Для тебя роза цвела

— До сих пор не могу понять, была роза частью проклятья или нет, — хмурится Алиса, глядя в книгу. — И как в итоге работало само проклятье? — Одуванчик, необязательно иметь ответы на все вопросы, — мягко улыбается Арсений, а Алиса хмурится еще сильнее — она ненавидит это детское прозвище. Когда она была ребенком, то прочла «Вино из одуванчиков» и говорила об этой книге всё лето, хотя совсем ее не поняла. Арсений ее поддразнивал, а Антон, наоборот, защищал, но называть Одуванчиком начал первым. — Обязательно, если ты претендуешь на культурную ценность, папа. Не понимаю, все твои книги такие продуманные, в них всё так логично, а эта как белая ворона. — Напоминаю, что это мой любимый роман. — Если бы ты спросил мое мнение, я бы сказала, что для фантастики не хватает обоснуя, а для сказки — собственно, сказочности, — с видом знатока говорит Алиса. Как и всем подросткам, ей кажется, что она всё знает лучше всех. Арсений искренне умиляется ее юношескому максимализму и ни капли не обижается. Разве что немного печалится от мысли, сколько дочери придется набить шишек, но это будет потом — а пока она может наслаждаться верой в свою всеобъемлющую правоту. — Так и есть, — легко соглашается Арсений. — Этот роман никогда и не претендовал на «Большую книгу», я написал его лично для себя. Удивлен, что его вообще опубликовали и что он нашел поклонников. — Как и любая квир-литература, — пожимает плечами Алиса. — Извини, — добавляет она виновато, — я знаю, что ты посвятил его папе, и он для тебя важен. — Нет-нет, продолжай кидаться какашками в мое творчество, я получаю от этого удовольствие, — иронизирует Арсений, глядя на дочь поверх очков — он для этого, пожалуй, их и носит. — Ты же хочешь быть критиком, тебе нужна практика. — Между прочим, я считаю, что как интерпретация вашего с папой знакомства это здорово. Он был невзрачным садовником, а ты метафорически изобразил его невидимкой… — Да, вот так из сеятеля деревьев становятся любовью всей жизни, — посмеивается Арсений. — А папа говорил, что ты нанял его кусты подрезать. — Конечно, — он тут же исправляется, — но и деревья он сажал. У него был большой круг обязанностей, ты же помнишь территорию поместья. Столько работы. С тем домом связаны ужасные воспоминания, но Арсений всё равно восстановил его после пожара. Теперь там маленький аккуратный домик и ужасно запущенный сад, за которым никто не следит — впрочем, как и раньше. Они всей семьей приезжают туда летом на пару недель, но на большее их не хватает: предпочитают городские джунгли. — А ты правда понял, что любишь его, спустя две недели знакомства? — У Алисы становится такой мечтательный взгляд — точно, у нее ведь первая любовь. Арсений готов собственноручно открутить этому Никите голову, если тот хоть словом обидит его дочь. — Ну, папу? — Скорее, я хотел его любить. И когда я понял, что он, возможно, погибнет, то мозг охарактеризовал это чувство как любовь. — То есть ты его не любил тогда? — уточняет она разочарованно, и Арсений вспоминает, что Алиса, в сущности, еще ребенок — как так, папа не любил папу. — Не совсем так, милая. Я, конечно же, его любил. Просто мое видение любви изменилось с тех пор, и сейчас я люблю его иначе… — рассуждает Арсений, а у дочери забавно меняется выражение лица — видно, что она не понимает. Так что заканчивает он классически для всех отцов: — Но тебе пока рано думать о таком. — Мне семнадцать, а не семь! Арсений не успевает оправдаться, потому что дверь открывается, и в комнату заглядывает Антон. Судя по росчерку синей краски у него на щеке, кто-то из близнецов опять возомнил себя да Винчи. — Одуванчик, присмотришь за мальчиками полчаса? — просит он, строя брови домиком — хотя кончик левой после пожара так и не стал расти нормально. — Па-а-ап, — Алиса корчит страдальческую мордашку, — я не хочу, Артём дергает меня