Прекрасное, почему ты так далеко?

***

      Тело ватное. Она чувствует, будто слилась с кроватью и превратилась в одеяло. Чтобы развеять свой полусонный бред, еле-еле разлепляет глаза. А нет… Все та же Ева. Только обстановка непонятная, ах да, она же ночевала сегодня у Ренаты. Стоп… Она ночевала сегодня у Ренаты! Ладно, к этому долго еще придется привыкать, а пока… Хлопотина теряется в догадках, что ей сделать. Может, зайти в спальню к Ренате и оповестить о своем пробуждении? А если это неприлично? А если та еще спит? Можно, конечно, тихо смотаться в общежитие. Боже, как будто сбегает после неудавшегося секса.       Хлопотина медленно садится на кровать и смотрит на свои ноги. Ее пальцы обхватывают ляжку, но та еще не такая тонкая, чтобы это сделать. Это заставляет Еву злиться. Она просто хочет быть худой. Сколько уже можно безвылазно сидеть на этих дурацких диетах и пребывать в полуобморочном состоянии? Надоело! — Доброе утро, — произносится откуда-то сверху, и Ева поднимает голову, наблюдая за преподавательницей. Рената Сергеевна как всегда идеальна: причесана, собрана. Это у Евы несмытый макияж обезобразил лицо, волосы взъерошились, одежда помялась. Да уж, не в таком виде ей хотелось бы предстать перед дамой своего сердца. Стало как-то неловко, девушка начала машинально приглаживать свои волосы, но вскоре успокоилась. — Утро добрым не бывает, — ответила студентка, смотря на то, как преподавательница уже в который раз облокотилась о косяк этой злосчастной двери. — Завтракать будешь?       Студентка начинает нервничать. Отказывать неудобно, но не отказывать нельзя. Потом опять будет винить себя за проявленную слабость. Так что девушка с какой-то излишней флегматичностью качает головой, отмазываясь, мол, завтракать не любит. — Ужинать и обедать, я так понимаю, тоже? — Спрашивает старшая, начиная подходить к девушке. Она садится рядом с ней, закинув ногу на ногу. Ева начинает напрягаться, чувствуя подвох. Здесь что-то не так. Но вот что? — Ты тут обронила, не объяснишься?       Дунаева невозмутимо достает пластинку с капсульными таблетками и кладет ее прямо перед носом студентки, начиная внимательно изучать реакцию той. Это действительно таблетки, принадлежащие Еве. Она метнула свой взгляд в сторону джинсов, в которых они лежали и начала понимать, что, скорее всего, когда девушка повесила их на стул, таблетки предательски выпали из заднего кармана. И ладно бы это были обезболивающие или какие-то успокоительные. Но это лекарство с анорексигенным свойством. Данное свойство позволяет подавлять аппетит. Конечно, такие лекарства не продаются без рецепта, но Ева находит в интернете людей, которые перепродают эти таблетки, и покупает у них. Это довольно рискованно: покупать не пойми у кого лекарства, но ее это почему-то не заботит. Зато сейчас ее очень заботит и излишне беспокоит вся эта сложившаяся ситуация. Рената открыла то, что было спрятано за семью замками. Она узнала о том, о чем не знал никто из даже самых близких. Рената настолько просто раскрыла студентку, что та злится. Ей неприятно. Оно и понятно, кому приятно, когда в твоем сокровенном роются без разрешения? — Вам-то какое дело, — как-то по-хамски отвечает студентка. Голос почему-то куда грубее, чем она предполагала. Грубее, чем ей хотелось. Ей кажется, что таким образом она пугает англичанку, но это не так. Дунаевой совсем не страшно.       Ева не успевает ничего осознать, когда преподавательница садится на ее колени, лицом к лицу. Ее преподавательница садится на ее колени, черт возьми! Рената заправляет ее выбившиеся пряди за уши и делает это так нежно, что Ева больше не сердится. Она даже не помнит, что секунду назад ее в чем-то уличили, что секунду назад ей было очень страшно и тревожно. Теперь ей не страшно, но спокойствия никакого нет. Что Рената задумала на этот раз? Когда она перестанет быть такой непредсказуемой и непонятной? — Мне научить тебя манерам? — Спрашивает старшая, взяв в свои пальцы подбородок девушки. Они смотрели друг другу в глаза, как будто пытались что-то спросить, но, по правде говоря, сами не знали своих вопросов, а уж тем более ответов на них.       