Жестокость судьбы

Тьма. Он видел лишь её. Лишь непроглядная тьма, непонятное и сокрытое ото всех место, чувство парения в воздухе, чувство вечного покоя. Такого, что испытывают после смерти. Но жил ли он вообще? И покой ли это? Тишину разрушает звонкий трезвон будильника. Этот звук так омерзителен, так раздражает, так режет слух, вытягивая парня из сладкого, но вновь пустого сна. Какой он уже по счёту? Когда его сны стали лишь пустой бездной и скучным покоем? С тех пор, как парню исполнилось 15, а, может, 17? Когда беспощадная рутина этой нудной жизни начала его затягивать, словно в тот самый сон, в ту самую тьму, что теперь каждую ночь напоминает ему о себе? Он уже не вспомнит, когда именно это началось. Трезвон будильника замолкает, как только тонкий палец оказывается на нужной точке, нажимая на заветную кнопку. Небольшая комната снова погружается в тишину, а глаза невольно закрываются, но заснуть вновь уже не выходит. Получается лишь немного провалиться в дрём, улавливая мельчайший и незначительный звук. Вот тикают часы, стоя на тумбочке у самой кровати, следом слышится скользящий по деревянному полу ветерок, капли дождя, слабо бьющиеся об плотно закрытое шторами окно. В тишине комнаты звуки становятся всё громче, сильнее и раздражительнее. Капли, влетающие в стекло, минуту назад казались тихой расслабляющей утренней мелодией, некой усладой для ушей, так и навивая спокойствие. Теперь же они пулями пытаются пробить бедное окно, вызывая тревогу и гнев хозяина квартиры. Дремлющий мгновение назад юноша нехотя раскрыл глаза и встал с постели, ступив босыми ногами на холодный пол. Капли продолжали ломиться в комнату и оглушающе громко стучать по стеклу. Парень поморщился от шума и прохлады, мурашки быстрым строем пробежали по его телу, а сам хозяин комнаты  направился к шкафу с одеждой. — Акх, как же бесит — ворчал юноша, надевая обычную чёрную форму японской старшей школы. Смотрясь в зеркало, парень расчесывал свои рыжие пряди, что обрамляли бледноватое лицо и так подходили к голубым глазам.  Чуя до сих пор не мог избавиться от тревоги, что вызвала неожиданная весенняя буря. Сегодня он рассчитывал провести этот день расслабившись в полном одиночестве. Имеет же Накахара право хоть в свой день рождения немного отдохнуть? Но учёбу, увы, никто не отменял, поэтому придётся дожидаться вечера для осуществления своих планов. Чуя берёт сумку с учебниками и зонт. Выходя из квартиры, направляется к своей школе, пытаясь не угодить штаниной в лужу или грязь. Капли нещадно бились об поверхность зонта, так и наровя коснуться рыжей макушки и заранее поглаженной формы. Сегодня погода в Йокагаме и впрямь заставляет желать лучшего. Примерно, через 20 минут быстрого, но аккуратного шага юноша был уже недалеко от школы, небольшого, трёхэтажного здания, отличавшегося от окружающих его пошарпанных домов лишь табличкой и широкой лестницей, ведущей к главным дверям. Чуя недовольный погодой и тем, что всё же запачкал штаны, пошёл дальше по тратуару к школе, сдвинув брови ближе к переносице. Сейчас только утро, а его уже всё вокруг бесит — думал парень и, не успев понять, шикнул от жгучей боли в шее. Накахара резко дёрнул головой, схватившись рукой за больное место, а сумка, бывшая в этой руке, упала на мокрый тратуар.  —  Тц… Чёрт — выругался голубоглазый, обратив внимание на сумку. Боль вдруг отступила так же неожиданно, как и появилась. Чуя ещё сминуту стоял, не понимая, что это было, но в конечном итоге, не придав этому большого значения, спихнул всё на обычную боль в мышцах из-за перенапряжения и усталости. В классе было в разы теплее, чем на улице, и шум от разговоров одноклассников перекрывал звук стучавшегося в большие окна дождя и откуда-то взявшегося грома. Чуя сидел за своей исчирканой партой как раз у самого окна. Парень задумчиво вглядывался в полуразмытый из-за капель на стекле пейзаж заднего двора школы, потирая то самое место на шее. Что-то не давало ему покоя, какая-то тревога, закравшаяся далеко в подсознание. Оттянув галстук и растягнув первые две пуговицы рубашки, юноша вздохнул и засунул руки в карманы чёрных штанов, облакатившись