Girl Crush

      Пульсация в раскалывающейся от боли голове лишь подтвердила вчерашнюю мысль Гарри о том, что похмелье после такого количества алкоголя будет беспощадным. Он снова сорвался, но обстоятельства требовали неотложных действий. Ему срочно нужен был допинг после того проклятого ужина в доме Луи, чтобы пережить выходные, лежа на раскладном диване своей старой спальни и рассматривая облупившийся у бортиков потолок стеклянными глазами. Элеонор не стала звонить ему в пятницу — он проверял пропущенные, хоть и обещал себе этого не делать. Видимо, они смогли решить проблему без его участия. Оно к лучшему, определенно. Гарри понятия не имел, кто потянул его за язык, когда он решил предложить свою помощь. Он не понимал, почему вообще позволил себе остаться на ужин в доме, в котором он не имел никакого права находится. Сам того не ожидая, он ступил на закрытую от него территорию, нарушил границы Луи, позволив себе вторгнуться в его новую жизнь полузабытым призраком из его прошлой.       Это было необъяснимо странно — снова почувствовать его рядом, дотронутся до холодной ладони, ощутить его присутствие. Сознание так долго обманывало Гарри, убеждая его в том, что он сумел отпустить, сумел стереть Луи и все те детали, что связывали его образ воедино, но память была загадочным явлением, пронося сквозь годы, казалось бы, совсем забытые частички прошлого.       Нет, это не было похоже на ноющую боль разбитого сердца — Гарри слишком хорошо знал эти эмоции, чтобы понимать, как далеки были его теперешние ощущения от той мягкой грусти по несостоявшейся любви. После Луи ему не раз приходилось переживать болезненные расставания с выкидыванием подарков из окна спальни, пьяными звонками в два часа ночи и вторыми попытками.       Гарри криво усмехнулся. В его воспаленном сознании всплыл образ шестилетней давности: Кэндис Флореск, официальное лицо эксклюзивной марки французских духов, название которых он так и не научился произносить, и тело, о котором Гарри мог бы говорить часами. Это был последний день их совместного отдыха на мексиканском побережье, когда он решил сообщить ей о том, что уезжает на съемки в Италию и хочет взять полугодовую паузу в их отношениях. Фотографии того, с какой плотоядной улыбкой Кэндис сжигала на террасе их съемного домика чемоданы с его вещами, в тот же день разлетелись по всем печатным изданиям страны.       Пресса приписывала Гарри немало романов, но на деле их было в разы больше. Лишь часть его личной жизни была доступна вниманию широкой общественности. Несмотря на довольно свободные взгляды либеральной части населения Штатов, Америка все еще оставалась страной скрытого под эгидой традиционных семейных ценностей консерватизма. Именно поэтому его первый в жизни контракт, подписанный дрожащей рукой девятнадцатилетнего мальчишки, включал в себя подпункт о контроле менеджментом персонального имиджа молодого актера. Другими словами, о его отсутствии преференций, когда дело касалось половой принадлежности партнера, могли знать лишь самые приближенные люди. Это было бы смешно, если бы не было так печально. «Послушай, тебе просто придется разрезать свой пирог и держать вторую половину под столом» — подбадривал тогда Гарри его первый агент, тучный мужчина средних лет, от которого постоянно несло тунцом и дешевым табаком.       Гарри посмотрел на пожелтевший циферблат стоящих на прикроватном столике механических часов. Пластиковые стрелки все так же безустанно бежали по кругу, не замедляясь ни на миг, и внезапно Гарри с удивлением осознал, что ему было абсолютно все равно, который час они показывают. Впервые за долгое время он никуда не спешил. Попытка утопить эмоции на дне одного стакана виски в прошлую среду переросла в пятидневный запой, из которого он, судя по всему, не собирался выходить.       Неожиданный стук донесся с другого конца комнаты. Гарри мгновенно выпал из своего бессвязного потока воспоминаний и посмотрел на завешанную старыми плакатами дверь спальни. Накинув на ноги скомканное одеяло, он быстро произнес:       — Входите.       Когда из-за распахнувшейся двери показался невысокий силуэт матери, Гарри стало не по себе, от выражения тревоги на ее бледном лице. От природы смуглая Энн казалась практически прозрачной, тонкая кожа светилась белизной на слабых лучах раннего солнца.       Пройдя в комнату, она присела на край дивана и с нежностью, за которую Гарри готов был продать весь мир, если бы это потребовалось, погладила виднеющееся из-под края одеяла теплое колено сына.       — Солнце, — ее беспокойный взгляд упал на стоявшие на подоконнике две полупустые бутылки, — Через что бы ты сейчас не проходил, ты же знаешь, что это не выход.       — Я знаю, мам, я выучил это еще во время моего прибывания в клинике.       