Хватит пересекать океаны

Несмотря на всю драму, с которой они столкнулись, это не означало, что в Бейкон-Хиллз перестанут появляться проблемы. На этот раз это оказывается клан пикси, злобных маленьких существ, которые могли поместиться на ладони Стайлза, но имели острые как бритва зубы, которые могли вспороть кожу и разорвать мышцы в считанные секунды. Стайлз и Лидия проводят исследование, и Кора, которая уже сталкивалась с ними во время своих странствий, тоже делится опытом. Пикси — вредители, они быстро размножаются и считаются дикими. У них нет свода законов, они не признают никакой власти, кроме Королевы Пикси, противятся малейшим изменениям и имеют тенденцию нападать на все, что попадает на их территорию. Они поселились в лесу, и стая мечтала, чтобы они ушли. Дерек хотел полностью избавиться от них. Стайлз был согласен. Стая заканчивает работу за час, достаточно быстро, чтобы Скотт со своей стаей прибыли как раз для того, чтобы увидеть, как последнее из существ сбегает, раненное и вопящее. Скотта сопровождает Эллисон и — Стайлз не может сказать, что он удивлен — Кира и Лиам. — Мы обо всем уже позаботились, — говорит Дерек. — Понимаю, — Скотт старается, но Стайлз все еще видит, как он тщетно пытается не кривить лицо, и то, как его челюсть напрягается, когда он смотрит на кровавые пятна после бойни. — Кого-то из них вы не убили? — Все равно ни один из них долго не протянет, — говорит Джексон, изучая свои ногти и кривя губы. Глаза Эллисон сужаются. — О чем ты? — У Пикси что-то вроде разума улья, — говорит Лидия, не вздрагивая под оценивающим взглядом Эллисон. — Без своей королевы у них почти нет сознания. Они либо умрут, либо их растерзают животные. Кире, очевидно, такие подробности внове, и она издает испуганный звук, широко раскрыв глаза от шока и восхищения. На Лиама это, похоже, не производит впечатления. Он просто кажется сердитым. В голове Стайлза что-то щелкает. Он в панике поворачивается к Дереку, и тот хмурится в ответ. Он тоже это замечает. Это заставляет Стайлза покраснеть от ярости. Он делает шаг вперед, и все оборотни дергаются в его сторону, очевидно чувствуя и чуя его злость. — Ты его укусил? — шипит он, свирепо глядя на Скотта. — ТЫ ЕГО УКУСИЛ?! Скотт на мгновение смущается, но по тому, как он наклоняет голову, видно, что он не раскаивается. Кора тоже это видит и громко смеется, вытирая окровавленные когти о траву. — Вау. Отлично, Макколл. Скотт рычит на нее, но это не имеет никакого эффекта, так как он не ее Альфа. Кора рычит в ответ и останавливается только тогда, когда Дерек встает между ними. Бета, о котором идет речь, Лиам, сверкает на них глазами и рычит. Он замолкает только тогда, когда Скотт кладет руку ему на затылок. — Если бы я этого не сделал, он бы умер, — он больше ничего не объясняет, и это еще больше злит Стайлза. Его трясет, и ему ничего так не хочется, как возмущаться, кричать, и все это знают. Прежде чем он успевает это сделать, его перебивает Дерек. — Ты должен тренировать его, Скотт, — вот и все, что говорит Дерек, и Стайлз знает, что его альфа остается спокойным только потому, что Стайлз уже достаточно волнуется за них обоих. — Думаешь, я этого не знаю? — шипит Скотт. Дерек даже не вздрагивает.  — Тренируй его лучше, чем я тебя, и если тебе понадобится помощь… Скотт отворачивается. — У меня своя стая. Думай лучше о своей. Стайлз не может промолчать. Он поворачивается к Эллисон. — И ты ему позволила? — он думал, что у нее было больше здравого смысла. — У него были на то веские причины, — говорит Эллисон. Стайлз уверен, что ее сердце остается спокойным, как будто она говорит правду, только потому, что она охотник, но Стайлз знает, что в глубине души даже она не верит в это. Они уходят, таща за собой разъяренного, потерявшего над собой контроль Лиама. Только Кира оглядывается, выглядя обеспокоенной и неуверенной. Стайлз знает, что они уже вне пределов слышимости, как только остальные начинают говорить. Дэнни, как всегда, откровенен.  — Макколл вообще понимает, во что ввязывается? Я имею в виду, он неплохой парень, но он никогда не казался мне светлым разумом. — Дерек был не самым хорошим Альфой в начале, но даже он сказал нам, что можно умереть, если укус не приживётся, — говорит Айзек. Дерек вздрагивает при воспоминании об ужасных ранних днях, но Айзек улыбается, очевидно имея в виду, что настоящее отличается. — Этот новенький, похоже, не контролирует себя, и у него, скорее всего, еще нет стабильного якоря, — говорит Бойд, и он вполне вправе об этом рассуждать. Он лучше всех контролирует себя, даже лучше, чем Кора, хотя и не так хорошо, как Дерек. — Как Скотт может тренировать нового бету, если он даже не закончил тренироваться с тобой? — спрашивает Лидия. Она машет рукой Дереку. — Я имею в виду, что твои старые методы обучения оставляют желать лучшего, но теперь с ними все в порядке, потому что у тебя есть я, не благодари, кстати… так как он собирается заботиться об этом ребенке? — Может, он просто укусил пацана, похитил его и силой затащил в свою стаю, — говорит Кора, заставляя Эрику презрительно фыркнуть. — Это не наша проблема. Эта девушка из Арджентов все равно будет сбивать их с толку. Стайлз, да и большинство из них, вздрагивает от такого намека. Дерек пристально смотрит на сестру, она вздыхает и замолкает. — У Скотта достаточно самообладания, и он не дурак, — говорит Дерек, и Стайлз знает, что он искренне верит в это. — И мы не откажем, если ему понадобится помощь. Последнюю фразу он говорит Стайлзу. Это немного успокаивает, но Стайлз знает, что вопрос в том, захочет ли вообще Скотт просить о ней. — А тебе не кажется, что это иронично? — подхватывает Эрика. — Скотт ненавидел быть оборотнем. Он, конечно, никогда никого из нас не любил, — она указывает на первое бета-трио. — Думал, что это проклятие, или что укус делает его чудовищем, или еще что-нибудь. А теперь он кусает людей, чтобы собрать стаю. — Наверное, у него есть на то причины, — говорит Дерек, пытаясь успокоить ее. — Не все укусы приводят к трансформации. Мы все это знаем. Скотт… я не думаю, что он настолько глуп, чтобы не знать, когда можно предлагать укус, а когда — нет. Стайлз смеётся — тихо, болезненно, недоверчиво. И смотрит на Дерека. — Знает? Ты уверен? Если Стайлз настолько не уверен насчет Скотта… Ни у кого из них, даже у Дерека, нет ответа на этот вопрос. —— — Ты мой эмиссар. Дерек говорит это довольно пасмурным днем во вторник. Стая работает над ремонтом дома с раннего утра, но теперь у всех перерыв и они расселись на ступеньках заднего крыльца. Лидия, которая делает Эрике маникюр, усмехается. — И ты понял это только сейчас? Растянувшись на деревянном полу, Стайлз поднимает голову и смотрит на Дерека вверх ногами, когда Альфа прислоняется к одному из столбов. — Я просто поражен, что он сам пришел к такому выводу, — поддразнивает Стайлз, ухмыляясь. Кора громко смеется. — Дерри ничего не может поделать с тем, что немного тормозит, — говорит Эрика и хихикает, когда Дерек рычит в ответ. — Это было очевидно, — пожимает плечами Дэнни. Айзек возбужденно кивает, а Джексон хмыкает и притворяется скучающим и безразличным. — В этом есть смысл, — добавляет Бойд. Дерек выглядит обиженным, но более того — озадаченным. Он садится возле головы Стайлза, пока альфа и эмиссар не начинают смотреть друг на друга вверх ногами. — Ты мой эмиссар, — повторяет Дерек тихо и уверенно. Это одновременно и предложение, и признание. Это признание положения Стайлза в стае и, в то же время, признание зависимости Дерека от него, его потребности в нем. Это признание не только способности Стайлза защитить их и помочь им процветать, но и признак возможного будущего, которое они могут построить вместе. Потому что Стайлз не дурак. Дерек никогда не должен был быть Альфой, а когда стал, то никогда не управлял своей стаей — не знал, как управлять своей стаей правильно, думает Стайлз — так, как должен Альфа, как его мать. Дерек научился разбираться в своих ошибках, научился устанавливать свои собственные правила, потому что ему некому было сказать, как правильно это делать. Поэтому Дерек никогда не выберет эмиссара, связанного правилами и законами, не такого, как Дитон, который остается загадочным и скрытным, проповедует равновесие, когда мир уже показал, что сильно кренится влево, или выбирает логику, когда на этой земле так много неумолимой жестокости. Дерек выберет эмиссара, который хорошо знает законы, но еще лучше знает, как их нарушить, хочет их нарушить, кого-то, кто не будет хранить секреты ради самого их сохранения, кого-то, кто не является идеалом равновесия, и кто признает мир таким же. Кого-то, кто, Дерек знает, никогда не введет его в заблуждение, кого-то, кому он доверяет и любит больше всего на свете. Так что, конечно, Дерек не сделает разумный выбор. Он выберет сына шерифа — нарушителя закона. Какая ирония. Стайлз усмехается. — Я твой эмиссар, — соглашается он, легко вздыхая. Глаза Дерека вспыхивают Альфа-красным, и Стайлз чувствует связь стаи, и его Искра трепещет, когда он принимает свою судьбу. Стая вокруг них вздрагивает и издает тихие радостные вопли и хихиканье. Стайлз ничего не может с этим поделать. Он обнажает зубы и чувствует, как вспыхивают его глаза — светло-фиолетовым цветом, значение которого он позже узнает. Стайлз Стилински; эмиссар стаи Хейла и