о спинку стула. Сбоку послышался знакомый кашель. — Чего тебе, Акутагава? — не поварачивая головы, спросил Накахара — Хотел поздравить вас с 19-тилетием — прокашлившись, ответил  высокий парень с почти отсутвующими бровями, серыми холодными глазами и чёрными с белыми на концах прядями волос, свисающих по обе стороны его бледного лица. Он выглядил непоколебимым, равнодушным абсолютно ко всему и в то же время таким хрупким и одиноким. Никто не знал, что у него в голове, никто и не хотел этого знать. А Рюноске и не желал подпускать к себе кого-то, кроме рыжего семпая, именно он вызывал у нелюдимого юноши чувство уважение, только к нему Акутагава мог проявить интерес и хоть какие-то эмоции, кроме злости, равнодушия и презрения. А всё началось относительно недавно. Когда худощавый сирота со своей сестрой Гин оказались в этой школе. Школе полных отбросов общества, таких, как они сами, никому не нужных, ни кем не признанных, ни кем не понятых. Тут давали бесплатную еду- хоть и поршивую на вкус- медикаменты, если ты поранился или заболел, общежитие, образование, чтобы мог работать после выпуска. Учителя были добры и полны жалости к детям, у которых не было выбора, над которыми так резвилась жизнь. Но хоть в этой школе все и были похожи по своему прошлому, никто не отменял отвратительную сторону человека, его жестокость, корыстие и высокомерие. Поэтому сразу, как сироты пришли в первый класс их новой старшей школы, поползли омерзительнишие слухи, которые изменили дальнейшую их судьбу. Гин была прелестной девушкой. Её глаза были не так холодны, как у брата, чёрные прямые волосы подчёркивали нежные черты лица, а аккуратный носик вызывал умиление. Красота- это благословение и проклятие. И Акутагава обладала этим проклятием. Другие девушки, лицемерные змеи, притаившиеся где-то в тёмной дыре и выпускающие свой яд только тогда, когда жертва близка к ним, никак не могли успокоить свою зависть. Именно поэтому Рюноске приходилось который день слышать краем уха со стороны грязные и неправдивые слухи о некой вынужденной подработке его сестры, которая заключалась в продаже её тела. Любой, от которого он слышал мысли, пропитанные похотью и высокомерием, о Гин, о его милой и не погрязшей в жестокости этого мира сестре, тут же испытывал нестерпимую боль и видел горящие яростью глаза, покрытые пелёной презрения. Но подобные методы лишь ухудшали ситуацию, ведь школа не приветствовала насилие, а её ученикам было всё это лишь на руку, Рюноске не являлся авторитетом для кучки лицемерных школьников. Так, из-за травли, омерзительных слухов и беспомощности Гин начала закрываться в себе и оставаться на едине со своими страхами, не впуская в своё пространство даже брата. Девушка больше не ходила с распущенными волосами, а завязывала их в подобие пучка, оставляя некоторые пряди, её нежные черты лица скрылись за маской похожую на медицинскую, а фигура была спрятана за тёмной одеждой, исчез тёплый оттенок серых глаз, теперь они были точь в точь, как у брата. Парень же был готов убить всё и вся за то, что запятнали его сестру и сделали её такой. В тот момент и появился Накахара Чуя. Рыжеволосый коротышка-третьегодка, выделяющийся своей необычной внешностью форфоровой куклы, маленьким ростом и никому не свойственной энергетикой силы и угрозы для жизни, так и витавшей в воздухе при его появлении. Акутагава не чувствовал страха или ужаса, видя его, но то, что этот голубоглазый семпай был сильной личностью и уважаемым человеком в школе, стало ясно, как только Накахара без помощи рук, используя лишь ногу, пригвоздил к стене одного из учеников, что в который раз замышлял вылить воду на Гин. Тогда Рюноске уже хотел переломать все кости этому ублюдку, но его жертву перехватил другой хищник. Он доходчиво объяснил, что будет, если задира не прекратит издеваться над другими людьми, с омерзением гледя на ученика, после чего саморучно надел ведро с водой на его голову, уже с ненавистью смотря на промокшего юношу. У каждого стада должен быть лидер, так вот отбросами этой школы заправлял гибкий Чуя, несмотря на то, что сам он себя считал лишь ещё одним несостоявшемся