And I'm wasted Don't leave‚ I just need a wake-up call I'm facing the greatest The greatest loss of them all
День не задался. Дождь лил как из ведра, из-за чего охота сорвалась и пришлось с большим усилием и трудом объяснять войту, чтобы тот действительно понял. Везло только, что к моменту возвращения, тот был в приподнятом настроении с увеселительным напитком подмышкой в пузатой бутылке, поэтому дело пошло… легче. Геральт попробует завтра. А сейчас возьмет себе комнату, высушит одежду и попытается провалиться в крепкий и хороший сон. Улицы были пустые из-за непогоды, и Геральт выглядел на фоне ливня как грозная, но очень недовольная тень. Ведя Плотву под уздцы, он смотрел себе под ноги, слушая, как хлюпали лужи и грязь под промокшими ботинками. Дойдя до корчмы, он с усталым вздохом стал привязывать Плотву в стойле с, слава Богине, навесом. Издали раздался непонятый звук, и он обернулся, прислушался. Как будто что-то закопошилось по правую сторону. Геральт повернулся и приметил ребенка. На самом деле из-за темноты любой другой ничего бы, скорее всего, не заметил, и списал бы шум на мышь, но Геральт… видел ребенка. В самом дальнем углу, у стога сена, сидел ребенок. Геральт, может, был не очень хорош в обычаях местных, да и вообще в людях, может быть, не очень хорошо разбирался, но как-то... ребенок, в хлеву, в непогоду. Это точно нормально? — Эй, — позвал он его грубым голосом, — ты что там делаешь? Пацан так и замер, в ужасе уставившись на Геральта. Ребенок был в сухой, но потрепанной, местами порванной одежде. Волосы спутаны и все в пыли. Приглядевшись, Геральт дал ему навскидку где-то не больше десяти. Худющий и с большущими глазами, пацан был похож на испуганного зверька. — Слышишь меня? — повторил Геральт, медленно сделав два шага в его сторону. Теперь он мог видеть его глаза. Цвет его глаз. Такие светлые и такие голубые, что даже пугающие. Пацан испуганно глядел на него снизу вверх, прижав колени к груди. — Вы не выгоните меня?.. Геральт нахмурился, непонимающе вздернув бровь. Это скорее Геральта по обычаю прогоняли, а не он. — Боюсь, у меня нет таких полномочий, — тяжело выдохнув, покачал головой Геральт, и подошел ближе. Пацан дернулся, но попыток сбежать не предпринимал. Может, съежился сильнее да в стену вжался. — Итак, что ты тут делаешь? В прятки играл да заблудился, м? Мальчишка ответил не сразу. Выглядел так, будто ощетинился, сильнее в плечах сжался, хлопая своими и без того большими глазами на маленьком лице, из-за чего визуально они казались еще больше. — Нет, — все-таки ответил он. — Отец велел мне бежать, вот я… бежал. — Хорошо. Где сейчас твой отец? Пацан тихо всхлипнул и его плечи вздрогнули. — Не знаю. Его нет уже неделю. — Ты что, неделю один таскаешься?! — искренне удивился Геральт, вскинув бровь. Он быстро сказал: — Пошли. — Куда? — вскинув брови, пискнул пацан, все еще смотря на Геральта широко-раскрытыми глазами. — В корчму. Накормить тебя надо да отогреть. Вон, сопли по лицу едва не размазываешь. Пошли. — Нет! Меня… он меня прогонит! Я здесь вторую ночь. На первую он меня прогнал, — пацан снова шмыгнул носом и посмотрел куда-то на землю. Недалеко заржала Плотва и стукнула копытами. — Не прогонит. Не со мной. Пошли, кому говорю. А то так и будешь здесь сидеть, пока тебя какой-нибудь волк не сожрет. — Тут есть волки?! — Ага, те самые, которых мне не удалось поймать, — недовольно пробурчал Геральт себе под нос, но пацан его не услышал. — Пошли, кому говорю, — более громко сказал тот, дернув за руку. Мальчишка все-таки встал и потер нос грязной рукой, оставив грязный след над верхней губой. Геральт покачал головой и неаккуратно вытер его рукой в кожаной перчатке. Геральт ненавидел себя в такие моменты. Мутант, монстр, ни