Обиженная любовь учителя

Я заплакала еще сильнее, когда поняла, что Карлайл наверняка покинет меня сейчас. POV Карлайл Было действительно слишком поздно для меня, чтобы быть в этом почти пустынном Университете. Директор все еще был здесь по неизвестным мне причинам, и я очень волновался, оставляя Беллу одну. Все остальные ушли, учитывая его пятницу, и Белла была в этом огромном доме совсем одна. Кто знает, что может проявиться или какой флэшбэк у нее будет, и я не буду там, чтобы защитить или утешить ее, в зависимости от того, что требуется. Эта мысль погнала меня за борт. Я сбросил со своего стола бумаги, опрокинув при этом еще несколько вещей, все приземлилось с громким стуком на линолеумный пол. Должен добавить, что я вел себя довольно по-детски, но в тот момент мне было все равно. Я оттолкнулся от своего стола и встал, бледный от злости на себя за то, что оставил Беллу одну в одном из ее самых уязвимых состояний. У нее были самые ужасные кошмары в последнее время, и я ненавидел то, что я был плохим парнем в большинстве из них. Я ненавидел себя за то, что ничего не мог с ними поделать, кроме как быть рядом, когда она не боялась меня, чтобы я мог утешить ее. Я прошел мимо кабинета директора и замер. Там было много громкого хрюканья, вздохов и стонов, продолжающихся внутри. Меня чуть-чуть вырвало прямо в рот. Директор Кундум не был так уж привлекателен для мужчины (не то чтобы мне нравились мужчины). У него был довольно большой живот, очень пухлое лицо и ноги достаточно большие, чтобы их можно было принять за большие ноги. И только представив себе, как он делает то что делает, я не мог заставить себя точно вспомнить название того, что он делает, меня чуть не стошнило. Я собирался навсегда покрыться шрамами и никогда уже не смогу смотреть на этого человека так, как раньше. Я стряхнул с себя мурашки и зашагал быстрее, чем прежде. Я просто хотел выбраться из этого Университета и вернуться к своей любви. В этот самый момент она чувствовала себя как в сумасшедшем доме, сейчас больше, чем когда-либо. Там было очень темно, лишь изредка мерцал свет, который только усиливал мрак, и очень тихо, если не считать деятельности Мистера Кундума. Я чувствовал, что какой-то псих вот-вот выскочит из одной из этих дверей, которые я так быстро прохожу, как в тех фантастических фильмах, и напугает меня до чертиков. Или, может быть, я просто был параноиком из-за того, что могло случиться с Беллой. Я вернулся в свой дом в рекордное время из-за моего удивительного знания задних дорог, поэтому я мог легко избежать ночного движения «города огней». Вы не знаете, что такое толпа, пока не побываете в Нью-Йорке. Я взбежал по ступенькам на свое крыльцо, которое полностью окружало Большой Белый дом, и быстро открыл дверь. Я огляделся вокруг, все было тихо, жутко тихо. Это тихо было как затишье перед бурей. Я побежал вверх по винтовой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки сразу. Моя нога ударилась о лестничную площадку третьего этажа, и крик пронзил воздух, как нож, разрезающий масло комнатной температуры. Я вздрогнул от этого ужасного звука и заставил свои ноги двигаться быстрее. Крик только усилился, когда я толкнул дверь спальни Беллы. Она лежала под одеялом в своей постели, но оно было все перепутано, как будто у нее была борьба подушками. Ее карие глаза смотрели на меня невидящим взглядом. Они следили за каждым моим движением, почти не видя меня, когда я торопливо пересек комнату и опустился перед ней на колени. — Белла, все в порядке, — я пытался говорить успокаивающе и не показывать ей, насколько я был взволнован, если она вообще могла меня видеть. — Нет, нет! Я не хочу его видеть, — в панике пробормотала