***
Рейх уже отчаялся считать минуты, что они шли по лесу. Растительность в этих краях была довольно густая, поэтому отчётливо запомнить дорогу у призрака не получалось. СССР же словно знал, куда идёт, уверенно шагая рядом с ним. Прошло больше двух часов, прежде, чем нацист заметил перед собой что-то кроме растительности. И он даже не знал, удивляться ему или нет, когда увидел перед собой ворота, за которыми находилось кладбище. Повертев головой, он увидел вдалеке небольшие домики. — Also gibt es hier noch ein Leben? (Значит, здесь есть жизнь?) — саркастически спросил нацист. — А зачем по-твоему там есть станция? — открыв ворота и заходя на территорию кладбища, ответил СССР. — Woher soll ich das wissen? (Откуда мне знать?) — следуя за ним и осторожно осматриваясь по сторонам, произнёс немец. Кладбище было небольшим. Можно было даже сказать, что немного неухоженным, но в целом обычным, деревенским. Третий, уже не задавая вопросов, шёл за коммунистом, который уверенно петлял между ограждений, иногда цепляясь чехлом гитары за ветки маленькой берёзки или ёлочки. Они прошли всё кладбище и вышли на тропинку, ведущую к деревне, но туда они так и не направились: СССР свернул на другую, более узкую тропинку, ведущую совсем в другую сторону от деревни. Рейху это не нравилось. Ему вообще не нравилось сегодняшнее утро и то, что они ходят чёрт знает где. Но что ему оставалось делать? Накричать на русского, чтобы тот пошёл домой? Это смешно. Оставалось только молча идти за ним. Они шли и шли по узкой тропе, пока не наткнулись на ещё одно ограждение белого цвета. Нацист обвёл его глазами: по сравнению с кладбищем, эта ограда была ухожена и совсем недавно покрашена. Внутри находился каменный столбообразный памятник и маленькие, гранитные плиты с именами по бокам. Коммунист зашёл внутрь и, сняв со спины гитару, уселся прямо на землю напротив гранитных плит. Нацист поднял брови и вылупился на него: похоже его коммунист начинает сходить с ума. Тем временем СССР расчехлил гитару и взял её в руки, покрутив колки, настраивая. Рейх обошёл его и всмотрелся в имена и фотографии, висевшие на плитах. Его резко дёрнуло. Это были жертвы Второй мировой войны. — Ich weiß, dass ich keine weiteren Fragen stellen wollte (Я знаю, что не хотел задавать больше вопросов), — повернулся к нему посуровевший Третий Рейх. — Aber kannst du es mir sagen? (Но может быть расскажешь?) — Расскажу, как доиграю, — ответил коммунист, сыграв первый аккорд. —Ночь светла, над рекой тихо светит луна,
***И блестит серебром голубая волна, —
Пропел Филатов, играя на гитаре и глядя на слушающие его лица. Несколько человек, включая старшину Ерёмина, стали подпевать. На улице стемнело и было довольно прохладно. Сидя на бревне и поёжившись от того, что тепло костра смешалось с холодным, ночным ветром, полковник посмотрел на баяниста, стоящего рядом с ним и подыгрывающего ему. —Тёмный лес... Там в тиши изумрудных ветвей Звонких песен своих не поёт соловей. Под луной расцвели голубые цветы, Они в сердце моём пробуждают мечты. К тебе в грезах лечу, твоё имя твержу, В эту ночь о тебе, милый друг, всё грущу.
Пока СССР был в дороге, успело стемнеть. Его охватила паника, которая никак не проходила, а только усиливалась. Да и как она могла пройти? Притормозив у знакомой тропы, коммунист выскочил из грузовика, схватив свои вещи, отпустив водителя восвояси, и кинулся в сторону части по темноте. Его дыхание успело сбиться, сердце выбивало бешеный ритм, а ноги дрожали, но он не останавливался, со всех ног несясь по лесу. Едва вдали показался свет, являвшийся костром, и шум баяна с гитарой, Союз набрал максимальную скорость и выбежал к части, в панике бегая глазами по лицам. Музыка прекратилась, а половина солдат, рассевшихся у костра, испуганно развернулись. И тут коммунист встретился с выразительными голубыми глазами, в оцепенении смотрящими на него. Филатов замер и уставился на него, зажав пальцами струны так сильно, что потом точно останутся синяки. — Товарищ главнокомандующий, вы вернулись? — поднялся со своего места старшина. — Что с вами? На вас напали? — Вернулся, — потерянно ответил и часто заморгал коммунист, посмотрев на старшину и переводя дыхание. — Нет. Всё хорошо.. Просто... пробежался. — Продолжайте, товарищ командир, — попросил один из солдат. — Да-да, — поддержал его старшина. Все снова повернулись к выступающим. Филатов запоздало посмотрел на бойцов, а потом на СССР и снова встретился с карими глазами. Руки задрожали, глубокий вздох и он продолжил играть проигрыш. Союз отошёл подальше от костра и привалился к дереву, переводя дыхание и не сводя глаз с полковника. —Милый друг, нежный друг, я, как прежде, любя, В эту ночь при луне вспоминаю тебя, —
Пропел Филатов, смотря на него. —В эту ночь при луне, на чужой стороне, Милый друг, нежный друг, вспоминай обо мне.