Вопрос англичанки заставляет фантазию Евы разыграться. И хоть спрашивала старшая довольно строго, Хлопотина не может сдержать улыбки. Ее руки обхватывают талию старшей, и она боится, что та эту невольность отвергнет, но Рената позволяет до нее дотрагиваться. — Попробуйте, — отвечает студентка запоздало. — Но у вас ничего не получится.       Хлопотина безнадежна. Она как неисправный механизм в каком-то производственном цикле, как заводская поломка, из-за которой случаются аварии. Сбой в системе компьютера, которому не помогают многочисленные перезагрузки. Ева считает себя грубой ошибкой в природе, после которой уже ничего не будет как прежде. — Это еще почему? — Рената кладет свои локти на плечи собеседницы, но все также пронзительно изучает ее глаза. — Я вообще без тормозов, — коротко отвечает девушка и впивается в губы старшей. Ей плевать. Пусть та делает, что хочет. Терпеть больше невозможно. Наверное, Дунаева тоже устала терпеть. Иначе как объяснить то, с какой страстью она обхватывает губы Евы снова и снова. Руки Хлопотиной машинально сжимают талию преподавательницы, и это заставляет ту улыбнуться сквозь поцелуй. — Ничего, я припаркую, — отрываясь от несколько опухших губ студентки, произнесла старшая. Рената взяла Еву за запястья и завела их ей за спину, продолжая горячо и страстно целовать девушку. В какой-то момент, не отрываясь от губ, ее руки забрались под футболку студентки, пытаясь ту с девушки снять. Это напугало Хлопотину, потому что свое тело она не любила. Ей не хотелось, чтобы Рената видела ее, поэтому она резко отстранилась.       Она была без бюстгальтера, поэтому, если снять футболку, то откроется все. Ей казалось, что у нее маленькая грудь разного размера, что живот совершенно не плоский, а больше похоже на неприятное слово «пузо». Каждый сантиметр ее тела было ею не любим. А Рената другая… У нее очень красивая фигура с выраженной талией. Хлопотина уверена, что такой девушке нужны соответствующие варианты, и когда она увидит тело Евы, то сильно в ней разочаруется. А даже если не покажет вида, то та ей ни за что не поверит. Все про себя она сама знает. — Что такое? — Заинтересованно спрашивает Рената, слезая со студентки, что вызывает у той разочарованный вдох. Ева смотрит на старшую, а затем ложится на ее колени. Дунаева, как будто только этого и ожидала, начала перебирать волосы девушки и едва заметно гладить по голове.       Ева не знает, как собрать мысли воедино. Как рассказать обо всем Ренате. Она боится, что ее засмеют, что ее проблемы обесценят. Мол, ерундой не занимайся. А Хлопотина, быть может, и рада не заниматься, а что она сделает, если по-другому жить не может? Откуда эти комплексы? Сказать сложно. Девушка никогда не подвергалась буллингу. В школе в нее не тыкали пальцами с грязными и унизительными оскорблениями. Более того, ее никогда не называли толстой, страшной и уродливой. Никому не было дело до ее внешности. И Еве очень повезло. Правда, она все равно погрязла в своих комплексах. Наверное, это все началось в подростковом возрасте неслучайно. Тогда девушка остро нуждалась в родителях, видимо, пыталась привлечь внимание всеми возможными способами. Она сидела на диетах, потому что не могла кричать с просьбами обратить на нее внимание. Ей казалось, что не нужна она своей семье потому, что недостаточно хороша. И никто и никогда не пытался убедить ее в ошибочности собственных идей.       