сдавайся

Крепкие руки Диего на женской талии вдруг предательски начинают дрожать, как у влюблённого подростка: он едва ли не вздрагивает от этого прикосновения, не обернувшегося пощечиной, и таким Диего предстаёт перед Аделаидой впервые. Тяжёлое дыхание и прерывистые вдохи. На губах Диего приятным хмелем оседает выплеснутый Аделаидой кьянти, сигналя о неудачной попытке побега. Ещё одна капелька стекает по скуле, а от бравады великого и ужасного Диего де Очоа не остаётся и следа: ну же, бери и побеждай, всё как вы любите! Аделаида не знает, кто первым нарушает дистанцию, льнёт к губам с выдержанной временем страстью на мгновение помутившегося сознания. Выкрадывает драгоценные секунды желания… А затем быстро отстраняется, упираясь ладонью в его вздымающуюся грудь. Кстати, о пощёчине. Шлёп! Со всем отчаянием бьёт его, а сердце заходится в таком бешеном темпе, который и не снился танцорам фламенко, что вот ещё секунда, другая — и её прорвёт бесконтрольными рыданиями, потому что объяснить этот порыв самой себе она не может. А он мужественно терпит и это наказание, и губы его опасно ползут в широком оскале, разве что рычания утробного не слышно: Диего держится из последних сил. — Ауч, — только и выдаёт он, с откровенной насмешкой смотрит сверху вниз, все ещё держа в руках свою сбежавшую невесту. Отгораживает от неприятностей собою, подставляет любому врагу спину. — Ну что, снова убежишь? Спасать народ и сопротивление от кровожадных покойников? Или позволишь хотя бы раз спасти себя? — Ты!.. Ты готов рисковать горожанами, ради чего? Власти?! Для чего тебе эта власть, если не кем будет править? — Аделаида бьёт его кулачками в грудь, отталкивая; а Диего хоть бы хны, напирает каменной скалой, преграждая пути к отступлению. Разговор будет закончен тогда, когда он так решит, больше не будет гоняться за ней и строить планы ловушек. У Диего морщины прорезают глаза, теряясь на фоне шрамов, и он достаточно повоевал за свою жизнь, чтобы дать своей любви ещё от силы пару шансов. — А для чего мне власть, если её не с кем разделить? Диего понимает, что, если она убежит сейчас, встретиться им придётся не скоро: Аделаиду вечно ждут дела, люди и духи. Аделаиду тянет к свободе во всех её проявлениях, а тирания Диего де Очоа ей противна с самой первой встречи. Но он не может перестать думать о ней все эти годы, не может выбросить эту строптивую девку из головы, не может заглушить память о ней случайными связями с сеньоритами из высших кругов, её губы преследуют его даже в постели с проститутками на Тортуге, и это похоже на помутнение рассудка больше, чем на слепую влюблённость. — Вот то, о чем я говорил. Ты думаешь, магия спасет тебя от всего, но ты обладаешь куда более сильной властью, чем эта. Ты не видишь, Аделаида, какой властью надо мной обладаешь. Я уже сказал, что ты можешь обуздать мою неуёмную мощь. И я могу, хочу помочь тебе, только не убегай сейчас. Ты же этого сама не хочешь. — Мы сможем победить в этой битве? Вместе? — На выдохе спрашивает она, касаясь свободной рукой его поясницы. Ведёт ею чуть ниже, к набалдашнику кинжала, готовясь атаковать в любой момент, как только почует подвох. Незаметно для себя начала играть по его правилам, отвечая покорностью. Неужели поверит, если он скажет «да»? «— А были ли у тебя поводы ему не верить?» — Рационализирует призрачная Аделаида. Та самая Аделаида, которая оставила после себя красный мундир на плечах и разъедающие мысли о собственной ошибке. Когда гвардейцы прервали тревогой их беседу, она почти дошла до этой мысли: Диего никогда не врал ей и не обещал того, чего не мог дать. Он обещал владеть ею, и пускай физически они не были близки, он все же заполучил