Альфы… ну, может еще и слишком рано, чтобы говорить наверняка. Но прямо сейчас, в этот момент, все будущее Стайлза кажется ярким и захватывающим. —— Скотт уже на поле для лакросса, когда появляется Стайлз, он крутит свой кросс и бросает мяч. Стайлз молча поднимает свой и присоединяется к нему. Некоторое время они перебрасывают мяч вперед и назад, бросая его все сильнее и сильнее каждые несколько минут, пока не проходит полтора часа, и они лежат на траве ногами друг к другу, пытаясь отдышаться. Солнце садится, и уже темнеет. Трава холодит кожу, да и воздух давно остыл. Стайлз вспоминает время, более десяти лет назад в этот день, когда два четырехлетних ребенка стали хорошими друзьями, поиграв вместе в песочнице. Кажется, это было слишком давно. Скотт прерывает молчание, так как обычная болтливость Стайлза, кажется, сегодня отказывает. — Фиолетовый. Дитон рассказал мне об этом. Как будто Дитон действительно рассказывает что-то полезное людям, но Стайлз удерживается от этого замечания. — Фиолетовые глаза, связь с альфой. Стайлз чувствует, как Скотт наклоняет голову набок и смотрит на него, но не оборачивается. — Дитон говорит, что это навсегда. Стайлз только пожимает плечами. Постоянно для волка, может быть, но не для человека, хотя Стайлз вовсе не возражает, чтобы это было постоянным. И молчит. Он все равно не хочет делиться этой информацией. — Есть связь или нет, я никогда не приму укус, — говорит Стайлз. — Я не собираюсь, и даже если я буду умирать, Дерек знает, что шанс все равно пятьдесят на пятьдесят. Скотт морщится при мысли о смерти Стайлза. — Я знаю, что ты никогда этого не хотел. — Ты ошибаешься, Скотти. Я никогда не планировал, что это произойдет, и, возможно, сначала я продолжал жаловаться, но… — он поворачивает голову и смотрит Скотту в глаза. — Я никогда не убегал от этого. Как бы тяжело это ни было, такова жизнь… — он замолкает. Дело не в том, что Стайлз хочет этого, но в то же время, эта жизнь… она просто кажется весомее. Скотт, кажется, понимает. Он снова смотрит на небо.  — Ну, не знаю, раньше было достаточно тяжело, но теперь стало получше. Другие сочтут эту идею смехотворной, но Стайлз ее понимает. Несмотря на отсутствие силы, скорости и исцеления, будучи частью сверхъестественного мира, ты понимаешь, насколько ценно быть человеком. — Достаточно плохо было и то, что я внезапно стал оборотнем, но теперь мы оказались в разных стаях, — продолжает Скотт. Стайлз слышит гнев в его голосе и прямо сейчас он не совсем уверен, на кого он направлен, на Стайлза? На самого себя? На весь мир? Стайлз устал удивляться. — Ты всегда будешь моим бро, Скотт, и одним из моих лучших друзей, даже если… — он замолкает. — Но я думаю, что мы никогда не будем стаей. Мне жаль, что все так обернулось. Скотт смотрит на него, и на мгновение Стайлз вспоминает, как это было: глупый астматик Скотт и суетливый чудила Стайлз. — Я тоже. Мне жаль, — говорит Скотт. Он садится и хватает свой кросс. Стайлз не смотрит, как он уходит. Стайлз остается там, пока вокруг не темнеет и звезды не начинают усеивать ночное небо. Он поднимает руку, смотрит на небо сквозь щели между пальцами и не удивляется, когда обнаруживает, что над его пальцами появляются другие, толще и темнее. Озабоченное лицо Дерека виднеется над ним, и Стайлз улыбается, зная, что улыбка неуверенно расцветает на его лице. — Поднимайся. Ты простудишься, — говорит его Альфа, его пара. Стайлз кивает, позволяет Дереку поднять себя, усадить в тёплую Камаро и отвезти домой. —— Но Стайлз не возвращается в дом стаи. Он знает, что не найдет там утешения. Когда он говорит это, Дерек кивает и молча высаживает его у дома Стилински. Стайлз провожает Дерека объятиями, поцелуями и обещанием позвонить, а затем в три часа ночи забирается в кровать отца, холодный и все еще пахнущий лесом. Он не делал этого больше десяти лет. Тем не менее, отец открывает один глаз и ворчит совсем немного, прежде чем двигается и позволяет сыну лечь рядом. Он легко раскрывает объятия и позволяет ему свернуться калачиком у себя под боком, не обращая внимания на то, что он теперь старше и слишком высокий, с слишком длинными, слишком нервными конечностями. Это своего рода утешение, которое может дать только отец. Его отец, который знает Стайлза лучше, чем кто-либо другой, который знает, как одиноко чувствовал себя Стайлз, будучи странным ребенком с СДВГ, который знает, как счастлив был Стайлз, когда наконец нашел Скотта, который понимает, как сердце Стайлза разбивается прямо сейчас. Джон успокаивает сына и нежно гладит его по спине.  — Все в порядке, сынок. Отпусти себя. Стайлз плачет, страдающий и безутешный, и отец ни на секунду не перестаёт обнимать его. Он просыпается через несколько часов, слыша, как отец звонит и сообщает в участок, что сегодня он не придет. — Тебе не нужно, — хрипит Стайлз. Джон гладит сына по голове и продолжает разговаривать, а Стайлз остаётся лежать, свернувшись калачиком рядом с ним, чувствуя себя ужасно, но и испытывая облегчение одновременно. После звонка Джон просто сидит рядом с ним, успокаивающе гладя по голове, пока Стайлз не обнаруживает, что снова отключается. Он просыпается во второй раз и видит, что отец все еще лежит рядом с ним в постели и читает газету. По тому, как одна рука двигается, чтобы погладить его по голове еще раз, очевидно, что он знает, что Стайлз проснулся. В комнате тихо, если не считать шелеста бумаги и шума снаружи людей, идущих по своим делам. Стайлз переходит на шепот. — Это несправедливо. Джон откладывает газету, смотрит на него сверху вниз, и Стайлзу хочется плакать от его взгляда. — Жизнь никогда не бывает справедливой, сынок. Слезы текут, и Стайлз шмыгает носом, смотрит на отца слезящимися глазами. — Я потерял его, папа. Джон выглядит огорченным и явно не знает, что на это ответить. Согласиться с ним было бы еще больнее, а отрицать было бы ложью. — Ребёнок, люди, которым суждено быть в нашей жизни, всегда вернутся, как бы далеко они ни ушли. — Но я не думаю, что он вернется, — шепчет Стайлз. — Тогда ты потеряешь друга, но будешь жить дальше, — твердо говорит Джон. — Люди и отношения не длятся вечно, сынок. Ты будешь плакать и скучать по нему, но однажды тебе станет легче. Это не утешает Стайлза, не совсем, но это болезненная реальность, которую он принял бы только от своего отца и больше ни от кого. Это все еще злит его. Стайлз садится, ярость разливается по его венам. Это первый раз, когда он по-настоящему разозлился из-за этого. — Я его лучший друг, пап! Я всегда прикрывал его спину! И в тот единственный раз, когда я нуждался в нем, он мне не поверил! Все, чего я когда-либо хотел, это защитить город! Почему он этого не видит? Почему я вдруг стал плохим парнем только потому что не хочу, чтобы еще больше людей погибло? Неужели он думает, что мне это нравится? Что когда я тащил его в лес, я хотел, чтобы все это случилось? Но мы уже в этом замешаны, и я увяз в этом, и я просто… делаю… все, что в моих силах… Стайлз не плачет. Он немного в шоке в данный момент, но в груди до сих пор сжимается, и он бы провалился в паническую атаку, если бы отец не протянул руку, не сжал крепко его руки и не начал громко дышать с ним в тон. — Ненавижу все это. Я его ненавижу. Это наглая ложь. Джон не говорит ни слова, только гладит его по спине после нескольких секунд одновременного дыхания и помогает своему сыну успокоиться. — Я не могу говорить за него, но уверен, что Скотт тоже хочет защитить этот город. Просто иногда мы делаем выбор, который приводит нас по разные стороны, и люди, которых мы хотим взять с собой, не всегда выбирают один и тот же путь, Стайлз, — говорит он. — Нет ничего более ужасного в этом мире, чем сомнение, и мне жаль, что это случилось с твоей дружбой, но ничто из этого не делает тебя плохим человеком, сынок, не плохим, просто другим. Стайлз помнит тот разговор в поле. Его отец прав. — Я… я никогда не хотел, чтобы это случилось, — говорит Стайлз, и его сердце снова разрывается. — Я знаю, — говорит Джон, и его лицо страдальчески кривится. Он крепко обнимает сына. — Я знаю. —— Так что Стайлз делает единственное, что может. Исследование занимает у него чуть больше полугода, даже с Лидией и Дэнни, которые ему помогают. Пока он скрывает это от остальных, и в первую очередь от Дерека. Это совсем не трудно. Будучи их эмиссаром, он имеет право просить о неприкосновенности частной жизни. …и кроме того, никто из них не задаёт ему вопросов, особенно Дерек. Он заканчивает всё всего за два месяца до окончания школы. Как раз вовремя. Стайлз задается вопросом, не планировала ли Вселенная это каким-то образом. Постель теплая, и Дерек почти спит, когда Стайлз ложится рядом с ним. Дерек раскрывает объятия, легко и доверчиво, и Стайлз скользит между ними, утешенный и любимый. — Полнолуние на следующей неделе, — говорит Стайлз, поглаживая пальцами его широкую грудь перед собой и путаясь в волосах на груди. — Все готово. Дерек даже не просыпается особо, просто кивает, вздыхает и целует Стайлза в губы. — Окей. Просто скажи мне, что делать. Стайлз кивает и укладывается спать. Много лет назад он затащил Скотта в лес и навсегда изменил их жизнь. Скотт хочет уйти, Стайлз это знает. Так что Стайлз ему позволит. —— Полная луна ярко сияет и шаром висит над их головами, а лес пугающе тих… или был бы таким, если бы не звук, как