Тишина Рокэ Алвы

Полночный звон степной пустыни, Покой небес, тепло земли, И горький мед сухой полыни, И бледность звездная вдали (с)

Иногда Ворон впадал в лёгкое замешательство, когда замечал, как мало люди ценят тишину. Как бездумно и безрассудно заполняют её бессмысленной болтовнёй, ненужными телодвижениями, шумом. Суть всегда требует краткости, исключений быть не может. И потому ему всегда страшно не хватало тишины. Тишина – не значит пустота. Совсем нет. Впрочем, если тебе не хватает чего-то, означать это может лишь одно – ты должен это найти или просто взять. Такое мировоззрение подходит не всем, но тому, кто привык жить по законам военного времени, иначе нельзя. Тишину он искал повсюду. Под жарким солнцем Варасты тишина попадалась концентрированная, совсем особая. Пахнущая нагретой за день землёй, лошадьми, прохладным вином. В искреннем порыве подсмотреть за этой ветреной эрэа Алва проходил по спящему лагерю. Когда его замечали часовые, на их доблестных лицах отображался сперва суеверный ужас, и уже только потом они молчаливо приветствовали маршала. Над ужасом он не смеялся, на приветствия отвечал столь же молчаливым кивком. И шёл себе дальше, бесшумно и плавно скользя между палаток и нагруженных телег. Разумеется, жизнь в степи куда как тяжела, особенно если ничего интересного вроде битвы или пожара не происходит уже несколько дней. И тут не мудрено заснуть прямо на посту. Трудно осуждать доблестного воина, который целый день ловил мух во славу Талига, а потом позволил себе простую человеческую слабость! Что ни говори, а сочувствие никогда не было сильной стороной Ворона. Приняв самый надменный вид из всех, что были в его арсенале, он, обходя телегу, двинулся к молодому толстощекому теньенту, который мирно устроился прямо на земле, привалившись к колесу и обняв мушкет. Возможно, Вороном двигала зависть к крепкому сну юного стража, возможно, замыслы его были глубже и черней, однако, какими бы они там ни были, осуществиться им оказалось просто не суждено. Сосредоточив своё внимание на спящем на посту молодом человеке, Рокэ позабыл об окружающей обстановке. Конкретно о прикрытой плотной тканью телеге, в которой должно было перевозить палатки во время дневных переходов. В момент, когда Рокэ уже был готов грозным изваянием нависнуть над спящим юношей и поразить его навсегда, используя, быть может, сердечный приступ в качестве карательной меры, ткань на телеге зашевелилась. Алва выпрямился и вежливо посмотрел на ткань. Она пошевелилась ещё, промурлыкала что-то сонное и затихла, образовав небольшой бугорок. Что, неужели ещё один спящий обалдуй? Тяжело вздохнув и пожалев о потерянной тишине, Рокэ потянулся и одним движением сдёрнул ткань в сторону. Спящего обалдуя под ней не оказалось. Зато со дна телеги на него испуганно смотрели самые прекрасные глаза из всех, виденных им в последнее время. Прекрасные, испуганные вусмерть, распахнутые удивительно широко. Обладательнице их было не больше шестнадцати лет. - Какая прелесть… - задумчиво протянул Рокэ, разглядывая «прелесть», которая казалась ещё меньше из-за великоватой мужской одежды. Комментарий, впрочем, относился не к внешности девушки, ибо комплименты юным созданиям есть и более изящные, а в целом к ситуации. Между тем степень шока юной красавицы достигла, кажется, критической отметки, потому как дитя, чуть неуклюже от сна и неудобной одежды, село в телеге и приготовилось рыдать. Или ему так показалось, и у девицы просто случилась простуда. - Пожалуйста, не убивайте меня. Я могу всё объяснять! – судя по тому, что она говорит на талиг слегка ломанно и с лёгким акцентом, а также исходя из чёрных глаз и характерного выразительного носа, девушка – местная уроженка. Бакранка, видимо, только как удручающе консервативные в этом плане бакраны умудрились упустить сие сокровище? Впрочем, решать проблемы следует по мере их возникновения, а ещё размышлять надо ровно тогда, когда это уместно. В целях безопасности зажав сопротивляющейся малолетней эрэа рот, Рокэ поднял её из телеги как котёнка, подхватил на руки и понёс к своему шатру. За мысли часовых он ручаться не мог, впрочем, вряд ли они разглядели хорошенько, что он там такое несёт, тем более что девица сообразила, что привлекать излишнего внимания всё-таки не следует, и прекратила извиваться, как змейка. Ловить женщин слишком живого характера маршалу уже приходилось, однако в данном случае требовалась особая деликатность. В месте, которое на время похода стало его кабинетом, спальней и гостиной, было тепло, светло – горели свечи, и уютно – на столе стояла открытая бутылка вина. Усадив драгоценную