Он — герой

      Шаркая ногами по каменному полу, Союз неспешно брёл за Рейхом. Честно сказать, он изрядно выдохся, да и наблюдать одни и те же сцены уже поднадоело. Раз в десятый посмотрев на то, как нацист съезжает вниз по стене, коммунист громко выдохнул и уселся на пол. Прошло уже много времени с тех пор, как он попал сюда. Воспоминания Третьего перемешались и повторялись снова и снова, начиная раздражать. Правда, иногда появлялись и новые. Так СССР смог наблюдать ссору Рейха с сыном, несколько воспоминаний из концлагерей и некоторые моменты из детства, где они с нацистом попадали либо в большие неприятности, либо в руки собственных родителей. Особенно тяжёлыми Союзу показались воспоминания о захоронении сестры Третьего Рейха, Веймар. Было тяжело видеть то, как Рейх стоит у свежей могилы со слезами на глазах, а на руках у него спит маленький Германия. Тяжело, но в то же время так знакомо. СССР проживал это воспоминание вместе с ним и чувствовал всё тоже самое, ведь когда-то ему самому пришлось пережить подобное.       И сколько не пытался коммунист докричаться до Третьего, немец словно замкнулся в себе и не слышал его. Не помогли и прикосновения: Союз попросту не мог дотронуться до него. Иногда всё же Рейх откликался на зов, мог замереть или повернуть голову в сторону невидимого СССР, но не более. Казалось, будто Третий упорно держался за эти воспоминания, не желая выбраться. Но зачем держаться за такое? Для чего Рейх терпит это? Что ему дают эти воспоминания, кроме страданий? Отчаявшись, коммунист сдался и стал попросту следовать за ним, надеясь, что когда-нибудь Рейх всё же увидит его. А что ещё оставалось? Оставить его? Но как можно даже подумать о том, оставить того, в ком нуждаешься больше всего? Как можно оставить того, кому обещал быть рядом?       СССР снова вздохнул и повернул голову к плачущему немцу: сейчас это воспоминание должно закончиться. И так же быстро, как промелькнула эта мысль, коридор с Рейхом растворился во тьме, приобретая новые очертания. — Что дальше? — с иронией спросил главнокомандующий, поднимаясь с пола. — Снова Россия?       Но воспоминание о России так и не появилось. Вместо него перед Союзом частями возникала его собственная спальня. Коммунист нахмурился, но тут же замер: словно в дымке, постепенно перед ним появилась его кровать и, к большому удивлению коммуниста, он сам, находившийся в постели. Невидимый СССР присмотрелся к самому себе и его передёрнуло от собственного вида: Союз, который был в постели, выглядел ужасно. Бледное, усохшее, поражённое изломами лицо пугало. Тут же появился и Рейх: нацист стоял рядом, перепугано склонившись над больным и что-то выкрикивая. — SCOOP! (СОВОК!) — наконец-то расслышал крик немца Союз.       Внутри у коммуниста что-то неприятно сдавило и заныло: он совсем не ожидал, что увидит в этих кошмарах свою смерть. Это было первое воспоминание из того года, что они провели под одной крышей. Ещё более удивительным стало для СССР то, что Рейх считает его смерть - кошмаром. Как к этому относиться, Союз не знал. Но ведь Рейх всегда боялся смерти, своей или чужой. Да и смерть самого нациста русский здесь не увидел. Значит ли это, что собственная смерть является для Третьего Рейха не такой страшной, как смерть СССР? — Hör auf (Перестань), — вдруг выкрикнул Рейх, упав на колени и разом обратив на себя внимание ушедшего в мысли невидимого коммуниста. — Wage es nicht, mich zu verabschieden! Ich kann nicht ohne dich (Не смей прощаться со мной! Я не смогу без тебя).       Союз поджал губы. Так невыносимо больно наблюдать за плачущим немцем. Но как прекратить его страдания? Как вызволить отсюда раз и навсегда? Неужели Фёдор был прав и Рейх не сможет выбраться отсюда? — Ты никогда не будешь без меня. Всё моё существо всегда было, есть и будет с тобой. Ты - мой смысл, помнишь? — услышал собственный голос коммунист.       