будто стадо слонов топчет лесную траву. За спиной Стайлза стая хихикает, не впечатленная. Он почти готов отругать их, особенно огромного черного волка рядом с ним, который только и делает, что сидит и скучает. Но Стайлз знает, что часть Дерека наслаждается этим. Дерек тренирует своих бет с железным кулаком и добрым сердцем, и все они, даже Стайлз, научились двигаться как единое целое с лесом, который является их домом. Скотт сделал то же самое для своей стаи, но не так эффективно. Скотт так и не научился распознавать лес и считать эту территорию своей. Ему это и не нужно. В любом случае, это и не его право. Стайлз гладит одно из волчьих ушей Дерека, улыбается, когда оно дергается между его пальцами. Дерек наклоняется и лижет его руку, но Стайлз качает головой. — Пока нет. Надо подождать, детка. Дерек рычит, но это больше похоже на вздох. У Дерека есть еще одна причина праздновать, но всё потом. Он знает, что есть тайна, которую Стайлз и стая скрывают от него, тайна, которая важнее именно сегодня из всех ночей, но это не беспокоит его, просто ему не терпится. Дерек всегда такой нетерпеливый. Стая Маккола появляется из тени, Скотт впереди, беты за спиной и, что самое удивительное, Дитон справа от Скотта. Скотт находится в своей бета-форме — он никогда не достигнет полного волка, как Дерек — и его глаза яростно альфа-красные. Эллисон держит арбалет наготове. Остальные все в боевой форме, некоторых из них Стайлз узнает, а большинство — нет. Дитон по-прежнему молчит с непроницаемым выражением лица, но Стайлз чувствует его присутствие. Он вооружен практически всеми возможными талисманами, чарами и заклинаниями. Стайлз почти ухмыляется, потому что ему ничего этого не нужно. Все, что ему нужно — это его стая, сияние Матери-Луны и его пара, и его невозможно будет остановить. — Что вы делаете? — рычит Скотт, низко пригибаясь, готовый к атаке. — У нас тут пробежка при луне, Макколл, — насмешливо отвечает Эрика. — Это ты вторгся на нашу территорию. Скотт рычит на нее, но говорит за него Эллисон, целясь в них из арбалета. — Мы ни во что не вмешиваемся, когда знаем, вы всё равно всё испортите. — Ну, это невежливо, — говорит Айзек, закатывая глаза. — Не говоря уже о том, что ты делаешь поспешные выводы, — добавляет Кора, со скучающим видом сидя на лесной траве рядом с Дереком, откинувшись на руки. — Мы знаем, что ты задумал, — говорит Скотт. Он переводит взгляд на Стайлза. — И мы здесь, чтобы остановить тебя. Дерек рычит и делает едва заметно движение, но Стайлз стоит между ним и Скоттом. Он одет в свою — Дерека, на самом деле — любимую красную толстовку и черные джинсы, и он чувствует зуд под кожей, не похожий ни на что, что он чувствовал раньше. — Остановить нас? — эхом отзывается Стайлз. Смотрит на своего друга. — Ты хоть понимаешь, что делаешь? Ты вообще имеешь на это право? Скотт выглядит оскорбленным и рычит, призывая к бою. Его беты разворачиваются веером и присаживаются, плотно сжимаясь, как введённые пружины. Эллисон поднимает свой арбалет в их направлении. Очевидно, Дитон не сказал Скотту, что значит сегодняшний вечер. Стайлза злит, раздражает, что Скотт добровольно подчиняется капризам старика, который копит знания просто потому, что думает, что это делает его выше их всех, который использует знание и тайну как способ заставить их всех встать на путь того, что он считает правильным, справедливым и логичным. Речь идет не о войне, несмотря на то, что Дитон явно намекал на это Скотту. Но Стайлз молчит. Он уже давно понял, что его мнение никогда им не нравится. Дерек лижет его руку, и это выводит Стайлза из задумчивости. Стайлз улыбается и наклоняется — совсем чуть–чуть, потому что Дерек огромный — чтобы поцеловать волка в нос. Он поворачивается к стае через дорогу, позволяет своим глазам вспыхнуть темно-фиолетовым и пытается контролировать свои мысли. В воздухе раздается свист, уловленный усиленными Искрой чувствами Стайлза, не его человеческими. Это происходит почти как в замедленной съемке: он видит, как стрела Эллисон летит в воздухе, слышит, как Дерек и его волки сердито рычат, удерживает Бойда, когда тот пытается прыгнуть на защиту Стайлза, и наблюдает, как стрела Эллисон ломается в тот момент, когда попадает в барьер Стайлза. Вторая стая выглядит удивленной, Эллисон — больше всех, в то время как Скотт кажется разъяренным, и Дитон, несмотря на то, как пытается это скрыть, также смотрит на него широко раскрытыми глазами. — Стрела с аконитом, — бормочет Бойд, нюхая воздух, и стая рычит. Стайлз пытается успокоиться, но не может — он видел траекторию полета стрелы, летящей прямо в голову Дерека. — Не смей трогать моих Волков, Арджент, — говорит