Пьянит заведомая ложь, В неё на миг поверил сам, Так обезумел от тепла.
Наконец, они приехали к храму. И вот это, кажется, дало Лютику мгновение, чтобы полностью забыть о своей боли. Он шел, затаив дыхание и открыв рот, глядя по сторонам, оглядывая сад и девушек. Это место действительно пленило своей красотой, и Геральт был рад, что на Лютика это произвело такое впечатление. Он вел Плотву под уздцы и уложил свободную ладонь на плечо Лютика, чтобы тот не потерялся из-за того, что остановится у какого-нибудь фонтанчика, засмотревшись тем, что даже вода здесь была необычно голубой и блестящей. — Геральт, какие люди! — воскликнула Нэннеке, и Геральт увидел ее очертания под аркой, спрятанная от солнца, она улыбалась и всплеснула руками. — И кого ты… привел с собой? — она сложила руки в замок и чуть склонила голову, присматриваясь. Чего Геральт не ожидал, так это того, что Лютик засмущается. Он внезапно прижался к боку Геральта и глянул на Нэннеке во все свои и без того широченные голубые глазища. Нэннеке, не сдержавшись, улыбнулась ему, почти умильнувшись. — Это… ребенок. — Да, знаешь, я вижу, что ты не вторую лошадь себе завел, — она учтиво кивнула, а после сделала два шага вперед и села перед Лютиком на корточки, смотря в глаза. Не сдерживая улыбки, она спросила: — Итак, как тебя зовут? — Юлиан. Лютик. Геральт называет меня Лютиком, ему не нравится имя Юлиан, — затараторил Лютик. Он вообще говорил в два раза быстрее и больше, когда смущался или нервничал. Геральт ощущал, как тот нервно мял край его рубашки. — Сколько тебе лет? — спросила она, прищурившись, все еще улыбаясь. — Одиннадцать. Геральт хмыкнул. Он почти угадал его возраст навскидку, хотя, что стоит заметить, сам о возрасте спросить он почему-то не подумал. — Хорошо. Может, проведешь время здесь, в саду, пока мы немного поговорим с твоим… кто тебе Геральт? Лютик не ответил, только сильнее замешкался. Геральт откашлялся. Он чуть помешкался, а потом отстегнул от вьюков лютню и дал Лютику, чтобы тому было чем себя занять. Лютик только кивнул и, приняв ее, пошел куда-то в сад, но далеко отходить не собирался. Как Геральт и думал, тот подошел к фонтану, прижимая к себе лютню и с восторгом пялясь на воду. — Надеюсь, ты сам мне сможешь дать ответ на то, кто он тебе? — спросила Нэннеке куда серьёзнее и встала, сложив руки на груди. — Мне показалось отчего-то, что вы родственники, хоть и понимаю, что сыном твоим он быть не может. Не знаю… будто связь какая-то… Может показалось, — она нахмурилась и потерла подбородок. Если ей что-то казалось, то, как правило, вовсе ей не казалось, а так оно и было. Геральт только неясно что-то промычал и сделал шаг вперед, скрываясь под навесом от солнца. Еще связи ему какой-то дрянной не хватало для полного счастья! — Я подобрал его. Его родители погибли, на весь род ведется охота, а я… почему-то не смог отдать его на попечение людям, которые явно бы справились с этой ролью куда лучше меня, — он выдохнул и покачал головой, следя за Лютиком, который уселся на край фонтана и тихо перебирал струнами, все косясь на воду. — Вот как, — она кивнула. — И что привело тебя сюда? — Он… я недавно ему рассказал, что его родители мертвы. Я подумал, что здесь ему будет легче, что ты… поможешь мне найти к нему подход. А там… там увидим. — Удивительно разумное решение, Геральт, обычно ты на такое не щедр, — она покачала головой, тоже косясь на Лютика. — Неужели ответственность за чужую жизнь в самом деле заставляет твои мозги работать продуктивнее? — Знаешь, для верховной жрицы ты слишком язвительна. — Слава Мелитэле, это нам не запрещено, — она пожала плечами. — Ты знаешь, я всегда тебе здесь рада. Так что оставайся с нами столько, сколько требуется для… вашего душевного равновесия, — она подчеркнула слово «вашего», намекая, что Геральту тоже необходимо многое выяснить в себе. Впрочем, он был с этим согласен. Ему надо было разобрать этот странный, альтруистичный порыв, и