционально наблюдал, как его прежде смуглая кожа стала совсем бледной. В зеркальной поверхности защитного стекла камеры, честно говоря, отражался чужак. Все такой же жилистый, высокий, с синими глазами. Но взгляд… пустой, нечеловеческий. Длинные каштановые волосы с паутинками седых прядей льнут к голой спине, к которой прикреплены разного рода провода и датчики. Кожа совершенно белая, словно снежная. Лэнсу даже казалось, что она слегка блестит в свете ламп. К груди также тянулась сеть проводов, опоясывала талию и забиралась под (хлопковые?) черные штаны, фиксируясь на бедрах, коленях и щиколотках, не сковывая, при этом, движения. МакКлейн был волен ходить по большой камере (с большим матрасом с одеялом и даже душевой с унитазом), конечно же, под ежесекундным надзором камер. Иногда к нему приходили галра. Что-то говорили, что-то спрашивали. Только Лэнс всегда молчал. Ему было все равно, что после этого из него «выбивали всю дурь» — всю уж явно не выбьют, а убить — не убьют. Раз до сих пор не убили, значит, для чего-то им он нужен. Синяки, на удивление, заживали быстро — такая дичайщая скорость регенерации не была свойственна ни одному человеку, да даже алтеанцы долго восстанавливались. Царапины, конечно, заживали дольше, раны — тем более, но потом даже шрамов не оставалось. Вот и гадай, привиделось ли тебе, что твою спину превращают в решето, или это была реальность. Гнетущая реальность, если уж честно. Давящая и невыносимо монотонная. Неужели Кит ощущал себя примерно также, когда жил один? Нет, нет. Хах. Вряд ли. Все же, он не был подопытным кроликом множества галранских ученых. Его точно не держали насильно взаперти, не давали есть нормальную еду, а только… что-то ужасно странное. Ханка бы точно сразу вырвало. Сначала, когда череда воспоминаний пронеслась перед глазами и его внезапно вышвырнуло в материальный мир, Лэнс пытался вызнать все, что только можно. Удалось узнать лишь, что для всех тут он секретный объект №3356. Все. Это сволочи не сказали даже, сколько он у них уже пробыл. Сколько ему еще остается остаться, вопрос, конечно, на миллион. Сам он не выберется. Не только потому, что сил нет, но и данных катастрофически не хватало. Нет данных, нет информации — нет шанса. Все пути отрезаны. Тогда Лэнс еще часто бесился. Выдергивал провода и датчики, угрожал, отвечал на все удары с хищной яростью, отчаянно цеплялся в чужую шерсть, когда его таскали за отросшие космы (которые он всей душой возненавидел). Он был диким зверем, сражавшимся с теми, кто стоял на вершине пищевой пирамиды. Помнится, тогда еще его кожа только-только начала бледнеть, а из взгляда не исчез блеск призрачной надежды. Сейчас. Ничего. Не осталось. Юноша лег на матрас, вытягивая ноги и руки к потолку. Пусть те придурки за стеклом думают о нем, что хотят. Хоть за безмозглый кусок мяса принимают. В его голове как раз сейчас ни единой мысли. Нет уж. Эти твари ничего от него не получат — ни голоса, ни мысли. Он, Лэнс, будет бороться до последнего, даже если со стороны выглядит как человек, полностью смирившийся с неизбежным. Он ничего не скажет. А если ему дадут что-то вроде эдакой сыворотки-правды… Он скорее язык себе откусит и бросит им под ноги, чем издаст хоть звук. Краем уха паладин уловил, что дверь открылась, и к нему зашли. Шаги легкие, практически бесшумные, как у кошки. О, наверняка это Лим — пожалуй, единственная в этом сумасшедшем доме, кто пытался развести его на разговор… собственно, разговором. Типичная уловка — расставь сеть, сделай так, чтобы тебе доверяли, а потом выгребай из сети улов, сколько влезет. Только вот, спасибо Найме, Лэнс на вторые грабли наступать не собирается. Из галра он доверяет в первую очередь Киту, во вторую — клинку Марморы. Со стороны Лим послышался вздох и легкий шорох одежд — девушка села так, чтобы оказаться в пределах видимости парня. Что ж, супер. Даже голову поворачивать к ней не надо. — Лэнс. Прошу тебя. Они ведь и дальше будут делать с тобой все это. Зачем продлевать страдания? Если ты все расскажешь, то… конечно, тебя не отпустят, — короткий выдох дал паладину понять, что галра тихо усмехнулась, — но дадут больше свободы. У тебя появится шанс увидеть свою планету, своих родных. Разве тебе не хочется этого? Хочется послать тебя в задницу, думал Лэнс. Эти разговоры всегда заканчивались одним и тем же — Лим не удавалось вытащить из него ничего путного, а затем в камеру заходили здоровенные амбалы. Уже после — роботы, убирающие разводы крови, и снова Лим — обрабатывать последствия его молчания. Вот и сейчас он молчит. Лим называла это тупостью, ненужной бравадой, но Лэнс знал — своим молчанием он продлевает не свои страдания, а множество и множество жизней, зависящих от Вольтрона. Как и всегда, он ничего не произнес. Лим встала, вбила что-то в планшет и повернулась к двери, устало бросив: — Заходите. Лэнсу все равно. Ему все равно на то, что произойдет — увольте, это избитый сценарий, они уже его проходили. Но парню не было все равно на тех, кого он оставил. Поэтому он будет молчать и дальше.