***
В душе Ваня ликовал. Улыбка сама собой растягивалась на лице, глаза блестели, а тревога постепенно уползала в своё укромное местечко, куда-то под ближайший камень, от которого они уже успели отойти, начиная какой-то новый, совсем не важный или осмысленный разговор. Это был диалог ни о чём и обо всём одновременно, Валевский живо жестикулировал, вещая о чём-то невероятно забавном или раздражающем: начиная с того, как началось его сегодняшнее утро, и как всё пошло по пизде, ещё когда его сосед начал сверлить в шесть утра, и заканчивая историями о своём прошлом: о школе, о доме, о друзьях и подростковых похождениях, о своих интересах и вкусах. И не сказать, что говорил он один — Витя так часто предстающий перед Ваней серьезным и взрослым мужчиной, сейчас выглядел его сверстником: оживленно спорил с ним, реагировал на какие-то вещи чересчур ярко, смеялся, иногда перебивал подростка от возмущения, ругался, матерился и дурачился. Он выглядел кем-то особенным, выглядел новым Виктором, которого Ваня ещё не успел узнать, но так рвался к этому, не боясь открыться и сам. Неизвестно точно сколько времени они провели, просто блуждая по улицам, заглядывая в витрины магазинов, подбирая глазами что-то интересное, обсуждая это, отпуская пару чёрных шуток, а потом продолжая своё путешествие. Первой их полноценной остановкой стал кинотеатр — дневной сеанс какого-то идиотского неудавшегося мультика, на котором Ваня пролежал на плече Вити, чувствуя как его привычный приятный одеколон щекочет нос и пробуждает в груди липкое чувство удовлетворения. Даже этот стрёмный мультфильм выглядел сносно под углом зрения Ивана. На тёплом плече злобного русича, что держит его за руку, сплетая пальцы (хоть инициатором этого действия и был Иван, Витя ведь не убрал руку, да? Это ведь многое значит?) и отпускал гневные комментарии по поводу исполнения мульта. После полуторачасовой сидки в одном положении на недостаточно мягких по его личному мнению сиденьях Витя ещё долго жаловался на квадратную жопу, а Ваня злорадно хихикал, подмечая, что его-то задница в полном порядке. — Это пока, — сухо уточнил Ульянов, почти сразу переведя разговор на другую тему, не дав времени Ване даже на то, чтобы возмутиться. Далее последовали супермаркеты с игровыми автоматами, на которые Ваня потратил почти все свои сбережения за последний месяц. За это его мама явно не похвалит. Зато зрелище, как Витя, морщась и упираясь ногами в пол, пытался достать очередную мягкую игрушку стоило того. А то, как каждый раз он начинал материться, как сапожник, и готовился пнуть автомат посильнее, вслух досадуя на то, что не надел другую обувь — окупили вообще все возможные счета. Вскрики перерастающие в ругательства и ругательства перерастающие во вскрики. Учительский напряженный лоб, припавший к стеклу автомата, пока губы шептали проклятия — все это стоило миллионы для Ивана и поверить, что это именно он сейчас стоит и критикует каждый шаг своего возлюбленного, выступая в роли учителя и объясняя мельчайшее движение, было почти невозможно. Нет, это точно сон. Очень сладкий и добрый сон. Сон, от которого не хочется просыпаться. — Раз такой умный, попробуй сам! — Сдавшись, Витя с тяжелым вздохом уселся на мягкое кресло рядом с автоматом. Ноу проблемс, кьюти! — Валевский с напыщенностью и самоуверенностью индюка оплатил очередную попытку. — Выбирай подарок, малыш! — Улыбаясь во все тридцать четыре зуба, школьник кивнул на гору коробок по ту сторону стеклянной коробки. — Эту. — Витя указал на небольшую коробочку, упакованную в чёрную обёрточную бумагу с золотистыми звёздочками, и Иван был уверен, что русич выбрал именно её из вредности, потому как она была самой маленькой по размерам коробкой, от чего её, по логике вещей, труднее всего было достать. —Три минуты делов, — юноша цокнул языком, одновременно с этим подмигнув учителю, на что тот закатил глаза. Тем не менее, когда время пошло, Виктор увлечённо воззрился на механическую руку, что медленно двигалась по направлению к выбранной им коробке. Никогда ещё в Ванюше не было столько уверенности, как сейчас. Нет, он не может проиграть (а он был уверен, что не получись у него с первой попытки, то Виктор бы точно воспринял это как его проигрыш и тогда уж ему не избежать тонны язвительных насмешек), они с Серым занимались этим всё детство и отточили свои умения до невероятного скила. Он не обосрётся, только не сейчас. И он был прав. Аккуратная коробка оказалась в объятиях роботоподобных пальцев, дело оставалось за малым — дотащить её до отверстия, не уронив раньше положенного и успеть за оставшиеся 16 секунд. И как назло машина замедлилась. 14 секунд. Ещё сантиметров двадцать. 10 секунд. Пришлось затормозить, чтобы коробка не выпала. 7 секунд. Застряла из-за соседней игрушки. 5 секунд. Наконец-то началось движение. 3 секунды. Ещё немного… 1 секунда. Стоп. Механическая рука открылась. Чёрная коробочка с глухим стуком упала. Ульяновские губы медленно растягивались в однобокой улыбке. — Да ты шутишь… — Всё для тебя, малыш! — Коробочка полетела в руки поражённому учителю, который всё ещё недоверчиво поглядывал на довольного собой Ивана. Аккуратненький беленький бантик развязался и в мгновении ока оказался смятым в одной из рук Виктора Константиновича. Спустя несколько десятков секунд, в течение которых мужчина пытался распаковать выигрыш, на ладони русича оказалась ещё более маленькая бархатная коробочка, на которую Ваня смотрел глазами по пять копеек. Нет, не может быть… Со звонким щелчком коробочка открылась. Боже мой… Закреплёнными в такой же бархатной подкладке мирно стояли два одинаковых серебряных колечка. Нет, они точно не были из чистого серебра, но выглядели достаточно солидно и прочно. В центре обоих находился небольшой беленький камушек. Ваня, открыв рот, смотрел то на кольца, то на Витю. — Ну, удача сегодня явно на твоей стороне, Валевский, — Витя поднялся со своего места, быстрым движением вытащил одно из колец, подошёл ближе к подростку и взял его за руку. — Вы ведь не против, молодой человек? — Ох чёрт, эта улыбка… — Совсем нет, — тихо, надеясь, что Ульянов не расслышит в его голосе дрожь и смущение. Тонкие учительские пальцы почти невесомо касались ладони Ивана, и он не заметил, как Виктор успел сделать задуманное, отступая и проделывая тоже самое со своей рукой. Юноша медленно перевел взгляд с сосредоточенного лица учителя на свою правую руку. Ай. Сердце больно кольнуло. На его безымянном пальце красовалось минималистичное серебряное колечко с небольшим камушком в центре. Иван всё так же медленно, борясь с громко бьющимся сердцем, поднял взгляд на мужчину перед ним. Уши как будто заложило, ничего из посторонних звуков не было слышно. Как будто они одни стоят здесь в этом развлекательном центре. Только они. И большего никого. Во всём этом блядско огромном мире. Три заветных слова точно бы сорвались с Ваниных губ, если бы в этот момент Витя не сказал: — Идём? Я дико проголодался, — он хитро улыбнулся. — Тут неподалёку ресторанчик неплохой. Ване пришлось прокашляться пару раз, чтобы суметь ответить, потому что было ощущение, что он не сможет говорить ещё сутки после этого. — Угу.***