ношу в кресло, Рокэ пододвинул поближе стул и уселся на него верхом, сложив перед собой руки. Беглый осмотр позволил ему установить, что девица находится в бедственном положении. Она была бледна, осунулась, что вкупе с натуральной худобой давало эффект несчастной узницы, одежда была то ли украдена, то ли взята впопыхах, и в целом это создание походило на бродяжку, которая по прихоти Создателя оказалась одарена прекрасными глазами чернее ночи. - Пока, эрэа, «всё объяснять» не надо. Ответьте мне только – как долго вам пришлось обходиться без пищи и приличного омовения? В ответ на его слова она сперва испугалась, потом, видимо, слова на чужом для неё языке дошли до сознания, и девица наморщила лоб, явно пытаясь сочинить правдоподобную ложь. Правда, она очень вовремя подняла на Рокэ взгляд. Он смотрел на неё так, как смотрел обычно на не в меру ретивых лошадей. Это возымело необходимый эффект. На белых до того щеках завиднелся еле заметный, но всё-таки румянец. - Три дня. Но я, правда, вчера украла яблоко и есть вода. Я… - Ни слова, – жестко оборвал девушку Ворон и поднялся со своего стула так же стремительно, как до этого опустился на него. Истязать прекрасных юных девушек – оно, конечно, привлекательно, только это может пока подождать. Если кто-то и удивился, что Ворон возжелал отужинать ещё раз в первом часу ночи, то никаких тому свидетельств он не обнаружил. К тому же с деликатным поручением разбудить пришлось всего-то Ричарда. Пока он героически добывал для своего эра чашку горячей похлёбки и немного хлеба, Проэмперадор Варасты своими собственными руками натаскал воды, чтобы наполнить скрытую ширмой объёмную кадку. Столь объёмную, что превосходила по размерам обычную ванну. Вообще-то купаться в Расанне было неплохой идеей, а вот идти в атаку, благоухая тиной – мысль не лучшая. Потому и кадка, потому и чистая вода в маршальском шатре. Когда всё было улажено, вода набрана, ужин принесён, а оруженосец отправлен спать, Алва вновь остановился перед креслом, в котором сжалось несчастное напуганное создание. Создание, кажется, успело испугаться заново, потому что опустило голову и упрямо смотрело только в пол. Рокэ потянулся, мягко обхватил девицу за подбородок и заставил её приподнять голову – ровно настолько, чтобы она смотрела прямо ему в глаза. - Как вас зовут, эрэа? - Самира. Я зовут Самира. - Прекрасно. Я зовут Рокэ, и Вам придётся меня слушаться, если Вы – благоразумная девушка. Это понятно? Ответом ему послужил кивок. Удовлетворенно что-то мурлыкнув себе под нос, Алва отпустил подбородок Самиры и снова от неё отошёл. На этот раз чтобы нырнуть в сундук и отыскать хоть что-то походящее на одежду для девушки, которая макушкой может достать тебе до плеча только в прыжке. После весьма мучительных раздумий он вытащил на свет божий длинную, свободную рубаху из лёгкого синего шёлка, пояс, чулки (мужские, правда, но тут уж чем богаты), и короткий легкий плащ с капюшоном. Правда, коротким этот плащ был только для него. Самира в нём подметала бы траву. Одежду он сложил на стуле рядом с кадкой, убедился в том, что ширма стоит надёжно, что присутствует мыло и гребень, и только после этого позвал к себе свою неожиданную гостью. Щеки её полыхали уже отнюдь не бледным румянцем, и какое-то время Рокэ позволил себе полюбоваться на эту трогательную картину. Сие оказалось фатальной ошибкой, потому что то, что творится в хорошеньких головках шестнадцатилетних эрэа, непостижимо даже самим этим эрэа. Видимо, посчитав его поведение за покровительство, а покровительство сочтя чем-то, за что следует платить, Самира с храбростью трясущегося кролика сбросила уже расстёгнутые колет и рубаху и принялась отчаянно выбираться из бриджей. Стараясь больше не соблазняться прекрасным и совсем не глядя на очаровательные маленькие грудки, Рокэ подхватил падающую рубаху и выставил перед собой, как щит, которые отделял его от Самиры. - Эрэа, уверяю Вас, это совершенно лишнее. Я лишь пытался сказать… - Я не нравлюсь ты?! – «Эрэа», сделав потрясающий вывод, сверкнула глазами почти гневно. И где только спрятался трусливый трясущийся кролик. – Я бы грела ты, чтобы ты меня не выдавал! - А с чего Вы взяли, сударыня, что мне вообще требуется от Вас какая-либо расплата? – вежливо поинтересовался Алва, всё ещё держа перед собой расправленную рубашку, чтобы прикрыть Самиру, при этом не касаясь её. - Ты мужчина! – девушка вновь поразила его великолепно подобранной информацией, бьющей не в бровь, а в глаз. – Мужчина… мужчина всегда желает женщина с он, особенно если война. Я всё уметь! - Я нисколько не сомневаюсь в Ваших, моя дорогая, умениях