чувств, ни эмоций, а жалость и сострадание все равно впереди него бежит. Черт возьми, теперь он еще и детей бездомных подбирает… На самом деле Геральт надеялся, что он сможет найти его отца. Возможно… Как-нибудь… Корчмарь и вправду набросился на пацана, но Геральт объяснил все одним вполне ясным взглядом, и сказал: — Это мой сын. Местный народ почему-то все как один точно знали и были уверены, что эмоции ведьмакам вытравили, а вот то, что они стерильны — отчего-то нет. Но сейчас это сыграло Геральту на руку. — А что ж ваш сын один бегает, а?! Я б вас обоих взашей прогнал, если бы вы, господин ведьмак, не помогали нам с этими тварями в лесах! — Однако я помогаю, — кратко ответил Геральт и, потянув мальца за шиворот, пошел к столу, попросив об ужине для них двоих. Он стащил с себя мокрый плащ, отложив его в сторону, глядя, как пацан, все еще шмыгая носом, уселся за стол, потерев глаза руками и, конечно, испачкав уже их. Геральт закатил глаза и покачал головой. Нет, бесполезно, его легче было просто отмыть. — Хорошо, — сказал Геральт, садясь напротив него. — Как тебя зовут? — Кто такие ведьмаки? — не ответив, спросил пацан, глядя на него во все глаза, будто бы все еще был в шоке. Потом, правда, до Геральта дошло, что у него просто сами по себе глаза большие, вот и создавалось впечатление, что они были широко открытыми. — Так, прояви и ты, будь так добр, немного вежливости, и не уходи от вопросов. Я спросил первый. — Ой, — он кивнул и опустил взгляд. — Юлиан. — Ну и имечко, — фыркнул Геральт. — Мама называла меня Лютиком, если вам так будет удобнее, — пожал он плечами, шмыгнув носом. Они на секунду замолчали, когда перед ними поставили тарелки и названный Лютик с блеском в глазах уставился на похлебку. — Ешь, — сказал Геральт, решив оставить диалоги на потом. В конце концов, он и сам был чертовски сильно голоден. Из-за бадьи и ужина на двоих, денег хватило на комнату только с одной кроватью. Геральт решил, что это не такая уж и проблема. Лягут на одной, какая разница? Геральт же не вынес девицу какую, из-за которой ему пришлось бы героически морозить задницу на полу. Пацан вряд ли будет им брезговать. Геральту казалось, что тот вообще после недели скитаний по улицам ничем брезговать уже никогда не будет. Геральт закинул Лютика в бадью, повертел в руках его одежду. Нет, стирать он ее сам ему точно не будет. Если захочет — пусть сам. А не захочет — черт с ним. Единственное, в комнате было прохладно — с окна дуло, так что Лютику пришлось отдать свою последнюю чистую рубашку, чтобы тот не замерз. Отмывшись после него, Геральт высказался ему по поводу одежды, на что Лютик забавно округлил глаза. — А как надо стирать? Геральт почесал затылок. Ему казалось, что деревенские дети едва не сами себе пеленки стирают, а тут… Это показалось ему странным, но он не придал этому значение. Не до значений ему было, когда он показывал ему как происходит процесс стирки. Лютик даже особо не кривился. Искренне удивился такому странному процессу, но свою одежду худо-бедно отстирал. Геральт разложил и свою, и его на всех возможных поверхностях, надеясь, что к утру уже распогодится и он сможет досушить одежду Лютика на улице. — Хорошо. Где ты видел своего отца в последний раз? — спросил Геральт, роясь в своих сумках, проверяя все зелья, потом кивнул сам себе и сел на край кровати, где на другом конце, у стены, закутавшись в одеяло, сидел Лютик. Лютик забавно сморщил нос, видимо, пытаясь навскидку что-то да вспомнить. Он сказал: — Мы ехали к сестре мамы на свадьбу, а потом карета сильно затряслась и послышались голоса, и... — Карета? — искренне удивился Геральт, вскинув брови. Неужели пацан — принц какой? Или князь? О, черт, подобрал же на свою голову. — Ты… из королевской