Когда Витя упомянул «небольшой ресторанчик», Ваня подумал о небольшой забегаловке, в которую обычно ходят семьёй на выходных или что-то из этого разряда, но прямо сейчас подросток стоял напротив дверей огромного роскошного двухэтажного здания, выглядящего дорогим до такой степени, что, наверное, страшно представить какие люди там ужинают. Одно Ваня знал точно, не такие, как он и не в таких костюмах. В такие места нужно ходить в дорогих выглаженных костюмах-тройках, накрахмаленных белоснежных рубашках и лакированных туфлях. Но никак не в том, что сейчас надето на Ване. Никаких джинс, никаких свитеров и уж тем более поношенных кроссовок. Нет, совсем нет. Он отказывается идти туда, это какое-то издевательство, Ульянов хочет его опозорить. Это совершенно точно. — Извини, а мы… — Иван робко переминался с ноги на ногу, не осмелясь сделать шаг вперёд. — Что такое? — Витя хитро улыбался, поглядывая на сомнения школьника. — Ну, мы можем туда заходить вообще? — Валевский одними глазами указал на свой внешний вид, надеясь, что учитель поймёт его намёк. — Конечно, что за ерунду ты мелешь? Вперёд. Не успел Ваня начать очередной шквал критики по поводу своего неподходящего внешнего вида и, вероятнее всего, статуса, как Витя распахнул дверь перед ним, сделав небольшой приглашающий пируэт, и юноше ничего больше не оставалось, как переступить порог. Почти сразу в лицо Валевскому ударил приятный аромат специй, не слишком едкий и очевидный, скорее тонкий и приятно щекочущий желудок, и только в этот момент Ваня осознал, насколько он голоден. На улице уже темнело, то есть за весь день он почти ничего в себя не закидывал, кроме, разве что, маминых блинчиков с утра и колы, которую они с Витей купили, пока ходили по магазинам. Изнутри здание казалось ещё более дорогим, приглушенный свет и тёмный дизайн красиво сочетались вместе, создавая целостную картинку современного дорогого ресторана. Не ресторанчика, ни в коем случае. — Добрый вечер, рада приветствовать вас в ресторане «MonoCrom», чем могу помочь? — Миловидная, приятной наружности девушка-хостес лет двадцати восьми встретила Ваню и Витю очаровательной улыбкой и спокойным, будто бы пьянящим, мелодичный голосом. Одета она была в кофейную блузу с рукавами воланами и классическую тёмно-коричневую юбку-карандаш. Всё строго по дресс коду. Ну и какой это «ресторанчик»? — Здравствуйте, нам столик на двоих, будьте добры, — спокойно и твёрдо отчеканил Витя, словно репетировал это два часа перед зеркалом. — Виктор? Я вас помню. Решили провести время со своим сыном? — Девушка опустила взгляд принялась что-то записывать. Серьёзно? Сыном? Она либо чертовски слепая, либо чертовски доверчива, если верит, что перед ней сейчас стоит молодая семья. В это время у новоиспеченного сынули внутри полыхал огонь стыда и неуверенности, который не давал парню даже спокойно дышать, не то, чтобы смотреть в глаза Вите или того хуже — хостес. — У меня нет детей, — Ваня был готов буквально пропасть из этого места. Просто-напросто исчезнуть. Он не мог просто стоять и слушать. Он понимал, к чему все идёт, но не мог ничего сделать, кроме как сверлить зрачками бархатный винного цвета ковролин. — Оу, прошу прощения. Пришли отдохнуть с коллегой по работе? — Нет. Нет, пожалуйста. Зачем она это спрашивает? Ваню потряхивало. Он был готов просто выкрутить себе пальцы и отправиться в карете скорой помощи подальше отсюда. Куда угодно, только как можно дальше от гипнотизирующего голоса и пристального взгляда этой девушки. — Нет, — Брюнетка за стойкой резко перестала записывать и медленно подняла глаза на мужчину, — я пришёл провести время с молодым человеком.— Рука Вити мягко приземлились на хрупкое плечо Вани, который сейчас ничего не слышал, а только визуализировал то, с каким, наверняка, отвращением и презрением на них уставилась девушка… — А… — Короткое молчание, — я поняла вас. — Мгновение, и улыбки как не бывало. Она явно пыталась держать лицо и сохранять вежливость в голосе, но услышанное её точно шокировало. Очень. — Можете оставить верхнюю одежду в гардеробе и проходить в зал. Я приглашу к вам вашего официанта… — Брюнетка вышла из-за стойки и целенаправленно двинулась в неизвестном направлении. Она не хотела их обслуживать. Это было видно невооружённым глазом. Да тут и слепой узрел бы… Как только Ваня с Витей уселись за выбранный свободный столик, они заприметили ту самую девушку, которая встречала их на входе, о чем-то перешептывающуюся с молоденьким светловолосым парнем лет девятнадцати, судя по всему, официантом. — Кирюш, обслужи этих двух молодых людей. — Почему-то сейчас Ваня почувствовал себя мусором. Отбросом общества. Просто грязью, с которой даже разговаривать мерзко. Ему стало до боли в костях противно от самого себя. Стало больно и неприятно от всего происходящего. Стало тяжело и грустно… — Добрый вечер, меня зовут Кирилл, сегодня я буду вашим официантом, — мягко начал слегка картавый голос. Тут же беседу подхватил Виктор, что-то спрашивая и уточняя по выбранному им блюду, каким-то сверхскоростным образом успев уже пролистать до середины меню. Еле как оторвавшись от терзающих его разум липких мыслей, Ваня уткнулся в своё собственное меню, изучая его. Несколько блюд, о которых он никогда не слышал и судить о которых мог только по картинке, раздел с мясным, салатами, мороженым, сладким, напитками… — А что предпочитаете вы? — Ласковый голос выхватил парня из размышлений. — Что? — Ваня говорил через комок в горле. — Вы уже определились с тем, что будете заказывать? — Спокойно повторил официант. — А… Да… Мне панини, пожалуйста… — Конечно, это оказалось первое, что пришло в голову Ване, он даже не был уверен, что видел его в меню, тем не менее, официант кивнул, записывая. — Напиток? — То же, что и мне, — быстро ответил за школьника Виктор. Ваня уставился на него с недоверием, смешанным с удивлением. Конечно же, он не слушал, что там заказывал себе мужчина, поскольку пытался выбраться из пучины собственного разума. Официант ещё раз кивнул, снова что-то записал и стал зачитывать вслух заказанное, после подтверждения он ещё раз кивнул, уточнил время ожидания и бесшумно удалился. — Вино?! — Один бокальчик никому не повредит, — Витя совершенно не выглядел виноватым, более того, он чувствовал себя очень расслабленным, чего не сказать про Ваню. — Тем более, мы уже выяснили однажды, что ты ничего против алкоголя не имеешь… «…Не имеешь…» гулким