Залечи мои раны

      Звездная ночь. Кромешная тьма окутывает всё вокруг. Тишину разрезает звук соприкосновения шин с асфальтом, визг колёс и приглушённая музыка из салона автомобиля. Тяжёлый рок бьёт по ушам, заставляя трепетать нутро, подпевать и отстукивать ритм пальцем по рулю. Дальний свет фар освещает сырую дорогу после сильного ливня.       Оборотень вжимает педаль газа, и автомобиль едет на бешеной скорости. По бокам мелькают деревья, становясь размытым фоном. Ветер из приоткрытого окна треплет волосы.       Тянет прохладой. Кожа покрывается мурашками, то ли от еле ощутимого холода ночи, то ли от чувств, что льются через край. Дух захватывает и хочется смеяться от восторга и бушующего адреналина в крови. Сердце сильно стучит, отдавая пульсацией в висках, и девушка крепче переплетает их пальцы. Закусив губу, она поворачивает в его сторону голову и смотрит на сосредоточенное лицо.       Он вдыхает полной грудью. Ощущает запах, который витает в воздухе после дождя. Запах её тела, что представляет собой смешение цветочных и древесных нот, аромата цитрусовых, жасмина, ландыша и сандалового дерева. Она пахнет дерзкой молодостью, своенравием, свежестью, и ещё тем, чем может пахнуть только Мия, что выделяет девушку из толпы. Вдыхает ещё раз, готов раствориться в ней и пропахнуть её ароматом всеми клеточками тела. Ухмыляется, чувствует, как запах девушки становится более ярким, ещё слаще. Ей явно нравится такое вождение.       — Как ощущения, маленькая? — спрашивает Макс, мельком глянув на Мию.       Она откидывает голову на сидение, чуть прогнувшись в спине, и всё ещё с желанием смотрит на него. Взгляд спускается с острых скул на пухлые губы. Рука так и тянется заправить прядь непослушных светлых волос за ухо.       — Я даже не знаю, как описать, — тихо шепчет, — Они слишком нереальны, — широко улыбается и неопределённо водит рукой в воздухе.       Острое чувство опасности от высокой скорости вкупе с запредельным кайфом будоражат, кровь закипает и накатывает возбуждение, которое с каждой секундой становится более пьянящим. Вздутые синие вены на его руках. Белеющие костяшки пальцев, когда он с силой сжимает руль. Высоко вздымающаяся грудь. Жар, исходящий от тела. Резковатый аромат парфюма. Кожаная куртка-косуха, придающая ему особую брутальность. Серьезное и сосредоточенное лицо. От него веет уверенностью, подчёркнутой суровостью. Все движения чёткие, грубоватые. Её голова начинает кружиться, а дыхание становится учащенным. Фолл улыбается, а Мия пахнет ещё ярче. Девушка ёрзает на сидении, сильнее сжимает ноги и отворачивает голову к окну, чтобы не смотреть на него и не возбудиться ещё больше.       Скорость снижается, его рука выпутывается из оков тонких пальцев и ложится на её колено, скользит вверх по бедру, лаская бархатную кожу и задирая короткое летнее платье. Макс всё также следит за дорогой и не снимает маску серьёзности, хотя внутри образовался порыв свернуть автомобиль на обочину и пересадить её к себе на колени. Почти невесомо поглаживает пальцами, специально дразнит, заводит. Плавно убирает руку и перекладывает на руль. Он опять вдыхает полной грудью, чтобы узнать насколько сильно она возбуждена, но не чувствует её запаха. Вдох, ещё один, снова. Вдох и запаха совсем нет. Сердце нервно колотится, а внутри образовался страх. Макс поворачивает голову, а соседнее сидение пустое. Быстрый взгляд на дорогу и он грубо бьёт по рулю, резко давя на тормоз.       Слишком быстро он возвратился в реальность и вынырнул из далёкого прошлого. Та же дорога, то же время суток, та же музыка и горькое воспоминание, которое неожиданно всплыло в памяти, и он ощутил дежавю. Макс выключил магнитолу и закрыл лицо, потирая его руками. Ещё один резкий удар по рулю со всей злости.       — Блять! — крикнул волк и вышел из автомобиля, громко хлопнув дверью.       