её в жены. Он мог убить её или позволить умереть тысячу раз, но он запрещал приспешникам даже делать ей больно. Диего делал все, чтобы добиться своей любимой. А то, что он в неё влюбился окончательно и бесповоротно, он понял, рассматривая кровавую рану на лице и укоряя себя за несдержанность. Аделаиде не нужно было доказывать ему свою силу, зарабатывать пиратскую репутацию, чтобы добиться уважения. Шрам на половину лица, оставленный ею тогда в спальне, сделал её самой важной женщиной в его жизни. Женщиной, которую он защищает даже тогда, когда она угрожает ему мечом и саблей. Которую хочет защитить одним известным ему способом — золотой клеткой. И Аделаида понимает вдруг, что винить его за это неправильно. И что при таком раскладе вся ответственность за неё саму — в её же руках: — Но эта магия сильнее нас! Мы люди, нам не хватит сил даже с помощью духов выстоять. Я ещё недостаточно сильна… — Вся сила идёт от эмоций. Джонс питается твоей слабостью. Вместе с моей магией мы сможем подчинить эту силу и выстоять! «Мы попробуем все известные в мире виды страсти». Чёртовы воспоминания, прочь из головы! Враг, Диего враг… Она прикусывает нижнюю губу, сдерживая очередное ругательство. Он наклоняется ближе, шепотом угрожая расправой: — Или можешь ударить ещё раз и посмотреть, что из этого выйдет. Ты знаешь, как меня заводит твоя непокорность! — Диего медленно ослабляет хватку, отпуская запястье. От его слов у Аделаиды вдруг начинают подкашиваться коленки. Как его бархатный низкий голос обволакивает барабанные перепонки, а дыхание с привкусом кьянти (на кончике её языка этот вкус отдаёт покалыванием градусов) забирается во все рецепторы обоняния, спутывая мысли в кашу. За плечами Диего возникают его духи, перстень светится, источая магию. Аделаида закрывает глаза всего на мгновение, призывая на помощь своих духов. — Кто я для тебя — средство или цель? — Шепчет в ответ, распахивая глаза и сталкиваясь с его дымчато-серыми глазами, прожигающими её насквозь какой-то потусторонней, дикой страстью и неистовым желанием. — Так приятно совмещать. — Иронизирует он всё с той же ухмылочкой победителя, не собираясь отдавать победу так легко, ведь он знает, что это не то, что Аделаида хотела услышать. — Может, уже зарежешь, моя неприступная королева? Аделаида тут же выныривает из водоворота мыслей и сомнений, вспоминая, что держит руку на его поясном кинжале, и это снова будто удар по самооценке: неужели она становится (всегда была) настолько предсказуемой для него? Неужели… «—Ты веришь ему?» / «—Ты веришь ей?» — В унисон внемлют духи на ухо каждому. «—Отдай приказ, повелитель.» / «—Только прикажи, госпожа!» — Духи готовы к бою, но напряжение между ними висит в воздухе, заряжая человеческие тела хтонической энергией. «—Ты хочешь его?» — Загадочно отзывается Мезо, подталкивая Аделаиду ближе. «—Ты хочешь её.» — Констатирует кровавая Королева. Аделаида медлит — и это всё, что ему необходимо было знать о ней, о её метаморфозе с той первой встречи, когда строптивая девица готова была зарезать жениха любым, даже столовым, ножом, и вырваться, упорхнуть к желаемой свободе. Она не вырывается, и магия в них гальванизируется так, что становится трудно и жарко дышать. Всё это время Адель играла с ним, прикрываясь местью и ненавистью за старые обиды, за огонь, которым он напугал её, обжёг, и с которым она примирилась в своей душе, соблазнившись Бароном Субботой (у них с Диего было что-то общее, ловит она себя на этой мысли совершенно спонтанно). С последним же ей более, чем понравилось. Просто признайся сама себе: мальчишки хороши так же, как и холодные капитаны, но её неуёмная энергия нуждается в достойном, равном