Союз закрыл лицо руками, потирая веки кончиками пальцев. Это последнее, что он успел сказать Третьему. Коммунист понимал, что сейчас этот Союз умрёт, но что было с Рейхом после этого, он не знал. Наверное, если бы он был живым, то сердце сейчас ходило бы ходуном. — Warum kann ich wieder Weinen? Union... (Почему я снова могу плакать? Союз...)       И вдруг, спустя несколько секунд раздался крик. СССР разом опустил руки, открыв глаза: такой реакции он не ждал. Рейх истошно кричал, пытаясь коснуться уже мёртвого лица. Сознание поплыло. И тут русский не выдержал и кинулся к нему, пытаясь позвать и успокоить, сказать, что он находится здесь, рядом. Но это не помогало. Сколько бы Союз не надрывался, немец упорно его не слышал, крича и плача, то падая у кровати, то вновь поднимаясь на ноги. Коммунист быстро сдался, ведь такого Рейха он никак не успокоит, и стал беспомощно наблюдать за происходящим. Растерянность быстро сменилась жалостью, которую главнокомандующий обычно гнал куда подальше, но только не сейчас.       Прошло ещё немного времени, прежде, чем Третий успокоился, если это можно было так назвать. Немец сидел у кровати, глядя на мёртвое тело пустыми глазами. Невидимый СССР стоял в стороне, напряжённо разглядывая самого себя. Он совсем не боялся трупов, но когда тебе доводится видеть своё мёртвое тело, всяко становится жутко. — Warum? (Почему?) — вдруг сипло произнёс Рейх.       Не успел коммунист даже подумать, как комната стала поглощаться тьмой. — Ich habe es dir gesagt (А я говорил тебе), — вдруг из ниоткуда хихикнул тоненький, мужской голос. — Er wird nicht bei dir bleiben (Он не останется с тобой).       Союз стал крутиться по сторонам, ища источник звука в остатках комнаты, но никого рядом с ними не было. — Du wieder? (Снова ты?) — поднялся на ноги Рейх. Мёртвый Союз, находящийся за ним, стремительно исчез. — Ich sagte, du sollst verschwinden! (Я сказал тебе убираться!) — Wenn ich gehe, bist du ganz allein (Если я уйду, то ты останешься совсем один), — весело произнёс голосок. — Willst du allein sterben? (Ты хочешь сгинуть в одиночестве?)       И тут комната полностью исчезла во мраке, но никаких воспоминаний больше не появлялось. Союз замер на месте, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь и прислушиваясь к разговору. — Es ist besser, allein zu sterben als mit dir (Лучше сгинуть в одиночестве, чем с тобой) — раздался совсем рядом голос Рейха.       Коммунист сделал шаг в его сторону. Было ясно, что это не очередной кошмар, но что за голос тогда они слышат? Что это за место? — Wird dir sein (Будет тебе), — ответил голос. — Ich sagte doch, es ist nutzlos, von einer Erinnerung zur nächsten zu springen. Dachtest du, du könntest ihn so bewundern? Was ist passiert, als du ihn tot sahst? Hast du Angst? (Я же сказал, что бесполезно перескакивать с одного воспоминания на другое. Думал, что хоть так сможешь полюбоваться им? Что же случилось, когда ты увидел его мёртвым, а, Рейх? Испугался?) — Halt die Klappe! (Заткнись!) — громко выкрикнул нацист, заставив СССР подпрыгнуть от неожиданности. — Verschwinde! (Пошёл вон!) — Du hast alles kaputt gemacht (Ты всё оборвал), — раздался сразу отовсюду злорадный голос. — Weil du ein erbärmlicher Feigling bist (Потому что ты жалкий трус). — Verschwinde... (Убирайся...) — тихо произнёс у ног коммуниста Третий.       