Ева — жертва необоснованных гипотез. — Я некрасивая, — только и говорит девушка. Она знает, что ее сейчас будут убеждать в обратном, поэтому хочется исчезнуть. Даже если все люди этого мира скажут Еве, как она прекрасна и красива, то ей это совершенно не поможет. Хотя бы потому, что больше всего на свете она желает услышать одобрение от других людей, от которых никогда этого одобрения не услышит. — Почему? — С неподдельной теплотой спрашивает старшая, чем удивляет девушку. Хлопотина не понимает, как отвечать на этот вопрос. Почему она так считает? Почему она некрасивая? Почему в ее голову лезут идиотские мысли?       Ева не знает, что говорить, от того и молчит. Если начать перечислять, что ей в себе не нравится, до вечера можно не закончить. Она бы хотела длинные, худые ноги. Такие тонкие, чтобы можно было обхватывать пальцами ляжки. Такие, соединив которые, был бы приличный просвет. Ей бы хотелось длинные пальцы, пухлые губы, густые брови, тонкую талию, ровные зубы. Ева хочет весить сорок пять килограмм. Ева хочет, чтобы ее кости выпирали и привлекали внимание, чтобы окружающие восхищались ее красотой и спрашивали, как такого та добилась, а Хлопотина лишь равнодушно пожимала бы плечами, лгав, что просто такой родилась. Хочется густых, пышных волос, а лучше кудрявых. Можно еще необычный цвет глаз и упругую попу. Парадокс весь в том, что кто-то, имея все из перечисленного списка желаний студентки, хочет от этого избавиться. Потому что на самом деле мы сами решаем, что красиво, а что нет. Природа создала нас всех разных, чтобы подчеркивать индивидуальность каждого, а не чтобы оборачиваться на других и вечно сравнивать с собой. Но всего этого Хлопотина не понимает. Хотя, может, и понимает, она же не глупая девушка, просто ей не хочется это принимать. — Расскажи мне все, — просит Рената, так и не дождавшись ответа на свой вопрос. Видимо, они обе мысленно сошлись на том, что вопрос был риторическим. Хотя, это, конечно, не так. — Это долго. — А мы никуда не торопимся, — все также перебирая волосы студентки, которая все еще лежит на коленях, напоминает Дунаева.       Ева немного задумывается. Рената просит рассказать «все», но не уточняет, что входит в это «все». Просто рассказать о себе? О своей жизни? О диетах? Ей хочется поведать свою историю, но она не уверена, что Дунаева будет хорошим слушателем, что ей будет интересно. Преподавательница скорее всего заскучает уже после десяти минут ее рассказа и попросит остановиться. Это обиднее всего. Лучше тогда вообще не начинать копаться в этом всем, чтобы потом не мучиться от недосказанности. А ведь иногда нам всем так хочется вылить все то, что накопилось в душе… — Ладно, но, если вы хотите знать все… В общем, это самое все начинается еще до моего рождения…       Хлопотины Наталья и Георгий — молодая и счастливая пара. Свадьбу в поселке нельзя устроить какую-то слишком шикарную, но народу было достаточно. Уже тогда молодоженам желали как можно скорее обзавестись детьми. Они-то и не против были. Поэтому через год после свадьбы, Наталья узнает о беременности. Это был запланированный и долгожданный ребенок. Им по двадцать три, но в душе они все еще озорная молодежь. Им кажется, что они будут на одной волне с ребенком, поэтому их совершенно не волнуют комментарии в свой адрес, аля: «А не рано ли?». Всем не угодить же. Одни говорят рано, другие поздно. Главное, что они довольны. Им было не важно, кто родиться, какого цвета у него будут глаза, волосы, сколько родинок на теле, и какому делу он посвятит жизнь. И вот, проходит десять месяцев, на свет появляется их первый ребенок — сын. — Твой старший брат? — Уточняет старшая.       Ева медлит с ответом, потому что никогда не ассоциировала этого ребенка со своим старшим братом. Более того, она никогда его так не называла, хотя по сути, он действительно ее старший брат. — Типа того.       