понять, почему он не может его оставить, отдать, облегчить себе жизнь. Почему он позволял этому происходить. Ему определенно было с чем разобраться. Хоть он и не знал, насколько это возможно. Лютику в храме понравилось. С ним вполне довольно проводили время местные жрицы, так что Лютик был окружен тем вниманием, которое и нужно было ребенку. Не уставший от жизни ведьмак, а веселые жизнерадостные девушки, которые вполне могли носиться с Лютиком хоть весь день. В первый же день Нэннеке провела с Лютиком в одной комнате почти три часа подряд, и Геральт понятия не имел, что они там делали, но Лютик после этого заметно воспрянул духом. И с каждым днем он возвращался к себе прежнему, и это позволяло Геральту дышать полной грудью, без страха и тяжести. Лютик восстанавливался, отпускал это, позволяя себе начать новую жизнь. Геральт смотрел на него с родительской снисходительностью, с непонятной ему самому нежностью, видя, как тот был в саду с одной из жриц. Сам Геральт по большей части медитировал и пытался разобраться в себе. У него не получалось. В общем, как и всегда. Для человека, который так много медитировал, он слишком много о себе не знал. — Ты ведь понимаешь, что вас с ним что-то связывает, так? — спросила Нэннеке, осматривая цветы. Солнечный свет скользил по витражам, падая необычными формами и цветами на белую плитку. Геральт напряженно кивнул. Он думал об этом, но не воспринимал это как константу. Один из вариантов. Но подобная форма постановки вопроса от Нэннеке заставила его напрячься и оставить этот вариант как, кажется, единственный верный. — Возможно. Но что? — Геральт сложил руки на груди, хмурясь. Его тянуло к Лютику, ему хотелось защитить его. Проявлять интерес так, как он умел. Пусть и как родитель он, мягко говоря, был так себе, но он хотя бы пытался. И, кто знал, возможно, у него когда-нибудь получится. — Боюсь, что… предназначение, — она пожала плечами и выдохнула. Геральт напрягся, подняв на нее тяжелый, напряженный взгляд. Предназначение? Ха, смешно! — Не хочу о нем ничего слушать, — отрезал Геральт сквозь зубы. — Еще скажи, что не брал никогда право неожиданности, — сказала она, явно издеваясь, закатывая глаза. Нэннеке стала напротив его, смотря прямо в глаза. Он ненавидел это, потому что в такие моменты она требовала серьезного взрослого диалога. И она не потерпит, чтобы он смел так просто убегать от него. — Было несколько раз, но… — Но ты не думал, что тебе придется отвечать за это? Вот твой ребенок, Геральт. Твое право. — Я не собираюсь отказываться от него, но не надо все это спихивать на какую-то там судьбу. У нас всех одна судьба — смерть. Это единственное, что априорно и вечно. — Ох, милый, не глупи, — она покачала головой, недовольно цыкнув языком. — Смерть не вечна. Сам знаешь: в пучине лет умрет и смерть сама. Но судьба, о, судьба бесконечна. Это череда времени и моментов бесконечна. И она там, во дворе, только что оттоптала все ноги Амелии. Геральт закатил глаза и уже сам раздраженно цыкнул. Он едва не скрипел зубами, но попытался расслабиться. Опустил плечи, выдохнул и решил прийти к компромиссу: — Мне все равно, как это ты называешь, я не собираюсь от него отказываться и это главное. Может быть, я не лучший кандидат для… такой роли, — он откашлялся. — Но все же. Вот он я. И, возможно, ему не повезло с этим, — он покачал головой. Нэннеке снисходительно улыбнулась, медленно кивнув. — И что ты собираешься делать дальше? Зная тебя, вряд ли ты собираешься быть здесь до его взросления. К сожалению, — она выдохнула и пожала плечами. — Конечно. Ты знаешь, я начинаю сходить с ума, если задерживаюсь. За это мне не платят денег… — Деньги здесь не проблема, ты знаешь, — она говорила так, будто бы все равно не отпускала надежду заставить его задержаться здесь подольше, дать Лютику окрепнуть и телом, и психикой. — Нет, вопрос не только в этом, — он покачал головой, а Нэннеке лишь тяжело выдохнула. Она знала его слишком давно, чтобы