Прозвучал небольшой проигрыш, а потом Филатов поднялся со своего места, опустив гитару. Со всех сторон раздались хлопки и выкрики «Браво!». Коммунист сжал трясущиеся ладони в кулаки, развернулся и зашагал к реке. Полковник положил гитару и направился в его сторону, то и дело пытаясь не снести очередного, сидящего бойца. — Я не знал, что вы так поёте, товарищ командир, — оказался рядом Ерёмин, стоило полковнику выйти из толпы. — Спасибо, — не взглянув на него, ответил Филатов. — Как думаете, почему СССР вернулся? — спросил старшина. — Пойду, узнаю, — ответил полковник, оставляя старшину в части и направляясь за коммунистом, уже скрывшимся из виду. — СССР! — выкрикнул Филатов, идя в полной темноте почти на ощупь и оглядываясь. — Куда же подевался... Товарищ главнокомандующий!! Он вышел к реке и дёрнулся, увидев стоящего неподалёку коммуниста. Союз стоял у дерева, наблюдая за водной гладью. Вид у него был подавленный. — Что произошло? — медленно подошёл к нему Филатов. — Зачем вы вернулись? Главнокомандующий не отвечал. Командир протянул к нему руку, но остановился: коммунист резко стрельнул в него сердитым взглядом. Полковник напугано проглотил воздух, который даже не успел добрать в себя. Вдруг СССР схватил его за предплечье. Филатов зажмурился. Но ничего не произошло. Вернее он почувствовал, что его резко потянули, но не ударили. Тут он понял, что не может нормально дышать и открыл глаза: коммунист обнимал его!!! — Живой, — сдавленно сказал СССР, сжав его в объятиях ещё сильнее. Филатов замер, не смея пошевелиться. Почему он обнимает его? Неужели беспокоился? И снова сердце выдало бешеный ритм, снова они находятся так близко! Он уже и не надеялся на это. Он думал, что Союз уехал и больше не вернётся. В груди стало так тепло, что ночной ветер уже не казался противным. Командир аккуратно поднял руки и обнял его в ответ, уткнувшись лицом в грудь. — Вы приехали, потому что думали, что я умер? — тихо спросил полковник. — Да, — ответил Союз, утыкаясь носом в тёмно-каштановые волосы. — Я только сегодня узнал, что было это чёртово наступление и что один из полковников был смертельно ранен. Я испугался за тебя. Филатов дёрнулся, ощущая чужое прикосновение на своих волосах. Бархатный, приятный голос, говорящий над его ухом. Как же это было приятно! — Это был полковник Никитин, — произнёс командир. — Я уже понял, — издал нервный смешок коммунист. Между ними повисло молчание. Полковник не хотел поднимать голову, ведь если он это сделает, то всё закончится и коммунист снова уедет. На этот раз уже без возврата. Он почувствовал, как сильные руки переместились с его спины на плечи. Всё. Сейчас СССР отстранится и они снова сделают вид, что ничего не было. Союз поднял голову и немного отстранился, посмотрев командиру в глаза и всё ещё держа его за плечи. — Товарищ главноком... — Филатов не успел договорить: СССР положил свои ладони ему на щёки и поцеловал, жадно, сминая чужие губы своими, попутно опуская руки и проведя большими пальцами по скулам. Командир замер, не отвечая, и широко раскрыл глаза. СССР отстраняется и они смотрят друг на друга. У коммуниста очень виноватый и одновременно растерянный вид, но тут Филатов сам тянется к нему, на что Союз сразу же отвечает, обхватив его руками поперёк спины и резко разворачивая, прислоняя к дереву и обнимая за талию. Командир улыбается в чужие губы, ловя своими тихий смех, на щеках появляется румянец, позволяет углубить поцелуй, подставляясь под нежные, желанные ласки. В голове не остаётся совершенно никаких мыслей, кроме СССР. Они вновь отстранились на секунду, чтобы посмотреть друг на друга. Коммунист осторожно расстёгивает несколько пуговиц чужой формы, нежно поглаживает тонкую кожу шеи и припадает к ней тёплыми губами. Филатов чуть наклоняет голову, подставляясь под эти прикосновения и буквально тая в руках у своего коммуниста. Чёрт! Как же хорошо! Полковник обхватывает его спину руками, цепляясь за пальто. Союз проводит мокрую дорожку, задевая чувствительное место и получает в ответ тихий стон. Целуя и покусывая, коммунист медленно спускается к плечу, а потом снова возвращается к губам, уводя в жаркий поцелуй, шепчет что-то нежное. Филатов разрывает поцелуй, чтобы снять с себя форму. СССР помогает ему. И вот гимнастёрка с рубахой оказываются на земле, Союз обхватывает чужую талию, поглаживая бока, прикасается губами к ключицам. Командир стягивает с него пальто, зарывается в непослушных волосах и наблюдает за ним, не отрываясь, возбуждаясь от этого вида и ласковых прикосновений. СССР опускается ниже, к груди, рёбрам, вызывая своими ласками уже громкий стон наслаждения. Внизу живота приятно тяжелеет. Филатов выгибается, но внезапно его ноги дрогнули, теряя равновесие. Союз подхватил его, осторожно укладывая на траву, оказываясь сверху и стягивая с себя форму. Они снова ловят друг друга глазами. Полковник мягко поглаживает веснушки на щеках. Коммунист улыбается и наклоняется. Командир тянется к нему навстречу, укладывая руки на шею и чувствуя, как чужой нос утыкается ему в шею, а хриплый смех обжигает кожу плеча.———