семьи? — неверяще уточнил Геральт. Теперь понятно, почему он не знал, как стирать одежду. — Нет, — покачал он головой, снова шмыгнув носом и почесав его рукой. — Я виконт. Геральт присвистнул себе под нос, но, по крайней мере, это шокировало его чуть меньше, чем будь он королевских кровей. Хотя если его ищут и найдут в руках Геральта, то едва ли Геральт сумеет оправдаться и объясниться. Скверно. — И что стало с каретой? — Я не знаю. Видел только людей. Странных… Отец выглядел испуганным. И он сказал мне бежать. Я не знаю, почему он оставил меня, — будто бы севшим голосом сказал Лютик и опустил взгляд. — Я хотел пойти обратно, но заблудился. Геральт ответил не сразу. Осознание ситуации неприятно кольнуло. На их семью явно напали разбойники — в лучшем случае — а пацану удалось спастись. Геральт успокоил себя тем, что, скорее всего, у Лютика есть другие родственники, значит, его есть куда возвращать. — Мне очень страшно… — сказал, наконец, Лютик, сжавшийся в плечах. Большую часть времени он держался действительно неплохо для подобной ситуации в таком возрасте. Может, у него было время успокоиться, может, голод, холод и простуда немного остудили его чувства. Геральт не знал, но он понимал, что мальчишка наверняка чувствовал себя скверно. — Не бойся. Я верну тебя назад. У тебя ведь есть другие родственники? — Да, конечно, — уверенно закивал он. Так активно, что аж челка на глаза упала. — Как звали ваш род? — Леттенхоф, — с трудом выговорив столь сложное слово, запнувшись пару раз, сказал Лютик, а потом уверенно кивнул сам себе головой. И снова челка упала ему на глаза, и тот забавно зафыркал, убирая волосы со лба. — Спасибо, Господин ведьмак! Ой… так кто такие ведьмаки? — Потом, — покачал головой Геральт, ощущая, что чертовски сильно хотел спать. Он устал за день, а тут еще и ребенок несчастный на голову свалился… тьфу, черт дери его сострадание. — Давай ложиться спать, хорошо? — Но мне интересно! Я считаю, что очень важно знать такую информацию о собеседнике, как его род деятельности или раса. Ведьмак — это ведь раса, так? Ваши глаза… не такие, как у людей, и… — Лютик, помолчи, — покачал головой Геральт и, затушив свечи, лег к самому краю кровати, к Лютику спиной. — Называй меня Геральт. Утром расскажу, кто такие ведьмаки, если сочту эту информацию для тебя нужной. Лютик фыркнул и что-то закряхтел сам себе под нос. Видимо, отойдя от шока и ужаса, ощутив надежду, к нему вернулась прежняя детская заинтересованность во всем и вся. Ближе к полуночи, задремавший Лютик прижался к нему ближе, стараясь согреться. Что-то неприятно кольнуло в груди, и Геральт, с тяжелым выдохом, перевернулся на спину, позволяя Лютику подлезть к нему под бок. Он уставился в потолок, ощущая, как неприятно ныло сердце от досады и сожаления за Лютика. Просто ребенок. Таких случаев куча, но это ведь нечестно, черт возьми, нечестно. Потом Геральт вспомнил, что в мире справедливости как таковой немного. Но легче ему от этого не стало.***
Легче не стало ни через день, ни через три, ни даже через неделю. Окольными путями, по слухам и небольшим диалогам, Геральт узнал, что у Леттенхофовов был какой-то конфликт с неприятной группой людей. А недавно с ними начали неприятно разбираться. Вернуть Лютика туда, к ним, означало бы оставить его на верную смерть. Геральт чувствовал, что он зашел туда, куда не должен был еще в тот момент, как заметил Лютика в конюшне, но, блять, не настолько же. Лютик, как и любой ребенок, был очень громким и активным, много говорил, смеялся, резвился. Как и любой другой нормальный ребенок. Лютик был обычным ребенком, который не заслужил этого. Никто не заслужил, но дети… дети-то куда? Геральт не знал, что ему делать. Куда деть Лютика? — Геральт-Геральт, смотри, там