Радостным шагом с песней весёлой

В один из холодных весенних дней молодой человек по имени Пётр Степанович Верховенский прогуливался по Москве. Одетый на старомодный манер светских денди, он уверенно двигался навстречу газетному киоску, где посчастливилось работать одному из его знакомых. Купленные им всего пару дней назад туфли поблёскивали на солнце, а брусчатка раз за разом взвизгивала под натиском чужих каблуков. Петруша в то время числился студентом одного из местных учебных заведений, отличавшихся престижностью предоставляемого там образования. Несмотря на низкий рост, нескладный вид и щуплое телосложение, среди однокурсников он был авторитетом. Всё благодаря его умению рассмотреть даже самые неприметные грани человеческой души. Казалось, что скривлённому, горбатому позвоночнику людской сути хватало одного взгляда юноши для того, чтобы выпрямиться, подобно струне, и предстать во всём своём мерзопакостном обличии перед этим опытным вертебрологом. Подойдя к ненадёжному на вид сооружению вплотную, он трижды постучался в маленькое запылённое окошко, позади которого красовалась ярко-зелёная надпись ≪обеденный перерыв≫. Ответа не последовало, но Верховенского это не остановило, и он продолжил бить кулаком по стеклу. — Товарищ Кириллов, открывайте сейчас же! У меня к Вам серьёзный разговор! — проскандировал Петя, нервно потирая руки, одетые в перчатки, друг об друга. Алексей не заставил себя долго ждать и спустя всего пару мгновений высунул нос на улицу. Солнечные лучи, тут же просочившиеся под его тёмные ресницы, заставили лицо парня сморщиться, сделавшись похожим на сушёную курагу. Прикрыв глаза ладонью, он обратился к незваному гостю с улыбкой, чуть насмешливо: — Вы, должно быть, читать разучились? Надо сказать, что Кириллов был удивителен в своём простодушии. Несмотря на то, как далеки его идеалы были от социалистических, он подкупал всех своей добротой и какой-то необъяснимой душевностью. У него в голове томилось великое множество таинственных замыслов, ожидавших своего часа, но, вопреки всем сомнительным теориям, что были им построены, Лёше долгое время удавалось сохранять статус добропорядочного гражданина. Ровно до того момента, пока он по собственной глупости не связался с Петром Степановичем.  — Где Шатов? — процедил Верховенский, грубо проигнорировав комедийные потуги своего приятеля. — Должен быть в деревне. Я же Вам буквально на днях рассказывал, чего Вы? Он в родное село решил вернулся, — Алексей от такого вопроса выпал в осадок. Его голубые глаза позволяли чётко прочитать в себе непонимание, а приподнятые брови лишь убеждали в том, что ему ничего не известно не только о причине чужих сомнений, но и о реальном местонахождении разыскиваемого молодого человека. — Полноте! Прекратите лгать! Каким образом тогда получилось, что Эркель вчера столкнулся с ним в издательстве? Кириллов замер. Петруша, ухмыльнувшись, воспользовался моментом и наградил его лоб увесистым щелбаном. — Не знаю! Я правда не знаю, — беспомощно промямлил Лёша, схватившись рукой за ушибленное место. Он говорил правду, но у Верховенского было предостаточно оснований для того, чтобы подозревать его в сговоре с вышеупомянутым лицом. Несколько месяцев назад Алексей Нилыч и Иван Павлович решили коллективно донести на Петра за все его ≪злодеяния≫, о которых позже. План сработал, вот только их жертва вовремя спохватилась и, предварительно обелив свою репутацию, позаботилась об исключении заговорщиков из комсомола. Совесть постфактум никого не мучила, ведь на первом месте в жизнях этих людей стоял собственный эгоизм. Что у Кириллова, имевшего в планах самоубийство, что у Шатова, собиравшегося заставить Страну Советов вернуться ко православной вере. И, несомненно, не стоит забывать о Петеньке, чья жажда власти и превознесения себя над человечеством уже тогда перевешивала метафорическую чашу весов с моральными ориентирами.