Неправильный подвид

Гермиона сидела на диване, вертя в пальцах брошь-булавку в виде пера. Рысь свернулась калачиком у нее на коленях, как только она вернулась домой, и замурлыкала. Рыжий мех, конечно, превратит в кошмар ее черный костюм, но Гермиона не нашла в себе сил оттолкнуть маленького котенка. Слава богу, подумала она, что существует магическая чистка. − Малфой, − произнесла Гермиона. Он оторвал взгляд от книги, в которую уставился, делая вид, что читает. Они не разговаривали с тех пор, как вернулись с обеда. Сбросив туфли, она уселась на диван и задумалась. Гермиона размышляла о его матери, о его жестокости, о карри. Думала о насмешках и предубеждениях, которые так полностью и не исчезли, и о броши, которую сейчас держала в руке. − Грейнджер, − откликнулся он. − Что сегодня произошло? Он отложил книгу, страницы которой не переворачивал уже минут двадцать, и сказал: − Мы пообедали с моей матерью. Она была более приятной, чем обычно. У тебя что, помимо вейловского заражения еще и деменция развилась? Потому что я не уверен, что готов еще и напоминать, когда тебе нужно сменить носки. Описание Нарциссы как “более приятной, чем обычно” отвлекло Гермиону от того, что она хотела сказать. Эта женщина была снисходительна, самодовольна, говорила туманными фразами и ела карри, стоя у стойки бара с изысканной грацией. Она была так же невыносимо непроницаема, как и ее сын. − А что, она может быть менее приятной? − спросила Гермиона. − Когда нам было по восемнадцать, она отказалась бы сидеть с тобой за одним столом, − произнес Малфой так, будто ответ был очевиден. − Она могла бы отказаться есть в ресторане, где ты работаешь, из опасения, что ты испортишь еду. − Очаровательно, − пробормотала Гермиона. − Блэк во всей красе, − сказал Малфой. − Милая вещица, − он посмотрел на булавку, которую она все еще держала в руках, и спросил: − Ты действительно думала, что это бижутерия? − Она стоила пять фунтов, − беспомощно ответила она. Да, брошь выглядела очень красивой, но при такой цене рассчитывать на что-то большее было бы безумием. Брошь была грязной, когда она нашла ее, и Гермионе пришлось использовать очищающее заклинание, чтобы заставить ее сверкать. Она была так довольна собой, что нашла то, что считала хорошей подделкой. Самодовольство так и распирало ее после покупки украшения, которое смотрелось так, будто должно было стоить не меньше пары сотен фунтов. А теперь она узнала, что на ее украшении – настоящие бриллианты, а не хорошая подделка. Она даже не подумала проверить это. − Тебе идет, − сказал Малфой. − Ты должна носить ее почаще. − Мне будет страшно, − произнесла она. − А если я ее потеряю? Или ее украдут? Он поднял брови. − Значит ты потеряешь пять фунтов. Переживешь. − Нет, если ты попадешь в Азкабан, − сказала она. − То есть? − Если ты отправишься в Азкабан за то, что душил этого человека... − начала Гермиона и замолчала. Это было не то, что она собиралась сказать. Зачем ты это сделал? − хотелось ей спросить. Что, черт возьми, заставило тебя это сделать? − Меня не отправят в тюрьму, − ответил Драко. Он бросил ей листок бумаги, который на полпути сложился в птичку и полетел к ней через комнату. Это зрелище заставило девушку улыбнуться, и она почти расстроилась, что прервала жизнь маленькой волшебной птицы, но все равно развернула лист и прочитала написанное на нем. Это была записка от Люциуса Малфоя. Мне пришлось стереть память у тринадцати человек, а твоя мать испортила свои туфли, наступив на что-то в той проклятой лавчонке с карри, куда ты ее отвел. Пожалуйста, найди более приличный ресторан для посещения. Л. − О, − произнесла она. − О, − передразнил ее Малфой. − Я не отправлюсь в Азкабан, Гермиона. Наступила долгая пауза, во время которой они пристально смотрели друг на друга. Наконец он добавил, словно защищаясь: − Мы спим в одной постели почти каждый день. Могли бы называть друг друга и по имени. − Хорошо, − сказала она. − Драко. Странно было называть его так. Словно она говорила о ком-то другом. Драко не был хулиганом из школы, который вырос в достаточно приличного, хотя и скрытного человека. Драко не был почти идеальной иллюзией, которую она боготворила, когда находилась в тумане эйфории. Драко находился где-то между ними, наблюдая за ней, как будто ему было так же странно слышать свое имя из ее уст, как и ей самой произносить его. − Просто Драко или может Дракон? − спросила она. − Я никогда не была уверена. − Просто старый добрый Драко, − ответил он. Гермиона посмотрела на него, все еще одетого для выхода, скомкала записку его отца и бросила ему обратно. Комок бумаги упал на пол на полпути между ними, словно насмехаясь над ее способностями в метании. Он никогда не был просто Драко, даже когда был противным мелким мальчишкой. − Гермиона − это тоже мое полное имя, − сказала она. − Слава Мерлину, − сказал он. − Я не могу себе даже представить, как ужасно звучало бы твое имя, если бы это чудовище было его сокращенной версией. − Почему ты начал его душить? − она решила просто