белки! — Лютик схватил его под локоть, тыча пальцем в сторону. К тому времени, как Геральт посмотрел туда уставшим взглядом, никаких белок там уже не было — видно, перепугались слишком звонкого голоса Лютика. — Черт, ускакали! — топнув ногой, надулся Лютик. Геральт посмотрел на его лицо и с ужасом осознал, что он и не хотел его никуда девать. Он мог бы в перспективе отдать его в какой-нибудь храм или, может, найти какую-нибудь добрую крестьянскую семью, но он... не хотел. Геральт уже устал ходить один, ему становилось скучно, а после и вовсе грустно. Да и поговорить не с кем, разве что с Плотвой, но та, как водится, не отвечала. В их дуэте — Лютика и Геральта — теперь молчал чаще сам Геральт от того, что Лютик, в общем-то, не требовал участия его в диалоге. Правда бесконечные вопросы сводили Геральта с ума. А что? А почему? А как? Недавно он спросил из чего делают стекло. Геральт мало того, что понятия не имел, как, так и ощутил интерес к данному вопросу, так что пришлось условиться с Лютиком, что в ближайшем городе они заскочат в какую-нибудь библиотеку и обязательно найдут ответ на этот вопрос. Геральт не считал это чем-то плохим. Саморазвитие буквально! — Геральт-Геральт, — позвал Лютик его, дернув за руку. — Что? — перехватив уздцы удобнее, отозвался Геральт. — Мы же к сестре моей мамы, да? А еще долго? Геральт замялся, не зная, что ответить. Он не рассказал Лютику о нелегкой судьбе их семьи и не знал, как рассказать. Поэтому сейчас он не ответил, тащась вперед и хмуро глядя на землю. — Я б с тобой подольше походил. Так интереснее! А то дома только сиди да книжки читай. Зато там была моя лютня… У тети лютни не будет… Эх, ну ладно. Но сейчас мне все равно очень с тобой нравится! Геральт поджал губы. Черт возьми. Он должен был хотя бы рассказать, а потом решать, что с ним сделать. Но в этот раз он снова не смог этого сделать. Как рассказать ребенку такую новость? Да это же безумие! Вместо этого он лишь кинул через плечо, что хочет сделать привал. — Ты устал? Так быстро? — изумился Лютик, все еще держа Геральта под руку и лениво волоча ноги по пыльной дороге. — Ага, от твоей болтовни. Лютик цыкнул и закатил глаза. Найдя более-менее удобное место, Геральт принялся искать хворост и разжигать костер, пока Лютик возился с Плотвой. На удивление, Плотва относилась к Лютику более чем дружелюбно. Геральту казалось, что она любила его даже больше, чем самого Геральта! Не то чтобы этот факт его особо расстроил, но все-таки… В конце концов, Лютик регулярно подкармливал Плотву венками из разных цветов, а не простым овсом, который покупал ей Геральт (зато в более внушительных количествах, на минуточку!). К тому времени, как он вернулся, Лютик расчесывал ей гриву. Он забавно морщил нос, когда Плотва тычилась мокрой мордой ему в лицо. Геральт так и застыл на пару мгновений, смотря растерянно на эту картинку. Сейчас ему показалось, что их стерильность — неприятное наказание. Геральту нравилось видеть Лютика. Нравилось его чувствовать и слышать. Понимать, что он не один, но и это не самое главное. Первостепенным для Геральта было каждый божий день видеть перед собой что-то такое невинное и светлое, как Лютик. Знать, что мир еще не прогнил. Ходящее напоминание о свете в этом мире было прямо тут, рядом. Было Лютиком. Рядом с ним Геральт сам иной раз ощущал себя добрым и невинным. — Ты опять будешь ловить зверей, да? — с кислой миной брякнул Лютик, поглаживая Плотву по боку. — Если не хочешь есть — не ешь, — Геральт зажег костер с помощью Игния, глядя краем глаза, с каким восторгом Лютик на это смотрел. Его каждый раз восхищали все эти простецкие знаки, которые, иной раз, некоторых вообще в скуку вводили. Особенно одних наглых и своенравных чародеек. — Не