Над рекой только начало подниматься солнце. Поморщив нос, который щекотали травинки, командир с большой неохотой открыл глаза. Он лежал на правом боку, на своей рубахе и был накрыт чем-то довольно плотным. Взяв в руки ткань и пощупав её, он понял, что это было пальто. В голове мгновенно всплыли воспоминания о вчерашней ночи. Ощутив на своём затылке чужое дыхание, Филатов осторожно повернулся и тепло улыбнулся: рядом с ним, укрытый под одним пальто, спал СССР. Командир вытянул руку к нему и убрал лишние, непослушные волосы, вглядываясь в расслабленное, родное лицо. Если бы не война, он мог бы вечность лежать здесь, не двигаясь и не дыша. Но спустя несколько минут после пробуждения полковника, коммунист тоже открыл глаза, встретившись с тёплым взглядом. — Доброе утро, — сонно улыбаясь, произнёс коммунист. — Самое доброе, — ответил ему командир. Коммунист положил свою ладонь на чужую щёку, нежно поглаживая большим пальцем. Филатов прикрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями. Через какое-то время СССР убрал руку и сел на землю. Полковник откинул пальто и посмотрел на него: в отличии от него, одетого только наполовину, Союз был полностью в одежде. — Тебе нужно возвращаться в часть, пока не хватились, — сказал Союз, смотря на восходящее солнце. Филатов поднялся и натянул на себя рубаху, заправляя её. Накинув форму, он подсел к коммунисту поближе, обнимая за талию и приложив щёку к широкой спине. Советский Союз слегка повернул голову, накрыв своими ладонями чужие руки. — Это неправильно, — тихо произнёс главнокомандующий. — Мне всё равно, — ответил командир. — Я люблю тебя. — Я ведь не такой как ты, — развернулся к нему коммунист. — Я другой. И ты это знаешь. Зачем я тебе? — Мне неважно, кто ты, — мягко сказал Филатов. — Я приму тебя любого. Ты нужен мне. Я хочу быть с тобой. Всегда. — Всегда? — приподнял брови СССР, взяв его руки в свои. — Когда ты состаришься, я всё ещё буду молодым. — Я знаю, — улыбнулся ему полковник. — Но меня это устраивает. Союз посмотрел на него и притянул к себе, увлекая в долгий, чувственный поцелуй.***
Середина сентября становилась холодной. Ночью уже было невозможно появляться на улице без утеплённых вещей, а днём дул морозный ветер. Солнечная, безветренная погода продлилась всего лишь пару дней. Как раз в один из таких дней, отдалённо от части, главнокомандующий СССР и командир Филатов наслаждались обществом друг друга, валяясь на самодельном сеновале под деревом и болтая: — Да похоже! — Непохоже.. — Чего ты вредничаешь? Говорю, что похоже! — В каком месте? — Вон, смотри, — Фёдор вытянул руку, указывая на облака. — Точь-в-точь ты со своей хмурой физиономией. СССР посмотрел на него и беспечно улыбнулся. Филатов улыбнулся в ответ. — Прямо-таки хмурой физиономией? Командир приподнялся и сел на него сверху. — Да, — издеваясь, произнёс он. — Но мне нравится твоя физиономия. Хмурая или нет. — М-да? — бархатно спросил Союз и положил ладони ему на бёдра. — Да, — он наклонился к нему, убрав с волос жёлтые листочки, и поцеловал, легонько покусывая приоткрытую нижнюю губу. Коммунист ответил в мягкие податливые губы, прижимая его к себе поближе и блуждая руками по спине, оставляя горячие прикосновения. Командир прижимается к нему грудью, не разрывая поцелуя, кладя руки ему на плечи, поддаваясь ласкам. Вдруг СССР подхватывает его, разрывая поцелуй, и переворачивает на спину, нависая над ним, поймав глазами опьянённый взгляд и распухшие от поцелуя, мягкие губы. — Нам пора возвращаться, — положив голову на плечо полковнику, промурлыкал коммунист. — Знаю, — слегка расстроенно ответил Филатов, поглаживая его по голове. — Давай ещё немного так полежим. — Хорошо. — Союз, — позвал командир. — М? — коммунист прикрыл глаза, наслаждаясь моментом. — О чём ты думаешь? — О том, как забрать тебя с части, — ответил коммунист. — Зачем? — приподнял голову командир. Союз тоже открыл глаза и приподнялся. — Ну что за вопрос? Чтобы ты не рисковал своей жизнью и не участвовал в наступлениях. Назначу тебя своим помощником и будем вместе перебираться из одного места в другое. — Но Союз, — посмотрел на него Филатов. — Я так не могу. — Почему? — спросил сбитый с толку СССР. — Потому что это неправильно, — вздохнул полковник. — Я командир и моё дело — вести народ, так же как и твоё дело — поймать Третьего Рейха. Я не могу оставить часть. — Не говори глупостей, — склонился над ним коммунист. — Ты не обязан рисковать своей жизнью, так же как и я. — Обязан, — Филатов поправил ворот главнокомандующего. — Я солдат. И ты обязан поймать врага народа. Поэтому тебе нельзя засиживаться здесь. — Ты хочешь, чтобы я уехал и оставил тебя здесь? Умирать? — СССР сел на землю и отвернулся от него, сердито рассматривая местность. — Почему сразу умирать? — поднялся следом полковник, легонько коснувшись его плеча рукой. — Потому что это война, — отрезал коммунист. — Люди умирают. Что я буду делать, если ты снова пойдёшь в наступление? Сидеть в стороне и пить чай, ждать, вернёшься ты целым или по частям? Ты же знаешь, что я не смогу пойти с тобой, не смогу защитить. Под конец СССР уже повысил тон. Он был зол на командира. Как же тот не поймёт? Строит из себя героя. Зачем? Это бессмысленная жертва! Он ведь правда не сможет ему помочь. Все знают, что главнокомандующий не участвует в наступлениях. Да ещё и эти дебильные байки про то, что здесь умирают только полковники! — Так, — Филатов приподнялся и обошёл его, сев напротив и обхватив руками лицо коммуниста, заставляя смотреть на себя. — Я не собираюсь умирать, слышишь меня? Прошёл одно наступление, пройду и второе! А тебе нужно ехать на поиски. Если ты его не поймаешь, то эта война никогда не закончится! Только ты сможешь его остановить, слышишь? — Союз безмолвно смотрел ему в глаза. Филатов потянул его на себя, припав лбом ко лбу и перейдя на