в самом деле верить в то, что он останется. Нет, не деньги его тянули вперед и вперед, нечто иное. Она знала что. Судьба. — Я пробуду здесь еще некоторое время, пока не пойму, что Лютик действительно в порядке. А потом. Не знаю. Он просил… он хотел, чтобы я научил его… — Ведьмачеству? — искренне удивилась она, округлив глаза. — Он? Этот мальчик, который вечерами поет баллады? Ты слышал, как он играет? А стихи? Ты видел его стихи? Для детского ума они слишком хороши! Геральт, какое ведьмачество?! Ты с ума сошел? Дай ему поступить в университет, а не... не это. То, что мальчик понасмотрелся на тебя и решил, что это забавно, не значит, что нужно тянуть его в… в это. Это опасно. Слишком опасно. Геральт сжал зубы и напряг челюсть. Черт возьми. А что он еще мог предложить Лютику? Научить танцам? Этикету? Геральт больше ничего не знал, ничего не умел. Только переться грудью на амбразуру… что ж, действительно, сомнительный навык, которому стоило бы обучать ребенка. Нэннеке выдохнула и покачала головой, возведя глаза к небу. Она сказала: — Давай условимся, мой дорогой, ты все ему опишешь, все, в смысле действительно все, чтобы он понял, а там… там решите. Но так же ты предложишь ему университет, чтобы он понимал, что у него есть выбор. И, послушай, если ты решишь схитрить, то я об этом узнаю, и тогда про выбор ему расскажу я, и, мой милый, последствия тебе не понравятся, — она пригрозила ему пальцем и спешно, даже слишком для своих форм, ушла. Геральт плотно сжал челюсти — так, что едва зубами не скрипел — и тяжело выдохнул. Дети это совсем немного не его стезя, как он должен… черт. Поздно. Слишком поздно сетовать на себя, на Нэннеке, на судьбу, на Бога, да на кого угодно. Слишком поздно. Теперь он должен принимать то, что натворил. Вечером, после ужина, Геральт нашел Лютика одного играющего в саду. Он любил проводить здесь время. Вообще Геральта немного поражало то, что Лютик мог чудесно себя ощущать как в окружении внимания, так и абсолютно один. Для ребенка он казался слишком… взрослым. И это в какой-то степени пугало Геральта. — Геральт? — он вскинул голову и убрал волосы с глаз, прекращая играть на лютне. — Занят? — он попытался улыбнуться, но был слишком напряжен предстоящим диалогом. Чем он вообще собирался заниматься? Говорить о его судьбе? О его выборе? Именно сейчас, серьезно? — Нет, — он улыбнулся ему, смотря снизу вверх, забавно щурясь из-за лучей заходящего солнца. — Ты хотел узнать, кто такие ведьмаки, так? — Да! — с восторгом ответил Лютик едва не хлопнув в ладоши. — Ты расскажешь мне, да? — Да, — он медленно кивнул и присел рядом на фонтанчик, глядя на воду, которая, казалось, едва не блестела сродни алмазам. — И по поводу того, что ты хотел бы быть таким… Если не передумал. Лютик внезапно не ответил, лишь выдохнул и раздосадованно пожал плечами, отложив лютню. Он уставился на свои колени, будто бы затушевался. — Расскажи мне, пожалуйста, — вместо ответа попросил он и, внезапно, его интонация была такой серьезной, что Геральту стало не по себе. Лютик будто бы как-то вырос за этот месяц, а Геральт и не заметил толком. Да, он был по истине ужасным отцом. Хорошо, что он бесплоден. Как же хорошо… — Это... опасное ремесло. Ты должен жертвовать собой. Своей жизнью. И по этой причине не заводить близких. Чтобы не подставлять опасности их. Да, ты будешь сильным, быстрым… По сравнению с людьми. Не в сравнении с теми, с кем должен сражаться. — Но ведь ты жив, так? Хотя они сильнее тебя? — недоверчиво покосившись, спросил Лютик, потирая ладони о свои колени. — Физическая сила не самое главное. Ты должен быть сильнее здесь, — он ласково постучал Лютика пальцем по макушке, и Лютик забавно сморщил нос, потерев голову. — Ты должен анализировать ситуацию. Всегда. Быть на чеку. Этот путь… опасен. — И технически… я могу? — Ого, какие слова ты знаешь, — с явной издевкой, причмокнув, сказал Геральт, покачав головой. Лютик нахмурился и, надув губы, сказал: — Может быть, я и ребенок, но я не тупой. Конечно же я знаю слово «технически». — Не от того ли ты знаешь это слово, что периодически сидишь в местной библиотеке, а? — Зато я узнал, как делается стекло! Ты мне так и не рассказал, хоть и обещал! Вот ты знал, что… Лютик быстро-быстро затараторил, а Геральт просто тупо уставился на него. Да, он не рассказал. Потому что забыл. Ну и как он, чурбана кусок, вообще когда-то решился на право неожиданности? Он не готов к этому. Нет, возможно, отвези он его сразу в Каэр Морхен, и дело с концом, там уже нет времени ныть, что твой опекун как отец так себе, но сейчас Геральту эта мысль показалась какой-то… нечеловечной. Помимо прочего, если Лютик в самом деле решился бы на это… он мог умереть. Ладно-ладно, может быть, Геральт отвратительный отец и как человек он так себе, но он еще не совсем отчаялся, чтоб не чувствовать, что подобное решение — чертовски, блять, серьезное и в какой-то мере даже ужасающее. — Лютик, — прервал его Геральт, не слушая его последнюю минуту, — я могу отправить тебя учиться в университет. Я слышал, как ты поешь. Я не разбираюсь, но Нэннеке тебя хвалит. Ты можешь поступить туда и отточить свои навыки, — Геральт не сразу заметил, что говорил вкрадчиво, с тихой, непонятной ему самому надеждой. На секунду он словил себя на мысли о том, что хотел бы, чтобы Лютик выбрал университет. Не подставлять его жизнь опасности. А выбери он ведьмачество, его жизнь станет одной непроходимой опасностью с того момента и до конца. Лютик затих, поджав губы и смотря на Геральта широко раскрытыми глазами. Взрослые глаза на детском лице Геральта пугали. Лютик тяжело выдохнул и отвернулся, будто бы колебался, будто бы что-то его тяготило. Геральту полагалось спросить, но он даже не знал, какова правильная постановка вопроса, чтобы он в самом деле понял его правильно. Ведь Геральт, порой, не понимал даже сам себя. — Это... действительно звучит... серьезно, — Лютик говорил так, будто с трудом подбирал слова. — Я люблю музыку. — Значит университет? — спросил Геральт так, будто бы он в самом деле мог требовать от Лютика — ребенка! — решение прямо сейчас и сиюминутно. Конечно же Лютик не ответил. Геральта пугало то, что Лютик почему-то в самом деле колебался, не мог решить, не знал, почему тот вообще выбирал, почему думал о ведьмачестве. Неужели в самом деле просто насмотрелся на Геральта? — Ты можешь подумать. Обсудить со мной или поговорить, если захочешь что-то уточнить. Я буду тут, — сказал Геральт, в самом деле с великим трудом находя нужные слова, пытаясь понять, каково это: быть рядом. Быть опорой. Тяжелее, чем ему думалось. Лютик посмотрел ему в глаза. Своими взрослыми глазами. Глазами человека, который не был уверен абсолютно ни в чем. Поэтому Геральт сделал лучшее, что мог. Он обнял его. И ощущая, как Лютик прятал лицо на его груди, он понял, что хоть что-то, но сделал правильно за этот невозможный месяц. Хоть что-то.***
Он погорячился. Он погорячился, когда говорил, что готов ждать, пока тот подумает. Он будет здесь. Потому что Геральт сходил с ума, сидя на одном месте. Он уже отдохнул и больше отдыхать не хотел. Это у Лютика была куча дел, которые он не успевал переделать, а Геральт просто слонялся по окрестностям. Лишний раз старался не высовываться, чтобы его снова не решили прогнать ну, просто так, поэтому он просто сидел и… сидел. Скука смертная. Даже разговоры Лютика стали скучными. Геральт любил слушать его пение, оно успокаивало, но все же большую часть времени Геральт элементарно скучал. Они обсуждали иногда ремесло ведьмачества, Геральт рассказывал без прикрас, но и не преувеличивал. Он решил, что Лютик должен сам выбрать. Сам решить. Раз уж тут все помешенные на судьбе, то что ж... Геральт просто позволил им плыть по течению. И себе плыть по течению морального разложения и скуки. Пока в один из дней, когда Геральт наблюдал за Лютиком, который в саду прятался от очередной жрицы, играя