поверишь, но то мясо, которое ты ешь в корчмах — тоже когда-то прыгало. Лютик фыркнул себе под нос и, встав, подошел к Геральту, смотря ему в глаза, поджав губы. С живым детским интересом рассматривал. — Что? — вскинув бровь, спросил Геральт, подкинув хвороста в начинающий разжигаться костер. — Кто такие ведьмаки, сэр-хмурое-лицо? — снова повторил свой вопрос в миллионный раз Лютик, резко присев на корточки перед ним. — Нет, кое-что о тебе я уже знаю. Но главное… я смогу стать таким, как ты? — глядя с восхищением, спросил Лютик. Геральт аж воздухом чуть не подавился. Кто-то… хотел быть похожим на него. Стать таким, как он. Лютик не просто не испытывал к нему отвращения или страха, он им восхищался. Это понимание что-то вывернуло в Геральте, сжало и так странно заныло. Ему стало неловко. — Ты хочешь быть похожим на меня? — все-таки смог спросить Геральт сиплым, едва дрогнувшим от шока голосом. — Конечно! — сказал Лютик резко встав и всплеснув руками. — Ты такой крутой! Ты сильный, смелый и храбрый! Ты умеешь колдовать все эти штуки! А еще ты очень быстрый! Конечно я хочу быть таким, как ты! Геральт уставился на него во все глаза. В себя прийти не успел, как Лютик снова сел на корточки перед ним и, сжав его руку, снова залепетал: — И тебя знают в деревнях! И некоторые даже боятся! Ты такой классный, что... что… черт, просто очень классный! Геральт не сразу понял, что сидел с открытым ртом, но спешно закрыл его и повернулся к костру. На секунду в нем промелькнула мысль отвезти Лютика в Каэр Морхен, научить его этому всему… Только не посвящать во все эти испытания травами, не делать из него монстра. Оставить человеком. Просто научить пользоваться мечом, быстро двигаться, использовать самые простые элементы… в конце концов, что Геральту еще оставалось делать с Лютиком? Пока что он не был готов его отдавать кому попало в руки на всю жизнь. Он тяжело выдохнул, покачал головой и сказал: — Посмотрим. Возможно, я смогу тебя научить чему-то... такому… — Правда? — восторженно взвизгнул Лютик, едва не подпрыгнув на месте, но поза ему явно мешала совершить данный акт. — Круто-круто-круто! — на ультразвуке пропищал Лютик, сильно-сильно сжав руку Геральта в своей. Геральт ощутил приятное тепло внутри. Он улыбнулся почти снисходительно и потрепал Лютика по волосам, глядя, как тот забавно сморщил нос. Может быть, он заберет его в Каэр Морхен… Может быть… К позднему вечеру, под весь треп Лютика, Геральт значительно вымотался, поэтому расстелил покрывало, чтобы улечься спать. Лютик надулся. Он всегда был недоволен тем, что Геральт рано ложился и рано вставал, но выбора у Лютика, соответственно, тоже не было, поэтому тот лишь доел свою часть кролика, которых он уже, почему-то, жалел не так сильно, и грохнулся рядом на покрывало, смотря на звездное небо, слушая, как потрескивал костер. — Ты что-то говорил про лютню… — внезапно опомнился Геральт, сам не зная, зачем начал этот диалог. — Тебя учили играть? — Ага. И петь. Хочешь, я тебе колыбельную спою? Геральт усмехнулся и, подложив под голову руки, сказал: — Спой. Чего уж не спеть… Это было забавно, что ребенок пел взрослому колыбельную, а не наоборот, но... почему нет? Пел Лютик неплохо. Детское пение все еще детское пение, но Геральт не хотел попросить заткнуться, что, по его меркам, было очень даже неплохо. Лютик пел тихо, даже почти завораживающе. Спел две шутки, начал третью, но запнулся и сказал, что забыл. Геральт, уже почти задремавший, только пробубнил: — Красиво. — Под лютню красивее было бы, но увы, — грустно вдохнул Лютик, привычно подползая Геральту под бок, чтобы не замерзнуть в холодную ночь. — Купим мы тебе лютню, — сонно пробормотал Геральт. — Правда? — Ага. Спи. Геральт услышал, как тот довольно хихикнул и, что странно, действительно послушался и не стал ничего бубнить, ныть и что еще он там обычно делал. Заснул. Возможно, даже быстрее Геральта.***