шёпот. — А я буду ждать тебя здесь. Или ты думал, что сможешь так просто от меня избавиться? — Избавишься тут, — сдался и улыбнулся СССР, обнимая его. — От такого приставучего. Ещё и упёртого. — Так просто не отделаешься, — тихо добавил Филатов. — Обещай, что поймаешь его. — Обе.. — Нет! Обещай, что покажешь мне его, — довольно сказал командир. — Уже пойманного. — Хорошо, — усмехнулся Союз. — Обещаешь? — Обещаю. Пусть разговор и закончился на хорошей ноте, но переживания никак не хотели покидать голову коммуниста. Тревожных мыслей прибавлялось всё больше и больше с каждой минутой. Эта дурацкая байка упорно засела внутри, хоть СССР и старался гнать её прочь. Весь остаток дня он был угрюмым, напряжённым и как оказалось позже вечером, неспроста. — Сейчас поедим и отогреемся, — весело сказал Филатов, пытаясь согреть свои руки, когда они уже были в нескольких метрах от части. Коммунист посмотрел на его красные от холода щёки и приподнял уголки рта. Он бы с большой радостью натянул на полковника своё пальто и шапку, но они уже приближались к части, где было много посторонних глаз. К тому же Фёдор сам бы отказался от вещей, заявив что-нибудь вроде: «Ты сам зубами ритм выбиваешь». Упрямец. Добравшись до части как раз к ужину и взяв себе по порции гречки с тушёнкой и горячим чаем, они зашли в землянку. На улице было холодно и поэтому почти все бойцы были либо в казарме, либо в окопах на высотках, прячась от ветра. На территории находились лишь дозорные. Но это и хорошо. Меньше посторонних глаз видело, как они зашли. К тому, что коммунист теперь постоянно находится в части, уже все успели привыкнуть. Пришлось конечно соврать про истинную причину его появления здесь, но лишних вопросов никто не задавал. — Какая холодина, — поставив еду на стол, садясь и заметно трясясь, сказал полковник. — С таким сентябрём дожить бы до декабря. Коммунист поставил на стол свой котелок, стянул с себя пальто и накинул его на Филатова. — Доживёшь, — улыбнулся удивлённым глазам коммунист. — Куда ты денешься? — Тебе же самому холодно, — принялся снимать с себя пальто Фёдор. — Не холодно, — остановил его СССР и надел на голову полковника ещё и шапку. — Если ты не заметил, я закаленный. Иначе как бы я торчал в окопах сутки напролёт? — Да кто ж знал то? — наблюдая за тем, как его коммунист садится напротив и укутавшись в пальто посильнее, взял ложку со стола Филатов. — Ну теперь знаешь, — усмехнулся Союз, поправив ворот своего свитера. — Ешь давай, а то остынет. Приятного аппетита. — Спасибо. Приятного аппетита, — ответил командир и они оба принялись за еду. Стоило им закончить с едой и удобно устроиться на койке, как снаружи послышался топот и громкий голос старшины: — Командир вернулся с вылазки? СССР с Филатовым переглянулись и вскочили с койки, усаживаясь за стол друг напротив друга. — Да, — раздался голос дозорного. — Он у себя? — Да. Секунда и на пороге показался старшина Ерёмин, который по всей видимости очень быстро бежал и выглядел перепуганным. Союз и Фёдор посмотрели на него и снова переглянулись, уже настороженно. — Ох, товарищ главнокомандующий, и вы здесь, — взявшись за грудь и переводя дыхание, сказал Ерёмин. — Мне как раз нужно было и вас найти. — В чём дело, товарищ старшина? — серьёзным тоном спросил Филатов. — Пока вы были на вылазке, приехал грузовик из штаба, — громко дыша, ответил старшина. — Опять? — посуровел СССР. — Да, — кивнул ему Ерёмин. — Попросили позвать старшего, ну я и пошёл за вас. Штабу доложили, что немцы идут сюда. С наступлением. Филатов опустил голову и забегал глазами по полу. Неужели снова в бой? Так скоро? Ведь не прошло ещё даже месяца! — Ты ничего не перепутал? — выдавил из себя командир. — Нет, они уже отбили несколько наступлений. Идут на помощь своим, чтобы забрать территорию обратно. Мы должны отстоять, пока нам не пришлют подмогу, — с трудом отдышался Ерёмин. — Товарищ главнокомандующий, вам надо уезжать. Немцы будут здесь через день или два. Филатов посмотрел на коммуниста, сидящего в оцепенении и ужасе. Он уже знал, что сейчас СССР откажется уезжать и командир не позволит ему этого сделать. — Буди всех, — скомандовал старшине полковник. — Объяви боевую готовность! Пусть будут наготове. — Есть! — отчеканил старшина, скрывшись за дверью. Филатов поднялся со своего места и быстро обошёл стол, присаживаясь на одно колено и приложив ладони к лицу коммуниста. — Союз, послушай меня, — попросил командир. СССР медленно перевёл на него безвыходный взгляд. — Тебе нужно уезжать, слышишь меня? — Нет, — вдруг ожил Союз, взяв холодные ладони в свои. — Я никуда не поеду и не оставлю тебя здесь умирать! — Ты не можешь здесь оставаться! — поднялся на ноги Фёдор. — Ты поедешь со мной! — тоже встал со стула и выкрикнул СССР. — Я не поеду с тобой! Кто поведёт людей в бой? — выкрикнул в ответ Филатов. — Если их командир сбежит, то какая вера на победу у них вообще останется? — Ты, что, не слушал, что сказал старшина? — взял его за плечи Союз. — Они отбили те наступления! С чего ты решил, что ваше выдержит? Солдатом больше, солдатом меньше. Нет, всё, мы уходим. Сейчас же! СССР схватил его за руку и потащил к двери. Филатов упёрся ногами в пол, пытаясь высвободиться. — Союз! Да подожди же ты! СТОЙ! — уже в ярости выкрикнул Фёдор. Коммунист остановился. — Как же ты не понимаешь? Это дезертирство*! Я не могу оставить умирать своих солдат! НЕ МОГУ! Я не просто солдат, я командир!!! СССР отпустил его руку, не поворачиваясь