Аспирин.

      ТАРДИС таяла в воздухе, оставляя после себя лишь квадратный отпечаток на песке.       Час назад Роуз казалось, что она уже переросла некую черту. Что она всегда будет знать, что ей делать и чего она хочет, что земля больше не убежит из-под её ног. Сейчас, ловя приоткрытым ртом последние порывы ветра, разбрасываемые дематериализующейся ТАРДИС, она ощущала дежавю, от которого её руки начали дрожать. Снова, как тогда, она ясно почувствовала жуткую пустоту там, где когда-то давно, в прошлой жизни, в её сущности пустил корни Злой Волк, там, где была ниточка между ней и Доктором. Как будто внутри неё что-то билось в агонии, болезненно угасая.       Роуз смутно осознала, что она опустилась на колени перед тёмным квадратом на песке. Её руки не находили себе места, кровь прилила к голове и стучала в висках, обдавая лицо изнутри жаром. Глаза застлала белая пелена.       Никто не умер, и Роуз прекрасно это осознавала. Нет никакой трагедии, все живы. Но почему же ей так больно? Она сложила руки на груди в бессильной попытке унять бешено бьющееся сердце, но, казалось, сделала только хуже. Она не могла понять, почему, она не могла это контролировать, она могла только наблюдать за тем, что происходит с ней, и пытаться уговорить себя, что теперь всё точно будет хорошо, и что эта безумно горькая пустота в её разуме — это не потому, что от неё оторвали часть её естества.       Что только что произошло? Кто рядом с ней, кто они?       Рядом с ней была Джеки, был он, и они трясли её за плечи, пытаясь достучаться до неё, поднять на ноги и увести прочь, но Роуз ничего не слышала, кроме шума моря, и ничего не видела перед собой, кроме его лица, промелькнувшего перед ней за секунду до того, как двери ТАРДИС закрылись для неё навсегда. Его брови сдвинулись, губы сжались в бледную нить, жуткая тень легла на полуотвернутый профиль. Она никогда не видела его настолько старым и усталым, даже тогда, когда он в бессильной ярости называл её глупой обезьяной. Как сильно она предала его, как глубоко ранила? Зачем она поступила так бессердечно с ним, зная, что больше никогда не увидит и не сможет попросить прощения?       Не в силах сдвинуться с месте, Роуз изучала этот последний отпечаток Доктора в своей памяти, прогоняла перед внутренним взором горестный стон, застывший в выражении его лица, когда он уже почти отвернулся от неё. Её пальцы продолжали бездумно перебирать песок, пока их не лизнул непонятно когда начавшийся прибой.       Вздрогнув, Роуз подняла голову — и увидела его так, словно её видение стало явью. Доктор смотрел на неё мутными от принесенных ветром слез глазами. Роуз зажмурилась, пытаясь спрятаться от боли, которую она не могла больше терпеть. Холодные пальцы коснулись её лица — и она замотала головой, словно пытаясь проснуться.       Что было бы, проживи она эту жизнь по другому? Уволься она из магазина на несколько дней раньше, отвергни предложение того, северянина, вернувшись к себе домой, в объятия обычной человеческой жизни? Сколько возможностей свернуть она упустила? Свернула бы она, зная о том, что ей придется пережить?       Роуз хотелось ударить этого, что был с ней рядом сейчас, по рукам, чтобы он перестал уже наконец трогать её, но почему-то не могла себе позволить этого, лишь продолжая сжиматься в комок, пытаясь оградиться от непрошенного участия. Никто ей теперь не нужен, никто и ничто. Жизнь потеряла смысл. Разве для этого она прошла такой долгий путь? Чтобы остаться здесь?       Она не знала. До этого часа она не знала, но это не мешало ей продолжать бороться со всеми силами мироздания, лишь бы дойти до конца. А теперь она почувствовала себя настолько опустошенной, обманутой и покинутой, что, казалось бы, с лёгкостью отреклась бы от всей своей прошлой жизни.       Когда она открыла глаза, он всё ещё внимательно смотрел на неё, часто моргая слезящимися глазами. Сердце Роуз снова обожгло волной удушающего стыда, но она сдержалась от всхлипа. Все это выглядело насмешкой над её скорбью, он выглядел, как насмешка. Но он был просто человеком, застрявшим в этой никчёмной дыре вместе с ней, обречённый прожить человеческую жизнь и умереть, без шанса начать всё заново. На какой-то миг Роуз смягчилась. Словно почувствовав это, он придвинулся ближе, опустившись коленями на мокрый песок. Осторожно, словно прикасаясь к горячему металлу, он бережно погладил её плечи… и обхватил её голову ладонями.       