она. Я был сбит с толку до крайности. — Белла, дорогая, это всего лишь сон, вернись ко мне, — прошептал я утешительно. — Нет, пожалуйста, не заставляй меня, — взмолилась она. — Я не мамочка! — Она закричала в гневе, но это прозвучало немного придушенно. Боже мой, что же все-таки происходит? — Милая, что происходит? Разве ты меня не видишь? — Спросил я в отчаянии, Мой фасад почти разрушился. — Нет, это неправильно, папа. Это нехорошо заставлять свою дочь так прикасаться к тебе, — прошептала она с такой смертельной, глубоко опечаленной монотонностью, что мое сердце упало как камень. Я ждал, скажет ли она что-нибудь еще, действительно не в силах произнести ни слова. Мне казалось, что я давлюсь резиновым мячиком, который по глупости проглотил. — Нет, раньше я тебя любила. — Она продолжала тем же монотонным голосом, от которого у меня сжалось сердце. — Ты боишься, что тебя поймают. Ты трус. Я почувствовал, как мои глаза наполнились слезами разочарования. — Любовь моя, пожалуйста, вернись ко мне, — выдохнул я, все еще звуча так, будто кто-то крепко держал меня за горло, сдерживая слезы. — Нет, ты просто испуганный, ужасный псих. Ты боишься того, что люди могут сделать, если узнают, — сказала она с чуть большей жизненной силой, и я увидел, как какие-то эмоции затуманили ее глаза. Но это было совсем не то, что я хотел увидеть. Она выглядела так, будто ей было очень больно, и рыдания начали сотрясать ее тело. — Белла, милая Белла, это был всего лишь сон. Теперь я здесь, все в порядке, это был всего лишь сон, — умолял я, мое сердце сжималось, сжималось в пружину от беспокойства. Ее глаза наконец сфокусировались на мне. Она смотрела на меня снизу вверх, выглядя такой беспомощной, и пыталась говорить сквозь душераздирающие рыдания. — Ч-Ч-Чарли заставил меня п-п-прикоснуться к нему. Он… он сказал мне… любить его, как любила моя мама. — Она заплакала еще сильнее. Ее слова влетели в одно ухо и тут же вылетели из другого. Они повисли в воздухе, а потом снова впились в мой мозг, как натянутая резиновая лента, и тоже жалили. Я нерешительно взял ее на руки, стащив с того места, где она лежала под одеялом, и мягко посадил к себе на колени, как маленького ребенка, подтянув себя на кровать, чтобы ей было удобно лежать у меня на коленях. Я успокаивающе погладил ее по спине, а она продолжала плакать в мою грудь. Я качал ее тело взад и вперед, шепча ей на ухо то «Шш», то «С тобой все в порядке», то «Он больше не причинит тебе боли». Возможно, прошло несколько часов, но мне было все равно, прежде чем рыдания Беллы превратились в тихое сопение и икоту. Она лениво повернула голову, чтобы посмотреть на меня своими печальными глазами, и это чуть не разбило мне сердце. — Почему все это дерьмо происходит со мной? — Она ни к кому конкретно не обращалась. — Зачем Бог заставил меня пройти через все это дерьмо? Я на мгновение задумался, глядя ей прямо в глаза. — Люди говорят, что Бог не дает человеку больше, чем тот может вынести, — сказал я медленно, осторожно, точно. Она с отчаянием посмотрела на меня. — Но я не могу справиться с этим, я не справлюсь с этим! — Взволнованно закричала она, и ее голос стал громче. Я пристально посмотрел на нее. — Ты прожила с этим почти всю свою жизнь, а теперь получаешь помощь, то есть справляешься, если хочешь знать мое мнение. Она вдруг снова стала похожа на невинную маленькую девочку — испуганную и смотрящую на меня печальными шоколадными глазами. — Я не знаю, что делать. — Я могу сказать, что она обижалась на себя за то, что была такой слабой. Я мог бы сказать, что она думала, что все это было ее ошибкой. Я мог бы сказать, что она думала, что она положила все это на себя, думая, что она может сделать