От этих слов рука Энн, лежащая на его колене, заметно дрогнула. Гарри знал, как больно ей было осознавать тот факт, что ее единственный сын провел прошлый год в закрытой лечебнице на юге Лос-Анджелеса, пытаясь избавиться от зависимостей, которые черными нитями тянулись сквозь наихудшие моменты его жизни. Но прошлое не изменить. И чем быстрее она примет этот факт, тем лучше будет для них обоих.       Сглотнув, Энн снова посмотрела на сидящего рядом сына и ее взгляд показался ему особенно неуверенным, будто она хотела что-то спросить, но никак не могла решиться.       — Почему ты не позволял нам приехать к тебе? — в конце концов произнесла она, ее голос на грани шепота. По внимательному взгляду было заметно, как сильно мучил ее этот вопрос.       Гарри понимал, что рано или поздно им все же придется начать этот разговор. Прошла неделя с тех пор, как он приехал домой, но до сих пор все их беседы за ужином сводились к спорам о бейсболе и обсуждению звезд кино и телевидения, с которым Гарри, к постоянному удивлению Роберта, был знаком лично. Это не могло продолжаться вечно, ведь Гарри знал, как глубоко его решение оборвать все связи на три долгих года ранило сердце родителей, знал, каким непростительным оно показалось для Джеммы. Он должен был все объяснить. Настало время закрыть эту главу.       Гарри протянул руку и накрыл своей широкой ладонью тонкое запястье сидевшей рядом женщины.       — После того случая… — он болезненно сморщился, пытаясь отогнать ненужные картинки из воспоминаний, — Это невозможно описать. Как будто вся моя жизнь изменилась за один день. Эта ненависть… Я не знал как с ней справиться, — его голос сорвался на дрожащий шепот, — Им было все равно, понимаешь? Все равно, что меня даже не было дома в тот момент, черт, им было наплевать! Все были так уверены, что я избежал наказания, что мне просто повезло, я…       Что-то соленое внезапно коснулось его губ. Гарри с удивлением осознал, что он не смог сдержать слез, что мелкими каплями покатились вниз по его пылающему лицу, падая на серую ткань грязной футболки. Он ненавидел себя за то, каким жалким он сейчас себе казался.       — Грегори спросил, может ли он устроить вечеринку в моем летнем доме в честь окончания сезона, и я ответил, что он может делать, что захочет, — он вытер тыльной стороной ладони скопившуюся на небритом подбородке влагу, — Я заехал к ним всего на пару часов, встретил там сестру моего бывшего агента и уехал с ней. Я не знал, что среди находившихся в доме были чертовы школьницы, я не знал, что Сэм решит угостить их тем дерьмом…       Гарри сорвался. Он не помнит, когда в последний раз плакал. Не помнит, когда в последний раз ему хотелось плакать. Обжигающие слезы непрекращающимся потоком застилали его глаза, измученное утренним похмельем тело содрогалось при каждом вздохе. Видимо, рана все еще была слишком свежей, чтобы он мог снова ее потревожить, копаясь во воспоминаниях того, через что ему пришлось пройти, после смерти той девушки. «Девочки», — мысленно поправил себя он, и от этого уточнения ему стало дурно.       Гарри не заметил в какой именно момент Энн притянула его в свои объятия, но, почувствовав рядом с собой тепло чужого тела, он попытался успокоить свое участившееся дыхание. Ему надо было собраться. Срочно. Энн явно была на грани и он не хотел пугать ее еще больше.       Убедившись в том, что тело сына больше не дрожало от всхлипов, женщина медленно отстранилась. Ее украшенные темными кругами от бессонной ночи глаза блестели от слез, на бледном лице читалось выражение глубокой горечи.       — Ты не должен был проходить через это один, — от скрытой боли в ее голосе ему хотелось кричать, — Если бы только я была рядом…       — Нет! — В порыве отчаяния Гарри ударил рукой по подлокотнику дивана, — Ты не понимаешь… Я не хотел чтобы вы видели меня таким, не хотел, чтобы вас впутывали в это дерьмо, — он сделал глубокий вдох, — Я плохо помню, что было дальше. Помню суд, лицо ее матери… Я не знал, как жить дальше, — он сделал небольшую паузу, после которой все же решился продолжить: — И тогда таблетки показались мне неплохим решением. Я понимал, что качусь в пропасть, но когда ты под кайфом, это даже весело.       Гарри отвернулся к светящемуся от теплоты утреннего солнца окну. Дорожки слез на его лице начали слегка покалывать, постепенно усыхая от теплоты падающих на них лучей. Он зажмурился, прогоняя с глаз остатки слез, и тихо произнес:       — Джеймс, мой нынешний агент, он помог мне. У него были связи в центре… Мне даже не пришлось ждать, пока для меня освободится место. Они приняли меня сразу, а потом убедили позвонить вам и сообщить, где я нахожусь.       Он снова повернулся к сидящей рядом матери. Это была их самая откровенная беседа с момента его прошлого отъезда. Ее глаза были закрыты, руки аккуратно сложены на укрытых мягкой тканью белых брюк коленях. Она была неподвижна, словно застывшая скульптура из светящегося на солнце мрамора. Блуждающий взгляд Гарри зацепился за пару седых прядей, прячущихся в темной густоте челки. Он провел пальцами по ним, будто надеясь, что те сразу поменяют свой цвет со светло-серого на медно-каштановый. Видимо, догадавшись о мыслях сына, Энн усмехнулась:       — Сколько бы не красилась, всегда остается пара непослушных, — она с грустной улыбкой повторила движение Гарри, проведя пальцами по мягкой волне ниспадающих на лоб прядей.       — Это же из-за меня, да? Столько нервов… — Гарри с усилием сглотнул стоявший в горле ком, — Я же просил перестать за меня волноваться, в этом все равно нет никакого смысла.       Он разочарованно покачал гудящей головой, горько усмехнувшись:       — Я понимаю, что дал вам кучу поводов для тревоги, — он оторвал взгляд от покрасневших глаз матери и уставился на хорошо знакомый узор на паркете, — Особенно в последнее время.       — О чем ты, дорогой? — спросила Энн, легонько коснувшись его плеча в попытке привлечь внимание, — Да я поседела в тот самый момент, когда ты впервые научился самостоятельно открывать двери.       На слегка опухшем от недавних слез лице Гарри появилась понимающая улыбка:       — Переживала, что могу сбежать?       Энн усмехнулась:       — Боялась, что зайдешь к нам с отцом в спальню в неподходящий момент.       В ту же секунду Гарри поперхнулся собственной слюной. Прокашлявшись, он в притворном шоке уставился на маму. На ее порозовевшем от румянца лице красовалась довольная ухмылка. Она выглядела менее несчастной, чем минуту назад, и от этого у Гарри на душе стало чуточку легче. Его всегда поражало удивительное умение Энн шутить в самые неподходящие моменты. Она была одной из тех, кто смеялся на похоронах — таким непонятным для окружающих образом она справлялась со стрессом. Гарри с детства был знаком с этой неловкой привычкой матери и каждый раз, встречая на своем пути кого-то с похожей причудой, он непроизвольно начинал испытывать к этому человеку особую теплоту.       — Иу, — Гарри шутливо скривился, — Хорошо, что мне не передалось твое чудовищное чувство юмора.       — Согласна, — утвердительно кивнула головой Энн, — мир ни за что бы не вынес такой потрясающей комбинации красоты и остроумия.       — Не скажи, — возразил Гарри, — Ты — прямое этому опровержение.       — Ох!       Его неприкрытая лесть заставила Энн откинуться на мягкую спинку дивана и громко рассмеяться. Успокоившись, она повернула голову к полулежащему рядом Гарри и с нежностью пригладила его торчащие в разные стороны после неспокойного сна пряди.       — Ты всегда знал, что сказать женщине, — произнесла она улыбаясь, в ее светлых глазах играли лучи заполонившего комнату солнечного света, — Интересно, мне должно быть стыдно за то, что я подарила этому миру настоящего разбивателя сердец?       — Не думаю, - усмехнулся Гарри, - Пока что страдает лишь мое.

***

      Из всех мест на земле Гарри меньше всего хотелось находиться именно здесь.       Приглушенный ропот голосов вокруг приостанавливался каждый раз, когда массивные входные двери со скрипом отворялись, запуская в мрачное сырое помещение теплые лучи майского солнца. Новоприбывшие заполняли зал, приветливо здороваясь с давними знакомыми. Количество пустых скамеек постепенно сокращалось, а значит уже скоро перед аудиторией должно было появится приветливое лицо моложавого пастора. Это была первая воскресная служба Гарри с того самого дня, как он, будучи еще школьником, наотрез отказался посещать любые религиозные собрания, мотивируя это тем, что устаревшие ценности общины шли в разрез с его собственными убеждениями. Конечно, тогда Энн не пришелся по душе его внезапный бунт, но, зная своего сына, он не стала пытаться его переубедить. И он был сильно за это ей благодарен.       Тяжелая дверь снова распахнулась и где-то позади послышался шепот спешащих занять свои места людей. Роберт и Энн неподвижно сидели на соседней скамейке, периодически бросая на Гарри многозначительные взгляды, от которых у него появлялось странное ощущение, будто они действительно думали, что стоит им на секунду отвлечься, как Гарри мгновенно покинет зал. Стоит отметить, что на то были свои причины. Гарри чувствовал себя максимально некомфортно. Он точно знал, что как минимум пара человек сумели разглядеть его лицо в полумраке церкви, и, судя по тихим щелчкам мобильной камеры, что несколько раз отвлеки его от разглядывания собственных ладоней, еще и успели запечатлеть это поистине уникально явление. Находясь в храме, его запятнанная многочисленными скандалами персона вызывала сдавленные смешки у считавших себя меньшими грешниками посетителей, но Гарри старался не обращать внимания на происходившее вокруг, мысленно напоминая самому себе, что он пришел сюда исключительно ради родителей. Они так давно не делали ничего вместе, и идея посетить воскресную службу всей семьей показалась ему не такой уж и ужасной. Особенно после того, с какой радостью Энн притянула его в свои объятия вчерашним вечером, когда он сообщил о том, что хочет провести это воскресение вместе с ними.       