и навыках, а также признаю Ваши обаяние и красоту. Признаться, давно уже ни одна женщина не поражала меня так, как поразили Вы… - в чёрных глазах Самиры сверкнуло непонимание – видимо, не привыкла к куртуазной речи, да оно и не мудрено. После, правда, она даже робко улыбнулась – мол, ты же сейчас меня не оскорбляешь, правда? Ворон же, так привыкший играючи решать самые сложные головоломки, вновь потанцевал по неустойчивой канатной дорожке их пока что неясных взаимоотношений, - Однако спешу Вас уверить, сударыня, что я никоим образом не покушаюсь на Вашу честь и не собираюсь заставлять Вас делать что-либо исключительно в качестве платы. Я помогу Вам настолько, насколько это в моих силах, а силы мои, откровенно сказать, изрядны. Я сделаю так, что Вас никто не тронет, не обидит, не посягнёт на Вас каким-либо способом. Безусловно, нам предстоит трудный разговор, но и только. Я не потребую взамен ничего, совершенно ничего. Выражение лица Самиры просто нужно было лицезреть. Он уже успел заметить, что каждое новое движение мысли молниеносно отображается на лице у девушки. В этот раз на хорошеньком личике застыла благодарность. Такая, какой он по отношению к себе не видел много лет. Слегка обескураженный, Рокэ счёл за благо деликатно приподнять бровь, чтобы намекнуть, что хотел бы услышать хоть какую-то ремарку. - Я не делать… не спать с тобой? - Вы купаться, а потом одеваться и ужинать. Марш! – на всякий случай сопроводив свои слова поочерёдным указанием на кадку, мыло, мочалку, стопку с одеждой и основную часть помещения, где ждал ужин, Рокэ поклонился Самире и вышел, так что теперь их отгораживала плотная ширма. Он слышал, как она подбирает упавшую одежду, складывает, кладёт куда-то, а потом забирается в воду и плещется там. Дожидаясь девушку, чтобы составить ей компанию за ужином, Рокэ думал о многом. О том, например, что редких минут тишины у него теперь будет ещё меньше, чем раньше. О том, что объяснить пребывание рядом этой пташки будет совсем просто. О том, что хорошо бы она не оказалась беглой дочуркой какого-нибудь бакранского вождя. О том, что даже при условии ломаной и оттого крайне забавной речи, которую невозможно было порой не подхватить самому, Самира уж очень хорошо говорила на талиг. О том, что он, при всех имеющихся пороках, вовсе не святой, и коли невинность так уж хочет погубить бессмертную душу в его объятиях, он не станет возражать. Но пусть сначала эта невинность, которая «всё уметь», вымоется, поест и отоспится, чтобы соображать как можно трезвее. Если размышлять в целом, происходящее не казалось ему катастрофой. Ну да, у него тут война, ну да, армия жарится под палящим солнцем, но неужто какая-то глупенькая беглянка способна создать серьёзные проблемы? Поболтается здесь до возвращения в Талиг, а там он пристроит её куда-нибудь. Рокэ поймал себя на мысли, что ему, по большому счёту, не так уж важно, какой окажется история Самиры. Он уже совсем было собрался налить себе бокал, чтобы дожидаться наводящую красоту эрэа было поприятнее, как в шатёр без предупреждения и с молчаливого попустительства часовых ввалился Савиньяк. - Слушай, есть у тебя вино? Как друга прошу, не как своего маршала. Я тут такое… - Эмиль даже не успел договорить. Видимо, ему помешала похабная, наглая, широченная улыбка, которая расползлась по лицу неотвратимо, как весенний паводок. Смотрел он прямо в сторону ширмы, за которой всё ещё раздавался плеск и тихое пение на незнакомом языке. Рокэ буквально чувствовал, как графа Лэкдеми пожирает любопытство. Выдержав довольно драматическую паузу, Алва слегка пошевелился, сидя в своём кресле, и едва ли не зевнул, как бы демонстрируя всем видом, что ничего интересного не происходит вовсе. Эмиль сатанел на глазах. - Вино у меня, безусловно, есть. Я готов презентовать Вам, генерал, пару бутылок, но составить компанию, увы, не смогу, ибо имею неотложное дело, помощь в коем мне не требуется. - Рокэ, твою м… - прежде, чем выругаться, Эмиль пресёк собственные попытки превратиться по степени тактичности в Окделла, а по степени вежливости в сапожника, и схватил со стола неоткупоренную бутылку. Он явно горько оплакивал треклятую вежливость и треклятого Ворона. – Утром поговорим. Спасибо за вино. - Надеюсь, на эту ночь тебе хватит. Удачи в Вашем непростом деле, генерал. Понятливый, но любопытный, как сто тысяч закатных тварей, генерал поспешил удалиться с позором и с бутылкой вина. Рокэ меланхолично крутил на пальце один из перстней. Судя по тишине, Самира затаилась в засаде, дабы убедиться, что опасность миновала. Что ж, ей эта белобрысая опасность, возможно, и не грозит.