Конечно, им было тяжело первое время, как и любимым родителям, но они были счастливы. И они справлялись. В своем сыне души не чаяли. Год за годом, мальчик отмечает свое трехлетие. Празднование происходит на местной речке. Шашлыки, жара, посиделки с друзьями. В какой-то момент, когда уже выпившие взрослые отвлеклись на секунду, выясняется, что пропал мальчик. Чуть позже его тело найдут в речке. Он утонул.       Рената внимательно слушает речь студентки, которая остается ровной. Кажется, будто это страшное событие ее нисколько не задевает. Понять можно, мальчика этого она не знала. Историю ей, видимо, рассказали. — Знаете, моя бабушка говорила, что после того дня моя мама навсегда поменялась. Да и отец. Это их поломало, они больше никогда не были беззаботными и счастливыми, — Ева вновь говорит это легко. Как будто родителей ей не жаль, как будто…они совершенно ей чужие люди.       Родители, конечно, с ума сходили от горя, потому что сына своего очень любили. Оно и понятно, всякий адекватный родитель любит своего ребенка. В таком ритме они прожили год. А затем, всякие полоумные советчики начали им говорить о втором ребенке. Беда была в том, что они к нему не были готовы. В том смысле, что еще не до конца пережили потерю, но им вдруг показалось, что это может помочь. В конце концов, нельзя же теперь всю жизнь убиваться, надо идти дальше. Наступление беременности их обрадовало, не слишком, конечно, но все же. Они были еще уверены, что родится сын, да и на узи им то же самое сказали. Почему-то дочку не хотели. Наверное, на подсознательном уровне они не мальчика хотели, а вернуть своего покойного сына. Только это, к сожалению, невозможно. — Ну, а потом я надоела своим предкам, и они не придумали ничего лучше, как сплавить меня бабушке. То есть, они не отказывались от меня юридически, просто жила я не с ними, да и не общались мы.       Какое-то время стояла тишина. Ева прикрыла глаза, наслаждаясь мягкими прикосновениями. Ей так нравилось, когда нежная рука Ренаты гладит ее, что, когда та перестала, студентка сама взяла ее руку в свою и поднесла к своей щеке. Дунаева, поняв намек, вновь погладила девушку по щеке. У старшей было слишком задумчивое лицо, словно она что-то анализировала или пыталась вспомнить. На деле, и то, и другое. — Когда ты начала худеть? — Спросила преподавательница. — Месяц назад, — немного неуверенно отвечает студентка.       Рената несколько нахмурилась. Воспоминания одни за другим всплыли в ее голове. То, чему раньше она не придавала значения, сейчас важная деталь для общей картины.        Еве было очень плохо, невероятная слабость, хотелось спать. Девушка села на пол, закрывая лицо руками. Она слышала, как стучит ее собственное сердце, это пугало. — Хлопотина, что с вами? — Раздался голос откуда-то сверху.       Это случилось еще в сентябре, в самом начале. Сейчас январь. Все факты против Хлопотиной, она не может увлекаться диетами с декабря. Если вспомнить, та постоянно избегала общих походов в столовую, плохо себя чувствовала да и вела себя странно. Все это было с ней с самого начала учебного года. О каком месяце может идти речь? — Хлопотина, я так не люблю, когда мне лгут.       Ева ничего не успевает ответить, потому что ее спасает звук мобильного телефона, который, как потом выяснится, вовсе не спасает, а наоборот подставляет. Мобильник валялся около подушки, Ева хотела сесть, чтобы его взять, но Рената ее опережает. Берет в руки устройство, быстро читает имя звонящего и нажимает на кнопку вызова. Ах да, она еще и громкую связь включила. Хлопотину, конечно, сковал шок. Она быстро заморгала, а затем попыталась выхватить телефон у старшей, но та все ее попытки пресекла, вновь уложив на свои колени. — Ева, твою мать, ты ничего не хочешь мне сказать? — Враждебный голос Закировой ничего хорошего не предвещает. Черт, Ева вчера даже не предупредила Надю, что ночевать в общежитии не будет. Черт, как-то некрасиво получилось, они вроде как подруги.       