противнике. Ком-то, кто смог бы дополнить её, как фрагмент собранной ею карты, кто не стал бы обуздывать и соблазнять… Диего не нужны заискивания и приставания, моменты уединения, чтобы делать шаги. И он сделал то, что Аделаида совершенно не ожидала от него: он бросился спасать её от мертвецов, рискнув собственной шкурой, когда она снова обидела (бы) его. Она ещё не убежала лишь потому, что потом будет ненавидеть себя за то, что не позволила ему вести в этой, одной им понятной, распаляющей игре: «Если ты не поддашься своим инстинктам, то будешь самой отвратительной ведьмой из всех». Трусихой. Или нет?.. Он так хорошо её изучил, даже не будучи рядом и не бороздя с нею океан и Карибский бассейн. Диего отошёл от своей стратегии завоевателя только потому, что… Почему? Почему, морской дьявол его дери, он не домогается Аделаиду и в этот раз, в этой коморке, в этом уголке замка, где нет ни единой живой души?! Или, может, это все же была она… Она его поцеловала минутами ранее. Сама. Первая. Может, уже пора перестать быть такой серьёзной и дерзкой, как говорили Мама и Барон? Злость сильна, но радость и счастье сильнее. Счастье в том, чтобы следовать своим желаниям. А её желание сейчас — в руке, неслучайно соскользнувшей с клинка Диего, змейкой поползшей вниз… Его резкий, но тихий стон перекрывается её рваным вдохом. Аделаида сжимает пальцы промеж его ног, сминая дорогую ткань брюк, и его (её) кольцо не просто светится, но теплеет. Мерзкие звуки мертвецов, ломящихся в дверь, словно растворяются в воздухе с посмертным рыданием. Аделаида сумела укротить льва, погладив против шерсти. — Моя девочка… Как долго я хотел добиться твоего признания. — Мурлычет мужчина, чуть толкаясь бёдрами вперёд, ещё ближе к её руке. Дикий лев превращается в послушного котёнка. «Возьми своё.» — Произносит дух инквизитора в затылок Диего и испаряется, уносится прочь, на улицы Санта-Доминго. «Отпусти контроль!» — Советуют Добрые духи, толкая Адель в спину прямо в руки диктатора, и улетают следом за соратниками. — И много же я потеряла, сбежав от супруга? — Сейчас и узнаешь! — Победно восклицает Диего и кладёт руки на девичью шею, одним шагом оттесняет в сторону, врезаясь вместе с Аделаидой в шкаф с посудой. Домик для слуг — не самое удобное место для этой страсти, но для прелюдии сгодится. Она прекрасно помнит его условие. И потому ловко освобождается из пут его рук и, хищно улыбаясь, отвешивает новую пощечину. Диего рычит разъярённым зверем, не оставляя шанса на спасение и побег, а ведьма бросает очаровательно-дерзкое: — За ту размалёванную сучку в моей спальне! И это последнее, что она успевает сказать в своё оправдание, потому что Диего грубо хватает её за талию и зарывается другой рукой в волосы, отбрасывая в сторону эту дурацкую шапку прислуги, спешно распутывает причёску. Диего на вкус как терпкий алкоголь и запретный плод, который за всё это время так и не вкусила. Он с талии перемещает пальцы всё выше, обхватывает грудь широкой ладонью и, наконец, горячо целует в губы, забирая её последний вдох. И Адель растворяется в его страсти, хватается руками за крепкую спину, плечи, обнимает в попытке удержаться, когда Диего подхватывает её за бёдра, усаживая себе на пояс — и ведёт, ведёт все дальше, вглубь этой комнаты для прислуги, ставшей спасением от мертвецов. Аделаиде хватило бы и каюты, так что размеры комнаты не играли роли и расплывались в одно большое размытое пятно. Диего же любит комфорт, и от того на душе как-то весело: и здесь смогла его одолеть! Он усаживает её на стол, нащупывая под тканью юбки подвязки и чулки, раздвигает ноги шире, позволяет Адель обхватить ими себя и притянуть к своим губам за воротник шикарного