человеком, просто имевшим туз в рукаве в виде силы. Так, постепенно перешёптывания о «работе» и ничтожестве Акутагавы Гин сменились обсуждением рыжеволосого и новыми слухами о его прошлом. Самого Накахару это никак не волновало, всё, что ему хотелось, это побыстрее убраться из этой дыры  и перестать наблюдать за бессмысленными и незаслуженными унижениями. Так познакомились сирота, имевший лишь сестру, и одинокий лидер отбросов, о прошлом которого ничего не было известно. Рюноске превлекали сильные личности, поэтому тот неосознанно проявлял интерес к парню, начиная высматривать рыжую макушку в толпе, подсаживаться в кофетерии, где голубоглазый ел саморучно приготовленный бенто, и заводить разговор, а Чуя, что странно, никак не противился вниманию со стороны младшего. Он чувствовал его уважение и видел, что Акутагава отличается от всего этого мусора,  но как таковой большой инициативы тоже не проявлял, а дальше сам не заметил, как начал ценить общение с сиротой. Черноволосый парень каждый раз погружается во воспоминания, когда поднимается на 3 этаж к семпаю. Сегодня Рюноске снова в этом классе на 3-ем этаже, только в этот раз парень заметил что-то странное на белоснежной коже Накахары. Рыжеволосый лишь вдохнул и поднял-таки свой взор на худощавого парня подле него. — Как узнал? — У вас на шее начала проявляться печать, Накахара-сан — спокойным и тихим тоном проговорил Рюноске — Чего?! Чуя тут же подскачил и прикрыл рукой названное место. Глаза округлились, а сердце забилось чаще. Чего-чего, а такого ответа Накахара точно не ожидал. Парень настолько погрузился в свой унылый мир и себя, что совсем забыл об ЭТОМ. Печать. Или же заветные первые слова партнёра. Это те самые  слова, что ты услышишь от предназначенного тебе человека. Так сложилось, что сей мир не так прост, как хотелось бы. Все люди связаны тонкой нитью и сложными переплетениями судьб. Большинство людей имеют своё предназначение, свой собственный путь и назначенного партнёра. В 19 лет на твоём теле может появиться фраза в виде татуировки. Обычная и единственная в своём роде. Фраза, услышав которую, ты сразу вспомнишь про отпечаток, оставленный жестокой судьбой на твоём теле. Почему жестокой? Да потому что Накахара Чуя никогда не хотел себе никакого партнёра! Он так привык полагаться лишь на себя, на свою силу, свой «туз в рукаве», как выражался он сам. Его совсем не радовала мысль о том, что какая-то девушка вторгнется в его  жизнь, что он так упорно собирал по кусочкам, в его личное пространство, ломая стены, что он возводил для изоляции от людей. «Не долбанная судьба определяет мой путь, а я сам!» — думал парень, будучи убеждённым, что окажется в том меньшенстве людей, у которых нет чёткого предназначения, нет клейма на теле, нет определённой дороги, нет предопределённого конца. Но всё пошло к чертям собачьим, когда Акутагава донёс до рыжего важную информацию о его проступающей печати. Юноша выбежал из класса, направляясь в туалет. Убедившись, что в кабинках ни души, Чуя закрыл дверь, подперев её шваброй из подсобки, находившейся прямо напротив туалетов. — Твою ж мать! Парень с некой неприязню смотрел в зеркало на печать. Фраза показалась ему такой нелепой и высокомерной для первых слов, по которым он должен был распознать свою суженную. «Похоже, что моя партнёрша та ещё сука» Слова только начали проявляться, были еле заметны и даже не окрасились в чёрный. Казалось, будто это просто царапинки, лежашие светлыми полосами на бледной коже. Однако это пока. Насколько Накахаре было известно, самое «интересное» его ждёт впереди. Именно поэтому  учеников обычно отпускали с занятий в их 19-й день рождения и считали это уважительной причиной. Вот настало время и ему применить эту возможность, несмотря на то, что тот предпочёл бы никогда ею не воспользоваться. В собственной квартире находится было намного спокойней, несмотря на давящую ауру ожидания. Парень прямо в промокшей и грязной форме сидел в ванне — он так спешил, что забыл взять собственный зонт, а после добровольно выскачил прямо под ливень. В напряжённом ожидании прошло несколько часов, пока, к