в прятки, Нэннеке зашла к нему и сказала, что к нему гости. Не совсем к нему — уточнила она, — но эта персона захотела его увидеть, когда узнала о том, что Геральт тоже тут. Ведьмак отвернулся от окна и посмотрел на Нэннеке, нахмурившись. — Кто это? — Так я ее пропускаю? Хорошо. Геральт закатил глаза. Бесполезно. Это просто бесполезно. Либо она понимала, что Геральт готов к себе и черта лысого пропустить, лишь увидеть хоть какое-то новое лицо. Но этот человек превзошел все ожидания Геральта. — Йеннифер, — удивленно промялил он, глядя на не нее все глаза. Она улыбнулась ему как ни в чем не бывало, хотя, возможно, внутри нее тоже, как и в Геральте, плескались чувства, волнение, восторг, ожидание. Все то, чем они повязаны. Отныне и навсегда, во веки веков, аминь. — Добрый день, Геральт, — она кивнула, оглядывая светлое помещение и, откинув волосы назад, подошла чуть ближе, будто бы направлялась просто к окну, а не к Геральту. Правды он все равно не узнает. Это же Йеннифер, черт возьми. — Что привело тебя сюда? — У меня к тебе встречный вопрос, — сказал он, сощурившийся, глядя на ее профиль. На то, как спокойно было ее лицо, однако, ему показалось — только лишь показалось — что сердце ее билось быстро-быстро. И это успокаивало его. — Однако я спросила первее. Будь вежливее, Геральт, — фыркнула она, и он лишь издал сдавленный смешок, пожав плечами. — Хорошо. Боюсь, ответ тебя поразит. — Даже так? То есть тебя не поваляли по земле, не проткнули насквозь и ты здесь не отлеживаешься, так? — Нет. На удивление — нет, — он покачал головой, сложив руки на груди и усмехаясь. И, внимательно смотря на ее лицо, он сказал: — Я здесь из-за ребенка. Да, определенно, ему стоило видеть ее лицо. То, как оно вытянулось в удивлении, как шире она раскрыла глаза, и как пораженно выдохнула. Медленно повернувшись к нему, она непонимающе вздернула бровь, и спросила, тихо и неуверенно: — Ребенок? Откуда ты мог взять ребенка? — Ну не украл же, Боже, — закатил глаза он, устало выдохнув. — От тебя можно ожидать чего угодно, — пожала Йеннифер плечами. — Очень мило, Йен, — недовольно сощурился он и быстро добавил: — Предназначение. Всего-то. Ничего интересного. Она ответила не сразу. Замерла на несколько мгновений, смотря в окно, хмурясь, будто пытаясь что-то понять, будто бы не сразу поверила ему. А потом спросила, затаив дыхание: — Ты завел себе ребенка путем права нежданности? — невереще промямлила она. — И это ты обвинял меня и мое желание к ребенку? — она пораженно вскинула брови, глядя на него во все глаза. Он покачал головой и сказал: — Тогда у меня были… другие цели. Ведьмаков становилось меньше, я просто хотел… как-то продолжить это дело. — Тогда, — подчеркнула она, сощурившись. — Мне неинтересно, Геральт, о чем ты думал тогда. Ведь сейчас, как я поняла, ты поменял свои намерения? Он недовольно цыкнул. Он ненавидел это в ней. Это ее внимание к деталям. То, чего так сильно не хватало ему в отношении Лютика. — Теперь... я дал ему выбор. — Словом, ведешь себя как отец, понятно, — она закатила глаза и недовольно выдохнула. — Не злись, — попросил он и аккуратно коснулся ее руки. Это всегда было сложно. Первое касание. Понять, можно ему или пока что нет. Как ему можно нарушить границы и можно ли вообще. — Это… сложнее, чем кажется. В самом деле… — Это он? — спросила она, будто не слушала Геральта, и кивнула головой. Геральт посмотрел в окно, видя там Лютика рядом с жрицей. И он лишь кивнул. Посмотрев на лицо Йеннифер, он так и не понял, какая именно эмоция была на ее лице. Злилась ли она на самом деле, была ли раздражена… На самом деле, та эмоция, которая была на нее лице… он не видел ее прежде. — Видимо, меня ты точно не ждал, — сказала она, все следя за Лютиком. — Не ждал, — согласился он. — Но не значит, что не хотел. Она почти неуловимо вздрогнула, а потом тихо спросила: — Как его зовут? Геральт улыбнулся, снова смотря на него. И он сказал: — Лютик. Его зовут Лютик. Он видел краем глаза, как губы Йеннифер растянулись в самой настоящей теплой улыбке. Он давно ее не видел. Он так соскучился. не только по ее улыбке.***