это, а затем ненавидела себя за то, что не может этого сделать. Я на мгновение задумался. — Ты могла бы попробовать встретиться с кем-нибудь, — нерешительно предложил я, не уверенный в ее реакции. Она выглядела подавленной. — Как у… как у психотерапевта? — Удивленно спросила она. Я пожал плечами. — Психолог-консультант, психотерапевт, называй это как хочешь. Она закатила глаза. — Мозгоправ есть мозгоправ, — пробормотала она. — Это кто-то, с кем можно поговорить. — Я серьезно посмотрел на нее. — Но я не заставляю тебя делать то, чего ты не хочешь. Ее рука внезапно дернулась к животу, и я посмотрел вниз, почти ожидая увидеть ее полностью вытянутой. Хотя на самом деле это был еще даже не заметный толчок. — Я должна сделать то, что правильно для ребенка, — пробормотала она, почти ворковала. Я взял ее пальцем за подбородок и приподнял ее лицо, чтобы она посмотрела на меня. — Но разве это правильно для тебя? Она выглядела неуверенной на мгновение, обдумывая это. — Да, я думаю, что это так, — наконец заключила она с легким, медленным кивком. Я широко улыбнулся ей. — Отлично, — пробормотал я, любя эти маленькие пять слов. Она оглядела комнату, словно внимательно изучая обстановку, прежде чем неуверенно повернуться ко мне. Она открыла рот, но тут же передумала и закрыла его. Я приподнял бровь, глядя на нее. — В чем дело, принцесса? — Спросил я, используя идеальное прозвище, чтобы соответствовать ей самой. Я ожидал, что она закатит глаза и скажет что-то, не согласное с моим выбором прозвища, но она удивила меня, делая то, чего я не ожидал от нее, как обычно. — Почему ты меня так назвал? — Спросила она с явным любопытством, и, судя по всему, мой ответ зависел от того, что творилось у нее в голове. Я обдумал свой ответ, убедившись, что правильно сформулировал его, чтобы полностью объяснить свои намерения. — Я назвал тебя принцессой, потому что… Ты красивая и элегантная. — Она удивленно подняла брови. — Ты знаешь, как осветить комнату, когда улыбаешься. — Она слегка улыбнулась мне, и я притворился, что прикрываю глаза. Она хихикнула, и я улыбнулся, услышав это. — Твой смех подобен звону миллиона колокольчиков на санях. — И ты — мой рыцарь в сияющих доспехах, — закончила она с самой большой, от уха до уха, улыбкой которую я когда-либо видел. Я наслаждался мыслью о том, что стану ее спасителем. — Я люблю тебя, — прошептал я, нежно целуя ее в лоб. Она посмотрела на меня с невинным недоумением. — Как ты можешь до сих пор так говорить? — Она по-индийски уселась у меня на коленях и пристально посмотрела на меня. Она нервно сложила руки на коленях, глубоко между скрещенными ногами. Я был потрясен. — Потому что… потому что я действительно люблю тебя? — Мое заявление прозвучало скорее как вопрос, потому что я был очень смущен. Она покачала головой, выглядя немного раздраженной. — Но… но я солгала тебе. Я говорила тебе… что Чарли не прикасался ко мне сексуально, за исключением одного раза. — Она неохотно пробормотала свое объяснение, едва выдавив из себя имя отца. Я покачал головой, ужаснувшись тому, что она так думает. — Ты никогда не лгала мне, твой разум просто блокировал болезненные вещи, пока ты не смогла справиться с воспоминаниями. Она подумала об этом, прежде чем вздохнуть. — Возможно. Некоторое время мы молчали. — Ты хочешь поговорить об этом? — Неуверенно спросил я. Она отвернулась от меня, находя пустую стену очень интересной. — Я боюсь, что ты рассердишься, — тихо и нерешительно призналась она. Я взял одну ее руку с колен и крепко сжал обеими своими. — Я могу злиться на этого ублюдка, но никогда не буду злиться на тебя. Она нерешительно посмотрела мне в глаза. — А ты обещаешь? Я улыбнулся ей. — Обещаю, моя Белла.