Злость и боль кипели в нём разом. Зачем это вспомнилось именно сейчас, когда хочется крушить всё и сразу? Неудачный день, не лучший период в жизни и нервы уже начали сдавать. Он просунул руку в передний карман чёрных джинсов и вытащил пачку сигарет. Чирк зажигалкой и едкий дым заполняет его лёгкие. Макс ненавидел эту привычку, но ничего с собой поделать не мог, так он успокаивался и забывал о той боли, которая с каждым годом становилась менее ярко выраженной. Боль чахла, шрамы на сердце редко кровоточили, и на место этого чувства приходила пустота. И когда ты ощущаешь пустоту, такую гулкую и щемящую, то становится не по себе и хочется избавиться от этого и чувствовать что угодно, но не её, потому что она угнетала и доводила до сумасшествия.       Всё забывалось: её неповторимый и ни с чем несравнимый запах, звонкий смех и по-особенному девичий, мягкий голос. Счастливые минуты практически ушли в забвение, Фолл мало что помнил. Оставалось только то, что было запечатлено на видео или фотографии, но важное он бесследно забывал. Самое главное, что запоминают волки и по какому принципу характеризуют того, кто перед ними стоит — это запах. Он был той ниточкой, следуя за которой Макс нашёл бы и отличил Мию из тысячи. А теперь нить оборвалась и оборотень, будто рыщет в толпе, ищет девушку, вглядывается в каждое лицо, надеясь увидеть ту самую, но не находит. И вот сейчас, ему померещился тот самый, до боли родной запах, и голова закружилась, сердце ухнуло и облилось горячей кровью, а ему хотелось остаться в тех минутах. Остаться с ней…       Он сильно скучал, и его внутренний волк скулил каждую ночь от жгучего горя, не ощущая своей пары рядом. Ему хотелось её крепко обнять, притянуть к горячей груди и, уткнувшись в волосы, вдыхать запах до такой степени, когда его лёгкие будут разрываться. Если бы ему дали хотя бы пару секунд посмотреть на неё, то он бы отдал всё, лишь бы просто увидеть и напомнить себе: она была в его жизни. Вот именно, что Мия была, когда-то в прошлом, а сейчас её не существует и с этим просто нужно смириться.       Как там сказал дед Конрад на похоронах? Вспоминай её с чувством любви и благодарности? Макс вспоминал, только с иными чувствами. Мужчины не плачут, даже когда терпят адские муки, и он не разрешал солёным каплям срываться с ресниц. Только единожды слеза скатилась по его щеке, в какой именно момент легко догадаться. Ему было стыдно за слабость и противно от того, что он испытывает такие эмоции, поэтому копил всё в себе, наслаивал друг на друга, а потом с протяжным воем на Луну выпускал понемногу, освобождал себя, и не умирал заживо.       Сколько должно пройти лет, чтобы эта чёртова дыра в груди затянулась и не кровоточила? Когда наступит момент облегчения? Как скоро он отпустит прошлое, начнёт жизнь с чистого листа и избавится от чувства, что сжимает его тело в тиски, и не отпускает при упоминании её имени? Макс не знал, что делать, как помочь самому себе, но сейчас в жизни такой этап, когда нужно сделать выбор: жить прошлым или начать всё заново, хотя бы не ради себя, а ради ребёнка.       Ком подкатил к горлу, и душа вновь забурлила после кратковременного спокойствия. Если что-то долго держать в себе и стараться игнорировать, не вспоминать, то оно даст о себе знать в самый неподходящий момент, добивая тебя морально. И ему кажется, что наступил этот момент, который добьёт его окончательно, и он опустит руки, сорвётся и выпустит все эмоции на глазах у близких. Это самое страшное для него, особенно, если маленький сын становится свидетелем его слабости.       Сегодня весь день пошёл по одному месту и хотелось выть, страдать, перекинуться в волка и пробежаться по лесу, разминая лапы. Макс стряхнул пепел и облокотился на машину, горько ухмыльнулся. Уже одиннадцать часов, а он так и не навестил её за этот день. Не ночью же к ней переться? Хотя, какая разница, если ему хочется и что-то тянет его туда. Фолл потушил сигарету и поспешно сел за руль, провернул ключ зажигания. Свежий воздух и выкуренная сигарета отлично на него подействовали, на душе отлегло. Автомобиль вновь тронулся с места и за окном замелькал ночной пейзаж. Завтра день рождения сына, хоть что-то радостное в этой жизни бывает. Мотался сегодня по всему городу, выбирал подарок, уверен, что ему понравится. Майку уже четыре года, как быстро время пролетело, совсем не верится… И столько же времени прошло, как нет её.       