Лютни, по правде говоря, стоили столько, что Геральт в миг пожалел о своем обещании. Лютик, по правде говоря, вошел в положение и сказал, что подождет столько, сколько надо. В конце концов, он прекрасно видел, что Геральт не шиковал (иначе бы они не ночевали иной раз в лесу, под навесом ночного неба, однако ж…). Лютик был… просто счастливым рядом. Громким, вечно болтающимся под ногами и беспрерывно что-то говорящим. Конечно были свои трудности — например в те моменты, когда ему надо было идти на охоту, потому что он боялся, что оставив Лютика одного в комнате тот наверняка сбежит от скуки. Но он не сбежал. Несмотря на детскую активность, он не был тупым, а вполне понимающим. На Плотве сидел смирно, хотя Геральт все равно всегда сажал его впереди себя, придерживая за живот, а то вдруг что… углядит что, свалится да шею переломает. Геральт даже каким-то образом углядел уют и покой в моментах, которые проводил с Лютиком. Когда в лесу смотрел, как Лютик возится с Плотвой или выглядывает несчастных белок, кроликов и другую мелкую живность. Геральт успокаивался рядом с ним. Он не знал, почему это происходило, но это было... волнительно в каком-то смысле. И отдавать его совсем не хотелось, хоть и сам он понятия не имел, как Лютик отнесется к тому, что Геральт не сможет его вернуть в семью. Некуда его было возвращать. Время медленно шло мимо них, Геральт даже рассказал немного о том, как ловить кроликов. Правда, Лютик, конечно, ловил не для того, чтобы расчленять бедное животное, а чтобы погладить. На удивление, учился тот хорошо и быстро. Он был достаточно усидчивым. Но, как и у любого другого ребенка, к родителям чувства у него были всяко теплее, и Лютик соскучился по ним. Так или иначе, это не могло не случиться. Прошел почти месяц, как они якобы шли к сестре его матери, и Лютик соскучился по своей матери. Он часто рассказывал о ней и все чаще спрашивал о том, скоро ли они приедут к месту. Геральт жевал губу и не знал, как сказать. А сказать нужно. Откладывать больше некуда. Одним утром, после проведенной ночи в лесу, Лютик, внезапно, разбудил его раньше, чем Геральт проснулся сам. Вообще лес этот ему не нравился, и полночи он слушал шорохи и принюхивался к запахам, думая, что мог не уследить и где-то кто-то притаился. Так что поспал он хреново и просыпаться не хотел в привычную для него рань. Но Лютик хотел. — Геральт, уже птицы поют, давай, вставай, — он пару раз толкнул его в плечо, стараясь растолкать. — Раньше выйдем, быстрее придем. — Лютик, отвали, дай мне поспать, — Геральт отмахнулся от него и перевернулся на другой бок, прикрывая глаза от утреннего света. — Ну Геральт, давай! Ты не можешь так долго спать! — Лютик, — недовольно рыкнул Геральт, легонько пнув его локтем, желая отдалить от себя. — Ну Геральт! — взвыл Лютик, вцепившийся в руку. — Я хочу быстрее увидеть маму! — Да не едем мы к твоей маме! — гаркнул Геральт, чертовски сильной раздраженный из-за того, что не выспался и от бесконечного бормотания Лютика под боком. Лютик затих, хватка на руке чуть ослабла. Он спросил будто севшим голосом, перепуганный: — Почему? — Да потому что они мертвы! Геральт отвернулся и упал лицом в сгиб своего локтя. Больше Лютик ему ничего не говорил. Только встал и пошел к Плотве, как заметил Геральт краем глаза. Заснуть ему, конечно, снова так и не вышло. Он лежал, пряча лицо, еще долго. Он погорячился, вспылил, был нервным и злым, он не должен был говорить это ему так. Не в такой момент. Не в ситуации, когда это надо было говорить аккуратно и вкрадчиво, чтобы не спугнуть, объясниться. Но Геральт не умел вести