к нему лицом. Фёдор потёр освобождённую кисть. Он не может поехать с СССР, как бы ему не хотелось. Что он тогда будет за командир? Какой из него вообще тогда полковник? Если он бросит всё, то они точно проиграют. — Союз, — подошёл к нему Филатов, разворачивая коммуниста к себе. — Я не умру. Я ведь обещал тебе, помнишь? — Он снова приложил ладони на его щёки и потянул его к себе. СССР не сопротивлялся, прикладываясь лбом ко лбу. — Мы с тобой обязательно выживем, но только если сейчас поступим правильно. Ты должен уехать. Тебе нельзя сражаться со мной. Твоя задача — поймать Третьего Рейха. — Я не могу просто уехать и оставить тебя, — закрыл глаза и прошептал Союз, обнимая его. — Ты не оставляешь меня, — погладил его по щекам Филатов. — Мы разлучимся всего лишь на некоторое время. Я люблю тебя и никогда, слышишь? Никогда не оставлю. Он коснулся его губ своими, успокаивая и не переставая мягко поглаживать. СССР ответил, зарываясь пальцами в тёмно-каштановых волосах. Не зря у него на сердце было неспокойно. Он чувствовал, что что-то вот-вот должно было случиться, но даже не представлял, что настолько скоро. Он разрывался между тем, чтобы силой затащить своего полковника в машину и чтобы остаться здесь, но чёрт возьми, Филатов был прав! Снова! Всегда был прав! И он сделает так, как просит командир. Не потому что так надо, а потому, что так решил Фёдор. Ближе к утру Союз уже был собран и готов отправиться в путь. Проводить его смог только Филатов, ведь остальные уже были на своих боевых позициях, но СССР другого и не нужно было. — Обязательно доложи в штаб, как закончится наступление, чтобы я знал, что ты жив, — держа полковника за руки, сказал СССР. — Это приказ, Филатов! — Так точно, товарищ главнокомандующий, — улыбнулся командир и оставил ему лёгкий поцелуй на уголке рта. — Ну всё. Иди. Я не смогу сейчас уйти отсюда и проводить тебя до машины, так что удачной дороги. — Не смей умирать, — напоследок сказал коммунист. — И рисковать тоже! Не несись под пулю! — Да знаю я, — тепло ответил командир. — Иди уже!!! С тяжёлым сердцем он покинул часть, направляясь к дороге. Секунды медленно перетекали в минуты, пока СССР добирался до машины. Он несколько раз оглядывался, в надежде увидеть или услышать бегущего по тропе Филатова, который передумал и решил поехать с ним. — Ну давай же, — вслух произносил раз за разом СССР, в душе надеясь, что Филатов мог услышать его с части, — увяжись за мной, как всегда это делал. Пожалуйста. Я прошу тебя. Но за всю дорогу никто к нему так и не прибежал. Увидев вдалеке грузовик, коммунист замедлил шаг. Он первый раз не хотел садиться в него, не хотел уезжать, он чувствовал, что что-то не в порядке. Шаг, ещё один и ещё. Водитель, куривший в нескольких метрах от машины, заметил его и развернулся, уже направившись к грузовику, как вдруг неподалёку послышался приближающийся свист и мощный взрыв. Такой, что земля под ногами вздрогнула и затряслась. Коммунист, не дойдя до дороги пару метров, нагнулся, инстинктивно обхватив голову руками. Шум над головой, взрывы, свистом отдающиеся в ушах. СССР приподнялся и посмотрел на небо: в воздухе пролетели бомбардировщики, скидывая на поле бомбы. Они летели по направлению к части. Переведя взгляд на водителя, которого убило одной из бомб и который лежал рядом с чудом уцелевшей машиной, СССР кинулся назад к лесу, чтобы его не заметили. — Какого чёрта? — выкрикнул коммунист, петляя и бешено бегая глазами по растительности, слушая взрывы со всех сторон. — Почему так рано? Почему самолёты? Федька... Он свернул с пролеска на тропу, по которой только что пришёл, и бросился к части, из которой уже доносились грохоты и мощные ударные волны. На одном дыхании добравшись до части, СССР ужаснулся: казарма, землянки, все здания, — всё было разрушено в щепки. Что-то горело, от чего-то вообще не осталось буквальным счётом ничего, повсюду лежали тела, целые и разорванные. Союза охватила истерическая паника, предательски задрожали руки и колени. Он кинулся к развалинам, раздвигая и переворачивая искорёженные и рваные тела, ища глазами родное лицо. Кто-то из тех, кого осматривал коммунист, ещё дышал, хватался за него, дёргал конечностями, целыми или переломанными, что-то бормоча, хрипя, всхлипывая и задыхаясь, ловя последние минуты жизни. Вдалеке раздавался треск пулемётных очередей, танковый рёв, крики, взрывы. СССР аккуратно уложил на спину тело бездыханного солдата с пробитым затылком, в глазах которого застыл последний испуг, и снял со спины винтовку, направив её на высотки и присмотревшись в прицел: бой шёл именно там. Не теряя ни секунды, он резво выпрыгнул из окопа и устремился прямиком туда. На дороге уже показались немцы. Выстрелив на ходу несколько раз с невероятной чёткостью и чудом увернувшись от летящих в него пуль, коммунист бежал вперёд, перепрыгивая через тела и воронки от снарядов. — Feuer! (Огонь!) — раздавались близко истошные выкрики, но СССР не обращал на них внимания, устремляясь всё дальше и дальше к высоткам. «Только бы добежать! Только бы найти! — звенело в ушах и било в голову коммунисту. — Давай же! Быстрее! БЫСТРЕЕ!» И вот в нос дал отчётливый запах крови вперемешку с отвратительным запахом горелого мяса. Он добежал до высоток. Но что теперь? Откуда начинать искать? Выстрелив ещё в нескольких, бегущих на него немцев, СССР пригнулся и ползком направился к окопам, попутно рассматривая разбросанную смесь из тел, конечностей и крови. С левой стороны