сожалению, или, к счастью,  Чуя не почувствовал, как температура его тела повысилась. Было ужасно жарко и душно, настолько, что пришлось снять всё, оставив лишь серые боксеры, но и это не помогло. Бледная кожа начала краснеть и покрываться муражками, несмотря на жар, что чувствовал хозяин тела. В шею снова ударила резкая острая боль, но в разы сильнее прошлого раза. Её можно было сравнить лишь с тысячью маленьких иголочек, безперерывно втыкающихся и во всю длину входящих в твою плоть, оставляя за собой жгучие язвы, что горели и заставляли скребсти кожу. Чуя не выдержил и сорвался на хриплый вскрик, проводя ногтями по нежной поверхности шеи, он согнулся в три погибели и лишь подрагивал, сползая и ложась в ванну, когда очерёдная порция игл вонзалась с новой силой. Как же невыносимо жарко и как… больно, как чертовски больно! В глазах мутнеет, пот льётся градом, горло начинает хрипеть ещё больше, кислорода катастрофически мало, так, что кажется, будто парень сейчас же задохнётся, конечности предательски немеют, когда затуманненую голову посещает мысль охладиться водой — поэтому рыжий изначально и выбрал это место для ожидания пытки от самой судьбы.  Жар разливался по всему телу, синие вены и артерия на шее ощутимо пульсировали под кожей. Недлинными, но аккуратными ногтями парень неосознанно царапал болючее место и сам не заметил как из маленьких красных  царапин начала сочиться кровь, окрашивая в алый подушечки пальцев, ладони, шею. Капли липкой жидкости стекали вниз по шее, к выпирающим ключицам, гладкой груди, впалому животу, впитываясь тёмными пятнами в единственный предмет одежды, что остался на Накахаре. Они оставляли за собой множество кровавых дорожек, плели собсвенную паутину из красных «ниточек» судьбы на горячем теле, начиная свой путь у большого алого пятна и заканчивая белой скальзящей поверхностью ванны. Чуя хрипел, продолжая скребсти кожу, громко вдыхать, жадно поглощать воздух, подрагивать и щуриться. Боль в один момент так же резко отступила, как и появилась. Дышать стало легче, а тело стало слушаться хозяина. Парень осторожно сел, понимая, что эта битва с судьбой была проиграна лишь на половину — всё же он не  потерял сознание от болевого шока, как это обычно бывает, и так просто не сдался. Рыжеволосый кашлянул, в горле свербило. Он быстрым движением включил воду, и та тут же мощным напором тонких струек полилась на парня сверху, с лейки, повешанной на специально отведённое ей место на стене. Холодная вода тут же привела юношу в чувство, так, что тот не постеснялся и начал её пить — напавшая жажда требовала немедленного устранения. Кровавые дорожки, не успев засохнуть, смылись с кожи, пар, исходивший от тела юноши, наполнил комнату, а печать почернела. « Я чуть не сдох от этой боли» — думал хозяин квартиры, ища свою свободную тёмно-синюю футболку, находясь уже в пижамных бордовых штанах в мелкую- прямо как сам Накахара- клетку. На шее Чуи красовалась полоска белоснежного бинта, а живот издавал  странные звуки, требуя пищи. Как-никак парень не ел с самого утра, несмотря на то, что сейчас уже полдень, хотя так и не скажешь. За окном всё ещё густились тучи,  нависая над Йокагамой мягкой, но серой и смуглой пеленой, и пряча яркое весеннее солнце. Дождь и гром, что отчётливо раздавался в голове рыжеволосого, когда тот сидел в ванной, прекратились. Сейчас на улицах города хоть и было сыро, смугло и мрачно, но некое спокойствие, вдруг озарившее голову парня, отчётливо прослеживалось и здесь. Эти холодные тона, тихие улицы, отражающие в себе кирпичные дома лужи, отсутствие людей, капли прозрачной воды на тёмной траве так и навивали то самое спокойствие, но будто говорили, что это ещё не всё, что это лишь начало новой истории. Как глупо. Найдя футболку и временно заглушив звуки умирающих китов из собственного живота чашкой риса, голубоглазый без сил упал на кровать и зарылся в одеяло. Он быстро провалился в сладкий и долгожданный сон, из которого утром его вырвал будильник… Но только теперь что- то было не так. Что-то изменилось. Теперь всё по-другому, ведь этот сон не был пуст, а тьма не затягивала к себе в самую пучину…