себя по-человечески, потому что он не человек. Он не был научен подобному, не умел, не знал. Но он провел почти час тем утром, уткнувшись лицом в сгиб локтя, лишь бы не видеть Лютика. Не видеть, что тот плакал или был чертовски раздавлен. Потом он встал с абсолютно каменным лицом, начав собирать вещи. Лютик стоял к нему спиной, поглаживая Плотву по гриве. Геральт не знал, что ему сказать, как объяснить… как не быть гребаным мудаком. Но он не знал. Никто ему не объяснял таких основ, а в Каэр Морхене к нежности никто привыкшим не был. Никто ее и не знал толком — только обрывки. Он молча собрался, так же молча разобрался с вьюками и, усевшись на Плотву, усадил привычно Лютика впереди себя. Его глаза не были красными или опухшими, лицо было сухим, но… лучше бы он рыдал. Лучше бы он устроил истерику, начал биться головой о землю или избивать Геральта. Что угодно, казалось, было лучше, чем смотреть на эти взрослые опустошенные глаза на этом детском лице. Геральта это вывернуло наизнанку, и он казалось даже не мог нормально дышать, а посреди глотки встал неприятный комок. К вечеру они добрались до корчмы, Геральт привычно снял двухместный номер и заказал ужин. Ели они в непривычной тишине. Несмотря на гул в таверне, на пение какого-то барда, гуляющего от стола к столу, Геральту было абсолютно тихо и молчаливо, потому что не говорил Лютик. Мир онемел вслед за ним. Он отправил его спать, а сам остался за столом, чтобы выпить и, может, снять себе девку какую, чтобы сбить скопившееся напряжение. Правда, он быстро откинул эту идею. Как он мог думать о сексе, когда Лютик был потрясен и напуган? Черт возьми, Геральт был бы отвратительным отцом. Наверное, отдать его в какой монастырь будет более верным решением. Выпив две пинты пива, ощутив, к концу второй, что его тошнило от этого, он поднялся на первый этаж и, не зажигая свеч, улегся на кровать. А через десять минут соседняя кровать проскрипела и к нему забрался Лютик. А потом зарыдал. Геральт тяжело выдохнул и погладил его по голове, пока он рыдал в его шею, скуля, как побитый зверь. Он не знал, что сказать и не был уверен, что были те слова, которые можно было бы озвучить, поэтому он просто был рядом. И давал ему ту ласку, о которой он мало-мальски он знал. Собирал по крупицам: от Весемира, от матери, от Йеннифер. Пытался вложить в свои касания то, что знал. Свой маленький, побитый жизнью опыт. Лютик, в любом случае, вскоре заснул. А Геральт так и остался лежать, смотря в потолок. Было необъяснимо сильно больно. На следующий день за завтраком Лютик не то что бы стал выглядеть лучше, но… Геральту было легче. Взгляд у того по-прежнему был непривычно взрослым, отталкивающим, но Геральт надеялся, что это пройдет. — Что теперь будет? — впервые за сутки спросил что-то Лютик, медленно попивая чай, чтобы не обжечься. Есть тот стал в два раза меньше, но Геральт знал, что это последствия стресса, и оно должно пройти. Кроме одного но. Геральт, блять, понятия не имел, что нужно сделать, чтобы ослабить этот стресс. Что сказать? Как утешить? Ему необходима была помощь, один он не справится. — О чем ты? — Геральт крошил хлеб, потому что он и сам есть не хотел после произошедшего. — Ну, что ты со мной теперь сделаешь? Выкинешь, да? — голос показался задушенным, немного обиженным. Геральт этому не удивился. Любой был бы обижен после такого. — Нет. Лютик, я давно об этом узнал, и все это время ты был со мной. Я взял за тебя ответственность и я не собираюсь от нее отказываться. Лютик поднял на него взгляд, полный щемящей надежды, а потом просто кивнул и снова посмотрел в свою кружку. Больше они не говорили. И Геральт понял, что понятия не имел, что ему надо было сделать, как облегчить эту боль. Его не учили быть хорошим