Осколки их жизней

Доски неприятно скрипели под ногами, сопровождая каждый шаг мерзким звуком. После первых двух он еще морщился и чувствовал себя немного виновато, за то, что потревожил покой этого места, но потом перестал. Пыль сыпалась со старой крыши, осветляя темные волосы мужчины, словно покрывая их слоем седины. Александр вздохнул, в который раз стряхивая ее с головы, стараясь не удариться о дверные косяки и прохудившиеся провода. Как иногда его работа тяжела. Пройдя небольшую прихожую, он вышел в очередную пустую комнату. Когда-то в этом доме жили люди, но после одного несчастного случая всё изменилось. Поэтому дом покинули, ведь никто не желает напоминания о своих же ошибках, забрав с собой всё, что возможно, оставив лишь гвозди на стенах, вместо семейных фото; пыльные полы, вместо мягких ковров; грязные глазницы окон, вместо счастливой семейной жизни. Алек шел медленно, внимательно заглядывая в каждый угол, в каждую кладовую, борясь с желанием надеть перчатки на продрогшие руки, иногда выдыхая на них горячий воздух. Неожиданно прямо перед ним пробежала тень. Она пропала в противоположной стене. Мужчина вздохнул и поднял стойку пальто, вжимая голову в плечи. В доме жутко холодно, хоть на улице лишь ранняя осень. Тень мелькнула еще раз, словно ведя его куда-то. Тень была небольшой, низенькой и шустрой. Еще раз вздохнув, он пошел за тенью; Алек не любил работать с детьми. Слишком сложно подобрать нужные слова, слишком сложно утешить, слишком невозможно понять. Тень вывела его в пустую комнату. Здесь не было мебели, лишь пару царапин на штукатурке стен да бледное свечение ночных фонарей на улице. На пыльном полу не было никаких следов, кроме тех, что тянулись за Александром. Но на подоконнике сидел малыш и внимательно следил за мужчиной. Тот окинул взглядом пустую комнату, мысленно собираясь и продумывал, что сказать. Он правда не любил работать с детьми; такому чурбану, как старший Лайтвуд всегда трудно давались такие навыки, как распознавание чужих эмоций (он-то свои с трудом понимал) и помощь с ними справиться. Мальчик наклонил голову на бок. — Ты какой-то странный. — Это почему? — Алек подошел к ближайшей стене, облокачиваясь на нее, и вытащил сигарету с зажигалкой. — Ты не боишься, — знал бы этот малыш, что страх подобных ему — не самая большая проблема Лайтвуда. Гораздо сложней найти нерешаемую задачу, невозможную проблему. Чиркнуло колесо зажигалки, но пламя тут же потухло от резкого порыва холодного ветра. Алек вздохнул, убрал все в карманы пальто и подошел к мальчику. Тот подвинулся к другому краю подоконника, освобождая место для чужака. Мужчина сел. И молчал. Он не мог подобрать слов, не мог ничего сообразить. С детьми всегда сложней — понимая мир практически буквально, они не всегда способны понять его сглаженные углы, понять то, о чем никто никогда не говорит. Взрослые же хоть иногда допускали подобную мысль, поэтому быстро приходят к верному выводу, быстро смиряясь и упрощая Алеку работу. — Ну почему ребенок… — выдохнул мужчина себе под нос и смотря в пол. Рукой нервно зачесал волосы назад. — Потому что детей не так бояться, — голос, звучащий над ухом, изменился. Он больше не был детским; он стал ниже и хрипловатым. Алек поднял голову. Теперь перед ним сидел не маленький малыш с пухлыми щечками, а юноша с темными глазами, экстравагантной прической и макияжем. — Оу, — сумел выдохнуть Алек. До этого они так не умели. — Ты умеешь менять облик? — Ну, — юноша перевел взгляд вниз, — и да, и нет. Я могу принимать облик себя в разном возрасте, — он вздохнул. — Ты же пришел за мной, так? Ты из этих? — Из кого? — с легкой улыбкой спросил Алек, слегка поворачивая голову к собеседнику. Юноша дернул плечом. — Из этих «охотников за приведениями», — гримаса неприязни появилась на лице незнакомца. Александр откинулся на грязное оконное стекло. — Тогда можешь расслабиться. Я не из них. — Но ты же пришел за мной! — воскликнул юноша, упираясь ладонями в пластик подоконника. — Ну… да, я шел… эм, за этим… вроде, — туманно отозвался мужчина, но потом добавил более уверенно: — Меня наняли для этого, но я работаю без принуждения. Не хочешь — оставайся тут, заставлять не буду, — пожал плечами Алек, игнорируя шум и сирены за окном. Мир за пределами дома его не волновал. Сейчас был только брошенный дом и одинокий призрак в нем. Что творилось в мире его никогда и не волновало, а сейчас стало и вовсе наплевать. Да, он никогда не принуждал уходить из этого мира силой, но случай этого призрака был немного иным. Он никогда не беспокоил, не рушил дом или нападал на кого-то. Лишь просил с мольбами остаться с ним, не бросать одного в промерзшем доме, поговорить, просто составить компанию, чтобы чувствовать, что он не один. Он старался запирать людей, держать здесь насильно, но никогда не мог их удержать, просто он был иным по природе, и даже после смерти не мог себя переступить. Призрак страдал от одиночества. Именно поэтому Алек в первую очередь хотел помочь ему, хотел освободить. И поэтому гнал по мокрой дороге, не замечая знаков и столбов. — Как тебя зовут? — Магнус, — отозвался призрак. Он смотрел в пол, на ботинки своего гостя. — Магнус, послушай меня, — начал Алек. Они всегда всё понимают, когда слышат из уст другого человека. — Ты должен освободиться, чтобы… перестать страдать. Алек внимательно вглядывался в лицо юноши, а тот молчал. Он прикоснулся пальцем к губам и водил по ним. Неупокоенная душа, съедаемая одиночеством, являлась атомной бомбой замедленного действия. С каждым неверным шагом, с каждым проведенным на земле днем, она разрушается. Конечно, есть вариант, что они получат то, чего желают, но это случается крайне редко. Чаще всего они просто сходят с ума, и тогда приходят коллеги Алека — один в плаще, костюме и жутким характером или двое братьев, с дробовиками с каменной солью наперерез, но они — крайняя мера. Сначала нужно дать шанс Александру. И вот наконец, Магнус заговорил. — Но с твоим появлением я не страдаю, — и улыбнулся, поворачивая голову к мужчине. В темных глазах отсвечивали красно-синие огни машин. Шум сирен и запах дыма и крови распространялся по воздуху: скоро появится огонь и поднимается вверх. Но те, кто в доме, не заметят этого. Им уже не нужно ничего, кроме этого дома и вечного соседа по нему.