И все же что-то было не так. Он чувствовал это. Уж слишком часто Роберт оборачивался назад, внимательно изучая лица прихожан. Слишком напряженной была спина сидящей впереди Энн, что теребила в руках маленькую потрепанную книжку с текстами молитв.       — Ох, прошу прошения, я так не хотела опаздывать! — до Гарри донесся знакомый голос.       Он резко поднял голову вверх, оторвавшись от изучения блестящих носков своих любимых темно-коричневых Оксфордов, и уперся взглядом в возникшую из ниоткуда девушку. Поочередно обняв обрадованных ее появлением Энн и Роберта, она сделала пару шагов назад и принялась искать взглядом свободное место. У Гарри замерло сердце. Это была Джемма. Его дерзкая, смешливая, вечно недовольная прической брата Джемма.       — Детка, прямо за нами есть свободное место, — несмело произнесла Энн, указав на скамейку, на которой сидел Гарри.       Их взгляды встретились. Шок на лице Джеммы прекрасно отображал его собственное состояние. Так вот почему все утро Энн и Роберт вели себя так странно. Они планировали эту встречу.       — Что он здесь делает? — резко спросила Джемма, обращаясь к развернувшимся к ним родителям.       Виноватое выражение на их лицах в иной ситуации показалось бы Гарри невероятно смешным, но в данный момент о смехе он думал в последнюю очередь. Ни Энн, ни Роберт не решались ответить на упрек Джеммы, и чем дольше длилось их молчание, тем больше заинтересованных взглядов привлекала к себе их маленькая семейная сцена.       — Доброе утро, друзья! — внезапно раздался воодушевленный голос вошедшего в зал пастора. Быстрым шагом он направился к алтарю, неся в руках толстую книгу в позолоченной оправе.       — Прекрасно, — с неприкрытым раздражением бросила Джемма, но все же заняла пустующее место по соседству с Гарри.       Когда в зале наконец воцарилась тишина и пастор начал зачитывать имена тех, кто согласился принять участие в благотворительном матче в конце месяца, Гарри все ещё пытался успокоить свое быстро бьющееся сердце. Он не решался поднять взгляд на застывшую рядом фигуру, всем телом чувствуя исходящее от Джеммы напряжение.       — … омлинсон, Грегори Филлипс… — неожиданно донеслось из глубины зала.       Гарри резко распрямился и озадаченно посмотрел на продолжающего монотонно диктовать имена священника. Нет, послышалось. Ему просто послышалось.       Он снова опустил глаза в пол, но быстрое движение справа заставило его обернуться на сидевшую рядом сестру. Она вытащила из кармана своего темно-зеленого плаща телефон и, отключив звук, положила его себе на колени экраном вниз. Вспомнив о том, что он и сам забыл это сделать заранее, Гарри разблокировал свой мобильный. На ярком экране тут же возникла сотня оповещений о пропущенных вызовах и сообщениях. Знакомые имена в перемешку с анонимными цифрами закружились перед его глазами тревожным хороводом, но он не стал вчитываться в них. Не сейчас. Это может подождать. Гарри быстро отключил звук, и спрятал телефон обратно во внутренний карман висящего на нем черного пиджака, что Роб так любезно согласился одолжить ему. Что поделать — Гарри слишком сильно любил экстравагантные вещи и ни один из привезенных им нарядов не был достаточно неброским для воскресного похода в церковь. Как будто собирая чемодан неделю назад он мог подумать, что окажется в такой ситуации.       Когда служба наконец подошла к концу, и по залу разнесся одобрительный гул прихожан, Джемма резко вскочила со своего места и направилась к выходу. Гарри решил, что не стоит терять ни секунды и, бросив родителям короткое «Я буду снаружи», отправился вслед за ней.       Выйдя на свежий воздух, Гарри принялся искать ее среди толпившихся у выхода из храма людей. Не прошло и минуты, как они оказались прямо друг перед другом. Запыхавшийся от быстроты своих движений Гарри стоял напротив сестры, что сложив руки на груди, окидывала его неприязненным взглядом:       — Ты хотел мне что-то сказать?       Пускай в ее глазах цвета бушующего моря не было того пронизывающего холода, которым полнился ее голос, от этой мысли вовсе не становилось легче. Она все еще была зла на него, сверлящий взгляд полон подчеркнутого безразличия, но Гарри не мог ее за это винить. Они были слишком близки, чтобы его глупая попытка отстраниться на неопределенное время не повлекла бы за собой никаких последствий.       — Я хотел сказать привет, Джемм, — неуверенно произнес он.       Может ли он обнять ее? Будет ли странным с его стороны так неожиданно нарушишь ее личное пространство, учитывая то, на какой ноте они расстались в момент их последнего телефонного разговора? Джемма все еще держала руки перед собой, ее поза выглядела вызывающе-оборонительной, и в то же время от нее веяло необъяснимой беззащитностью, словно вся ее напускная враждебность держалась на одной тонкой нити.       — Я не знала, что ты будешь сегодня здесь. Я приехала навестить родителей, к тебе это никакого отношения не имеет.       