эхом било по перепонкам. — Ва-ань, ну давай ещё чуть-чуть! — Где-то раздаются крики наперекор орущей из сабвуфера музыке. Яркие кислотный огни бегают друг за другом по стенам, полу. Сознание затуманено, зрение расфокусировано. — Не, зай, мне уже хватит, — ноги сами несут навстречу оглушительной музыке и громким битам. Пульс участился. Дыхание сбитое. Организм пытается на автомате добраться до спортзала. — Ванюш… А пошли на задний двор? Там никого нет сейчас. — Тоненькие, но цепкие женские ручки обвили шею парня, увлекая за собой в царство забвения и лёгкости. Девушка уже явно себя не контролирует, а если и пытается, то держится из последних сил. Ваня, сам того не осознавая, поддаётся навстречу этой бестии, совсем не догадываясь, что ждёт его дальше, да и нужно ли это вообще? Пусть он пьяный уснёт где-нибудь в подъезде. Пусть у него обчистят все карманы. Пусть все друзья и знакомые от него отвернутся. Пускай будет так. Это уже будет потом. Главное здесь. Главное сейчас. Главное не быть сейчас в одиночестве. Он не готов остаться один… — Ты ведь ничего против не имеешь?.. Затем пауза. Белая пелена. И новое воспоминание накрывает с головой. — Валевский, вы хоть осознаете, что вы сделали? — Тишина в кабинете. Только один человек нарушил её своим режущим и больным вопросом, ломая все косточки одну за одной в теле Вани. — Валевский! Я вас спрашиваю! Кто давал вам такое право приставать к девушке и требовать от неё всяких развратностей? –Директор вскипал на глазах, об этом свидетельствовали его раскрасневшийся потный лоб и срывающийся на писк тонюсенький голос. — Геннадий Павлович, я повторю ещё раз, что ничего подобного в своей жизни не совершал! — Ваня срывался на крик. Эта блядская ложь, он мог напиться хоть в усмерть, ужраться как свинья, даже до беспамятства, но он бы никогда не сделал ничего против воли другого человека. Против воли девушки. — Закрой свою грязную пасть, щенок! Я все усилия приложу, чтобы тебя вышвырнули из этой гимназии! Не смей даже приближаться к моей дочери, подлеток! — Она сама на меня полезла! Я её и пальцем не тронул! — Ваня подорвался со своего места, он не мог больше терпеть это публичное унижение. Разве он заслужил этого? — Она сама заставила меня купить алкашку, какой смысл мне лгать? — Вы были пьяны? — Опять. Откуда ни возьмись резкий вопрос, заставляющий замолчать все на этом грешном свете. Последние мотыльки летят на крохотный огонёк надежды, который вот-вот потухнет… — Я все понял. Документы уже подготовлены. Жду завтра твою мать на отчисление. — Огонёк потух. Его больше нет. Мотыльки замёрзли. Остался только пепел… У Вани покраснели щеки, парень опустил глаза в стол, морщась от неприятных воспоминаний. — Я же не прошу тебя напиваться в дрова, просто попробуешь, мне нравится этот напиток, — в голове Валевского невольно всплыло воспоминание бокала с ярким красным содержимым в руках учителя. Он снова поморщился. — Чёрт с тобой, — он фыркнул. — Нет, со мной только ты, — очередная дьявольская улыбка, но сейчас она как нельзя кстати, потому что отгоняет все неприятные, терзающие сердце эмоции. Все хорошо. Он здесь, с Витей. Все в прошлом. Когда подошёл официант, они оба замолкли, Витя продолжал лучезарно улыбаться, невинно глядя на Ваню, а Иван готов был взорваться от возмущения уподобясь маленькой бомбочке от салюта, ещё бы чуть-чуть и из его ушей пошёл бы дым. — Ешь уже, злодей-британец, — улыбаясь, Витя указал вилкой на блюдо Вани. Подросток, продолжая бубнить что-то про то, какой Виктор кретин и как он его достал и многое другое, пока… Вау. Сказать, что это вкусно — ничего не сказать. Это же, блять, ебанный шедевр. Нет, просто невозможно сделать настолько вкусным обычный бутерброд, вы шутите? Осознание того, насколько хороши блюда этого заведения дало Ване толчок, спусковой крючок сам по себе нажался и подросток, поглощая своё блюдо, пожалел, что не заказал чего-то более сытного. — Слушай… — Начал Витя, медленно попивая вино. — Не одолжишь мне немного? Я не брал бумажник. Челюсть Вани упала. Он даже перестал жевать. Он же шутит, да? — Ты… издеваешься? — Очень медленно Ваня проглотил застрявший было в горле кусок. — Нет, я серьёзно, — как бы в подтверждение своих слов мужчина похлопал себя по карманам. А потом его глаза вдруг начали расширяться от осознания. — Не говори мне… — Я думал, раз ты зовёшь меня сюда, то у тебя есть, чем платить! — Очень быстро Ваня начинал нервничать, паника подступала с затылка, обнимая за плечи. — Так, — Витя поднял ладонь вверх, заставляя Ванюшу замолчать, — спокойно. — Что значит спокойно, блять?! Ты хоть думаешь своей г… — Официант! — Лучезарно улыбаясь, Виктор окликнул светловолосого юношу. — Счёт, пожалуйста! Уже через мгновение юноша стоял рядом с их столиком. — Молодому человеку стало нехорошо, я выведу его в уборную, а затем мы вернёмся и оплатим счёт, хорошо? — Юноша понимающе кивнул, глянув на ошарашенного Ваню, а затем удалился, пообещав вернуться через пять минут. — Спасибо. — Что ты, блять, такое нес… — Зашипел было Валевский, но Витя снова остановил его одним движением руки. — Допивай вино и вперёд, у меня есть план, — в его глазах горело столько уверенности, что Ваня просто не мог не подчиниться. Он слишком доверял Виктору. Он привык ему доверять, значит и сейчас русич тоже что-то придумает и всё снова станет хорошо. Как всегда. Одним глотком Ваня осушил бокал с вином и встал со своего места. Его слегка пошатывало от действия алкоголя, в голове поплыло, но не дав подростку даже сообразить, мужчина подхватил его за плечи. — Эй, я не… — Тебе не хорошо, помнишь? — Витя состроил лживо-извиняющееся лицо, а потом повёл Ваню, очень «искусно» играющего роль чуть ли не умирающего индюка, в сторону туалета. Как только дверь за ними захлопнулась, Виктор отпустил Ваню, обгоняя его и быстро проходя дальше по коридору мимо мужского туалета. — Эй, туалет тут… — Если ты собрался сбегать отсюда через унитаз, то удачи! — Откликнулся Витя, в попытках открыть дверь, что явно была запасным выходом. — Говно не тонет. — Слушай, если бы её так просто можно было открыть, то все бы… — Ваня замолчал, глядя на улицу через распахнутую дверь. — …То все бы сбегали… — Живей! — Крикнул Витя, оглядываясь по обеим сторонам от двери. Позади послышался щелчок дверной ручки, и Валевский, за секунды раскидав в голове приоритетные варианты, рванулся вперёд, где дверь ему придерживал учитель. — Эй, стоять! — Голос молодого официанта ударился о спину школьника, но остался проигнорированным. Оказавшись по ту сторону запасного выхода, Ульянов схватил Ваню за руку и резко потянул вперёд, в попытках затеряться в толпе и подступающих сумерках и избавиться от погони, что-то кричащей им вслед. Ваня смеялся. Едкое чувство эндорфина растекалось по его венам, и он продолжал