он, и его голос эхом разносится по поляне. Сила горит в его глазах, и он видит, как глаза Эллисон расширяются. Он практически чувствует запах страха, ползущий по ее спине, прежде чем Скотт встает перед ней. Скотт продолжает быть с женщиной, которая, скорее всего, убьет его во сне, и Стайлз так зол, что ему хочется посмеяться над такой глупостью и сжечь их всех на месте. Но он этого не делает, потому что Дерек делает шаг вперед, шерсть задевает пальцы Стайлза, и тот вспоминает, что есть гораздо более важные вещи, которые требуют его внимания. Стайлз делает глубокий вдох. — Давайте не будем тратить время. — Не делай этого, — рычит Скотт. — Не делайте глупостей, Стайлз. На этот раз Стайлз смеется. — Мы? Глупости? Не мы их совершаем, Скотт, — он поворачивается к ним спиной, несмотря на предостерегающее рычание Дерека. — Ну что, начинаем? Без предупреждения и без движения со стороны Стайлза, круг рябины внезапно окружает Дерека. Стайлз слышит, как пришлые задыхаются и рычат от удивления, но стая привыкла к этому. Дерек даже не вздрагивает, просто смотрит вниз на круг, а затем на Стайлза. — Обернись, детка. Вот в чем разница, думает Стайлз, наблюдая, как Дерек уверенно, легко и доверчиво перекидывается. Вот почему Стайлз, несмотря на свои многочисленные сожаления, никогда не пожалеет об этом выборе. Дерек прекрасен в лунном свете, стоит высокий, гордый и бесстыдно обнажённый. Мать-Луна ярко освещает его, и его глаза Альфа-красные и яркие, но любящие и ласковые, когда останавливаются на Стайлзе. Вся стая движется, чтобы окружить Дерека; Айзек и Джексон иронично кривят лица на наготу Дерека; Дэнни, Лидия и Эрика (не совсем) притворяются, что ухмыляются, и Кора цыкает на них. — Доверишься нам? — спрашивает Стайлз. Дерек, уязвимый в своей волшебной клетке, не колеблется. — Всегда. Стайлз вытаскивает Кинжал, сверкающий золотой клинок с рунами, вырезанными на рукояти. Он шагает к Дереку, направив на него клинок. Он чувствует, как Дитон переступает с ноги на ногу у него за спиной. — Доверишься мне? — спрашивает он. Дерек улыбается. — Навсегда. В мгновение ока на груди Дерека появляется длинная рана, достаточно глубокая, чтобы почти сразу же начать кровоточить. Дерек не исцеляется. — Что, черт возьми, происходит? — бормочет один из волков Скотта — совсем юный, судя по голосу, с легким акцентом. Дерек выглядит удивленным, но явно не чувствует себя преданным, встречает взгляд Стайлза с особым вниманием. Стайлз отступает назад и кивает, и сразу же остальная часть стаи оказывается на их Альфе. Каждый из них бьет его, один за другим, пока Дерек даже не вздрагивает от каждого когтя, который разрывает его плоть. Стайлз практически слышит замешательство Скотта. — Что они делают, Дитон? — рычит Скотт. Стайлз запрокидывает голову, гадая, что же тот ответит. Он видит трещину в непробиваемой маске Дитона, смесь возмущения и шока, и Стайлз смеется, когда сильный порыв ветра дует через поляну. Лес медленно просыпается, услышав зов крови Дерека. — Требование крови, — говорит Дитон. — Эмиссар стаи Хейлов, — он даже не произносит имени Стайлза, — ссылается на право своего Альфы претендовать на землю. — Что? — Скотт раскрывает рот. — Это старая магия, древняя и нестабильная, — говорит Дитон. Стайлз громко и весело смеется. Дитон просто не понимает. — Нестабильная? Что это значит? Бейкон-Хиллз — это территория Хейлов, и Дерек, последний живой Альфа Хейлов, имеет все права на нее, что Дитон и скрывал от Дерека и Лоры в течение многих, многих лет. У Стайлза есть свои подозрения относительно привязанностей Дитона, и теперь он знает, что старик делает всё на свой манер, что он достаточно умен, чтобы понять влияние пожара на Хейла и с тех пор считает Дерека недостойным земли Хейлов. Каким-то образом Стайлз понимает. Дитон видит Талию всякий раз, когда смотрит на Дерека, чувствует, что ее сын никогда не сравнится с величием, которым она когда-то обладала, или, что хуже того, чувствует, что он несет ответственность за ее смерть. Теперь, когда Стайлз думает об этом, он подозревает, что именно поэтому Дитон объединился со Скоттом, в первую очередь потому, что здесь есть кто-то, кого он может сформировать в своем видении того, каким должен быть Альфа. Стайлз всегда мало доверял этому человеку, несмотря на нелепую веру Скотта в него, и теперь он понимает, что это было оправданно. Он чувствует это сейчас, и сердце внезапно наполняется обидой. За ту роль, которую Дитон сознательно и злонамеренно сыграл в разрушении их со Скоттом отношений. За то, что он приложил руку, пусть и неосознанно, к смерти Лоры и уходу Дерека, потому что он отказался быть тем человеком, который