Роуз застыла. Сначала она не почувствовала ничего. Времени у неё теперь было, хоть отбавляй, и ей было совершенно плевать, что произойдет теперь. Прикрыв веки, она тяжело втянула холодный воздух ноздрями, пытаясь почувствовать хоть что-то, похожее на освобождение. Она не хотела вспоминать былое, но картины сами всплывали из памяти. Небеса чужих миров, имена которых она не смогла бы вспомнить, чужие лица и голоса, будто увиденные в полубредовом сне. Затем она увидела нечто знакомое, от чего её едва угомонившееся сердце пропустило удар — свою старую квартиру, где они с Джеки прожили почти двадцать лет. Залитая светом гостиная, в которой постоянно витал запах неопределенного мужского парфюма, истоптанные ковры и множество безделушек на полках. Она увидела себя со стороны — юную, ещё такую глупую, такую непринужденно счастливую.       Вот она стоит в лондонской подворотне, и в колени её вцепился Микки, умоляющий не уходить, не желающий отпускать, и на её глупом лице играет дерзкая ухмылка — она задумалась о том, чтобы бросить этот мир, послать к чертям, и с головой нырнуть в омут неизвестности.       Она увидела себя в ТАРДИС, словно от лица того, кто желал постоянно быть рядом, ловить каждый её шаг. Она увидела себя радостной и печальной, желающей увидеть всю вселенную, а затем защитить её, во что бы то ни стало. И она постоянно держала кого-то за руку.       Роуз попыталась вырваться из плена образов, но ладони, держащие её виски, не желали ослаблять хватку, и она почувствовала, как в её разум мягко пробиваются посторонние чувства, самые яркие — сжимающий сердце восторг и холодящая душу ярость, великое смятение и великая решимость человека, который несёт на себе непосильную для одного ношу. На глаза её всё-таки навернулись слезы, когда она увидела со стороны Злого Волка, разметающего самого себя по всему мирозданию, и совсем недавнюю их встречу — первую после стольких месяцев разлуки. Она почувствовала бешеное, истерично бьющееся в груди желание жить, только бы быть рядом с тем, кого беззаветно любишь, и не сразу поняла, что это было не её желание, а его.       Последним образом, скользнувшим перед ее взором, было её лицо, окаменевшее, словно от нестерпимой боли, и безмерное чувство нежности. Буквально звенел в её ушах едва слышный, до боли знакомый шепот, вторящий в два голоса, с шотландским и северным акцентом — я тебя прощаю.       Роуз обхватила ладони на её висках своими, мягко разводя их в стороны. Доктор беззвучно плакал, потупив тусклый взор в землю. Он смиренно ждал её решения, открыв перед ней всю свою исстрадавшуюся душу. Его руки были ледяными, но она ощущала тяжёлое биение единственного сердца, отдающееся в закоченевших кончиках пальцев. Осторожно Роуз сжала его запястья, пытаясь нащупать на правой руке шрам, хоть едва заметный шов, но ничего не обнаружила. Только она осмелилась поднять голову — и они встретились взглядами, впервые за целую вечность.       — Тебе не холодно? — едва слышно прошептал он, будто даже не надеясь на ответ. Она медленно покачала головой, несмотря на то, что начинала всерьез дрожать. Не обратив внимания на её ответ, Доктор потянул её к себе, поднимая на ноги. Затем он, с видом человека, которому необходимо хоть чем-то занять руки, тщательно отряхнул её колени от песка и, с сомнением оглядев её с головы до ног, начал стягивать с себя пиджак.       — Перестань, ты же сам замёрзнешь, — проворчала Роуз, сунув руки в карманы, искренне не понимая, зачем он всё это делает. — Я же в куртке, в конце концов.       Доктор — этот Доктор — впервые в своей жизни улыбнулся так, что вокруг его глаз собрались маленькие добрые морщинки.       — Роуз Тайлер, — с наигранным разочарованием протянул он, цокнув языком, и всё-таки снял пиджак, — а я как раз хотел предложить поменяться. Может, мне пойдёт лиловая кожаная куртка, как ты считаешь?       Роуз тихо прыснула, невольно отведя взгляд.       — Вряд ли. Во всяком случае, пока ещё она мне нужна. — Он так и стоял перед ней, обдуваемый всеми ветрами, прижимая к груди скомканный синий пиджак. Роуз не выдержала и, сама цокнув языком, выдернула тот из докторских объятий и принялась натягивать на его плечи. — Если мне всегда придется так с тобой нянчиться, скажи сразу, чтобы я подумала о переезде! — воскликнула она, используя ту самую интонацию, которой Джеки всегда ставила Доктора на место. Тот лишь поморщился, позволяя ей застегнуть пуговицы.       — Тогда не буду ничего говорить. Может, мне понравится, как ты нянчишься.       Доктор молча наблюдал, как она возится с последней пуговицей, а когда процесс одевания наконец был завершён, он мягко обхватил её лицо потеплевшими ладонями и не отпустил, пока не покрыл его полностью нежными поцелуями.       Шепот его мыслей всё ещё звучал у нее в голове.