костюма. В отражении её глаз — Диего, под подолом чёрной юбки костюма прислуги — его руки… — А ты ревнивая, любовь моя. — Саркастично замечает он, больно сжав голую ягодицу. — Нисколько! Просто иметь тебя могу только я. — Колкость в ответ на колкость, вот что он так любил в ней! Глаза добреют, но не теряют своей демонической магнетичности (Диего не нужно продавать душу дьяволу или становиться лоа, чтобы иметь эти дьявольские глаза цвета тумана и тащить её за собой на дно). Пользуясь секундной паузой, Аделаида впервые просит его: — Повтори. Скажи это снова. Брови на мгновение сводятся к переносице, когда Диего пытается понять, что конкретно нужно сказать, но безупречная интуиция охотника как всегда не подводит: — Люблю тебя? Я люблю тебя, — Повторяет он своё (какое же по счету?) признание, усмехаясь, и впивается губами в смуглую от долгого солнцепека женскую шею. Языком ведёт ниже. Рвёт корсет, когда не справляется со шнуровкой (особо и не пытался), срывая чужой разгоряченный вдох и сбивая громкое дыхание, обводит поцелуями ключицы. — Я хотел сделать тебя своей, я хотел раскрепощать тебя, будить твоих демонов, Аделаида… Хотел, чтобы ты знала, что принадлежишь мне, и не хотела никого больше. — Сбивчивое дыхание мужа обжигает её голую грудь, и Адель в ужасе оттого, насколько это хорошо, чертовски хорошо, для заклятого-то врага, а её томные вздохи всё более походят на тихие, молящие всхлипы, требующие продолжения и интенсивности. Ненасытная — этим удивляет его ещё больше. Не знает, куда деть руки: Диего занимает всё личное пространство, заполняет своей энергетикой каждый сантиметр комнаты и тела, оставляя девушку тряпичной куклой обмякать под его ласковыми пытками. И, зажав губами сосок, Диего, наконец, поймал этот стон — долгожданный и такой желанный (вожделенный) — и углубил свою пытку, едва войдя в Адель двумя пальцами. — Ах! — Если бы ты не остановилась тогда, в каюте на маскараде, любовь моя, я бы тебя узнал. Из всех гостей я выбрал тебя даже несмотря на маску. — Этот черт останавливает поцелуи, переключая все внимание на звуки его голоса и уверенные пальцы. Адель кусает губы, хватается ручками за его шею, волосы, но удаётся только скинуть его шляпу. На фоне Диего — Аделаида всё та же неуверенная девчонка. Но Диего умный, Диего тактик, и он добивает её, разрушая последний барьер недоступности: — Ты бросила меня наедине с самыми грязными фантазиями, — в голосе прослеживается нотка обиды за галеон. — А та барышня лишь завершила твою работу. Я даже не помню, как её зовут. — Это одновременно и льстит, и будит новую волну ревности. — Но ты ведь и сама не была верной жёнушкой, так? Но я тебя прощаю. Так даже лучше: не придётся быть нежным. Ему будто нравится, что его невеста уже опытная девушка. Женщина. Может, ему нравится сам факт охоты, или он смирился — наплевать; Диего хотел её не за наивность и непорочность. Просто хотел. С тех самых пор, как увидел. Всё остальное шло лишь приятным бонусом. Аделаида же впервые захотела его на Острове Черепа. Загнанная в угол пещеры его правдоподобной копией, признавшаяся самой себе, что была бы не против, пожалуй, дать ему шанс всё исправить… Это всё уже было. Она не пришла к этому здесь и сейчас. С тех самых пор только и делает, что ищет себе оправдания и бегает от правды. Набравшись сил и обуздав бушующие эмоции, Аделаида хватает Диего за лицо и сжимает подбородок, заставляя посмотреть на себя, сквозь зубы шипит на него с небывалым прежде возбуждением: — А я и не хочу, чтобы ты был нежным. Я хочу, чтобы ты. Меня. Подчинял. — Лёгкий, унизительный шлепок по щеке как провинившейся собачонке: третий раз он не простит. И Диего срывается с цепи. Впивается