им нужен, когда это было необходимо. За то, что он отнял у Дерека землю Хейлов, принадлежавшую ему по праву рождения как единственному Хейлу. Как непростительно. Это отвратительное чувство, но Стайлз чувствует, что оно оправдано, и, честно говоря, ему все равно. Как он всегда говорит, он никогда не считал себя хорошим человеком. Потому что даже ценой своей жизни, своей силы, своего рассудка, своей души Дерек решил сражаться и проливать кровь за эту землю и, вероятно, делал это больше раз, чем все его предки вместе взятые. Он решил вернуться в место, которое было для него персональным адом, и он остался, чтобы помочь двум подросткам, которые не знали ничего. Он решил спасти город, окутанный мрачными и болезненными воспоминаниями, потому что это правильно. Он решил дать дом, силу и надежду детям, которые в этом нуждались, когда никто не предлагал ему то же самое. Он решил доверять людям, безоговорочно, бесконечно, несмотря на то, сколько раз его предавали. Он выбрал любовь к Стайлзу, с силой, которая нерушима и истинна, несмотря на то, что его не любили так, как он того заслуживал. Даже сейчас, когда его раны болят, а плоть кровоточит ручьём, Дерек без колебаний истекает кровью за свою стаю и своего эмиссара, хотя так много раз он делал это без последствий и причины. Дерек мог бы так легко превратиться в злодея этой истории, но каждый божий день, каждый божий миг он выбирал быть хорошим человеком. Дерек остается сильным после нападения, истекая кровью и страдая. Он вздрагивает при каждом движении своего искромсанного тела, но сдается им, своей стае, с доверием, которое выжжено в самой его душе. Стайлз закрывает глаза и взывает к ним, взывает ко всем чистым и добрым силам на этой старой земле. И он слышит их, слышит зов земли и Матери-Луны. Потому что это в их природе — отдавать всё одному из своих детей, особенно тому, кто продолжает бороться за все, что имеет значение. По всей поляне раздаются шокированные вздохи, и Стайлз открывает глаза, чтобы увидеть, как каждый порез на теле Дерека затягивается, как кожа и мышцы соединяются вместе, и он смеется, чувствуя, как ножевая рана расцветает на его собственной груди. Он расстегивает толстовку и видит свою белую рубашку, пропитанную кровью. Это больно, но он не вздрагивает. Те же раны, которые они нанесли своему Альфе, появляются на каждом члене стаи, и все они кровоточат, болезненные и не заживающие. Все смотрят на него с изумлением, но никто не сомневается и не боится его. Дерек сделал для них гораздо больше, чем это. Дерек скулит, делает несколько шагов к барьеру из рябины, выглядя обеспокоенным. Стайлз растворяет барьер и позволяет своей паре выйти вперед, ободряюще улыбаясь, когда рука Дерека нависает над его раной, а его глаза скользят по каждому кровоточащему члену стаи. Это единственная вещь, которую Скотт никогда не поймет, какой это дар — быть частью настоящей стаи, что на самом деле значит быть Альфой, и что значит принять ее. Скотт никогда не поймет, как много Дерек пожертвовал ради этого, ради них, ради самого Скотта. На несколько мгновений Мать-Луна вспыхивает ярче, чем когда-либо сегодня ночью, и внезапно на поляну налетает сильный ветер, такой сильный, что им всем приходится напрячь мышцы, чтобы не упасть. Хор криков и вздохов вырывается у каждого присутствующего, когда ветер проходит сквозь них, и Стайлз знает, что они чувствуют то же самое, что и он, как какая-то невидимая сила сильно тянет его за грудь, пока что-то не трескается, и не ломается, и не уступает. Это больно, но приносит и огромное облегчение, и к тому времени, когда Мать-Луна притупляет свое сияние, они все встряхивают головами, чтобы прогнать морок, или опускаются на землю на дрожащих коленях. Даже Дерек пошатывается на месте. И Дитон, и Стайлз остаются стоять, и Стайлз великодушно делает вид, что не замечает, как у Дитона подгибается правое колено. — Мы закончили, — говорит Стайлз, чувствуя, как узы встают на место, чувствуя, как земля признает своего законного Альфу, чувствуя, как что-то в нем растворяется, когда он смотрит на Скотта, на чьём лице написано потрясение, но чья аура кажется легче, чем когда-либо ощущал Стайлз. — Закончили, — снова говорит Стайлз. И он уходит. Вот и все. На этом все и заканчивается. —— Но на самом деле, конечно, это не так. Не для них. Дерек находит его в библиотеке стаи несколько часов спустя, свернувшегося калачиком на подоконнике в самом большом свитере Дерека. Все собрались в гостиной ранее в большой куче уставших после полнолуния оборотней, и все они все еще спят, за исключением Стайлза, который все еще привыкает к зуду под кожей, и Дерека, который никогда не