***

      Роуз открыла глаза, и на секунду провалилась в сильнейшее дежа-вю. Ладно, может на несколько секунд. Стены её комнаты в доме Пита в полусонном бреду вдруг сложились в её старую комнату, которая была ещё там… дома. Даже постельное белье было практически таким же — пунцово-розового цвета, который в голове Роуз теперь вызывал ассоциации с каким-нибудь кукольным домиком. Окно с правой стороны, бежевый потолок и стены, и даже тумбочки точно такие же… Как она только раньше этого не замечала?       Легонько постучав себя по щекам и проморгавшись, Роуз всё-таки вырвалась из наваждения. Нет, не совсем такие тумбочки. Здесь не было той мебельной фирмы, которая их выпускала. И занавески другие, более лёгкие, расшитые кружевным рисунком, она сама их купила. Да и одеяло… Нет, одеяло всё-таки было таким же ужасно розовым.       Воздев обе ладони к потолку, Роуз зевнула и хорошенько потянулась. Когда её руки упали вдоль тела, она заметила, как одеяло натягивается от этой странной кучи вещей, сложенной на кровати справа от неё.       Роуз нахмурились, повернувшись на бок, чтобы не вылезая из-под одеяла спихнуть груду хлама на пол. Доктор это сделал, он пусть и сортирует потом всю эту одежду по цвету. Она уже было стала представлять, какие отговорки он начнет использовать, чтобы отлынуть от справедливой кары, когда её пальцы под одеялом наткнулись не на ткань, а на тёплое человеческое плечо.       Нужно признать, что вот это её действительно озадачило. И совсем слегка смутило.       Плечо явно было мужским. Тёплым. Оно едва уловимо двигалось в такт глубокому сонному дыханию некоего неизвестного пришельца. Роуз осторожно придвинулась ближе к «груде хлама» и провела по руке пришельца подушечками пальцев, вверх и вниз. Доктор даже не пошевелился.       Наверно, ей стоило бы воспользоваться ситуацией, чтобы подшутить над ним — накрасить карандашом Джеки его брови или подвести глаза, написать на лбу какую-нибудь бессмыслицу, но почему-то ей совершенно не хотелось рушить эту хрупкую идиллию, которая только-только сформировалась между ними. До этого момента Доктор не одаривал её жестами такой щемящей сердце привязанности. Вот он, девятисотлетний галлифреец, которому пришлось проделать невероятно долгий путь, чтобы просто забраться к ней под одеяло, свернувшись калачиком. Вот он, её Доктор, Джон Смит, или как он ещё захочет себя назвать.       Роуз так давно не видела его спящим. Спокойным, тихим, наконец-то обретшим мир. Не сдерживая восторженной улыбки, она осторожно придвинулась к нему и начала медленно отодвигать одеяло, под которое он забрался с головой. Ей не хотелось, чтобы он просыпался раньше времени. Как ни странно, первым на свет показался его неизменный хохолок, который во сне изрядно потрепался. Как ни странно, абсолютно вся его шевелюра сменила цвет с каштанового на яркий, словно осенняя листва, медный рыжий.       Утренние лучи упали на его покойно сомкнутые тонкие веки, озорные веснушки на щеках.       — Роуз…       — Да?       Доктор приоткрыл одно веко ровно настолько, чтобы впустить в свою дрёму её образ, и снова закрыл глаза.       — Давай полежим ещё немного.       Роуз вдруг захотелось обнять его, изо всех сил прижать к себе, согревая и оберегая. Улыбка не сходила в её лица, когда она склонила голову и прижалась к его лбу самым нежным поцелуем, который она кому-либо когда-либо дарила.       — Ты рыжий, Доктор, — прошептала она, склонившись ещё ниже, так, чтобы их носы соприкасались.       Глаза Доктора снова приоткрылись, и теперь они прямо-таки излучали скепсис с толикой беспокойства.       — Ты ещё не проснулась, милая, ложись обратно.       «Милая»? Роуз не удержалась от того, чтобы прыснуть от смеха. Она склонилась к его уху, чтобы до невозможности интимно прошептать:       — Милый, ты совершенно, абсолютно, безоговорочно рыжий.       