проигнорировать это грубое замечание и задать прямой вопрос. Драко посмотрел на нее, потом на свои руки. − Кажется, я слишком много выпил, − ответил он. − Мне жаль, если это заставило тебя волноваться о том, что я попаду в Азкабан, но все в порядке. Все замяли. В такие дни моя мать просто оставляет меня в покое, а я выпиваю стакан виски или три, это помогает. И знаешь, я никогда не был хорошим парнем. На шестом курсе я сломал Поттеру нос и чуть не убил нескольких человек. − Но... − Гермиона, − сказал он, и в его голосе прозвучало отчаяние. − Забудь, ладно. Извини. Я больше не буду этого делать. Она медленно кивнула, принимая его ответ, хотя это противоречило всем ее принципам. Был ли швейцар вообще в порядке? Люциус Малфой не счел нужным включить это в свою маленькую записку, хотя она полагала, что убийство было бы труднее скрыть, чем нападение. − Ты знаешь,− сказала она, не совсем уверенная, хочет ли поделиться этими чувствами, − это было довольно мило. Драко Малфой поднял записку отца и развернул ее. − Мило? − переспросил он. − Я и понятия не имел, что у тебя такая страсть к насилию, Грей... Гермиона. Хотя, наверное, учитывая, как ты врезала мне на третьем курсе, я не должен удивляться. Она посмотрела вниз. Она ненавидела признаваться в этом, но какая-то безжалостная честность заставляла ее говорить. − Тогда... когда они заставили нас уйти, я была... а потом ты... и мне было так приятно. Это было... это было просто великолепно. − Я рад, − сказал Драко, встал и отложил книгу. − Я собираюсь переодеться во что-нибудь более удобное и немного почитать в постели, может быть, вздремнуть после обеда. Не хочешь присоединиться ко мне? − Чтобы помочь с привыканием? − спросила она. − Конечно, − откликнулся он. Он не стал комментировать довольно потрепанные гриффиндорские спортивные штаны, которые были на ней, когда присоединился к ней, или то, что Рысь заняла угол кровати. Драко просто сел, прислонившись к изголовью, открыл книгу, которую до этого не читал в гостиной и, судя по всему, решил не читать и здесь. Гермиона взглянула на название "Риккетсиоз и Микотические зоонозы" и подумала, что это должно быть безумно скучно. Вместо того, чтобы спросить о содержании, она свернулась калачиком у него под боком и позволила чувству благополучия захлестнуть ее. Она прижалась к нему еще теснее, и он издал короткий смешок, который заставил ее ударить его. − Я не виновата, что ты не чувствуешь того же, что и я, − возмутилась она. − Я бы поделилась, если бы могла. − Я тронут, − отозвался Драко. Он продолжал пытаться осмыслить написанное, пролистывая книгу, но одна его рука скользнула к ее волосам и накрутила один завиток на палец, затем отпустив его только для того, чтобы снова повторить это уже с другим локоном. Ощущение того, как он играет с ее волосами, заставило ее вздохнуть от удовольствия, и она обхватила его ногой. Она не надела носки. И он тоже. Ее босая нога коснулась его кожи, и Гермиона резко открыла глаза, вздрогнув. Он дернулся и посмотрел на нее с чувством вины в глазах. − Я не подумал... − начал Драко. Он остановился, возможно, потому, что она пристально смотрела на него. Взгляд его серых глаз был нервным, хоть он и пытался это скрыть. − Я все еще могу думать, − успокоила она его. Это было тяжело. Это было очень тяжело. Большая часть ее сознания просто кричала о том, что он такой замечательный, и ей так повезло, что он здесь, в ее постели. Желание понюхать его захватило в ее мысли, но крупицы рациональности все еще пытались прорваться сквозь пелену обожания. Сегодня он напал на кого-то из-за нее. Он вдруг стал очень жестоким из-за нее, и это не имело никакого смысла. Жить с ней, чтобы сохранить ей жизнь, так мог бы поступить любой порядочный человек, даже тот, кто не любил ее. Их постоянный тесный контакт был обусловлен чисто практическими соображениями – ни один из них не хотел, чтобы она впадала в вейловский наркотический транс на публике. Но то, что он прибег к насилию, чтобы защитить ее честь, не вписывалось ни в одно из этих правил. Драко Малфой никогда бы так не поступил. − Драко, − напряженно произнесла она. − Что-то не так. − О, Салазар, − он застонал, − только не говори мне, что тебя мутит от карри. Если тебя стошнит на меня, клянусь, я никогда тебе этого не прощу. − Дело не в этом, − сказала она. Он ощупал ее лоб рукой. − Ты не горячая, − отметил он. Выражение его лица сменилось с озабоченного на пренебрежительное. − Ложись спать. Какая бы мысль ни пришла в твою пустую вейловскую голову, Гермиона, все в порядке. Я позабочусь об этом. Она снова прижалась к нему, ее нога все еще была прижата к его ноге. − Я обязательно должна выяснить, − сказала она. − Ты это сделаешь, − произнес он. Она была почти уверена, что услышала, как он пробормотал: "упертая", но проигнорировала это, чтобы как следует подумать о том, что двигало им. Она не успела прийти ни к какому выводу, кроме того, что он был замечательным, что явно не являлось достаточным объяснением, прежде чем провалиться в сон.