Кем он стал за это время? От того балагура, любящего и веселого волка ни осталось и следа. Шутки напрочь забыты, улыбка почти не появляется на лице, а забота и доброта выбиваются изнутри только для сына и родных. Фолл стал ко всему холоден и сдержан, груб в общении и замкнут, зациклившись на своих переживаниях. Хочется новых ощущений, встряски, эмоций, быть живым, а не казаться им. Но решиться на это оборотень не может.       Макс боится ошибок, боится оступиться и упасть на самое дно, боится потерять всё, что ему дорого, боится своего океана чувств. Просто боится. Он до сих пор считает себя виновным в её смерти. Не уберёг, не защитил, не сделал всё возможное, чтобы она выжила. Сам привёл её к погибели, захотев продолжить род и обзавестись потомством. Если бы он только знал… То что? Что бы он сделал? Не дал бы ей прочувствовать того материнского счастья, которое Мия так желала получить и о котором разом кричали её инстинкты? Запретил бы рожать ребёнка и настаивал забыть о детях? Ничего из этого Макс бы не сделал, инициатива была не только его, и она с самого начала знала, на что идёт, будто чувствовала всем нутром: либо она будет жить, либо отдаст эту жизнь ребёнку. И ничего уже не вернуть, Мия сделала свой выбор и Макс надеется, что она не пожалела, умирая практически у него на руках.       Он свернул на просёлочную дорогу и заехал в тень леса. Через несколько метров вдалеке показался тёплый свет висевшего на крыльце фонаря, а потом и сам дом, скрытый густыми ветвями деревьев от лишних глаз. Сердце заволновалось, потому что приехал домой, скоро почувствует запах сына и попадёт в горячие объятия. В груди всегда приятно пекло, когда Макс вспоминал мальчика с серыми глазами, с живой улыбкой и с чертами лица, всматриваясь в которые узнавал её.       Подарок для Майка оборотень оставил в машине, выгрузил лишь покупки, список которых просила Хелен для завтрашнего праздника. Оказалось, сегодня у них весь день были гости. Макс опять забыл о своих обязанностях вожака, задержался на работе и не участвовал в переговорах, Ральфу пришлось выкручиваться. Да и черт с ними, не слишком-то и хотелось налаживать с кем-либо отношения.       Зайдя в дом, в нос ударил запах вишнёвого пирога. Это было коронное блюдо Хелен, и семейство всегда с большим аппетитом уплетало его за обе щеки. В воздухе витала атмосфера уюта и домашнего тепла. Послышался смех, точно Шон что-нибудь рассказывал. Макс ухмыльнулся, ведь племянник был почти его отражением. Такое сходство с одной стороны льстило ему, а с другой расстраивало: он потерял ту харизму и теперь стал занудным, злым волком, как говорит сам Шон, смеясь. Все непринуждённо общались, было понятно: отношения между стаями прекрасные, и они нашли общий язык.       — Майк спит? — спросил оборотень у хозяйки дома и прошёл на кухню, чтобы поставить пакеты.       — Да, только недавно уснул, — ответила Хелен, наливая чай в кружки для гостей.       — Что за стая?       Волчица поставила чашки на поднос и повернулась к нему лицом.       — Стая Бейкеров. Познакомились неделю назад на охоте. Ну, когда ходили на верхнюю речку, — пролепетала женщина, — Живут совсем недалеко от нас. Давно никто не приезжал сюда, а так новые лица. Почему бы не познакомиться? Ты к нам присоединишься? — сказала она почти на выходе из кухни.       — Нет, не сегодня, — устало вздохнул оборотень и скрестил руки на груди, сожмурив глаза, которые уже закрывались, организм требовал сна.       Хелен пожала плечами и, хмыкнув, покинула кухню. Их радости от общения Макс не разделил и, выпив полный стакан воды, пошёл вверх по лестнице на второй этаж.       