Рената подносит телефон ко рту Евы. Ей не меньше Нади интересно, как сейчас будет отмазываться студентка. Ева вновь пытается выхватить телефон у преподавательницы, но попытка уже в который раз проваливается. — Але? Ты здесь? — Так и не дождавшись ответа, интересуется Надя. — Здесь я, чего тебе? — Нервно спрашивает Хлопотина. Она даже не знает, как сейчас будет оправдываться перед соседкой. Проблема вся в том, что Дунаева-то все слышит, даже больше, внимательно слушает. Зачем так издеваться над Евой? Никакого милосердия в Ренате, разумеется, нет. — Я говорю, где ты шлялась всю ночь? Я звонила, как проклятая. Идешь трахаться — окей, но мне можно было сказать, я же переживаю! — Надя возбужденно тараторила, по ее энергии можно было понять, что ни черта она не переживала, позвонила пару раз, да и легла спать.       Ева каким-то очень жалким взглядом смотрела на преподавательницу, как будто прося о помощи. Та лишь хитро улыбнулась и отрицательно помотала головой, мол, нет, моя дорогая, выплывай сама. — Надь, я приеду через часик, все нормально, — пытаясь со скользнуть с неудобной темы, произносит девушка. — Нет, я хочу знать, где ты была и с кем трахалась.       Ева вновь смотрит на Ренату Сергеевну, которая прищурилась и сосредоточенно закусила губу. И выглядит она сейчас настолько красивой, что Хлопотина невольно начала любоваться ею, в который раз забывая, что на том конце провода ждет раздраженная Надя. — Надь, я ни с кем не трахалась, отъебись, говорю же — скоро приеду. Все пока, — Еве наконец удается перехватить телефон. Она тут же отключает звонок и бросает устройство на другой конец дивана. Ей не хочется вставать с Ренаты, лежать на ней очень удобно. Но что поделать, стоит действительно ехать в общежитие. В гостях хорошо, а в общаге в сто раз хуже.       Ева встает с Дунаевой и садится рядом. Ей надо как-то свалить, но делать этого не хочется, да и она не знает как. Но оставаться у Ренаты не предоставляется возможным. Да, между ними довольно странные отношения, они страстно целовались, но все равно пока чужие друг другу люди. — Какие плохие слова ты говоришь, ай-ай-ай, — девушка поучает младшую, что вызывает у той улыбку. — Вы, кажется, хотели научить меня манерам, так что я сразу показываю свои слабые места. — Да, я займусь этим как-нибудь.       Хлопотина замечает, что у англичанки какая-то грустная улыбка. Кажется, ее что-то беспокоит, вполне возможно, это что-то напрямую касается Евы. Та, кстати, совсем не дурочка, понимает, что надо оставить преподавательницу наедине со своими мыслями, дать ей время все обдумать. Так что причин для того, чтобы уехать теперь на десяток больше. Это мотивирует Еву подняться с дивана и сообщить о своем уходе. Рената предлагает студентку подвезти, но та наотрез отказывается. Не хватало еще этими неловкими поездками окончательно испортить настроение. Правда, о принятом решении приходится пожалеть. Как только Хлопотина выходит из подъезда, до нее доходит осознание, что она, черт побери, абсолютно не знает, где находиться. Такси позволить себе не может, приходиться опрашивать каждого второго прохожего, восемьдесят процентов из которых никогда не слышали про необходимую девушке улицу. И все-таки, спустя мучительное количество времени Ева добирается до пункта назначения на трех автобусах.       Заходя в комнату, Ева замечает, как Надя готовится вскочить с кровати, яростно вскинуть руками и засыпать бедную вопросами, но Хлопотина опережает соседку. Она вытягивает вперед правую руку, призывая ту помолчать. — Надя, ты даже не представляешь, где я сегодня ночевала.