Следует признать, ее слова сделали ему намного больнее, чем он того ожидал. Возможно даже больнее, чем того хотела сама Джемма.       — Ты надолго? — ровным тоном поинтересовалась девушка.       Гарри лишь пожал плечами:       — Я не знаю, — односложно ответил он.       Они все еще стояли посреди шумящей толпы, друг напротив друга, и в какой-то момент, Гарри осознал, что не может больше играть в эту глупую игру. Ложная невозмутимость, за которую он цеплялся из последних сил, начинала давать трещины.       — Ты приехала одна? — нерешительно спросил он.       — Да, у Кевина снова проблемы со сном и я решила не мучать его ранними поездками, — чуть погодя, она добавила: — И да, мы все еще вместе. Не знаю, насколько ты осведомлен о моей личной жизни.       Как бы Джемма не старалась сохранять свой невозмутимо-бесстрастный тон, ее последняя фраза прозвучала особенно фальшиво. Показная отстраненность не помешала Гарри заметить в ее голосе нотку невысказанной обиды, что хранилась в ее сердце последние несколько лет.       Наплевав на бурлящие внутри сомнения, он решил, что настало время сдаться первым:       — Я скучал.       Тихое признание прогремело в его собственном сознании, заполонив его своей неподдельной искренностью. Нет, он не надеялся, что Джемма пойдет на попятную с такой же легкостью. Было бы нелепо с его стороны ожидать, что пары слов будет достаточно, чтобы стереть все обиды и восстановить то, что так беспощадно было разрушено его глупыми ошибками. И все же Гарри хотел, чтобы она знала: он действительно невыносимо сильно по ней тосковал.       Его слова на секунду заставили исчезнуть маску спокойного равнодушия с ее лица, и Гарри мог бы считать это маленькой победой, если бы не то, с какой скоростью Джемма снова вернула себе свою холодную невозмутимость. Упрямая. Она всегда была до невыносимого упряма.       — Я хочу поздороваться со своими друзьями, прошу меня простить, — сказала она, намеренно проигнорировав его последнюю реплику и, развернувшись на невысоких каблуках, уверенным шагом направилась в противоположную от Гарри сторону.       Гарри рассеянным взглядом проследил за удаляющейся фигурой, параллельно думая о том, как же сильно ему хочется снова вернуться в безопасную изоляцию его двухэтажной квартиры на западе Лос-Анджелеса. Мертвая тишина и высокие белые стены. Это успокаивало, да, с этим он мог жить. Это уж точно было лучше, чем стоять посреди толпы людей и пытаться понять, какого черта он вообще здесь делает. Семьи… Счастливые лица молодых родителей лишний раз напоминали ему о том, как далека его жизнь была от общепринятой нормы. Он чувствовал на себе их взгляды. Знал, что они тоже знают. Он был лишним элементом в этой системе, уж точно никак не походил на одного из этих резвящихся со своими детьми папаш…       Один из стоявших у ступенек мужчин резко обернулся на детский смех позади него и, схватив не успевшего увернуться от его цепких рук малыша, подбросил его вверх, тут же ловя его в своих крепких объятиях.       Луи.       Все звуки вокруг внезапно слились в один продолжительный гул. Гарри больше не видел, что происходило вокруг, все его внимание было приковано к стоящей неподалеку семье: одетая в легкое белоснежное платье Элеонор с нежностью обнимала за плечи державшего на руках сына Луи, и что-то шептала ему на ухо. Они были похожи на одну из тех рекламных картинок, что Гарри видел каждый раз проезжая мимо торгового центра на перекрестке Миддл-стрит в пригороде Лос-Анджелеса. Идеальная семья. Красивая пара. Смеющийся ребенок на руках улыбающегося ему в ответ отца. Вокруг глаз Луи собрались тонкие лучики морщинок, когда Тедди взялся за свисающие на лоб мужчины пряди и потянул на себя. Элеонор тут же схватила сына за его маленькую ручку и, убрав ее от лица Луи, легонько дернула за тонкие волосы на макушке малыша. Услышав возмущенный возглас, оба родителя залились смехом, обращая на себя внимание стоявших рядом людей.       Гарри разрывался между порывом отвернуться и убежать прочь и желанием остаться и впитывать в себя этот образ, чтобы каждую последующую ночь терзать свое сознание этой мучительной картиной чужого счастья. Его счастья. Гарри хотелось одновременно забыть и запомнить то, с какой невыносимой нежностью Луи касался губ обнимающей его девушки, с каким трепетом он сжимал его хрупкую руку в своей собственной.       Элеонор была меньше. Намного меньше Луи. Деликатнее. Изящнее. Стройнее. Рядом с ней он выглядел крупным, казался больше, чем он был на самом деле. Каждая клеточка Гарри помнила, с каким удовольствием Луи поддавался ему, каким покорным он мог быть, будучи зажатым между смятой постелью и разгоряченным телом. Отвык ли он от этого пьянящего ощущения потери контроля? Нравилось ли ему держать ее за волосы, пока он брал ее сзади?..       — Гарри! — высокий голос Элеонор отвлек его от размышлений.       