Союз остановился и присел на корточки, пытаясь рассмотреть Третьего: судя по всему нацист сидел на полу. Коммунист попытался дотронуться до него, но его рука снова откинулась мимо. — Рейх, — отчаявшись и уже не надеясь, что нацист услышит его, но всё же решившись, произнёс Союз. — Ich sagte, verschwinde! (Я сказал, убирайся отсюда!) — внезапно крикнул на него Третий. — Рейх! — сразу же оживился коммунист. — Скажи, что ты слышишь меня! — Ich will nicht auf dich hören! (Я не хочу тебя слушать!) — ответил ему немец. — Нет, Рейх, послушай! — опустился на колени коммунист. — Это я, Союз! Ты должен... — Hör auf! (Прекрати!) — прервал его криком Рейх. — Hör auf, mich zu verarschen! Lass mich in Frieden! (Хватит издеваться надо мной! Оставь меня в покое!) — Да послушай же ты! — выкрикнул в ответ СССР. — Я пришёл сюда за тобой! Ты не в кошмаре!       Рейх ничего не ответил. Союз прищурился, пытаясь разглядеть его лицо, но в полной темноте сделать это казалось невозможным. — Ты слышишь меня? Только не говори, что снова не слышишь меня! — Warum sagst du das? (Зачем ты так говоришь?) — вдруг судорожно произнёс нацист. — В каком смысле? — нахмурился Союз, снова пытаясь коснуться Третьего, но ладонь так и отбрасывало в сторону. — Warum tust du so? Hör auf, mich zu quälen (Зачем ты притворяешься им? Перестань мучить меня), — раздался громкий всхлип. — Рейх, — вдруг осенило коммуниста. — Неужели ты думаешь, что я - это он? Тот голос, что говорил с тобой сейчас?       Немец молчал, но было понятно, что именно так он и думает. — Я - не он, Рейх, — продолжил СССР. — Я и есть Союз, слышишь меня? Я пришёл за тобой! — Union ist tot! (Союз мёртв!) — крикнул в ответ нацист. — Да, — вздохнул коммунист. — Да, ты прав. Я мёртв, но и ты больше не жив. Мы с тобой оба мертвы, если ты заметил. Я мёртв, но это не помешало мне вернуться за тобой, это не помешало мне найти тебя. Почему же тогда это мешает тебе услышать меня, мешает увидеть, что я сижу рядом с тобой! — Das ist eine Lüge (Это ложь), — возразил Рейх. — Die Union ist verschwunden, sie ist weg und vielleicht sogar glücklich mit einem anderen, und du machst mir den Kopf mit deinem Geschwätz (Союз исчез, он ушёл и может быть даже счастлив с другим, а ты морочишь мне голову своей болтовнёй). — Счастлив с другим? — вдруг рассердился СССР. — Да что с тобой? Ты и правда думаешь, что я был бы счастлив с кем-то другим? Этот год, что мы провели вместе, был одним из самых лучших! Даже несмотря на то, что всё это время я умирал! Да, мне было паршиво от неизбежности своей участи, но я редко обращал на это внимание, потому что ты был рядом со мной! Да что там год! Всё моё детство с тобой было лучшим! Я не забывал тебя даже в годы войны и после неё ты снился мне чуть-ли не каждую ночь все эти пятьдесят лет! Я никогда не устану повторять тебе, что ты - мой смысл! Даже после смерти я не переставал думать о тебе! Я искал тебя и нашёл, прошёл с тобой через все эти воспоминания и пройду ещё раз, если это будет единственным способом, чтобы ты услышал меня! Неужели ты до сих пор думаешь, что после всего я променяю тебя на кого-то другого? — Union... (Союз...) — Да, я жалею, что оставил тебя однажды, я жалею, что отпустил тебя на эту службу, я жалею, что позволил тебе умереть, очень жалею. Если бы я сделал хоть что-нибудь, то всё было бы по-другому, — коммунист протянул к нему руку. — Прошлого не вернуть, но я могу попытаться всё исправить. Мы можем всё исправить! Так протяни же мне ладонь, и я клянусь, что больше никогда, ни за что не отпущу твою руку!       И тут Союз почувствовал на ладони кончики пальцев, неуверенно касавшихся его, и крепко сжал их, рывком потянув нациста на себя и садясь на пол. Рейх легко поддался и уже через секунду оказался у него в ногах, уткнувшись макушкой в грудь. — Union (Союз), — Третий вцепился в плечи коммуниста, не веря собственным рукам. — Я здесь, — ответил СССР, обхватив спину немца и притягивая его к себе в объятия. — Всё хорошо. Наконец-то я нашёл тебя.       