хихикать, даже когда Витя уже запихал его в такси, продиктовав адрес своего дома. То ли это алкоголь так действовал на мальчика, то ли что-то ещё, например, безграничная любовь к учителю вперемешку с искренним счастьем, но всю дорогу Ваня ехал, молча глядя на учителя, изучая его лицо, тело, руки, волосы, одежду. Часто ли он такое проворачивает, раз знает, где находится запасной выход? Мужчина сегодня был без очков, такое редко бывает. По крайней мере, Ваня не часто его таким видит. Машина наконец-то остановилась, а Ваня всё продолжал смотреть на Ульянова, ожидая, как тот будет извиняться, оправдываться и говорить про невозможность оплатить за проезд, а его губы начинали расплываться в издевательской улыбке. Но, к большому, нет, просто к огромнейшему ахую Валевского, Витя достал бумажник и отдал несколько желтоватых бумажек водителю. В который раз за сегодня челюсть Ивана отпала. — Да ты издеваешься надо мной! — Вскричал Ваня, когда машина уже начала отъезжать. — Ты просто идиот, Ульянов! Нет, ты… — Осознание ударило в голову. — …Ты преступник! — А что, тебе мама не разрешает с такими общаться? — Витя смеялся, откидывая голову назад и слушая новую волну оскорблений от Вани. — Зачем ты это сделал?! Нас же могли поймать! — А разве было не весело? — Домофон пискнул, сигнализирую открытию двери. — Весело?! Я тебе покажу, блять, весело! — Парень уже было ударил учителя по спине, но тот шустро увильнул, ярко улыбаясь. — Сначала догони! — И Ульянов ринулся вперёд, вверх по ступенькам, перепрыгивая через несколько за раз. — Смотри только ноги себе не переломай! — Ублюдок! Догнать учителя Ваня смог только когда тот оказался в квартире. Мужчина стоял напротив двери, ожидая школьника и всеми возможными способами показывал, что уже успел заскучать, хотя, сам Иван отстал от него всего на секунд пятнадцать. — Ты… — Упираясь локтями в колени, пытаясь отдышаться, Валевский стоял, злобно зыркая на учителя. — Я тебе руки оторву… — А по-моему, раньше ты был не особо против, — Виктор Константинович сделал вид, словно припоминает. Вот же блядский актёришко, ему только в цирк! — Да пошёл ты! — Ваня выпрямился, подходя ближе и поднял руку, собираясь несколько раз потыкать пальцем в грудь мужчины, вместе с тем, высказывая по полной, какой тот гандон, но его планы были бесцеремонно нарушены. Одной рукой Виктор перехватил ладонь Вани, а другой обхватил парня за талию, нежно, но крепко прижимая его к себе. Тёплые губы мужчины накрыли Ванины в жадном поцелуе, и тот, не в силах сопротивляться, обмяк в сильных руках, прикрыв глаза и постепенно забывая всё недовольство. Его сердце снова ускорилось, в бешеном ритме отплясывая чечётку, гулко ударяясь о рёбра, так, что, скорее всего, Витя услышал, почувствовал. Рука мужчины перехватила запястье Вани крепче, отчего парень тихо простонал в чужой рот. Блять. Как же это приятно, как же он ждал этого. Как же долго он мечтал снова оказаться в объятиях этого человека, мечтал о его прикосновениях, о том, чтобы снова почувствовать тепло его нежной кожи. Почувствовать тонкие пальцы на себе, как они с вожделением касаются его тела, ласково поигрывая подушечками. Почувствовать себя желанным и… любимым? Парень вздрогнул при мысли об этом, а в ответ почувствовал, как учитель расплывается в широкой довольной улыбке, словно чеширский кот. Какой же он красивый… А эти влажные, слегка раскрасневшиеся и припухлые губы так приятно манят, приглашая раствориться в них, снова почувствовать их жар. — Что с тобой, Валевский? — Мурлычет Витя, подразнивая, облизываясь и поглаживая спину подростка. — Прошу тебя, не начинай… — Шёпотом. Обдавая губы учителя горячим дыханием и ещё не выветрившимся ароматом вина. — Хорошо, сладкий, — очередная улыбка, а потом Ваня вдруг оказывается подхваченным руками мужчины, который несёт его по уже знакомому Ване направлению. Та самая спальня, в которой Иван провёл не мало времени в последнее время, та самая кровать, на которой он спал и… Ну, вы понимаете… Витя аккуратно опускает Ваню на собственную кровать, нависая прямо над ним, его колено между Ваниных ног, а губы опускаются к шеи, покрывая её лёгкими, невесомыми поцелуями. — Я обещал, что буду нежен с тобой в следующий раз, помнишь? — Эта хищная улыбка сводит с ума, разум Вани затуманивается, мысли растворяются, он чувствует, как давление в пределах его паха нарастает. Его дыхание уже слишком прерывистое, тяжёлое и горячее, а что будет дальше? В голове нет места смущению — всё занимает желание. Страстное сильное желание и воспоминания о том, как это было в прошлый раз, как он извивался в чужих руках, обжигающих его кожу, как кончил на руки этого самого мужчины, как… Ваня немного приподнимается, обнимая учителя за шею и увлекая его в поцелуй, жаркий, окончательно затмевающий разум. Такой желанный, такой приятный и искренний. Он мычит не в силах справиться с накрывающими ощущениями, но звук получается настолько высоким и жалким, что напоминает стон. И Ваня не против, пусть это будет стон, плевать. Он в руках своего любимого человека испытывает целый шквал эмоций и впечатлений, он просто не имеет права не признать, что ему приятно, что ему нравится. Виктор отстраняется, заставляя Ваню почувствовать себя опустошенным, но лишь для того, чтобы прильнуть губами к шее юноши. Нежно посасывая, покусывая и оставляя неяркие отметины, мужчина играется с нежной кожей как только ему вздумается, не забывая наслаждаться бурной ответной реакцией. Сладкие стоны, которые Ваня пытается сдерживать будоражат в мужчине какие-то особые чувства, скапливающиеся внизу живота. Он издаёт тихий гортанный рык, когда из рта Валевского вырывается стон громче прежних и обрывается от срывающегося голоса. Расцепляя руки юноши, мужчина стягивает с него всю верхнюю одежду, оставляя Ваню в одной приподнятой футболке. Осматривая оголённый участок кожи внизу живота, Виктор наклоняется и проводит языком чуть ниже пупка, ловя сломленный вздох. Руки Вани запутываются в волосах Виктора, отчего последний самоупоенно улыбается. Как же он, блять, хорош. В нежности его касаний можно утонуть, и Ваня задыхается, когда язык учителя находит его сосок. Играясь с горошинками, мужчина покусывает, облизывает и посасывает их, а Ваня прямо под ним извивается, выгибается в спине, стараясь сбежать от его языка, но также боясь его потерять. Потерять тепло этих губ на себе. Поцелуй за поцелуем, Ваня уже не осознаёт, где он и что он, он просто отдаётся во власть Вите, не замечая, как мужчина стягивает с него и футболку тоже. Как обнимает его, пока он сидит уже на учительских коленях, поглаживая спину и покусывая плечико и шею, оттягивая кожу на ней. Это невозможно терпеть, потому что давление в штанах становится настолько сильным, что почти болезненно, а говорить Ваня уже не может, ему