снова послышался приближающийся, оглушающий выхлоп. Союз приподнялся и ломанулся к первому, рядом идущему танку, прикрыв голову. Раздался взрыв. Оглушённый коммунист едва удержался на ногах от сильной тряски и словно пьяный, зажмурившись и идя на ощупь, ухватился за броневой корпус танка. — ТОВАРИЩ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ!! ЧТО ВЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТЕ? — раздался крик Витьки. Он и ещё несколько солдат следовали за танком. — ВЫ ДОЛЖНЫ БЫЛИ УЕХАТЬ! — Не успел... Водитель.. убит, — открыв глаза, выговорил СССР. — Хатв... ЕДРИТЬ ВАШУ МАТЬ! — выкрикнул ещё один боец, беспрерывно стреляя. — ПРУТ, СУКИ, БУДТО МЁДОМ НАМАЗАНО! — Где командир Филатов? — выстреливая в бегущего врага, выкрикнул Союз. — Что произошло? Почему так внезапно напали? — Был вместе со связистом, — отозвался Витька. — Ложись! — взревел кто-то из бойцов. Все, кто был за танком, включая СССР упали на землю и тут раздался громкий выхлоп, звук летящего снаряда и снова взрыв. Союз тяжело поднялся, и увидел рядом с собой вывернутые в нечеловеческой позе ноги, лежащие на груди владельца. Он дёрнулся, в ужасе откинувшись назад: этот солдат ещё дышал. Точнее скулил, не переставая часто моргать, смотря на проходящий над ним танк, а его пальцы скребли чёрными ногтями по земле. — Поднимайтесь, товарищ главнокомандующий, — подал ему руку Витька. Союз поднял на него пустые глаза и подал руку, поднимаясь и пошатываясь, осторожно обходя раненного. Над головой раздавался отчётливый свист пуль и снарядов. — Командир ушёл вперёд к окопам вместе со связистом. Он должен был сообщить, что на нас напали. — Давно? — стирая набежавший пот со лба, выкрикнул СССР. — Да совсем недавно, — отозвался боец. — Берегись! Витька вытянул автомат, а Союз пригнулся, одновременно разворачиваясь. Раздался выстрел. Рядом с ним намертво упал немецкий офицер. Его лицо застыло, смотря на главнокомандующего, а рот безмолвно шевелился ещё несколько секунд. СССР выхватил у него оружие, рывком повесив на плечо винтовку и стреляя по бегущим немецким солдатам. В горле пересохло от криков и ужасного запаха, но у него не было с собой даже фляги воды. Тут рядом с танком пролетел и взорвался снаряд. Его и бойцов отбросило к танку, кто-то вылетел за пределы, кого-то разорвало. СССР налетел лицом на танк, в порыве беспамятства схватившись руками за корпус. Пот застилал глаза, а спиной он ощутил сдавленную боль. С трудом разжав намертво держащиеся за корпус пальцы, он быстро приложил их к спине, проверяя, ранен или нет. К счастью его не задело. Вставая дрожащими ногами на горячую от взрывов землю, он оглянулся, не переставая искать глазами Филатова. Витькино тело лежало под ним, растопырив сломанные, грязные пальцы, упираясь остатками лица в землю, из пробитой головы торчал железный осколок снаряда, оголяя внутренности. Тошнота подступила к горлу, вызывая рвотный рефлекс. Союз закрыл рот руками, поднимая невидящий взгляд перед собой. Лишь бы не видеть. Лишь бы не смотреть. В голове моментом пронеслась его первая встреча с Филатовым. Федька! Из той кучи тел, что была разбросана по полю, было уже непонятно, свои там лежат или нет, поэтому искать среди тел было бесполезно. Ещё один свист пронёсся прямо над ухом и тут Союз ощутил резкую боль в районе плеча. Он резко развернулся и нацелил автомат, стреляя по лежащему в засаде фашисту с порванной щекой, попадая тому прямо в голову и быстро перебегая от танка к той воронке, в которой находился уже убитый немец. Быстро осмотрев форму на теле и нашарив флягу с водой, СССР вытолкнул его за пределы воронки одной рукой, оставив себе оружие и воду. Проверив, нет ли кого-нибудь по близости, он припал к фляге и большими глотками жадно запил воду. Мимо него проносились солдаты, он даже не успевал их различить, раздавались выстрелы, взрывы, крики, стоны, визги, русские и нет. Горизонт затянуло чёрным дымом, а в воздухе стоял тошнотворный запах плоти и машинного масла. СССР оставил немного воды и поднёс её к руке, поливая царапину, оставленную пулей. Что же теперь делать? Как его найти? Он не сможет бегать от воронки к воронке. Это слишком рискованно. — ТОВАРИЩ КОМАНДИР!!! — словно спасительный зов, раздался неподалёку чей-то крик. — ШТАБ ПРИКАЗАЛ ЖДАТЬ ПОДКРЕПЛЕНИЕ. ОНИ УЖЕ ОТПРАВИЛИ БОМБАРДИРОВЩИКОВ. — СКАЖИ, ЧТО МЫ ДОЛГО НЕ ПРОТЯНЕМ! — раздался в ответ родной голос. СССР осторожно поднял голову, ища, откуда шли крики. — ОНИ УЖЕ ПОДОШЛИ К ТАНКАМ. И тут он увидел его: Филатов, живой, находился недалеко от него, в ещё одной воронке, находящийся рядом с лесом. Союз приподнялся на ноги и откинув пустую флягу, кинулся к нему. Полковник, стреляющий по врагам, прицелился на очередного приближающегося, но посмотрев в прицел, с ужасом опустил оружие. — ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ? — выкрикнул Филатов. Когда Федя был от него в нескольких шагах, коммунист наклонился и в кувырке спустился в воронку. Командир прицелился и выстрелил несколько раз, убивая бегущего немца только с третьей попытки. Потом он развернулся к нему, взяв за грудки. — СОЮЗ, ЧТО ТЫ ТУТ ДЕЛАЕШЬ? — выкрикнул ему в лицо полковник. СССР положил свои руки на его ладони, проверяя и осматривая, цел ли его Филатов. — Ты должен был уехать! Почему ты меня не послушал? — Да я когда к дороге вышел, там бомбардировщики бомбить начали, — взяв в руки винтовку и выстрелив, ответил коммунист. — Водителя убило. Если бы я вышел, то и на меня