Доктор нехотя повернул голову к ней, уставившись на её глупую улыбку. Выпростав руку из-под лохматой головы, он схватил прядь своих волос над самым лбом и притянул её к сощуренным глазам.       — Рыжий. Я… — он бессильно уронил руку на подушку, испустив тяжкий вздох.       — Ты всё-таки покрасился? — Теперь Роуз была скорее возмущена. — Без меня?       — Нет. — Он даже не удостоил её улыбкой.       — Тогда как это возможно? Ты ничего не делал?       — Нет.       Отвернувшись от неё, Доктор медленно скинул с себя одеяло и сел на кровати, сгорбив плечи. На секунду (или чуть больше) Роуз залюбовалась лучами утреннего солнца, играющими в его буйной огненной шевелюре. Как долго она мечтала наблюдать это каждый день, увидеть хотя бы раз не только в грёзах?       Потом до неё дошло, что Доктор, у которого нет ни секунды на передышку между болтовней и бегом, продолжает сидеть смирно, как изваяние. Обласканный солнцем, но пугающе безжизненный.       — Ты хорошо себя чувствуешь?       Она протянула руку, чтобы дотронуться до его голой спины, но прежде чем она успела коснуться, Доктор поднялся на ноги, ускользая от её нежности. Он медленно прошел к куче своей одежды, непонятно как собирающейся в комнате Роуз, вытащил из неё футболку, которую небрежно встряхнул, прежде чем неуклюже напялить на себя.       — Это Донна.       — Что — Донна?       Доктор наблюдал себя в зеркале. Осмотрел с разных сторон, как будто оценивая свою крутость, но в выражении его лица не было и намека на восторг.       — Рыжие волосы. Это она. — Он нахмурился, откинув голову назад, чтобы почесать щетинистый подбородок. — Я всё ещё Доктор-Донна.       — А. — Роуз кивнула, хотя не совсем понимала, как цвет волос Донны мог передаться в процессе метакризиса, пусть даже и с таким непредсказуемым и взбалмошным биологическим материалом. — Она, получается, что… тебе кто-то вроде матери?       Теперь ей удалось расщедрить его на улыбку, пусть скромную и совсем ненадолго. Доктор ухмыльнулся своему отражению, зачем-то попытавшись оттопырить свое левое ухо.       — Нееет. Совсем нет. — Он повернулся к ней, поиграв бровями. — Скорее, двоюродная сестра.       — И что, это навсегда? Ожидаются ещё сюрпризы в плане… — приподнявшись на локте, Роуз неопределенно покрутила пальцем в воздухе, — …преображения?       — Ну… — Он цокнул языком, запустив руку в волосы на затылке. — Мне повезло, что эта инкарнация не имеет две головы или три руки, иначе дела были бы плохи. Разве что… Он многозначительно посмотрел на неё, словно пытаясь намекнуть на нечто гадкое.       — Что — «разве что»?       — Возможно, тебе придется учить меня пользоваться тампонами. Но это в худшем случае. Подождем годик, там и видно будет.       Они довольно долго смотрели друг другу в глаза с совершенно каменными выражениями лиц, но Роуз не выдержала первой. Она с шумным вздохом закатила глаза, шлёпнулась спиной на кровать и хлопнула себя ладонью по лицу, вкладывая в каждый свой жест как можно больше небрежного сарказма.       — Прости, у меня сейчас не очень-то получается шутить. Я чувствую себя… Эта достройка организма жрет дико много энергии.       Доктор плашмя упал на кровать, и с минуту они лежали рядом в идентичных позах и молча изучали друг друга, будто только сейчас осознав, что у них впереди целая совместная жизнь.       — Мне не пора делать глупые человеческие документы? — заговорил он первым, скривив брови.       — Ну, наверно, можно было бы попробовать. — Роуз в задумчивости приложила палец к губам. — Начать стоило бы с имени. Кем тебя запишем? Джон Смит? Как насчёт даты рождения?       Доктор отвернулся от неё, направив расфокусированный взгляд в потолок.       — Джон Смит — неплохое имя… Но тебе не кажется, что это слишком просто, настолько просто, что будет бросаться в глаза? А дата… — Он снова повернулся к ней с тем же измотанным выражением. — На сколько я выгляжу?       