Майк сладко сопел в постели, подложив руки под пухленькие щёки. Одеяло свисало с кровати, а игрушка-волчонок, с которой он так любил спать, свалилась на пол. Последнее время он спал неспокойно и много вертелся во сне, иногда плакал, хотя ни на что не жаловался, поэтому Макс часто заходил к нему ночью в комнату, удостоверялся, что всё в порядке. Он поправил голубенькое одеяло с самолётами и положил плюшевого волчонка на прикроватную тумбу. На деревянной поверхности лежали какие-то кубики, мелкие игрушки и фигурки животных, тусклый свет ночника освещал фотографию в рамке, которая стояла ближе к стене. Макс осторожно сел на край кровати и взял фоторамку в руки. Это была одна из любимых фотографий, наполненная теплотой и атмосферой прошлого. В лёгком хлопковом сарафане Мия сидела на скамейке в беседке и улыбалась, смотря в объектив камеры. Совсем молоденькая, юная, ещё со светлыми волосами, которые позже перекрасила в тёмный цвет. Шон увлекался в то время фотосъёмкой и снимал всё, что попадётся. В тот день они утром завтракали со всей стаей, и волчонок решил запечатлеть свою спасительницу.       Фотография лежала в семейном альбоме, а потом Майк вытащил её оттуда, носил везде с собой, даже спал с ней и говорил, что так мамочка всегда рядом, и он сможет на неё посмотреть в любой момент. К снимку ребёнок относился, как к сокровищу, чему то слишком дорогому для него и из-за этого не хотел положить обратно в альбом. Фотография немного потрепалась, помялась, и Макс уговорил сына поставить её в рамку на комод, чтобы она совсем не испортилась. Так они и поступили.       Волчонку было интересно рассматривать фото с мамой. Неважно сколько раз он их видел, всё равно смотрел долгое время, пытаясь запомнить её образ, потому что через некоторое время забывал. Альбомы никогда не прятали, и у ребёнка к ним был прямой доступ. Он ставил стульчик к шкафу в гостиной и доставал фотографии, раскладывал всё на столике или возился на полу, часто спрашивал, кто ещё тут изображён, когда это было и тому подобное. Рассказывать о Мие ему начали чуть ли не с года, чтобы он всегда знал, что у него есть мама, просто так получилось, и её нет рядом. Несмотря на трагедию, маленького волчонка окружили достаточной заботой и он не чувствовал себя одиноким без такой родственной души, а о мамочке спрашивал с улыбкой на лице, но с такими не по-детски печальными глазами.       Макс поставил вещь на место и посмотрел на Майка. Совсем уже большой, но в то же время такой маленький. Уехал сегодня, когда он спал, и приехал, когда тот вновь заснул. Если он многое пропускает из жизни сына, то сколько всего невозвратно упустила Мия? Она видела его маленькой крохой, которой было две недели от рождения, остальное для неё так и осталось загадкой. Оборотень погладил сына по голове и заправил белокурые волосы за ушко. Поскорей бы дождаться утра и обнять его, потискать, пощекотать, услышать звонкий детский смех. Уходить совсем не хотелось, слишком соскучился по нему за день, но Фолл всё же переборол себя и тихо поднялся с постели.       Он поспешно вышел на улицу и, сняв одежду, перекинулся в волка. Макс всегда намного лучше чувствовал себя в ипостаси хищника. Это природа, что была свойственна ему всегда и то, что никто и никогда не отберет у него. Побежал без цели, куда вело внутреннее чувство, где душа трепетала, и сердце бешено отстукивало ритм. Кровь гудела в голове, запахи били в нос, тактильные ощущения становились ярче, ветер охлаждал лихорадочный жар его тела, ветви касались боков и путали шерсть. Река открылась перед глазами. Бурная, с водопадами и порогами, своенравная и полноводная. Сюда он приходил подумать, страдать и зализывать раны. Волк опустился на задние лапы и начал всматриваться в тень ночи, а потом лёг на землю и, запрокинув голову, начал жалобно выть, чуть поскуливая. Оборотень думал, что нужно сделать, чтобы начать новую жизнь и забыть ту боль, как помочь себе? Ведь постоянно так жить нельзя и если он не сделает первый шаг, то так и останется волком-одиночкой, доживающим свой век, со стеклянными глазами и пеплом в душе. Он будет таким, как дядя Джон, который потерял самое дорогое. В голове крутились слова Конрада:       «Тебе, такому мужественному и суровому волку, не должно быть стыдно за свои чувства. Твоя пара мертва и, если ты хочешь кричать от боли и выть до хрипа, то делай это. Позволь себе выпустить чувства, иначе сам в них и потонешь. Вспоминать и пускать скупую слезу не стыдно, а вот забыть — стыдно. Так вспоминай Мию и благодари её за всё».