просто не дают возможности, позволяя только распаляться стонами на всю квартиру. Слишком хорошо. Слишком мало. Слишком. Ваня измученно стонет, покачнувшись бедрами вперёд и касаясь тем самым возбужденной плотью живота Виктора. От этого касания по коже проходят мурашки, а сам он почти хнычет, умоляя в своей голове, что Витя его поймёт. Пожалуйста. И он понимает. Опуская парня на спину, мужчина стягивает с него брюки вместе с трусами, выпуская член Вани, отчего Валевской почти вздрагивает. Однако, даже так, Витя не торопится уделить время половому органу юноши, он только чуть ухмыляется, подмечая эрекцию своего партнёра, отчего тот снова хнычет, ни о чем больше не думая. И точно ни о том, как пошло и извращенно это звучит. Не о том, как самодовольно, вероятно, будет чувствовать себя Витя, но просто хочет, чтобы к нему прикоснулись. Так приятно, так… Однако Витя делает нечто другое. Успев предварительно размазать смазку, покоящуюся в карманах его брюк почти всегда, по пальцам, он медленно вводит один внутрь Вани, отчего по мальчишескому тело проходит табун мурашей. Нет, это уже даже не мурашки, это лошади. Тихий протяжный стон разбивается о стены темной комнаты. Руки парня накрывают плечи Вити, с силой сжимая. Он готов кончить от одного только касания, и он точно не хочет делать этого прямо сейчас, нет. Он хочет ещё. Он требует большего. Горячие слезы выступают из серых глаз, как же это приятно… Он готов сойти с ума. Движение пальца медленные, намеренно последовательные. Мужчина знает, что парень уже готов принять второй палец, однако… Что-то в его голове переклинивает. Чувство вины? Он точно помнит, что в прошлый раз растянул Ваню недостаточно, точно помнит, что тот испытывал дискомфорт и не важно, как сильно его собственный член сейчас изнывает от желания, он дождётся момента, когда Валевский не почувствует ничего, кроме удовольствия. Он больше не причинит ему боли. Член Вани подрагивает, когда мужчина всё-таки вводит второй палец, аккуратно разводя их внутри, сменяя такие движения на медленные скольжения вперёд-назад, а затем входит настолько, что способен коснуться той самой точки, легко, подушечкой одного пальца, но Иван всё равно сжимает его плечи сильнее, впиваясь ногтями в кожу, и в этих местах наверняка выступит кровь чуть позже, но это абсолютно неважно, если вспомнить, какую боль Витя причинил ему раньше. В тот гребанный раз, когда потерял контроль, когда позволил себе необдуманный неоправданный поступок. Мужчина начинает ускорять движения, лаская простату активнее, отчего мальчик под ним съёживается и выгибается, там пошло прикусывая нижнюю губу, отчего сердце Ульянова пропускает удар и сжимается, он хочет его. Хочет вновь ощутить его на себе, делая ему приятно, заставляя его стонать, громко и жадно хватать воздух ртом, цепляясь за него, как за последнюю возможность. Ему так нравится его раскрасневшееся лицо, искаженное удовольствием и желанием, и в конце концов он добавляет ещё один палец, снова замедляя движения. Пока он внутри не позволяет себе двигаться, он покрывает поцелуями бедра парня, поглаживая его свободной рукой, а Ваня пытается отдышаться, но его хриплые вздохи такие манящие, такие притягательные, что Витя просто не может сдержаться, начиная движения, поступательно увеличивая скорость, входя и выходя из худоватого тела. Этот парень, такой невероятный, такой чувствительный, раз за разом он будит в мужчине это невозможное возбуждение, вожделение, вперемешку с нежными чувствами. И вот, когда подушечки пальцев вновь находят ту самую точку внутри Вани и надавливают чуть сильнее, он кончает, изливая белесую сперму на свой живот со скулящим стоном. — Ты так, блять, прекрасен… — Шепчет Виктор, продолжая покрывать бедро Вани влажными поцелуями и стимулировать особую точку. — Н-нет, — он дрожит под учительскими пальцами, чувствуя судороги в ногах. — Пожалуйста… — Что такое? — Не останавливайся, прошу… — Снова этот надрывающийся, ломающийся голос. Витя удивлён, он что… может ещё? Неправда… Но с движениями пальцев внутри Вани и оставляемыми поцелуями на его ключицах, шее и груди, Виктор замечает, как член Вани вновь начинает вставать, абсолютно, блять, не веря своим глазам. Насколько он вообще может быть возбужденным, что ему требуется так мало времени, чтобы восстановиться? Это похоже на какую-то шутку, но вот, этот разгоряченный подросток всё ещё лежит под ним, покусывая его губы и Витя чувствует, как головка чужого член упирается в его оголенный живот. Он понятия не имеет, когда успел стянуть с себя свитер, ему, собственно и без разницы, может быть, на самом деле, прошло не так уж и мало времени, потому что на груди Валевского алеют не такое уж и малое количество темных отметин, а член в трусах Ульянова саднит уже болезненно. — Пожал…луйста… — Умоляет Ваня, сбиваясь на то, чтобы сделать очередной прерывистый вдох. — Прошу, дай мне его… — Хорошо, милый, — Витя улыбается, как идиот, его сердце бешено стучит, а в ушах и висках пульсирует, он накрывает Ванины губы своими, даруя ему очередной глубокий поцелуй. Играясь с Ваней языком, Виктор в это же время медленно прижимает головку к бедру парня, из-за чего тот вздрагивает и подаётся навстречу. Откуда-то из горла Вити вырывается неконтролируемый глухой рык, от которого у Вани в груди тлеют последние угольки, а узел внизу затягивается сильнее. Когда Ульянов вводит член глубже, то чувствует такие неоднозначные ощущения за раз, что его голова готова взорваться прямо сейчас. Кажется, что и Иван чувствует примерно тоже самое. Подросток был готов к боли, которую испытывал раньше, но сейчас… Сейчас он просто задыхается от того, насколько это хорошо. Насколько Виктору удаётся сделать ему приятно, когда он вводит член глубже и касается того самого места. Он чувствует пульсацию эрекции Вити, он даже чувствует, когда тот на пределе и это состояние удивительно совпадает с тем, что происходит с ним. Он вот-вот кончит. И он хочет кончить. Кончить от того, что его любимый делает ему приятно. Последние движения Вити, последние хлопки, и Ваня вновь оказывается без сил, пока белесая жидкость выходит из него, заставляя дрожать, напрягая пальцы ног, сжимая носки. Хотя это и абсолютно не нужно, потому что почти сразу Витя изливается ему на живот, и это так чертовски приятно. И когда мужчина выходит, заваливаясь рядом с ним на кровати, он чувствует себя таким опустошенным, почти преданным. Ещё какое-то время они оба лежат, тяжело дыша, Витя сжимает руку Вани, умудрившись как-то сплести их пальцы, и ласково, невесомо целует чужое запястье, а затем поднимается, беря парня на руки и неся куда-то в другую часть дома, нежно целуя в макушку. Ваня не задаёт лишних вопросов. Он чувствует себя в безопасности, он чувствует себя счастливым и любимым. Ванная комната встречает их ярким светом, Витя прокручивает регулировщик воды, пока та не становится комфортной температуры и только потом позволяет ей попадать на Ваню. — Я люблю тебя, — шепчет парень, утыкаясь носом в грудь мужчины. Витя смотрит на него так нежно, что сердце юноши готово разорваться на мелкие кусочки. — Я тоже тебя люблю, Ваня, — отвечает учитель и его улыбка отзывается тягучим жаром в сердце Вани.***