От его изнурённого взгляда сердце Роуз дрогнуло, окончательно сдаваясь, и она подползла к нему вплотную, устроив его голову на своем плече. Доктор, видимо, совершенно согласный с таким положением дел, обессиленным жестом закинул на неё руку, испустив облегчённый вздох.       — Лет на… Тридцать. — Роуз принялась задумчиво перебирать его волосы, лезущие ей прямо в нос. — Пусть будет тридцать с хвостиком. Тридцать пять.       — Вот как. — Его голос звучал приглушённо, дыхание согревало ее ключицы. — Тридцать пять. «Пять» для важности?       — «Пять» для важности, — подтвердила Роуз, другой рукой обнимая его за плечи.       — А тебе сколько лет?       Вопрос поставил Роуз в небольшой неудобный тупик, и Доктор, почувствовав это, беспокойно заёрзал щекой по её плечу.       — Ну, да, я запамятовал. Никогда не держал такие вещи в голове, но теперь придётся, и я подумал, что проще будет запомнить, отсчитывая от твоего…       — Ладно, джентльмен, расслабься. Мне двадцать пять. — Роуз призадумалась над этим, пытаясь ртом поймать прядь его волос. — А так и правда проще. Раз уж ты — Десятый, и разницы между нами пусть будет десять лет…       Руки Доктора крепче обхватили её, и Роуз показалось, что она знает этот жест.       — Я совсем забыл… — Его голос звучал совсем приглушённо. — …какая ты молодая…       — Я?       Роуз произнесла это насколько резко и громко, что Доктор резко отпрянул от её плеча, с тревогой схватив её за руку.       — Я! Я… — Роуз откашлялась, сознательно понижая тон дрожащего голоса до шёпота. — На самом деле, я давным-давно потеряла это чувство, Доктор. Я как будто… — она прищурилась, отведя взгляд так, чтобы скрыть накипающие слёзы в уголках её глаз. — Я потеряла её где-то. Свою молодость. Она просто… Выпала у меня из кармана на одной из параллельных Земель, и теперь я как-то так… Без неё. Неплохо справляюсь, на мой взгляд.       Доктор в ответ свёл брови домиком, и Роуз точно знала, что от жалости ему прямо сейчас хочется плакать.       — Это из-за меня.       — Это из-за всего. Из-за всей вселенной. Не все проблемы на планете крутятся вокруг тебя, знаешь ли. Была парочка и совершенно сторонних дел.       — Но в конечном итоге…       — В конечном итоге мы здесь, — мягко возразила Роуз, сжимая его ладонь в ответ. — Вместе. Как бы ни было больно и опасно пройти этот путь — мы оказались здесь.       Роуз смотрела в усталые глаза Доктора неотрывно, пока эмоции на его лице сменялись от почти отчаянной гримасы к смиренному принятию, а затем к бесконечной нежности. Он наклонил голову набок, и луч солнца коснулся его невероятно рыжих, самых рыжих на свете волос, и эта картина привела Роуз в детский восторг. Видя её улыбку, он склонил шевелюру к ней, и Роуз тут же запустила в его волосы обе руки. К её радости, Доктор не сдержал стона наслаждения. Медленно он снова прислонил голову к её плечу, а затем прижался к ней всем телом, почти мурлыкая ей на ухо.       — Что, если я попробую вернуть её тебе?       Роуз мгновенно отшатнулась от прикоснувшейся к её голове руки, вжимаясь в подушку.       — Попридержал бы ты коней! — шепотом воскликнула она. — Я не позволю тебе баловаться телепатией налево и направо сейчас, когда ты едва на ногах стоишь.       Доктор лишь улыбнулся.       — Делаю, что могу. Пока ещё могу.       — В смысле?       — Я не знаю, к чему приведут эти метаморфозы. Боюсь… некоторых способностей я могу скоро лишиться.       — Чего бы ты не лишился, мистер Смит, — четко проговорила Роуз, глядя Доктору в лицо тем самым непривычным ему жёстким взглядом, — ты никогда больше не лишишься меня.       Напряжённое молчание давило на её барабанные перепонки, пока Доктор не прикрыл глаза, сдаваясь.       — Ладно, — прошептал он. — Я не хочу трогать твои воспоминания, ты права. Но… Я хочу показать тебе кое-что. Свой… хлам. — В его тусклом взгляде читалась просьба. — Может, ты кое-что покажешь мне. Согласна?       — Этим баловались детишки на Галлифрее, правда?       Доктор усмехнулся, отводя глаза.       — Баловались, конечно. Но не детишки и далеко не с каждым встречным.