При первом знакомстве с Йеннифер Лютик снова тушевался. «Для детей это нормально» — сказала Нэннеке. Геральт слушал ее вполуха, глядя, как Йеннифер сидела на корточках перед Лютиком, что-то у него спрашивая. Смотрел, как нервно Лютик кусал губу и все старался отвести взгляд. И какой нежной улыбкой сияло лицо Йеннифер. Если бы только Лютик знал, как редка эта улыбка была на ее лице, он бы не отрывал от нее взгляда. Так же, как и Геральт сейчас. Он спросил у нее ночью, в покоях, почему она решила здесь задержаться. Она не ответила, только посмотрела на него из-за плеча неоднозначным, хитрым взглядом из-под полуприкрытых век. Он никогда не знал, что означал этот взгляд. Но он был рад, что Йеннифер осталась здесь, рядом с ним. Только тогда он понял, как она была ему необходима именно сейчас, когда судьба выкинула его на берег рядом с Лютиком, а Геральт понятия не имел, что ему делать, чтобы ничего не испортить. — Так значит ты дал ему выбор? Мальчику, который с трудом решает, хочет он сладкую булочку или соленое мясо, так? — изогнув бровь, спросила она, сидя напротив Геральта за столом после завтрака. Геральт стушевался, ничего не ответив и просто опустив взгляд. А что ему еще надо было делать? Решать за него? Ага, сейчас бы так нарешал, что потом всю жизнь разгребать будет и изводиться муками совести. Знают, проходили. — У тебя есть вариант получше? — улизнув от прямого ответа, спросил он, глянув исподлобья. Йеннифер тяжело выдохнула. — На самом деле, я в шоке, что ты вообще додумался насчет того, что Лютик, возможно, не хочет на полном серьезе такой судьбы. Сам догадался или подсказал кто? Геральт не ответил, только тихо выругался себе под нос. Йеннифер рассмеялась и повернулась в сторону, глядя, как на стенах играют тени от вездесущих растений. — Ему следует не объяснить, а хотя бы показать, что такое меч. Он знает, что такое музыка, но меч — нет. — Нэннеке не позволит его здесь тренировать. Это место не для этого. Она закусила губу, глядя на свои ногти, а потом вздрогнула, когда в комнату вошел Лютик держа что-то прямо за спиной. Он еще не привык к Йеннифер и явно смущался ее, мялся на месте. — Йен? Закрой глаза, — попросил он, неловко улыбаясь. Геральт готов был поклясться, что Йеннифер сама засмущалась и затушевалась посильнее Лютика. Неприкрыто удивилась, а потом закрыла глаза. Геральт, чуть прищурившийся, довольно наблюдал за картиной того, как Лютик медленно подходил к ней ближе, держа за спиной что-то цветастое. Как позже разглядел Геральт — венок. Из сирени и крыжовника. Что-то защемило у него в груди. — Наклонись, — попросил он дрожащим голосом, и Йеннифер чуть склонилась. Лютик привстал на носочках и надел ей на голову венок, смущённо улыбаясь. — Можешь открывать. Она медленно открыла глаза, и Геральт видел, как покраснели ее щеки от смущения. Он видел, что она сама выглядела как смущённый восторженный ребенок. Она медленно коснулась венка, принюхалась, аккуратно сняла его и широко улыбнулась. — Спасибо, он красивый, — сказала она, надевая его обратно. А Геральту показалось, что Йеннифер еще никогда не была настолько прекрасна, как сейчас. И Геральт ощутил внутри какое-то непонятное, сложное, всеобъемлющее чувство. Оно накрывало, как лавина, было мощным, сильным и… невероятным. Геральт бы хотел прожить жизнь, вечно нося это чувство в себе. Возможно, что-то такое ощущала и Йеннифер. Поэтому она вечером предложила, как ни в чем не бывало, вместе с Лютиком съездить к ней в Венгерберг. «Помахать мечом» — как выразилась она, ненавязчиво махнув рукой, листая книгу, будто бы она сама не была окутана предвкушением и странной щемящей нежностью. «Да, давай», — ответил он так же совершенно равнодушно, будто бы был спокоен, когда, на самом деле, внутри его трясло. Ему казалось, что он был счастлив.