бы тоже сбросили. — Ты должен был бежать отсюда! — обхватив ладонями его раненную руку, крикнул Филатов. — Ты ранен! — Ерунда, — посмотрел на него Союз. — Просто царапина. — Товарищ командир, — выкрикнул связной, сидящий в метре от него за деревом. — Что делать будем? — В тыл иди, — выкрикнул в ответ Федя. — Держи связь со штабом. Я подойду. — Есть! — боец встал и пустился назад, петляя. — Союз, ты тоже уходи отсюда! — подсел вплотную к нему командир, взявшись за его пальто. — Тебе нельзя здесь быть! Нельзя! — Я не оставлю тебя здесь! — ответил СССР, приложив свою ладонь к его лицу и погладив. — Я не смог уехать. Значит так нужно было. Я уже здесь. И я тоже буду сражаться. Вместе с тобой. Неподалёку раздался очередной взрыв. Русские крики вперемешку с немецкими. Филатов забегал взглядом по полю боя. — Их больше, — сказал он главнокомандующему. — Мы не продержимся. Тебе надо уходить. — Я не уйду без тебя! — высматривая, нет ли кого-нибудь поблизости, — отрезал коммунист. Они посмотрели друг на друга. Никто не хотел уступать второму. Филатов порывисто вздохнул, оглядев взглядом небо и тут его глаза с ужасом уставились наверх. — Берегись! — он развернул СССР и закрыл его собой. Приближающийся свист. Совсем рядом раздался оглушающий взрыв. Со страшной силой что-то ударило СССР в голову, опалив волосы. Сознание помутнело, а в ушах не было слышно ни выстрелов, ни взрывов. Он не успел понять, что произошло. Коммунист пошевелил пальцами рук и попытался тихонько открыть глаза. Адская, жгучая боль пронзила правый глаз, заливающийся кровью. СССР зажмурился, дрожащими руками трогая правую щёку и чувствуя тёплую кровь. Звуки взрывов потихоньку становились громче. К нему возвращался слух. Ему было трудно свободно дышать оттого, что на нём лежало что-то тяжёлое. В нос ударил отчётливый запах крови. В голове током ударило и коммунист сквозь боль широко раскрыл глаза. На нём пластом лежал накрывший его собой Филатов. — Федя, — СССР взял его за плечи и остатками сил положил на землю, поднимаясь, нависнув над ним. Правый глаз заплыл кровью, слезился и ничего не видел, а левый смотрел на закрытые веки. — Федя! Очнись! Посмотри на меня! — С-со..юз, — Филатов разомкнул веки, ища его глазами и схватившись за локти коммуниста мёртвой хваткой. — Я не... не.. Тут он поперхнулся и стал порывисто кашлять, выплёвывая кровь. СССР, не отрывая рук от плеч полковника, пробежал бешеным взглядом по его телу, ища ранения, но их не было... пока он не опустил глаза на землю: под командиром медленно расползалось тёмно-красное пятно. Рядом раздался взрыв. Союз подхватил его, навалил на себя, обхватывая за спину, подхватив под коленки и выбравшись из воронки, понёсся в сторону леса, стараясь укрыться подальше вглубь. Чувствуя, что рукава его пальто стремительно впитывали в себя горячую кровь, он сдавленно всхлипнул. — С..оюз, — прохрипел ему в ухо Филатов, беспомощно хватаясь не слушающими его руками за пальто. — Держись, — прошептал ему СССР, добегая до разнесённой части. — Держись, сейчас я, сейчас. Заприметив целым глазом небольшое углубление в земле, главнокомандующий спустился туда, садясь и трясущимися руками усаживая себе на колени полковника, осматривая раненную спину: спину и бока разорвали осколки от снаряда, твёрдо вошедшие внутрь, ломая собой рёбра и разрывая внутренности. Без единого шанса. — С-с-союз, — опять захрипел Филатов. СССР оцепенело посмотрел в тускнеющие голубые глаза, сглатывая подступающий ком. Командир приподнял тяжелеющую руку, положив ладонь на родную грудь. — Я же просил тебя не рисковать, — опустил над ним голову Союз. Горячие слёзы хлынули из глаз, обжигая и без того раненное лицо. — Уходи от..сюда, — шёпотом выдавил из себя полковник, уткнувшись лицом в его грудь. — Ух... оди. — Зачем ты это сделал? — сорванным голосом произнёс СССР. Слёзы скатывались и падали прямо на лицо командира. — Ты обещал! Обещал! — Я.. я, — Филатов снова стал давиться, выплевывая сгустки крови. Союз вытаращился на него, судорожно гладя по волосам, слушая каждый хриплый вздох. — Я тебя.. люблю. И вдруг вздохи прекратились, а голова командира слегка съехала в бок. — Федька! — СССР взял его за щёки и посмотрел на лицо: голубые, невидящие глаза Филатова застыли, навсегда потеряв свой яркий цвет. И было в них что-то спокойное и бесстрашное, познавшее последнюю радость жизни и холодный запах смерти. Немые губы, запачканные собственной кровью, застыли в тёплой улыбке, постепенно теряющей точные очертания. — Федька. СССР громко и беспомощно взревел, прибывая в горячке, прижимая к себе ещё тёплое, родное тело, руки, ноги, обнимая, сжимая в своих объятиях, выцеловывая тёмно-каштановую макушку, бледное, вытянутое лицо, холодный лоб и губы, ощущая своими солёный привкус, железный привкус. — Федька, Федька... — в беспамятстве непрерывно то шептал, то орал коммунист. — Федька.. Вдали ещё раздавались взрывы. Идя вперёд по узкой тропе, пошатываясь и смотря вперёд одним, ясно видевшим глазом, к дороге, у которой стоял целый и, как через несколько минут выяснится, рабочий грузовик, вышел Советский Союз, неся за спиной чудом уцелевшую гитару, а в руках бездыханное тело, укутанное в пальто, насквозь пропитанное кровью. Юноша покоился у него на руках с закрытыми глазами, а на его лице тихо познавалась спокойная тайна смерти.***
— Такая вот история, — закончил свой рассказ СССР, сложив руки на гитаре и глядя перед собой. Рейх сидел напротив, слушая и не сводя глаз с надгробия, которое было напротив них.Филатов Фёдор Александрович 1922 Героически погиб при вражеском наступлении в 1944 году