***

      — Ты чего?       Джон Смит лишь покачал головой, пряча лицо в ладони.       — Голова болит? Как себя чувствуешь?       Роуз пощупала его лоб — тёплый, но не горячий. Как раз такой, как она привыкла.       — Плохо, — честно ответил Джон, прищуриваясь от звуков собственного голоса, болезненным эхом отдающихся в его ушах.       Роуз со вздохом погладила Джона по голове, ероша отросшие за время карантина волосы. Выглядел он неважно — понурые плечи и мутные покрасневшие глаза, в которых читалась вселенская скорбь.       — Не хочешь прилечь?       Джон протяжно вздохнул, опустив голову на сложенные руки.       — Мне нужно закончить тот отчёт до среды…       — Ничего, закончишь. Я помогу тебе. Но это потом. А пока… — Роуз присела на диван и похлопала ладонью рядом с собой. — Прошу к нашему шалашу.       С кряхтением Джон выбрался из кресла, чтобы тут же ничком кинуться на диван, прямо к Роуз в объятия.       — Чего хочешь выпить? Чаю? Кофе? Мамин куриный бульон?       Джон фыркнул, кинув косой взгляд за порог, откуда доносились отзвуки кухонных хлопотаний Джеки.       — Знаешь, нам стоит задуматься над переездом, — ответил он, выразительно дёрнув бровями.       Роуз тихо рассмеялась, уткнувшись носом в его макушку. Сонно мурлыкая себе под нос, Джон прижался к ней, щекоча ресницами её шею.       Должно быть, Джеки и сама ждёт не дождется, когда они съедут — Тони растет не по дням, а по часам, и очень скоро ему потребуется комната, которую они и так занимали на птичьих правах слишком долго.       — Я присмотрела нам небольшой домик недалеко отсюда.       — Ага.       — С террасой и садом…       — Угу…       — С подвалом, прекрасно подходящим для мастерской…       — Ммм? Джон приоткрыл один глаз, ожидая продолжения рассказа.       — Вот, теперь ты заинтересован, — отметила Роуз. — Дом, конечно, просто прекрасен, но знаешь что? Он стоит немного больше денег, чем у нас есть сейчас.       Недовольный таким поворотом дел, Джон снова спрятал лицо в ее волосах.       — Ох, опять эти человеческие заморочки…       — Ты же не думал, что все будет так просто, верно? А теперь, будь добр, предоставь-ка мне ещё раз свой лоб. Джон послушно поднял голову, и теперь его лоб определенно был теплее её руки и губ.       — Как тебя угораздило? Слишком долго дышал в форточку?       — Нет… — поймав ее укоризненный взгляд, Джон пристыженно вздохнул. — Да. А ещё забирал образцы у сотрудников Торчвуда-5…       — Ах, вот оно как. Тогда все ясно. — Роуз откатилась на другую сторону кровати и окинула взглядом тумбочки и столы, но никаких лекарств поблизости не обнаружилось. — Мой возлюбленный — самый умный человек на планете, а ещё он не боится никаких человеческих болячек, потому что он очень умный и всегда соблюдает технику безопасности. Так, дорогой?       — Роуз, прошу… Не надо… Есть мой мозг…       — Ладно, хорошо, не буду. Но… чем тебя лечить? Человеческие лекарства тебе подойдут?       Джон буравил её стеклянным взглядом с полминуты, размышляя. Потом пожал плечами.       — Ты не проводил никаких тестов — так, на всякий случай, вдруг простужусь или дурацкий человечий вирус мутирует?       — Ну, если рассуждать логически… — Джон сел на кровати, зачем-то прощупывая собственный пульс. — Нормальная температура тела сходна с человеческой, пульс — тоже, метаболизм — тоже…       — Рискнем?       После секунды мучительных метаний Джон кивнул и улёгся обратно на нагретое место.       Вообще-то дом, который так приглянулся Роуз, был построен и даже спроектирован специально для них. Это был их с Питом небольшой секретный уговор — Роуз как хорошая дочь заставляет своего спутника жизни работать во блага семейного дела, скажем, минимум лет пять, а Пит, как хороший отец и справедливый работодатель, обеспечивает их жильем — служебным с перспективой остаться там навсегда. Условные пять лет почти истекли, осталось всего ничего, и, что удивительно, господин Тайлер-Смит за все это время ни разу не болел ничем серьезнее комариного укуса. Да, комары его точно любили. Зато указанный господин их не любил, отдавая предпочтения своей работе, названной супруге и научным исследованиям всякой залетной гадости, которая в последнее время валилась на планету как из рога изобилия. И в документах его имя действительно значилось как «Джонатан Тайлер-Смит». Ему очень нравилось проговаривать это нагромождение букв скороговоркой при любом удобном поводе и даже без него. Джеки однажды чуть не порвала его паспорт, лишь бы он уже наконец заткнулся.       — Мам? Ты знаешь, где у нас…       Джеки явно собиралась куда-то — носилась по кухне от полки к полке, складывая контейнеры и столовые приборы в сумку.       — Куда это ты? Что случилось?       Не поднимая головы от сумки, Джеки лишь помотала головой.       — Ничего не случилось, просто собираюсь отвезти твоему отцу провизию на день, а то он постоянно забывает перекусить… — Подняв глаза на дочь, Джеки озабоченно склонила голову. — А у вас там что происходит?       — У нас… — Роуз неопределенно повела плечом, прикусив губу. Ей до сих пор было стыдно каждый раз, когда Джон влипал в какую-нибудь жизнерадостную тупость. — Джон приболел. Температурит, но не сильно, нет. Ищу, чем бы снять симптомы.       — Ах, вот оно что. — Взгляд Джеки расфокусировался, как будто она погрузилась в далёкие воспоминания. — А что ему вообще можно принимать?       Роуз бессильно вздохнула.       — Он полагает, что всё, что можно нам.       — Он даже не проверял этого, верно? — Джеки горько усмехнулась. — А ещё учёный муж… Твой муж, между прочим.       — Да, я знаю. — Как ни странно, эта мысль Роуз даже развеселила. — И с этим мне придется жить.       — Не только тебе, дорогая. Всем нам.       Минута шуршания по верхней полке — и Джеки вручила дочери заветную коробку с красной, как большой предупредительный знак, надписью «аспирин».       — Ладно, раз что-то нашлось, я поеду к Питу. Он сегодня принимает что-то на стройке, какой-то научно-фантастический сюрприз… ну, ты знаешь.       Когда Джеки повернулась к Роуз, та с болезненным сомнением крутила пачку аспирина в руках.       — Если боишься — не надо. — Теплая рука легла на её плечо, и Роуз с благодарностью накрыла её своей. — Он и так оклемается, он… живучий. Он сильный. И вряд ли бы он хотел сейчас покончить с собой. Но если боишься…       — Нет. Он прав. Тут нечего бояться.       Роуз прислушалась к звукам вне кухни — лишь тяжёлое сопение раздавалось в их с Джоном спальне. Перед глазами её вставали непрошеные воспоминания. Старый дом, чужая пижама с яблоками в карманах и страх за его жизнь, даже больший, чем за собственную.       — Ладно, иди к нему, а я поеду к Питу. — Джеки сердечно поцеловала её в щеку, не побоявшись размазать помаду. — Ведите себя хорошо, ладно?       — Изо всех сил, мам. Как всегда.       В тишине тревожные мысли всего на мгновение взяли верх над её рассудком, но Роуз лишь решительно помотала головой, отгоняя их прочь.       — Вот, что удалось добыть. Изучай.       Джон нехотя сел, чтобы покрутить принесенную Роуз пачку в руках.       — Аспирин. Прекрасно.       — Чем он был опасен для тебя?       — Чем?.. — Он отложил пачку на тумбу и сложил руки в замок, сгорбившись. — На самом деле, большая часть человеческих медикаментов была для меня ядом. Одни просто слишком токсичны, другие превращали кровь в кислоту…       Роуз поморщилась, отведя глаза.       — Прекрати. Мне и так уже безумно страшно.       Джон лишь усмехнулся.       — Это правда. Однажды одна бравая бригада хирургов решила провести операцию на моём сердце. Они хотели помочь, но они меня убили.       Роуз устало плюхнулись на диван рядом с ним, положив голову, в которой заводилась всё больше дурных мыслей, ему на плечо.       — И как же ты выкарабкался из дерьма в тот раз?       Джон задумчиво почесал зачаток бороды.       — Регенерировал. И… это было даже мучительнее, чем всегда.       — Ну, тогда все путём. В этот раз не придется долго мучиться.       С возмущенным фырканьем Джон толкнул её локтем в бок, и Роуз безвольно откинулась назад, развалившись поперёк кровати.       — Это ни капли не смешно, — проворчал он, обнимая себя за плечи.       — Знаю, что не смешно. Но обычные люди так делают перед нелегким испытанием… Храбрятся.       — С помощью тупых шуток? Оскорбляя больного товарища, который, возможно, в шаге от смертного одра?       Он повернулся к ней профилем, и в глазах его было искреннее раздражение. Роуз лишь неловко развела руками.       — Тогда не подходи к этому одру! Эту пачку аспирина выкинем в окно сейчас же, остальные лекарства предадим огню. Или… Проведём пару испытаний после, когда ты почувствуешь себя лучше, но не сейчас. Избавление от глупой простуды не стоит мучительной смерти.       Джон уставился на заветную пачку, перечитывая большое красное слово на ней снова и снова, словно мантру.       — Ты права. Почему ты всегда права, Роуз Тайлер? Кому из нас тысяча лет?       — Ну так, если я права… — Она выразительно дернула бровями. — Я положу аспирин обратно на самую дальнюю полку и сделаю вид, что ничего не видела?       