И вдруг мрак стал стремительно исчезать, а на его месте стал образовываться тот самый туман, в котором и очнулся коммунист. — Ich kann es nicht glauben (Я не могу поверить), — едва не плача, произнёс Рейх. — Bist du wirklich hier? Ist das kein Albtraum? (Ты действительно здесь? Это не очередной кошмар?) — Открой глаза, — ответил Союз, выпустив его из объятий.       Нацист отстранился и открыл глаза, щурясь и ошарашенно разглядывая СССР. — UNION (СОЮЗ), — выкрикнул Третий, коснувшись руками его лица. — Du bist es, DU bist es! Dein Gesicht! (Это ты, ТЫ! Твоё лицо!) — Без шрама и морщин я выгляжу намного лучше, знаю, — улыбнулся коммунист, беря его ладони в свои. — Я тоже не могу поверить в то, что ты наконец-то нашёлся! Я шёл за тобой, в какой-то момент даже отчаялся и стал думать, что ты уже не услышишь меня... — Warum hast du dann nicht aufgehört zu gehen? (Почему же тогда не перестал идти?) — улыбнулся ему Рейх. — Разве я мог? — Союз выпустил руку немца и нежно коснулся ладонью его щеки. — Я уже сказал, что найду тебя везде, где бы ты ни был... Нам с тобой всю жизнь что-нибудь мешало, будь то наши отцы, расстояние, общество или звания... Я не понимал своих чувств, не осознавал этого полностью, а когда понял, не хотел признавать. Но этот год всё изменил. Я понял, что просто не смогу без тебя, поэтому теперь могу сказать то, что надо было сказать уже давно. — Union? (Союз?) — округлил глаза немец. — Рейх, я люблю тебя, — наконец-то произнёс коммунист. — Слышишь? Люблю и всегда любил, любил больше, чем кого-либо. Я хочу всегда быть рядом с тобой и идти дальше, только держа тебя за руку. — Union... (Союз...) — тихо произнёс нацист, опустив глаза и накрыв его ладонь своей. — Das ist falsch. Wir sind ganz anders und können uns nicht vertragen... (Это неправильно. Мы совсем разные и терпеть друг друга не можем...) — У нас с тобой больше общего, чем у кого-либо, — возразил СССР. — Может мы и не можем терпеть друг друга, но и друг без друга мы тоже не сможем. По крайней мере я... не смогу.. без тебя.       Третий посмотрел ему в глаза и по этому мрачному взгляду Союз понял, что немца что-то сильно тревожит. — Ich habe so viel getan... (Я столько всего сделал...) — вдруг сказал Рейх. — So viele Dinge, die ich mir nie verzeihen kann. So wie mir andere nicht vergeben können. Und wenn die ganze Welt mir nie vergeben kann, wie kannst DU dann alles, was ich getan habe, verschließen? (Так много вещей, которые я никогда не смогу себе простить. Так же, как не смогут мне простить и другие. И если весь мир никогда не сможет простить меня, то как ТЫ можешь закрывать на всё, что я сделал, глаза?) — Опять твои вопросы, — усмехнулся Союз, закатив глаза и убрав руку с лица Третьего. — Сколько помню, ты всегда думал быстрее, чем делал, вот и сейчас ты пытаешься выстроить логику из ничего, словно железный. Как я могу? Могу. Могу, Рейх, могу! Я не машина, которая только и умеет, что решать задачи. Я - живой и у меня есть чувства, эмоции, которые я испытываю и с которыми не в силах бороться. Я пытался, боролся с ними всю жизнь и что из этого вышло? Я потерял тебя, и когда это случилось, я осознал, что совсем не хотел бороться с этим. Я хотел поддаться этому и просто быть счастливым, но я был дураком. И ты ведь тоже не машина, но почему-то ты стараешься ей быть, боясь поддаваться чувствам. Не бойся самого себя! Прекрати думать головой хоть на секунду и послушай, что тебе говорят твои чувства. Что ты чувствуешь? — Ich muss dich hassen (Я должен тебя ненавидеть), — воскликнул нацист, прикрыв веки. — Ты никому ничего не должен, — придвинулся к нему коммунист. — Пока мы были живы, общество могло осудить нас, но теперь здесь только ты и я. Давай попробуем ещё раз. Что ты чувствуешь ко мне? — Ich... (Я...) — Рейх открыл глаза и дрогнул: Союз был прямо перед ним. — ...hasse dich (...