Парень робкими и осторожными шагами на ватных ногах плёлся в кабинет учителя. Он ведь просил зайти. Остался последний конспект. Всего один. Он должен успеть. Просто обязан. Почему всё так произошло? Что случилось? Когда он проебался? В голове плыл целый рой тяжёлых мыслей, от которых голова гудела, а тело немело. Это не может быть правдой, это всё какой-то блядский спектакль. Шутка, ложь, ха-ха, смешно, с первым апреля, расходимся. Слова Серого всплывали в голове снова и снова: — Вань, ты уже слышал? Виктора Константиновича уволили… Так жаль, не верится даже. Утро. Слышно, как город начинает просыпаться. Воробушки о чем-то увлечённо чирикают подобно школьникам на длинной перемене. Где-то уже выезжают машины со своих парковочных мест. А где-то лают дворовые собаки, в надежде найти себе компаньона на сегодняшний день, с которым они будут вместе бродяжничать по районам в поисках чего съестного. Ваня медленно открывает глаза. Свет с улицы моментально ослепляет юношу, не давая прийти в себя окончательно. Что вчера было? — Проснулся? — Доносится откуда-то с угла комнаты. Взгляд падает на Константиновича, глядящего на себя в зеркало раздвижного шкафа. — Как себя чувствуешь? — Секунда, и Витя полностью развернулся к Ване, поправив перед этим свой парадный галстук. — Херово, честно говоря, — схватился за голову парень, — всё тело ноет, череп будто сверлом буравят. — Мужчина неспешно прошёлся по комнате и уселся на краешек кровати. Подросток и правда выглядел помятым и, в некоторой степени, даже подавленным. То ли последствия вчерашнего свидания, то ли приболел. Витя припал щекой ко лбу парня, пытаясь определить, есть ли у того температура. — Вроде бы и не горячий, — препод мягко отстранился, — я тебе чай зелёный сделал. Выпей, легче станет. — Указывая одними глазами на прозрачную стеклянную чашку с мутным содержимым на тумбочке. — Мне бы кофейку сейчас… — Промычал Валевский куда-то в одеяло. — А вот кофе тебе как раз-таки и нельзя, организм и так обезвожен, — пояснил Ульянов, вставая с кровати, — можешь душ принять, взбодришься. Одежда твоя сложенная на полке в ванной. — Диктовал инструкции Витя, надевая пиджак, который покорно дожидался своего часа на плечиках. — Голодный? Юноша промямлил что-то отрицательное себе под нос, на что мужчина кивнул и вышел из комнаты… Горячий утренний душ моментально отрезвил и воскресил душу и тело Валевского. Струйки горячей воды выводили из спячки каждую клеточку организма. Мурашки отплясывали энергичные танцы, пробегая по спине то в одном, то в другом направлении. Как же давно Ваня не принимал утренний душ. Как он вообще жил без него все это время? Вытирая мокрые волосы полотенцем, которое любезно оставил на крючке Витя, Ваня нашёл взглядом свою вчерашнюю одежду. Парень мигом оделся и вышел из ванной куда-то в направлении кухни. Там его уже ожидал Ульянов, который что-то сосредоточенно набивал в раковине. — Ну как ты? — Вопросил русич уже со своей привычной кошачьей улыбкой. — Нормально. Лучше, чем было до этого. — Рад этому. Я тебе тут макароны с сыром сварганил. Будешь? — Константинович ткнул вилкой на стоящую на столе тарелку с аппетитными и ароматным макаронами, на что Ваня только закатил глаза. — Я же говорил, что не хочу? — Ты много чего говоришь, но не мешало бы перед этим сначала подумать. — Как-то чересчур уж строго отрапортовал Витя. На него это не похоже. — Да пошёл ты! — Шикнул подросток, но послушно поплёлся за стол завтракать. — В отцы мне набиваешься? — Чай пил? — Витя благополучно пропустил язвительный вопрос мимо ушей. — Пил. — Быстрый, словно отрепетированный ответ. — Вкусный? — Вкусный. Где купил? — Поинтересовался юноша, отправляя очередную вилку с макаронами в рот. — Нассал, — до Вани даже не сразу дошло произнесённое, настолько будничным тоном мужчина это сказал. И только после того, как подросток кинул на него гневный взгляд, ответил: — Знаешь универмаг на «Троицкой»? — Ну. — Ваня смотрел на Витю насупившись, с такой серьезностью, будто они президенты враждующих стран и прямо сейчас ведут переговоры. — Там и купил. Пачка около ста восьмидесяти рублей. — Да ладно?! — Словесная перепалка наконец переросла в непринуждённый разговор между приятелями. Как же не хватало этого чувства, этой атмосферы. Ощущения, что в этом дрянном мире ты всё-таки кому-то нужен. Тому, кто проведёт свои драгоценные часы столь короткой жизни за какими-то бессмысленными разговорами. Тому, кто будет терпеть все твои выходки и язвительные шуточки. Тот, кто сделает всё так, как ты бы никогда не сделал и не подумал сам… — Часто его покупаю. Нравится мне, — говорил, уже облокотившись на столешницу, Витя. — Теперь и мне нравится, — взгляд, сомнение, — Вить? — М? — Мужчина поднял глаза. — Мы теперь… ну… типа… — У Вани путались мысли, слова попросту не складывалось в, казалось бы, такое простое предложение. — Что? — Не понял Виктор, либо же очень искусно сделал вид, что не понимает, о чем пытается ему донести этот отрок. Нет, он точно притворяется, он же не тупой. А вот Ваня для него сейчас словно птенец, который отчаянно пытается взлететь. — Ну… у нас было свидание и… мы, наверное… встречаемся? — Господи, кто-нибудь, пристрелите это создание, пока оно не расплодилось. Молчание. Ваня поднимает глаза на учителя, и ловит его недоуменный взгляд. Нет? Он что, ошибся? Блять, ну… Ване казалось, что так всё и должно быть, после того, что вчера произошло между ними… Люди ведь так и становятся парой, да? Так почему?.. Почему ком в его горле формируется, сердце болезненно сжимается, а из глаз начинают бежать слёзы. Это всё было просто так? Это не правда? Всё то, о чем мечтал Ваня перед сном вчера, обнимая Витю, и… Парень смотрит на ошарашенного мужчину. Ульянов ожидал какой угодно реакции, но не такой. Нет, он… Блять, он идиот. Виктор срывается со своего места и уже через мгновение он обнимает Ваню, говоря, что это всего лишь шутка, что он долбоёб и что-то ещё, что Ваня уже не слышит, потому что пытается привести себя в чувства. Все нормально, просто он… он не был готов к этому, он… Боялся именно этого. А Ваня снова улыбается, грозя, что засунет эти учительские шутки в его жопу и прокрутит несколько раз, чувствуя, как мужчина, извиняется, целует его, и тот напуган, но… — Так мы всё-таки пара? — Повторяет Валевский, тихонько всхлипывая. — Получается, что так. Первое, о чём подумал парень, что