за волосы, а Артур… — видимо, она не находит недостатки у самого спокойного и адекватного человека в их семье, так что выдает скомканное: — скучный. — Да брось, они уже успокоились и сели за приставку. И, напоминаю, у нас с тобой был уговор, — подмигивает Антон, заходя в комнату. Алиса, встряхнув копной темных волос, всё-таки поднимается с кресла и, взяв книгу, идет из комнаты — и Антон занимает ее место. Браслеты на его руках звенят при каждом движении: учитывая, что когда-то он не мог позволить себе аксессуары, сейчас он всё восполняет этот упущенный момент. — Какой еще уговор? — хмурится Арсений. — Что у вас вечно за секреты с ней? Антон выглядит до неприличия загадочным и точно задумал какую-то пакость, но Арсений не способен на него злиться — слишком тот сегодня счастливый. Такое ощущение, что с годами он совершенно не меняется: всё такой же красивый дурак. — Не скажу, — таинственно произносит Антон и хлопает по своим коленям. — Иди ко мне? Арсений бы с радостью, но у Антона больное колено, а кожа на бедре из-за ожогов болит, если ее натянуть. — Не пойду, у тебя колено больное. — Как знаешь. О чем болтали? — Обсуждали «Розу». Почему ты Алисе сказал, что подрезал кусты, когда работал садовником? — поднимает он брови, не двигаясь с места, и тогда Антон сам подсаживается к нему на диван, притирается сразу вплотную. Время идет, а понятия личного пространства у него так и не появилось, хотя это Арсению нравится. Или, может, привык: теперь уже не различить. — А надо было..? — Что сажал деревья. — Одно другого же не исключает. Как ты помнишь, у меня был весьма широкий спектр обязанностей, включая, так сказать, вскопку и вообще более глубокий фронт работ. Арсений закатывает глаза, но позволяет себя обнять. — Ты не ответил про секреты, — нудит он. — Я пообещал ей, что если она будет вести себя хорошо, то мы отпустим ее в субботу к подружкам. — Ну ладно. — На ночь. — Что? — Арсений выпутывается из объятий и гневно смотрит на Антона — но на нем это вообще не работает. У Арсения нет на него ровно никаких рычагов влияния, не считая комплиментов: если сказать «Ты красивый», тот сразу смущается, как восьмиклассница на дискотеке. — Да не бузи, Арс. Они устроят пижамную вечеринку, посмотрят сериалы. Пацанов Ира к себе заберет. А мы с тобой тоже устроим пижамную, — он играет бровями, — вечеринку и посмотрим «Бруклин 9-9». Ты же его любишь. К своему стыду, Арсений и правда его любит. Сам не понял, как к концу первого сезона этот сериал перешел из категории «какая тупость» в категорию «я сейчас умру от смеха». Помнится, впервые они посмотрели его целиком, когда Антона только-только выписали из больницы. Целый месяц ничего не делали, тупо валялись в постели, уткнувшись в ноутбук и лишь иногда прерываясь на осторожный секс и еду из доставки. — Что если это не милые девичьи посиделки, а сумасшедшая вечеринка с мальчиками? — Она умная девочка и не наделает глупостей. И Никиту я знаю, он отличный парень, а Алиса ему реально нравится. — Но они встречаются всего полгода. Мало ли к чему их приведут подростковые гормоны. — Я дал ей презервативы. — Антон! — Всё-всё, — смеется Антон, чмокая его в щеку, — прекращай. Уверен, всё будет в порядке. А если что случится, ты берешь ружье, я — мачете, и мы идем мочить плохих ребят. Антону с его шрамами от ожогов, конечно, только в боевиках и сниматься: можно представить, что тот получил их в жестокой битве с террористами. Хотя Арсений его шрамы, разумеется, любит и без лукавства считает красивыми. — Антон, у нас нет ни ружья, ни мачете. — Возьмем игрушечные у близнецов. — Ты идиот, — фыркает Арсений, но, не выдержав, улыбается. — Но я тебя всё равно люблю. Антон, растаяв от эмоций, лезет целоваться — а Арсений охотно отвечает и думает: совсем необязательно иметь заколдованные розы или быть невидимым, чтобы жизнь была похожа на сказку.