ненавижу тебя). — Ложь, — нахмурил брови русский. — Я никогда не поверю в эти слова, даже если ты объявишь мне ещё одну войну. Невозможно ненавидеть и желать, чтобы я был рядом. Что ты чувствуешь ко мне? — Union, hör auf (Союз, прекрати), — взмолился немец. — Du machst einen Fehler. Wir sind Feinde und müssen uns hassen. Warum verstehst du das nicht? (Ты совершаешь ошибку. Мы враги и должны ненавидеть друг друга. Почему ты не понимаешь?) — Я люблю тебя, — как ни в чём не бывало, повторил коммунист. — И я это понимаю, а ты? — Ich hasse dich! (Я ненавижу тебя!) — Любишь. — Hasse! (Ненавижу!) — Любишь. — Hasse!!! (Ненавижу!!!) — Ты любишь меня, — припал лбом ко лбу Рейха Союз. — Я знаю это. Ты знаешь, но что-то мешает тебе признать это. Ты бы никогда не подал мне руку, если бы ненавидел. Я попробую в последний раз и если ты сейчас отвергнешь меня, то мы разойдёмся и больше никогда не увидимся. Идёт? — Was??? Union... (Что??? Союз...)       Но коммунист прервал его, поцеловав. Всего лишь миг. Это стало последней каплей и Третий не сдержался. Разрушая барьер, нацист сразу же ответил на поцелуй, поднявшись на колени и обхватив шею Союза руками. СССР обхватил его за талию и притянул ближе к себе, увлекая чужие, нет, родные и такие желанные губы в страстный танец.       И это больше не казалось им чем-то неправильным. Напротив, именно это сейчас и являлось самым правильным, тем, что нужно, тем, что должно было случиться. Союз старался сосредоточиться на ощущениях, отключив голову, но мысли внутри бушевали, словно сумасшедшие. Он умер, но в этот миг он мог поклясться, что чувствовал биение собственного сердца, чувствовал как леденеют кончики пальцев, касаясь тонкой спины немца под формой и ощущал жар, исходивший от их лиц. И коммунист был уверен, что Рейх чувствует всё это вместе с ним, чувствует им. Союз надеялся, что дал ему то, что Третий желал больше всего, ведь сам Рейх, этот Рейх, подставляющийся под его прикосновения, этот Рейх, который плакал прямо во время поцелуя, ведь СССР чувствовал его слёзы на своих губах и пытался успокоить, утирая их, этот Рейх, поглаживающий большими пальцами скулы коммуниста, этот Рейх, слегка прикусывающий кончик его языка и вытворяющий с ним удивительные вещи, похоже был счастлив.       И почему-то в это совсем не верилось. Спустя столько времени, столько лет разлуки, когда последний этап жизни был пройден, они наконец-то смогут всегда быть вместе и больше никогда не расставаться. — Union... (Союз...) — прошептал во время маленькой паузы Третий. — Да? — не желая прерываться, ответил СССР. — Ich liebe dich (Я люблю тебя), — они всё же прервались и посмотрели друг на друга. — Я знаю, — улыбнулся коммунист, утирая с его лица мокрую дорожку. — И я тоже люблю тебя. — Würdest du wirklich gehen, wenn ich dich ablehnen würde? (Ты бы правда ушёл, если бы я отказал тебе?) — схватив его за руку, спросил немец. — Конечно нет, — посмеялся русский. — Ты забываешь, что мы с тобой всегда будем связаны, даже после смерти. Я так сказал, чтобы подтолкнуть тебя к действию. — Also hast du mich benutzt? (Значит, ты меня использовал?) — на смущённом ещё секунду назад лице вмиг появился упрёк. — Ну-у... — приподняв брови и отведя взгляд в сторону, неловко почесал затылок СССР. — Это не совсем подходящее слово... скорее..       Но вдруг Третий крепко обнял его, прижавшись щекой к левому плечу коммуниста. Союз дрогнул от неожиданности и растерянно посмотрел на него. — Lass mich nicht (Не оставляй меня), — тихо произнёс Рейх. — Больше никогда, — русский ухватил его и повалил на пол, нависнув над ним. — Кстати, как ты понял, что я настоящий?       