это всё ебанная шутка его друга, он любил шутить, хоть у него и не особо получалось иногда. — Что значит уволили? Ты ебанулся, Грей? — Ваня ещё не до конца верит в слова одноклассника, поэтому продолжает улыбаться и спокойно шагать, вполуха слушая, что там щебечет Серёга, но постепенно Валевский замечает искренность на его лице. Нет, этот парень просто не может так сыграть эмоции. Он не шутит. — Я серьёзно, там какая-то идиотская ситуация. Вроде как одна девятиклассница обвинила его в домогательствах, а он и отрицать не стал, представляешь? — Серёжа озадаченно хмурится, ускоряя шаг в темп шага его друга, не понимая почему тот так занервничал. — Но лично я вообще не верю в это, он не такой, не стал бы он с учениками спать. — Где он? — Рявкает Ваня, постепенно переходя на бег. В его сердце закрадываются странные чувства беспокойства и страха. — Кто? — Грей останавливается, глядя на друга удивлённо. — Ульянов где?! — Повторяет Иван ещё громче, надеясь, что агрессия сейчас не перерастёт во что-то другое. — Не знаю, собираться пошёл, вещи там, знаешь… — Дальше Ваня уже не слушал, пустившись в бег по коридору. — Вань! У нас урок сейчас! ///Mr Loverman — Ricky Montgomery/// Плевать на урок, плевать на всё остальное. Ваня не может поверить, в его глазах мутнеет, а его самого уже давно начало тошнить, стоит только представить картину, в которой Виктор проявляет какие-то знаки внимания школьнице. Нет, это не может быть правдой. Это просто блядская чушь. Коридоры опустели после звонка и теперь юноше не представляет труда добраться до нужного кабинета, но он останавливается, робея. Всё это ебанный пиздёж, Ульянов бы никогда… «Я тоже люблю тебя, Ваня», «получается, что так» — этот знакомый голос, знакомый тембр плавают в воспоминаниях, заставляя сердце болезненно сжаться, а глаза защипать. Сделав глубокий вдох, Ваня обращает внимание на холодное колечко на безымянном пальце его правой руки. Витя… Нет, он не может отпустить его просто так, он должен успеть. — Зайди ко мне сегодня, остался один конспект и Добби будет свободен! — Говоря это утром, Витя смеялся. Он улыбался, он был спокоен и расслаблен как обычно. Ваня не верит в то, что всё это было ложью, ни с ним. Он не мог так с ним поступить. Наконец подросток добирается до заветной двери. Тот самый кабинет, в котором всё начиналось. Место, где Ваня впервые встретил своего любимого человека. Дверь распахивается, кажется, в самой замедленной съемке из всех возможных. Но кабинет пуст. Здесь нет ничего, что бы могло напоминать о учителе русского языка, ещё вчера обучающего сотни ребят старших классов. Ничего, кроме… На учительском столе лежит лист, слишком сильно напоминающий те, что хранятся в комнате Вани. Те, что мужчина давал Валевскому десятками. На дрожащих ногах Ваня подходит к столу и это действительно оказывается тот самый конспект. Мобильный телефон тихо брякает. Особенным уведомление, которое Ваня поставил специально, чтобы быстрее отвечать на сообщения Вити, и… Сердце сжимается сильнее, из глаз сбегают первые слёзы. Он не верит в то, что видит. Это… прощание? Какого хера творит этот придурок.? Глаза быстро пробегают по напечатанным словам. Мой дорогой Ваня, если ты читаешь эти строки, то, скорее всего, меня уже нет в этой школе. В этом городе. И в твоём сердце, вероятно, тоже. Возможно, после этого ты вообще возненавидишь меня или станешь проклинать, но я не виню тебя за это. Совсем нет. Я полностью понимаю твои чувства и хорошо знаю, что значит быть «брошенным». За те недели, что мы провели вместе, я понял несколько вещей… Во-первых, мне здесь не место. Не место в этом городе, в этой школе, не место рядом с тобой. Сегодняшний случай показал это очень явственно. Ты уже слышал об этом, так что не стану слишком углубляться. Я не стал доказывать кому-то из этих стервятников обратное — смысла не было. В наше время к каждому молодому учителю-мужчине и без того относятся с подозрениями, а то, как эта девчонка, имени которой я даже не помню, на моих глазах слёзно убеждала директора в моей виновности, дрожа и всхлипывая… Всё и без того понятно. Я не хочу разбираться с этим, потому что, выискивая доказательства, они бы точно узнали про нас с тобой. Мы не слишком-то шифровались. А я не могу позволить им впутать в это тебя. Кого угодно, но только не тебя. Во-вторых, я был недостаточно честен с тобой. Я не рассказывал тебе всего. Я не доверял тебе свое сердце. Я снова и снова пытался отгородить себя от внешнего мира. Я пытался отказаться от своих чувств. Я забыл, что значит влюбиться. Забыл до такой степени, что испугался. Испугался чувств. Испугался отношений. Испугался ответственности. Я повёл себя как полный кретин и даже сейчас, оставляя это письмо на таймере я просто надеюсь, что ты поймёшь меня. Просто поймёшь, представляешь? Прости. Правда, прости, я виноват, блядски сильно виноват, и эта вина сжирает меня каждый день, начиная с того момента, как я просыпаюсь и до самой ночи, да даже во снах она преследует меня. Извини. Прости меня. Но даже несмотря на всё то, что я написал выше, я люблю тебя. За время, проведённое с тобой, я понял, что я смог кого-то полюбить так, как никогда раньше. Ты подарил мне эмоции, которых я так боялся и обходил стороной все эти годы. Я не знал, как оставить тебя, и я до сих пор не знаю… Я просто солгу, если скажу, что не плачу сейчас. Я задыхаюсь от того, что все вышло именно так. Как я могу предать того, кото люблю больше жизни? Я не знаю, когда у тебя появится возможность прочитать это сообщение, но будь уверен, что тебе не нужно пытаться что-то менять. Я прошу тебя этого не делать. Потому что я уже всё решил, я заказал билет в один конец. Улетаю сегодня. У меня есть брат, он живёт в другом городе. Он поможет мне начать жизнь с чистого листа, снова встать на ноги. Он мне чем-то напоминает тебя, к слову. Такой же странновато взбалмошный, ха. Осмелюсь просить тебя только одно. Не возненавидь меня. Нам придётся принять этот удар вдвоём. Но я уверен, что все проходит со временем. Ты забудешь обо мне. У тебя впереди вся жизнь, Ваня. Ты встретишь какую-нибудь девушку, вы полюбите друг друга, поженетесь и улетите в Париж, навсегда. Я желаю тебе лучшего. Желаю успешно сдать экзамены и поступить туда, куда пожелает твоё сердце, туда, куда оно тебя потянет. Возможно, мы ещё встретимся, а, возможно, никогда более не сможем даже переглянуться. Время покажет. Я люблю тебя, Ваня. P. S: Занеси конспекты в учительскую. Они понадобятся новому учителю. Взгляд бежит по экрану телефона, перечитываю одни и те же строки снова и снова. Нет, этого не может быть. Слёзы рекой текут из глаз по щекам, обжигая вновь и вновь. Руки предательски дрожат, челюсть свело непонятным спазмом. I'm so tired of being here Suppressed by all of my childish fears And