губами в шею, кусается, прижимая плотнее. Его руки тянутся к рубашке под мундиром, и он будто теряется перед количеством задач, которые вдруг возникли перед ним; он хочет брать всё в свои руки, но Аделаида категорически не согласна: она же лучше умрёт, чем сдастся его воле, поэтому грубо сбрасывает руки Диего с костюма и торопливо расстёгивает его пуговицы сама. Одну, другую, десятую, неумело целуя открывающиеся участки; чтобы потом стащить всё с него вместе с накидкой и уставиться на его голую грудь. Всё же в тот раз времени рассмотреть его ладное тело у неё было мало, но он оставил впечатление. — Я не знаю, что делаю. Я тебя… я же ненавижу тебя. Что ты подмешал в кьянти? — Прерывистое дыхание не даёт заканчивать фразы, сбивает с толку. Адель понятия не имеет, почему её так тянет к этому мерзавцу, просто магнитом, как… как моряков к сиренам! Желание так сильно… между бёдер все будто бы горит огнём, и Диего не может тоже терпеть, снова накрывает груди поочерёдно губами с самыми пошлыми звуками, сводит с ума пластичными движениями дикой кошки, играя под её пальцами, вцепившимися в его спину, рельефом мышц. — И как сильно ты меня ненавидишь? — Мурлычет он и, не отвлекаясь от поцелуев, страстно дергает чёрное платье вниз. Подхватывая за бёдра, прижимает пиратку голой грудью к своей. Заваливает на стол одним резким движением и нависает сверху. Оставляет юбку болтаться на бёдрах, задирает её снизу и нарочито-громко звенит пряжкой ремня. Аделаида боится фантазировать, что он может им сделать с ней. И вместе с тем — безудержно этого хочет, чем бы оно ни было. — Теперь ты… — Помутнёнными от страсти глазами он провожает её вздымающуюся грудь и сталкивается с огромными зрачками, испуганными от непонимания, что от их хозяйки хотят. — Скажи. Проси. Давай же! — Конец ремня звучно, но легонько шлёпает по внутренней стороне бедра, воруя тоненькое девичье «Ой!» и вгоняя в краску. Кожа требует больше касаний. Любых. Везде. Диего проходится по каждой эрогенной зоне, будто безошибочно определяя их. Что-то твёрдое и гладкое упирается в промежность, мучительно долго не пробиваясь глубже. Точно: ненавидит его. — Пожалуйста… Дьявол морской, Диего! — Ёрзанья по поверхности стола лучше вымученных слов демонстрирует желание, убеждает мужчину во взаимной страсти. Аделаида не испытывала такого даже с духами. Но Диего не даёт даже пошевелиться, толкая назад и пригвождая к столу. Крепко держит за бедра, фиксируя их положение. И только услышав мольбы Адель, с облегчением выдыхает и перестаёт вести эту игру (он ведь сам сгорает). Входит плавно, осторожно, но уже через пару ритмичных движений срывается на яростный темп, подгоняемый громкими стонами и влажными поцелуями, когда склоняется над женой, позволяет схватить себя за тёмные кудри. Теряется счёт времени, реальность утекает сквозь пальцы, оставляя после себя фейерверк ощущений и чувств, держит на грани самообладания, хотя головой Адель и понимает, что анализировать здесь не нужно. Но картинки снова и снова встают перед глазами: в её снах было много интересного, много фантазий, связанных с бывшим врагом. В них они на короткое время становились союзниками, а Адель капитулировала при пробуждении, обещая взять реванш. Ей хочется подавлять его своей волей не меньше, чем ему своей, а потому в какой-то момент оба замедляются, ловят жадные взгляды друг друга, вспыхивая румянцем: это были не сны, да?.. Аделаида цепляется за его шею, сдвигаясь к самому краю стола, отодвигает Диего от себя, выигрывая пространство для манёвра. Тяжело дыша и не разрывая зрительный контакт, спрыгивает со стола и ведёт Диего к стульям. Платье окончательно спадает с тела, девушка ножкой