отцом, не рассказали, как залечить душевные раны, как обезболить эту боль внутри. Никакая ласточка тут не поможет. Поэтому он принял единственное верное решение. Съездить в храм Мелитэле. Пусть в прошлый раз его оттуда буквально выгнал местный обезумевший король наравне со своими ебанутыми на голову и свой гребаный кодекс рыцарями, но сейчас это было лучшим, что мог сделать Геральт для Лютика. Он понятия не имел, откуда в нем это иррациональное желание помочь Лютику, спасти его из этого и, что более пугающе — вырастить его, но Геральт… он чувствовал, что это было выше его сил. Сильнее его воли. Будто это было желание самих Богов, переданное в его разум, вшитое в его волю. Будто этот ребенок был его обязанностью. Что ж, пусть так. Он в любом случае ощущал, что был слабее этого чувства. Единственным минусом было то, что храм находился в неделе пути, и Геральту казалось, что это слишком большой срок для ребенка с такой травмой. Надо было сделать что-то сейчас. Что? Как хотя бы немного облегчить это, дать Лютику возможность перенести это в себе? Этим же днем Геральту пришлось раскошелиться и продать кое-что из своих трофеев, чтобы приобрести для Лютика лютню. Может, не самую хорошую, но все равно! Он надеялся, что это немного поможет ему. Он принес ее вечером, после охоты, чтобы заработать немного им на ужин. Пусть Геральт был уставший, как собака, но единственное, чего он тогда хотел, о чем думал, так это о том, чтобы Лютика немного обрадовала лютня. Мелитэле, кажется, услышала его молитвы, потому что Лютик все же обрадовался. Он даже улыбнулся и глаза его засияли неясным, но очень успокаивающим огнем. — Она много стоила, так? — спросил Лютик, вертя в руках лютню, которая довольно карикатурно смотрелась из-за того, что была немного большеватой для его хрупких детских рук, но Лютик, казалось, прекрасно умел с ней обращаться. — Неважно. Важно то, что она того стоила, — он сам улыбнулся, глядя с облегчением, что впервые лицо Лютика не было обезображено тоской. Он видел, что Лютик все же страдал — конечно, черт возьми, будто могло быть иначе — но это хоть немного, но подняло ему настроение. — Сыграешь мне что-нибудь? Лютик закивал, сказав: — Только секунду, — он провел пальцами по струнам, закусил губу и медленно кивнул. Геральт устало улыбнулся и, стащив с себя доспехи и сгрузив мечи в угол, лег на свою кровать, подложив руки под голову, слушая, как Лютик перебирал струны будто на пробу. И даже эти звуки успокоили Геральта. Дали ему возможность задышать чуть более ровно. Лютик сыграл ему и даже спел, и пусть песня эта была пропитана тоской и печалью, но Геральт был рад тому, что Лютик в принципе… мог петь. Хотел петь. Это его успокоило. По пути к храму Лютик выпросил блокнот, чернила и перо. Геральт без лишних слов и это ему купил. А что делать? Если это поможет Лютику немного абстрагироваться от внешнего мира, то пусть. Тот долгое время проводил над бумагой, что-то там выписывая, сочиняя, прикусив кончик языка. Геральт вскоре понял, что Лютик оказался сообразительнее его, раз додумался отвлекаться от моральной боли своим хобби. В музыке, в лютне и этом блокноте Лютик пытался забываться, отвлечься, пережить это, и Геральт даже почти им гордился. Он не был уверен, что любой ребенок в таком возрасте додумается до этого. Сможет найти в себе силы переступить через трагедию и пытаться жить. Геральту только оставалось верить, что в храме... что-нибудь изменится. Нет, не так: он знал, что это как-то поможет им двоим. По крайней мере это единственное, что он мог сделать для него. И верить. Просто верить. Геральт погладил задремавшего Лютика по волосам и удобнее устроил его голову на своем плече, ощущая внутри странное тепло. лишь бы не спугнуть это тепло....