if you have to leave I wish that you would just leave Your presence still lingers here And it won't leave me alone These wounds won't seem to heal This pain is just too real There's just too much that time cannot erase Последние строчки. Учительская. Точно. Учительская! ///Аффинаж — Ваня (Версия 2)/// Ноги Вани сами собой бегут по направлению к кабинету. Он знает, что это неправда. Он должен успеть. Он просто обязан. Парень уже не заботится о том, что все увидят его слёзы. Он не боится заявить о своих чувствах. Он не боится любви. Он любит Ульянова. Он точно это знает. Дверь в учительскую распахнулась, взору Ивана предстали несколько учителей, у которых, по всей видимости, не было уроков. Они коротали свое время за кружечкой чёрного крепкого чая и мятными пряниками, запах которых так и бил в нос. Некоторые с немым вопросам в глазах уставились на школьника, другие тут же запричитали, мол, какого черта он вламывается в учительский кабинет посреди урока и почему он, собственно, не на нём. — Иван, что-то случилось? Почему вы не на уроке? — Замурлыкала молоденькая завуч, встав со своего маленького стульчика. — Где Виктор Константинович? — Проигнорировав все вопросы, громко спросил парень, сильнее сжимая в руке телефон. — Он больше здесь не работает, Ваня, ты разве не знал? — Женщина говорила, явно пытаясь успокоить Валевского, но конкретно сейчас это стало её роковой ошибкой. — Где он?! Он должен был зайти сюда! — Голос Вани срывался на откровенный крик, он больше не владел эмоциями. — Молодой человек, что вы разорались? — В разговор влез директор. Этот противный мужчинка со своим мерзким голосом. — Он забрал свои вещи и вышел. Мы, конечно, пытались уговорить его отработать до зарплаты, но всё было безуспешно. Ага, пытались они. Конечно, он верит. Правда, дядя директор, видимо, забыл добавить, что при этом Ульянова должны были упечь за решетку, испортив тому всю дальнейшую жизнь. — Он ещё в школе?! — Уже с какой-то отчаянной надеждой выдал Валевский, мечтая услышать, что мужчина ещё никуда не уехал. — Он вышел десять минут назад, откуда мне знать, где он. В Питер собрался. Хотя я бы отправил его в другом направлении, где ему самое место… — Ваня уже ничего не слышал и не хотел слышать. Десять минут. Он должен догнать. Он не посмеет не сделать этого. Он не потеряет его. Больше ни за что… Коридор. Второй этаж. Лестница. Пролёт. Первый этаж. Выход. Крыльцо. Кажется, впереди… Кажется, впереди время остановилось… время остановилось… Ванечка, уходи! Ванечка, уходи… Дорога выходит прямо на стадион. Ваня изо всех сил бежит, чуть ли не выплевывая лёгкие. Но он готов. Он готов на всё ради этого придурка в чёрном костюме с язвительными шутками. Но он точно не готов отпустить его. Не готов его потерять. Куда? Где он? Глаза мальчика метаются из одной стороны в другую и… Вот она, до боли знакомая спина, что медленно приближается. Он что, стоит на месте? А как же Питер? Брат? Слёзы застилают глаза, парень ничего не видит. Это не может быть просто иллюзией, не может быть желанием. Это точно он. Буквально сто метров… Кажется, впереди… Кажется, впереди время остановилось… время остановилось… Ванечка, уходи! Ванечка, уходи… Дрожащие пальцы с разбегу хватают до боли знакомую рукам ткань пиджака, чей аромат так и впечатался в память. Руки смыкаются замком на груди Ульянова, который с трудом выдержал вес Вани, влетевшего в уже бывшего русича на всей скорости. Момент. Он у него в руках. Это все правда. Валевский больше не может сдерживаться. Он рыдает взахлёб в спину своего бывшего преподавателя русского языка, которого он до беспамятства, до боли в горле, до ломоты в костях, любит. — Я почему-то подумал, что ты побежишь за мной, — его голос. Это именно то, что нужно сейчас услышать ему. Это лучше всяких успокоительных и транквилизаторов. Но Ваня не может остановиться. Он захлебывается в собственных слезах и речах. Это не получается остановить… — А если бы меня здесь не было?.. — Нет. Зачем? Это какая-то чушь. Ерунда. — Нет… — С огромным усилием выдавливает из себя подросток. — Что? — Нет… Я… я… Н-не… Я не смогу! — Разрывая горло, кричит Ваня… ///My immortal — Evanescence/// Виктор аккуратно поворачивается к любимому, чтобы так и остаться в его объятиях. Секунда. Глубокий серый перемешивается с бездонным синим. Они ничего не говорят. Боятся друг друга отпустить, спугнуть, потерять… Рука мужчины осторожно берёт подростка за тонкий, как лист бумаги, подбородок. Витя припадает к приоткрытым губам Вани. Буквально несколько секунд. Всего лишь прикосновение. На на мальчика оно подействовало, как глоток воды. When you cried I'd wipe away all of your tears When you'd scream I'd fight away all of your fears And I've held your hand through all of these years But you still have all of me You used to captivate me By your resonating light But now I'm bound by the life you left behind Your face it haunts my once pleasant dreams — Красные глаза тебе не к лицу, — Подмечает Ульянов, поглаживая Ванюшу по щеке, попутно вытирая солёные дорожки, которые уже успели высохнуть. — Не уходи… Не уезжай от меня. Прошу! — Умоляет Валевский, вцепившись руками в ворот пиджака своего мужчины. Своего и ничьего больше. — Я должен. Я не могу остаться, Ваня, как бы мне не хотелось. Это опасно, в первую очередь, для тебя. — Нет! Мне плевать на всё и всех, пусть говорят то, что думают! Только останься со мной, умоляю!.. Я не смогу без тебя… — Последние слова юноша уже шепчет, уткнувшись носом в грудь любимого. — Сможешь. Ты сможешь жить так, как жил без меня до этого. Как только я разберусь со своими чувствами, я вернусь к тебе, слышишь? Я люблю тебя, Ваня. — Сейчас закрой глаза и сосчитай до десяти, хорошо? Это единственное, о чем я тебя сейчас прошу. Парень закрывает глаза. Он готов поклясться, что учитель только что улыбнулся. Он чувствует, как тот треплет его по лохматой каштановой макушке, будто бы невзначай задевая ушко… «10» Ваня открывает глаза. Перед ним, казалось бы, нескончаемый стадион, по которому школьники бегают трех километровые марафоны. Деревья шепчут что-то друг дружке, вторя лёгком весеннем ветерку, укрывая Ваню от всех этих глаз. Вдали стоит он. Ульянов Виктор Константинович. Тот, кого Ваня встретил этой весной. Тот, кого возненавидел. Тот, в кого он так крепко влюбился. Тот, с кем он сейчас расстаётся неизвестно насколько, возможно, навсегда. Он машет. Прощание. Теперь уже ничего не вернуть. Всё началось здесь и сейчас. — Я тоже люблю тебя, Витя, — одними губами произносит Валевский, маша в ответ Ульянов, которого уже не видно на горизонте. Это не последний раз. Он обещает, что скажет это вновь. Ещё раз, именно ему. Этому темноволосому дьяволу с широкой улыбкой и синими и глубокими, как океан, глазами, в которых он, Ваня, безысходно утонул.