Встретившись с ней взглядом, Гарри мысленно выругался на себя за то, что не успел уйти раньше, чем его заметили окружающие. Натянув на лицо маску дружелюбия, он нехотя направился к окликнувшей его девушке, рассекая толпу. И как она сумела его разглядеть?       — Гарри, совсем не ожидали тебя тут увидеть! — радостно воскликнула Элеонор и притянула его в свои объятия.       От нее пахло чем-то приторно сладким и от этого запаха у Гарри свело зубы. Сахар, она была как чертов сахар. От ее приветливости ему хотелось блевать.       — Рад вас видеть, — он едва дотронулся до спины обнимающей его девушки, и, быстро отпрянув, улыбнулся сидевшему на руках у Луи малышу, — в особенности тебя, Тэддо, — Гарри не соврал, когда сказал это. Он действительно каким-то образом успел соскучился по милому лицу ребенка.       Потрепав Тедди по его белокурым волосам, он все же решился встретиться взглядом с Луи. Тот лишь слегка кивнул в ответ на его приветствие, на его тонких губах появился намек на улыбку, но голубые глаза были абсолютно лишены какой-либо теплоты. Официально. Так вот как мы будем теперь это делать?       Что-то внутри Гарри решило взбунтоваться. Это был второй раз, когда Луи встретил его так, словно он был для него полнейшим незнакомцем, и Гарри решил, что небольшой укол совсем не помешает их милой беседе:       — Я честно говоря и сам не ожидал вас здесь увидеть, в особенности тебя, Луи, — с вежливой улыбкой произнес Гарри, заранее зная, что стоящий напротив мужчина поймет, на что именно он намекает.       Поджав губы, Луи поднял изогнутые брови вверх и многозначительно усмехнулся. Внезапно Гарри с радостью осознал, что он узнает это выражение. Так выглядел Луи из прошлого каждый раз, перед тем, как из его рта вылетало очередное колкое замечание. Мысль о том, что он распознал эту эмоцию по непонятной причине приятным теплом отозвалась где-то в глубине груди Гарри.       После небольшой паузы, Луи с едкой улыбкой произнес:       — Я думаю, что для тебя не должен стать шоком тот факт, что после восьмого класса я успел не раз поменять свое мнение по поводу многих вещей, Эдвард, — и снова его второе имя было произнесено с особым акцентом, будто издевка, брошенная вдогонку к язвительному замечанию.       «После восьмого класса» — так значит Луи помнил. Он помнил тот день…       … Гарри был в полнейшей растерянности. Его простая на первый взгляд просьба превратила их мирную беседу в настоящий спор, и ему это совершенно не нравилось. Он не любил ссориться с Луи, особенно, когда для этого не было никакого повода. Гарри ведь просто попросил его пропустить одну службу, всего одну, ради вечеринки в честь его пятнадцатилетия, что должна была пройти в ближайшую субботу в загородном доме маминой сестры. Конечно, Луи мог бы остаться на празднике на пару часов, после чего поехать обратно домой, но разве этого было бы достаточно, чтобы как следует повеселиться? Черт, не каждый день Гарри исполняется пятнадцать и тем более не каждый день Эрин позволяет двадцати подросткам захватить ее любимый домик на сутки, при этом любезно пообещав ничего не сообщать своей сестре о их планах.       Внезапно по коридору разнесся звук школьного звонка, оповестивший Гарри о том, что он бесстыдно опаздывал на проверочный тест по биологии, но он не сдвинулся с места, продолжая таранить Луи своим умоляющим взглядом:       — Это ведь всего одна служба, — протянул Гарри в негодовании, не веря, что Луи на самом деле собирается пропустить самый важный день в году.       — Хаз, ты же знаешь, я не могу, — повторил подросток то, что уже несколько раз успел сказать сетующему Гарри, — И тем более ты знаешь, что устроит Трой.       Гарри прекрасно понимал, что Луи был прав. Его помешанный на вере отчим был одним из самых верных прихожан и его любовь ко всевышнему была настолько же сильна, как и его правая рука. Чертов ублюдок не раз замахивался на Луи в порыве гнева, Гарри знал об этом из рассказов Шарлот — сам Луи ни за что в этом бы не признался, и этот факт останавливал его от того, чтобы продолжать свои упрашивания.       — Ладно, забей, — быстро сдался Гарри и похлопал Луи по худому плечу, — просто пообещай мне тогда, что помолишься за меня и мою печень? Эд сказал, что притащит два ящика водки и что-то мне подсказывает, что не все доживут до утра.       На лице Луи большими буквами читалось сожаление. Он явно не хотел отказывать Гарри, тем более, когда дело касалось его праздника.       — Обещаю, что помолюсь, но не знаю насколько это поможет.       — Что, думаешь моя грешная душа не достойна спасения? — полушутя спросил Гарри.       Луи лишь слабо улыбнулся:       — Боюсь проблема скорее в моей.       Его резко изменившийся тон заставил Гарри приподнять брови в удивлении:       — Что ты имеешь ввиду, Лу?       