— Так я и получил свой шрам. Глаз удалось спасти, но радужка потеряла свой карий цвет и стала янтарной. Через год я добрался до тебя, а там и ты расстался со своей жизнью. Какая ирония, правда? — Рейх дёрнулся от его слов. — Мы пробыли вместе всего полтора месяца, но за это время он смог пробудить во мне то, что я потерял за время войны. Он пробудил во мне человека, — произнёс коммунист, вглядываясь в улыбающиеся лицо, смотрящее на него с фотографии. — Единственный полковник, продержавшийся в той части более одного месяца. Он столько раз говорил мне, что любит, а я не ответил ему теми же словами ни разу. У нациста внутри всё зашлось выжигающим пламенем. Он сгорбился, становясь похожим на небольшой холм. Зачем? Зачем он говорит ему это? — Я обещал тебе, что покажу его, уже пойманного, — поднявшись с земли и подойдя к надгробию, сказал СССР. Рейх поднял потрясённый взгляд. — Прости, что припозднился, — тихо добавил Союз, приложив руку к памятнику. — До недавнего времени я не верил, что после смерти что-то бывает, но теперь я уверен, что ты всё ещё существуешь, ты где-то есть. Прости, но похоже, что в этом году я пришёл сюда в последний раз. Коммунист развернулся, посмотрев на загнанного своими же мыслями Рейха. СССР подошёл к нему и склонился, заглядывая в глаза. — Что с тобой? — Was ist mit mir Los? (Что со мной?) — рывком поднявшись с земли, воскликнул нацист. — Warum, Union, warum? Warum hast du mir das erzählt? (Зачем, Союз, зачем? Зачем ты рассказал мне об этом?) — Ты сам попросил, забыл? — убирая гитару в чехол, спокойно ответил русский. — Aber das wird niemandem erzählt (Но такое не рассказывают кому попало) — взмахнул руками в порыве эмоций Третий. Почему-то в нём разом вспыхнула бешеная злость, перемешавшись с дикой, проливающей горькие слёзы вместе с тем самым СССР 1944-ого, виной. Внутри всё болезненно сдавило, заныло. Больно! Очень больно. — Ich verstehe nicht (Я не понимаю). — Я не удивлён, — СССР вышел за пределы ограды. — Мне кажется, что мы с тобой никогда друг друга не понимали. — Natürlich! Wir sind doch ganz anders! (Конечно! Мы ведь с тобой совсем разные!) — пошатнувшись, вышел следом за ним Рейх. — Разные? — посмотрел на него коммунист, насмешливо подняв брови. — Ja (Да), — ответил ему нацист. Они разные. Разные! Пусть лучше они будут разными! Немец даже толком не понимал, о ком говорил. О СССР? Или о том юноше, что смотрел на него со старой фотографии и был до ужаса на него похож. — Ja! Angefangen von Sprache bis hin zu Gedanken und Handlungen! (Да! Начиная от речи и заканчивая мыслями и действиями!) — Ну да, — сердито согласился СССР. — Мы разные. Совершенно. — Wir verstehen uns nicht (Нам друг друга не понять), — выкрикнул немец. — Никогда! — перекрикнул его Союз. — Ich wundere mich, dass du und ich überhaupt Freunde waren! (Я удивляюсь тому, что мы с тобой вообще были друзьями!) — И я тоже! — в гневе выкрикнул СССР, развернувшись и быстрым шагом отдаляясь от призрака. В его голове на мгновение появились два выразительных, голубых глаза и тёплая улыбка. Коммунист остановился и сжал кулаки. Рейх гневно смотрел на него исподлобья. — Но почему тогда ты оказался для меня дороже того, кого я любил? — с горечью, тихо произнёс Союз, продолжив идти дальше. Нацист задохнулся в собственной, несказанной фразе и почувствовал, что его тянет за русским. Призрак развернулся, беспомощно глядя на надгробия и устремился в их сторону, став незримым и пытаясь разорвать невидимую стену. Рейх упорно бежал, кричал, бил кулаками и пинался, напрыгивал на невидимый барьер, безуспешно пытаясь вырваться. Он не хотел здесь находиться, не хотел его слышать и слушать, не хотел больше смотреть Союзу в глаза, просто не мог! Но то, что удерживало его, было непреклонно. Упав на землю, нацист загнанно уставился себе под ноги и почувствовал, как его медленно тянет за удаляющимся коммунистом. Союз не слышал ни криков, ни остальных попыток немца вырваться. Он просто шёл вперёд на последнюю электричку.***
— Неужели мои глаза меня не обманывают? Союз, сидевший на земле возле надгробия, удивлённо поднял взгляд, на секунду растерявшись. А потом слабо улыбнулся и ответил: — Здравствуйте, старшина Ерёмин. Пожилой мужчина улыбнулся и ухватившись за свою трость, подошёл к нему поближе, сильно прихрамывая. — Здравствуй, СССР. Столько лет прошло, а ты всё приходишь сюда? — произнёс Ерёмин, посмотрев на старую гитару. — Видно сильно запал тебе в голову наш командир Филатов, — он приставил указательный палец к виску. — Он у меня не здесь, — повторил за ним Союз, а потом перевёл палец к сердцу, — а здесь. Каждый из них. Все в моём сердце. В моей памяти. Пока я жив. Пока живы мои дети. Старшина похлопал его по плечу: — У меня тоже, Союз, у меня тоже.***
— Союз. — М? — коммунист, лежа на траве и подставляя лицо под приятный ветер, открыл глаза и приподнялся. — А ты скучаешь по тому времени, когда вы с Третьим были друзьями? — повернулся к нему сидящий рядом Филатов. — К чему это ты спросил? — нахмурил брови СССР. — Да так, — подогнул под себя колени командир. — Задумался. Мы и внешне с ним похожи. Коммунист обхватил его за талию и подтянул к себе, покрывая лёгкими поцелуями кожу шеи. — Не говори ерунды. Филатов улыбнулся, вытянув руку и погладив непослушные волосы, подставляя шею под нежные поцелуи. — Люблю тебя.***