После минутного молчания Джон устало покачал головой.       — Мне всё ещё нужна ясность мысли. Нужно закончить отчёт сегодня. Я не буду перекладывать свои обязанности на тебя.       — Ты сейчас так шутишь, или что?       Отрешённо Роуз наблюдала, как он вскрывает пачку дрожащими пальцами, тянется к стакану с водой… Он так ни разу и не посмотрел на неё, и, даже устроившись рядом с ней и подложив сложенные ладони под голову, не нашёл мужества поднять на неё взгляд.       — А как же…       Её голос дрогнул. Роуз решительно не понимала, что чувствует.       — Что? — Джон смотрел красными глазами куда-то поверх её головы.       — Смертные одры, карательная медицина… — Она не удержала нервного смешка. — Ты же сам говорил?       — Да, говорил. — Джон посмотрел на неё очень серьезно, поджав тонкие пересохшие губы. — Если последствия будут фатальными, то пусть виновен в этом буду я один.       — Но аспирин ведь нашла я.       — И то правда. — Он поднял руку, подзывая её к себе. — Иди сюда, защитница Земли.       Роуз подвинулась поближе, и Джон прижал её прямо к своему единственному сердцу.       — На самом деле, — прошептал он, — в этом есть часть твоей вины. Ты меня расхрабрила. Люди так легки на подъём.       — Ты уверен?..       Джон усмехнулся, запуская пятерню в её волосы.       — Как бы то ни было, теперь я уже не пойду блевать, Роуз Тайлер, ты слишком хороша, чтобы от тебя отрываться. Ни за что, никогда. Всё будет хорошо, а потом… Потом будет дом с прекрасной лабораторией и живописным садом, и отличная работа, и дети, и внуки…       — Ты бредишь.       — С чего бы это?       — Ты никогда о таком не мечтал.       — Если не говорил это вслух, то это ещё не значит, что не думал так. — Джон по-хозяйски закинул на неё ногу. — Я всегда буду мечтать о том же, о чем и ты.       — Откуда ты знаешь, о чем я мечтаю?       — В том и дело, что не знаю. — Судя по голосу, он улыбался. — Расскажи мне.       И Роуз неуверенно начала рассказывать, с трудом подбирая слова и не заканчивая фразы. Его живое, четко бьющееся прямо у неё в голове сердце убаюкало её, и они оба уснули, чтобы во сне увидеть мечту — одну на двоих. Когда Роуз открыла глаза, в комнате было темно. Небосклон заволокли сумерки, и только далекие неоновые огни города смазанными светлячками сверкали вдали. В доме было тихо — видимо, Джеки так и не вернулась, решила лишний день провести в обществе Пита и Тони. Роуз хотела было потянуться, но поняла, что руки её чем-то заняты, к тому же, к дивану её придавливало что-то тяжёлое. Она бы подумала, что это Джон, не будь это тяжёлое тело таким безвольным. Тишина. Они не сдвинулись с места с той минуты, как уснули, но… тишина. Роуз всё ещё прижималась ухом к его груди, но ничего не слышала. Ни вздоха, ни удара сердца. С трудом выпрастав руку, она нашла его тонкое запястье у себя за спиной и попыталась нащупать на нём пульс, хотя температура его тела была достаточно красноречивой. Но она всё равно попыталась. Она держала свои пальцы на его венах несколько минут, а потом вдруг сжала его руку так сильно, что даже спящий человек бы вскрикнул от неожиданности и вырвался. Но ничего из этого так и не произошло. Роуз безмолвно пялилась в тёмное окно, не выпуская его холодную, как у мертвеца, руку. В голове её не было ни единой мысли — она боялась думать, потому что первой же её мыслью было бы осознание того, что его тело холодное, кожа белая и жёсткая, а черты любимого лица успели заостриться, четко очерченные всполохами фар проезжающих за окном автомобилей. Почему-то ей казалось, что он улыбался. Последнее, что она запомнила — его хриплый затихающий, словно где-то вдали, добрый смех. «Проживи хорошую жизнь, Роуз Тайлер. Ты — просто фантастическая. И знаешь, что?..» Роуз оборвала непрошеное воспоминание на полуслове, будто только это могло удержать её от того, чтобы последовать за ним. Его тело всё ещё было теплым и мягким там, где прижималось к ней, и Роуз застыла, боясь потерять остатки иллюзии того, что они просто обнимаются. Просто ещё один скучный вечер в тишине и темноте, и он позволяет ей смотреть в небо за них двоих, выбирая из перечисленных ею грез всего одну, которую они могли бы осуществить завтра утром. Глаза жгло злой горячей солью, но не было больше смысла в том, чтобы отворачиваться или моргать. Роуз наблюдала за струящимися по бесконечному черному небосводу призрачными ручейками неонового сияния, пока они не слились в паутину едко-зелёных ничего не значащих линий, за которыми крылась лишь пустота.