Во взгляде Луи проскочила непонятная эмоция, после чего он резко отвернулся к большому окну справа, задумчиво разглядывая виднеющиеся с улицы салатовые листья высоких деревьев, окружающих школьный двор. Нахмурившись, Гарри смотрел на заостренный профиль стоящего напротив подростка, пока в его мыслях крутилась тысяча вопросов. Что именно Луи хотел этим сказать?       После затянувшейся паузы Луи все же повернулся обратно к озадаченному его странным поведением Гарри и робко произнес:       — Я не уверен, что хочу быть частью того, что никогда не сможет принять меня.       Его тихое признание заставило Гарри нахмуриться еще сильнее, чем прежде. Луи смотрел на него со странным выражением ожидания, будто надеясь на какую-то определенную реакцию от него, словно оставались считанные секунды до того момента, как Гарри озарит понимание и он, ободряюще улыбнувшись, слегка похлопает Луи по плечу и скажет что-то очень важное в ответ на его слова. Но Гарри молчал. Он не знал, что сказать. Не знал, что подумать. Ему всегда казалось, что вера Луи была непоколебима, в отличие от его собственной, и видеть друга в таком состоянии для него было в новинку.       Мимо них штормом промчались опаздывающие на урок школьники, случайно толкнув Гарри в спину, от чего тот сделал непроизвольный шаг навстречу Луи, сократив расстояние между ними.       — Слушай, если тебя волнует тот факт, что на той вечеринке вы с Кэти зашли слишком далеко… — начал Гарри.       — Хаз, забей, — прервал его Луи, — Правда, это не важно. Не грузись всякой ерундой, когда у тебя на носу экзамен.       Взгляд Гарри наполнился искренним возмущением:       — Это не ерунда! Твои чувства это не ерунда, Луи, и тебе пора перестать отталкивать людей как только они пытаются тебе помочь в них разобраться!       Удрученно покачав головой из стороны в сторону, Луи слабо скривился, выражая свое скептическое отношение к словам Гарри, и, пробормотав быстрое «увидимся», побрел в сторону главного холла…       Гарри стоило бы отвести взгляд, это было бы правильно. Так поступил бы приличный человек. Но Гарри никогда не отличался обостренным чувством стыда и именно поэтому он с таким вызовом смотрел в глаза стоящему напротив Луи, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг. На дневном свете мужчина выглядел иначе, нежели неделю назад. Гарри с удивлением отметил, какими впалыми казались его щеки, как отчетлив был острый подбородок, слегка покрытый светлой щетиной. Он все еще выглядел молодо, слишком молодо для своего возраста, но все же что-то в его лице сбивало Гарри с толку. Были ли это его уставшие глаза? Или напряженная линия тонких губ? А может все дело было в том, насколько спокойным он теперь казался?       — Джемма! Сюда! Мы здесь! — внезапно воскликнула Эленор.       В ту же секунду перед ними появилась Джемма. С искренней улыбкой она поцеловала сидящего на руках у отца Тэдди в его высокий лоб, после чего слегка коснулась рукой лица улыбающегося ей в ответ Луи и обернулась к стоящей рядом Элеонор, чтобы заключить ее в свои объятия.       Видимо не желая создавать неловкую ситуацию, Джемма все же отметила присутствие Гарри легким кивком головы, но уже через секунду она снова перевела все свое внимание на светящуюся от радости Элеонор и принялась обсуждать с ней прошедшую службу. Они были знакомы? С каких пор они знакомы? И какого черта все это выглядело так, будто Гарри случайным образом оказался посреди встречи давних друзей, что обменивались теплыми комплиментами и спрашивали друг друга о состоянии здоровья родителей?       — Что, все-таки решилась оставить Кевина в Лондоне в полном одиночестве? — продолжая их беседу спросила улыбающаяся Элеонор.       — Ох, вы же его знаете, уж лучше я съезжу одна, чем буду всю дорогу выслушивать его нытье по поводу утренних электричек, — со смехом ответила Джемма, все еще держа одну руку на талии стоящей рядом девушки.       Они явно были подругами. И судя по тому, с какой легкостью они обменивались шуточными колкостями последние пару минут, они были знакомы уже давно.       — Ну ничего, скоро ему не придется скучать в одиночестве, — подмигнула ей Элеонор и добавила: — Или скучать вообще, — сказав это, она положила руку чуть ниже солнечного сплетения Джеммы, отчего та с теплой улыбкой накрыла ее ладонь своей.       Что она имела ввиду? Гарри медленно перевел озадаченный взгляд с Джеммы на Элеонор, в отчаянной попытке понять, что происходит.       — Что? — не выдержал он, — Что это все означает? — решительно спросил Гарри, хотя глубоко внутри он уже подозревал, о чем именно идет речь.       — Я разве не говорила? У нас с Кевином будет ребенок, — ответила Джемма ровным тоном, будто речь шла о планах на уикенд.       Дыхание Гарри мгновенно остановилось.       — Что? — глупо переспросил он.       — Я беременна, — снова повторила Джемма, — Извини, у меня не было времени сказать тебе об этом раньше.       — Но было время сообщить об этом ей?! — порывистым жестом Гарри указал на смутившуюся от его внезапной вспышки Элеонор.       