может уснуть без Стайлза рядом. — Не спится? — спрашивает Дерек, втискиваясь между Стайлзом и углом стены. Ему явно это нравится, и он устраивает Стайлза между своих ног и обнимает. — Нет, просто хотел посмотреть на дождь, — говорит Стайлз. Он устраивается на широкой груди Дерека, и они смотрят на дождь за окном. Как только они вернулись в дом стаи, начался ливень. Дерек любит дождь, и Стайлз не удивится, если какая-то сила природы пожелает вызвать его, своего рода очищение, а не подарок. Дерек гладит Стайлза по боку под огромным свитером, а другой рукой переплетает их пальцы на животе Стайлза. Это расслабляет и почти успокаивает гудящий разум Стайлза. Почти. Дерек прижимается губами к шее Стайлза.  — То, что ты сделал сегодня… Стайлз… — Если ты меня поблагодаришь, я тебе врежу, — смеясь, предупреждает Стайлз. И неуклюже улыбается. Дерек гладит его по боку, и Стайлзу тепло в объятиях своего Альфы. — Но был побочный эффект, — это такой же вопрос, как и утверждение. Стайлз думает о Скотте, о том, как он держал голову выше и плечи прямее, о легкости, которую Стайлз ощущал в ауре Скотта и от его волка. — На самом деле не побочный эффект, потому что это часть ритуала, — говорит Стайлз, играя с пальцами Дерека. — Только один Альфа имеет право на эти земли, и магия знает об этом, даже несмотря на то, что все пошло немного не по плану и у магии была преграда. Он делает паузу, прерывисто вздыхает.  — Скотт всегда чувствовал притяжение, потому что магия не могла отделиться от него. Лучшая из моих теорий состоит в том, что он получил его от Питера и, раз уж тот Хейл, магия распознала какую-то связь. Все очень запутано, поскольку вы оба — Альфы, хотя официальных признаний и не было. Но задумываясь об этом сейчас, я предполагаю, что именно это, наверное, заставляло Скотта бороться за твою территорию, даже если в глубине души он этого не хотел. Теперь связь перешла к тебе, законному Альфе, так что Скотту больше не нужно сражаться. Возможно, это одна из причин, почему Скотт так сильно ненавидит Дерека, потому что какой-то инстинкт, который Скотт никогда не удосуживался понять, заставляет его чувствовать себя неуверенно, деля с другим Альфой территорию. Это, наверное, и одна из причин, по которой Скотт ненавидит Стайлза, потому что тот же самый инстинкт вбил ему в голову, что Стайлз предал его ради другой стаи и другого Альфы. Теперь, когда Скотта не тянет сбиться с пути, он может двигаться дальше. Разве это эгоистично со стороны Стайлза — желать, чтобы Скотт ушел? В этом месте достаточно плохих воспоминаний для них обоих, но Стайлз смирился с этим. Скотт же, напротив, будет только больше возмущаться. Стайлз знает, что Дитон понимает, что на самом деле произошло, но он никогда не скажет Скотту правду, так же как Скотт никогда не засомневается в нем, даже если когда-нибудь задумается о том, почему сердце и его волк чувствуют себя легче, чем когда-либо, и как ему теперь будет легче уйти от всего этого. — Ты освободил его, Стайлз, и мне жаль, что он никогда этого не поймет. Голос Дерека мягко шепчет ему в ухо, понимающий и любящий. До самого горького конца Стайлз боролся за то, что было лучше для Скотта, несмотря на то, как все закончилось между ними. Потому что Стайлз любит Скотта и всегда будет любить. Пройдут годы, прежде чем Стайлз перестанет оглядываться назад, перестанет задаваться вопросом, где он ошибся, если бы мог спасти Скотта, мог бы спасти себя, мог бы выбрать по-другому. Пройдут годы, прежде чем он остановится и задумается о том первом разе, о том моменте, когда он должен был пойти за Скоттом, но не сделал этого. Ему потребуется еще больше времени, чтобы перестать чувствовать себя отчасти виноватым, когда он поймет, что нет, все не пошло бы по-другому. Потому что Скотт неплохой человек, но он слеп и глух. Потому что Стайлз далеко не слеп и не глух, но он никогда не считал себя хорошим, а просто человеком. Потому что Стайлз относится к тому типу людей, у которых очень мало сожалений за свою жизнь, и ни одно из них не касается того, что он выбрал серый путь и отпустил Скотта, ни одно из них не касается Дерека, которого он выбрал, когда тот так много вытерпел ради молодого Альфы, который даже не понимает ценности этих жертв. Дерек понимает и не жалеет Стайлза за его горе или за его демонов. Никогда. Он понимает, и Стайлз любит свою пару еще больше. Так что прямо здесь, прямо сейчас, Стайлз позволяет себе устроиться в объятиях Дерека. Он скорбит о брате, которого потерял, оплакивает свое разбитое сердце и измученный дух, плачет о прошлом будущем, которого лишился, и о новом, которое обрел. Снаружи дождь льет ровно и уверенно, и земля поет.