Третий сжал пальцы на плечах СССР и повернул голову в сторону, разглядывая туман. — Leugnung (Отрицание), — мрачно ответил нацист. — Normalerweise, wenn ich davon spreche, dass du mit jemandem glücklich bist, hat er das nie bestritten (Обычно, если я говорил про то, что ты с кем-то счастлив, то он никогда этого не отрицал). — Надеюсь, — вздохнул СССР, снова коснувшись его лица, заставляя смотреть в глаза, — что теперь ты убедился в том, что счастливым я буду только с тобой. — Ja (Да), — улыбнулся ему Рейх. — Übrigens, was ist das für ein Ort? (Кстати, что это за место?) — Мне ещё столько всего нужно рассказать тебе, — приподнял брови Союз. — Но если кратко, то отсюда все мёртвые отправляются дальше. — Das heißt.. in den Himmel? (То есть.. в Рай?) — вопросительно посмотрел на него нацист.       Союз пожал плечами. — Никто не знает, что будет там. И мы не узнаем, пока не попробуем. — Und wenn wir dort wieder getrennt werden? (А если там нас снова разлучат?) — Не переживай, — произнёс русский. — Если это произойдёт, то я снова найду тебя.       Рейх ещё раз окинул туман настороженным взглядом. — Но я надеюсь, — вдруг продолжил СССР, нагнувшись ближе и обратив на себя внимание немца, — что ты будешь не против того, чтобы мы задержались здесь? Я только нашёл тебя и не хочу кидаться в неизвестность так сразу. — Natürlich (Конечно), — ответил Третий, разглядывая манящие губы, находившиеся в нескольких сантиметрах от него. — А пока мы можем наверстать упущенное, — почти шёпотом сказал коммунист. — Я люблю тебя, Рейх. — Ich liebe dich auch, Scoop (Я тоже люблю тебя, Совок), — успел сказать Третий Рейх перед тем, как его губы увлекли в новый поцелуй.       У них ещё будет время для разговоров, ведь впереди простирается целая вечность.

__________

      Нет, вам не мерещится! Это действительно конец! КОНЕЦ, ЧТОБ ЕГО! Писанины будет много, места под главой нет, поэтому пишу её здесь. Я даже не знаю, что сказать.. Эта работа писалась мною БОЛЬШЕ ГОДА, ведь первые черновики появились ещё в марте, а первая глава вышла аж в июне! Какое-то время мне будет очень сложно поверить в то, что работа закончена и расстаться со всем этим, ведь за год я уже привязалась к ней, но в действительности эта история уже давно должна была закончиться. Я понимаю, что за этот год выжала из себя всё, что могла, поэтому эта последняя глава вышла довольно простенькой.       Ещё раз извиняюсь, что концовка выпускалась так долго! Всё из-за того, что сначала я занялась созданием группы, а потом мне пришлось срочно собрать вещи и уехать в другой город, решать некие проблемки, но вот я вернулась и всё отлично.       У меня не найдётся слов, чтобы выразить всю свою благодарность Вам, всем тем, кто ждал, поддерживал и оставлял подбадривающие, а порой даже душераздирающие комментарии! Они были мне очень нужны, когда я буквально сутками умирала на работе и подумывала удалить всё к чертям. Только благодаря Вам я осилила такую большую работу и только благодаря Вам теперь она наконец-то сделала этот заключительный цикл! ОГРОМНОЕ СПАСИБО!!!       Так как я решила полностью отдать себя написанию этой истории, остальные фанфики были заморожены и скрыты в черновики для редактирования. У меня в планах было закончить "Он — герой" и продолжить написание остальных, ведь тогда я была убеждена, что больше трёх рассказов по СовоРейху из меня ничего уже не выжать... Ну и что вы думаете? Пока я была в другом городе, мне в голову внезапно пришло несколько задумок для новых работ по этим двум придуркам. Понятия не имею, когда я начну превращать эти задумки в истории и уж тем более выкладывать, но когда-нибудь точно. Похоже кантрихуманс для меня — диагноз. В особенности СовоРейх, мать вашу... кхм. Извиняюсь.. ///       Ну а на этой ноте я прощаюсь с этой историей, но конечно же не прощаюсь с кантрихуманс! Надеюсь, что Вам понравилась эта глава, и прошу не грустить из-за того, что история подошла к концу. Как всегда пишу в три часа ночи, жду пб и желаю всем доброго времени суток!