Джемма раздраженно поджала губы, оглянувшись по сторонам, после чего снова повернулась к Гарри:       — Давай ты не будешь устраивать здесь сцену.       Он больше не мог этого терпеть. Закрыв глаза ладонью, он зажмурился и несколько раз глубоко вздохнул. Джемма была беременна. Его Джемма будет мамой. У Гарри скоро появится племянник, о котором ему никто не посчитал нужным сообщить. Как они могли все еще считаться семьей, когда все катилось в чертову пропасть с такой скоростью?       Снова открыв глаза, он увидел, с каким беспокойством на него смотрит Элеонор. Ее настойчивая забота об окружающих начинала выводить Гарри из себя. Когда она протянула свою руку, чтобы в ободряющем жесте коснуться его плеча, он резко сделал шаг назад и посмотрел на стоящую напротив Джемму. И как он не заметил? Длинный плащ пускай и скрывал очертания ее фигуры, но все же легкая выпуклость прямо под широким поясом давала о себе знать, особенно когда Джемма держала свою руку вот так — слегка укрывая свой недавно появившийся животик. Она сказала, что не успела сообщить. Но так ли это было на самом деле? Хотела ли она вообще, чтобы Гарри знал о том, что скоро их семью ждет пополнение?       — У тети Джеммы скоро появится малыш и когда он вырастет, мы станем лучшими друзьями, — с довольной улыбкой произнес Тэдди, все еще цепляясь руками за шею Луи.       Когда все присутствующие обернулись на голос ребенка, Гарри заметил, с каким странным выражением лица все это время на него смотрел Луи. В его нахмуренном взгляде читалась обеспокоенность в перемешку с непонятной задумчивостью, словно он сам не мог понять, какие именно чувства в нем должна была вызвать сложившаяся ситуация. По крайней мере в голубых глазах не было ни капли жалости, и от этого Гарри стало чуть легче дышать.       — Я… — севшим голосом начал Гарри, — Я поздравляю вас с Кевином. Вы будете замечательными родителями, — он изо всех сил постарался изобразить улыбку, но она так и не достигла его глаз, задержавшись лишь на приподнятых уголках губ.       Гарри быстро развернулся и широким шагом последовал к парковке, что находилась по соседству с церковью. Он всегда умел сбегать от сложных ситуаций, чертов трус. Его злость вовсе не была направлена на Джемму или Элеонор, нет, он был зол лишь на себя. За то, что позволил себе разрушить тот фундамент доверия, на котором держались их с сестрой отношения на протяжении долгих лет. Они ведь были семьей, когда-то. Так в какой момент все покатилось по наклонной?       Гарри уже успел завернуть за угол высоко забора, что ограждал церковный двор, как внезапно его окликнули:       — Хэй!       Обернувшись назад, он увидел, что перед ним стояла запыхавшаяся Элеонор. Тяжело дыша, она держалась одной рукой за воротник своего раздражающе белоснежного платья.       — Я просто хотела, чтобы ты знал, что мы и сами лишь недавно узнали обо всем, — мягко сказала она.       — Слушай, это никак вас не касается, правда. Я единственный, кто виноват во всем, что происходит, — ответил Гарри, давая девушке понять, что ей не стоило оправдываться перед ним.       Элеонор сделала несколько шагов к замершему на месте Гарри. Подойдя еще ближе, она ободряюще улыбнулась ему и робко произнесла:       — Я уверена, что у вас все наладится. Джемма… Она упрямая, вы с ней в этом похожи. Но она не сможет вечно на тебя обижаться. Она любит тебя, Гарри.       Видимо, она ожидала от него какой-то реакции, но Гарри не знал, что ответить на ее слова. Она вообще не должна была быть частью этой проблемы, не должна стать свидетелем их с Джеммой разговора.       — Я помню, как близки вы были, не позволяй недопониманию разрушить ваши отношения, — в ее голосе было столько искреннего сожаления, что Гарри начинало казаться, будто ей действительно было не все равно.       Ее длинные переливающиеся на солнце пряди были слегка спутаны на концах. Кажется у кого-то из его бывших были похожие, но Гарри не смог бы вспомнить ее имя, даже если бы от этого зависела его жизнь. От легкого ветра кружева на коротких рукавах ее платья слегка развивались, открывая вид на украшающий льняную ткань узор. На белоснежной поверхности толстыми нитками были вышиты красные гвоздики. Гарри ненавидел эти чертовы гвоздики.       Все в девушке раздражало его. Начиная от манеры Элеонор протягивать гласные на конце слов и заканчивая ее любовью к слишком темному тональному крему. Гарри не мог понять, откуда в нем могла найтись такая глубокая неприязнь к человеку, которого он едва знал. Или он врал самому себе? И ответ был до смешного простым?       — Я, пожалуй, пойду, — сказав это, Элеонор посмотрела на светящийся экран своего мобильного, — Мои уже наверное совсем заждались.       Мои. Вот так, всего одним словом она отобрала у Гарри то, за что он когда-то был готов бороться до последнего дыхания. Кажется Гарри был прав, и ответ на его внутренние терзания был действительно до невероятного прост:       Это была не ненависть.       Это была ревность.