отправляет его лететь в сторону. Толкает Диего в грудь, усаживая на стул. В этот раз обойдутся без связываний и особенных фантазий. Адель хочет сесть на него сверху, но он предугадывает и это… Властно хватает за шею, надавливает на неё, заставляя спуститься вниз, пасть на колени, будто указывая жене место подле мужа — и только когда Диего запускает руку в рыжие волосы, Адель видит, с каким нежным обожанием он наблюдает за ней, провожает взглядом её голову. И оттого она так старается, хотя никогда не делала этого, так нетерпеливо лижет и стонет перед тем, как взять глубже, словно не ожидала от низкого голоса адмирала таких высоких стонов. Диего не даёт закончить начатое, но вновь тянет на себя, обнимает ладонями лицо любимой и позволяет, наконец, оседлать его и отпустить себя. Тогда это и происходит: мозг выключается, желание угодить растворяется в рычащем дыхании Диего, и Адель делает это только для себя — упирается ножками в пол и ускоряет ритм. Он опасается, что она вырвет ему волосы, так сильно сжимая их в кулачках, но все протесты затыкаются возбужденной грудью: заткнись, муж, и пусти язык в правое дело! Диего прикусывает розовый сосок, и тогда Аделаида громко кончает, взрываясь в ощущениях. Диего горячо пульсирует в ней, поглаживает спину и тихонечко, самую малость, смеётся, а затем поясняет: — Я кончил ещё минуту назад… — Тяжело дыша, произносит Диего, и измученно улыбается, перебирая между пальцев её спутавшиеся волосы: — Но решил тебя не отвлекать. Адель больно кусает его за ухо в отместку за колкость. Да, беззлобную и в комплимент, но он ведь усмехается! Опять эта его наглая, нездоровая ухмылочка! Так и хочется стереть с лица, уколов побольнее. Но укус тоже сойдет. — Ай! За что? — Округляет свои огромные глаза, строя из себя святую невинность. Как будто знает, как его подвижная мимика действует на неё. — Я всего лишь жертва дерзкого изнасилования! Ну кто ж его за язык-то вечно тянет? Аделаида снова закипает от его шуточек, начинает нервно елозить на коленях в попытке освободиться, защититься, но он прерывает эти действия безапелляционным поцелуем в губы. Чувственным настолько, насколько он вообще мог любить эту женщину. Отрывается только тогда, когда со внутреннего двора разносятся уже знакомые ему голоса. Этих её пиратов, готовых спустить с него шкуру. Аделаида же готова спустить шкуру с Диего сама, только потому, что этот негодяй начинает ухмыляться и сдерживать смех, оглаживая её ягодицу. Провокатор чёртов. — Одевайся. — Скомандовал адмирал, начав оттеснять Аделаиду с колен. Правда, пришлось её едва ли не ловить: ноги всё ещё дрожали, а Диего пылал от одного осознания почему. — Аделаида! Где ты? — Голос Крис, мечущейся за дверьми, она узнала сразу, но решила не спешить. Диего помогал со шнуровкой платья, возвращая её приличный вид на место. — Мы победили! Победили! Руки на мгновение остановили движения, соскользнули на рёбра. У них получилось... Он подавил невыносимое желание поцеловать Аделаиду в шею, а она задержала дыхание, пташкой дёрнувшись в его руках. Диего завязал узелок на шнуровке и, обойдя девушку, кивнул на дверь. Она без слов поняла его: с ней он не пойдёт, а она не готова представлять любовника своей команде. У неё есть дела, Аделаиде снова нужно упорхнуть. — Возвращайся. — Сказал он совершенно серьёзно. А она серьёзно послала ему воздушный поцелуй, от которого Диего почти что возмутился. Её рыжие волосы исчезли из его виду за дверью, но теперь адмирал был уверен: Аделаида вернётся. Дождавшись, пока голоса стихнут, он подошёл к двери и дёрнул ручку. А затем рассмеялся так, что, казалось, этот рокот было слышно даже на верхней веранде. Она заперла его снаружи.