Созидание чувств

      — Или ты сейчас же открываешь нам дверь, или это делаю уже я, но в таком случае от неё остаются щепки, — пригрозила Эрза. От стальных недовольных ноток у Люси поползли мурашки. Страшно? Немного, но Люси всё равно упрямо отрезала:       — Есть ещё третий вариант: вы не заходите ко мне в комнату и не заражаетесь.       — Люси-сан, пожалуйста, — раздался мягкий детский голосок.       — Если вы ещё и с Венди, то тем более нет.       Укутавшись в плед, Люси бросила взгляд на часы. Хотелось бы верить, что сегодня на страже своей квартиры с босыми ногами она простоит не больше пяти минут, после чего в одиночестве ляжет под одеяло, но практика показывала: хвостатые не сдаются, особенно когда дело касается друзей.       Впрочем, это относилось и к ней самой, хвостатой фее до мозга костей, чья ситуация затрагивала в том числе и друзей.       — Я драгонслеер, Люси-сан, — прохныкали с той стороны, — у меня хороший иммунитет.       — Нет.       — Пик твоей болезни прошёл. Венди может вылечить оставшееся, — настаивала Эрза, но Хартфилия осталась непреклонна:       — Нет. Я всё сказала. Уходите.       — Люси, блин! — раздражённо воскликнул Грей.       — Я болею, блин! — в тон ему ответила Хартфилия.       И в напряжении замерла, услышав голос Фуллбастера. «Конечно, он тоже придёт навестить тебя, — въедливо шептал голос разума, — ты же болеющая подруга. Как он мог остаться в стороне?» Люси признавала: не мог, и помнила, что за две недели не было ни дня, когда бы Грей не оказывался на пороге квартиры, но всё равно жар предательски пополз по щекам и шее. «Там Грей, там Грей, там Грей», — стучало в ушах сердце, заставляя взволнованно вздрагивать — и, увы, не от холода. Хотя Люси всё равно плотнее завернулась в одеяло.       Так происходило каждый грёбанный раз: стоило ей заслышать голос Фуллбастера или, и того хуже, завидеть его на горизонте, как сердце пускалось в пляс, мысли нервно путались от смущения, но всё равно умудрялись зациклиться на одной-единственной фигуре, а мозги и вовсе переставали работать — зачем они тебе, безудержно влюблённой дурочке? Если только порассуждать, когда статус лучшего друга внезапно перестал тебя устраивать.       Она могла бы в очередной раз предаться размышлениям, но голос за спиной не позволил:       — Я ж говорил, что надо было через окно.       Голос.       За спиной.       В квартире, в которой она живёт одна.       Взвизгнув, Люси подскочила и не задумываясь замахнулась на вторженца ногой, но Нацу в лёгкую перехватил её за щиколотку и спас себя от пятки в лицо. Как ни в чём не бывало он улыбнулся:       — О, да ты уже бодрячком, Люси! — после чего по-хозяйски взвалил на плечо и открыл дверь, позволяя остальной команде наконец-то ввалиться в квартиру.       С мученическим стоном Люси безвольно обвисла на плече Драгнила. Краем глаза она взглянула на часы, которые сообщали: не прошло и двух минут, как штурм хвостатых увенчался успехом.       Опять.       Не стоило ожидать другого исхода, да? В конце концов, за две недели болезни только один визит команды удалось остановить на пороге, и то исключительно потому, что Нацу и Хэппи умчали на задание, Эрза помогала мастеру в очередных разборках с Советом, Венди не отличалась ни настойчивостью, ни привычкой залезать через окно, а Грей... а о Грее Люси предпочла не думать и не вспоминать в те моменты, когда он находился рядом. Иначе это было сродни оказаться между молотом и... ещё одним молотом. Между двумя ледяными молотами, которые, однако, не замораживали — наоборот, второй месяц плавили изнутри так, словно она больна.       Между тем Нацу скинул её на кровать и с головой накрыл одеялом. Проказник Хэппи, судя по шорканью, снова решил покопаться в личных вещах, но на замечание Венди об этом Люси лениво махнула рукой: чего он там не видел, когда за две недели успел перелопатить весь шкаф в поисках постыдных вещичек?       — Мира нам дала рецепт супа из виверны. Сказала, мигом поставит тебя на ноги, так что я на кухню, Венди попробует тебя долечить, а вы, — Эрза грозно зыркнула на вздрогнувших Нацу, Грея и Хэппи, — не мешаетесь ни мне, ни ей.       — Так точно!       Удовлетворённо кивнув, Эрза подхватила пакеты и направилась на кухню, где минуту спустя уже по-хозяйски загремела посудой. Следуя её распоряжению, Венди попыталась было приблизиться с лечебным заклинанием, но Люси мотнула головой, замахала руками и для пущей осторожности спихнула с кровати Нацу, упавшего аккурат между ними.       — Даже не думай подходить ко мне ближе, чем на метр! — предупредила она.       Шарли возвела глаза к потолку:       — Да, она ребёнок, Люси, но не забывай, что ещё и драгонслеер. А у них «детского неокрепшего иммунитета» не бывает.       — К тому же вся твоя квартира бацилльная. Подойдёт она к тебе или нет, роли не играет, — подал снизу голос Нацу.       — Странная Люси, — елейно заключил Хэппи.       — А вы вообще молчите, — прищурилась Хартфилия. — Притащили её сюда вы, а странная, значит, я?       — Очень странная, раз отказываешься от лечения, — кивнул Грей, вальяжно развалившись в кресле напротив в одних штанах.       В одних... что?       Венди пискнула, Шарли негодующе воскликнула о манерах, заставляя Грея ойкнуть и подорваться в поисках рубашки, а Люси едва удержалась от того, чтобы не уползти с головой под одеяло и задушить там себя подушкой, потому что — господи, что с тобой, Хартфилия? Ты видела Грея не то что в одних трусах — вообще в неглиже, по которому кусает локти Джувия. Так какого чёрта у тебя вспыхивают щёки и ползёт от груди к животу жар от всего-навсего голого торса?       Всего-навсего.       Всего, сука, навсего. Люси невесело усмехалась каждый раз, когда понимала, в какого идиота всё-таки умудрилась влюбиться. Конечно, время в «Хвосте Феи», бок о бок с волшебниками не самых аристократичных кровей и далеко не приличных манер, приучило к тому, что романтичного и возвышенного в жизни мало, в шутку шлёпнуть по заднице — дело обыденное, пообсуждать чьи-нибудь сиськи — и вовсе плёвое, но к восемнадцати годам детских мечтаний Люси не откинула. А аристократичное приличное детство привило представления о парне не иначе как о галантном молодом человеке, который любит нежно, ухаживает красиво, целует в щёку на первом свидании, невинно в губы не раньше третьего, о сексе раньше свадьбы разговора не заводит... Ладно, половина набора уже действительной не была, но всё равно — как ни посмотри, а Люси мечтала уж точно не о парне, которым голого повидала вся гильдия! Невинная и до сих пор не знавшая любовных отношений, она должна была смущаться каждому шагу, постепенно открывающему тело возлюбленного: плечи, спина, широкая грудь, подтянутый торс, узкие бёдра с поджарой задницей, и вот, последняя деталь... Но вместо этого Люси флегматично отмечала: туловище — фигня, то, что пониже, поинтереснее, но и это она уже видела.       Эта абсурдная ситуация не укладывалась в голове до сих пор: она видела абсолютно голого парня, который её парнем не являлся, и не чувствовала по этому поводу ни капли стыда или шока, потому что привычно. И так — в голове у всего «Хвоста Феи». У всей сотни людей, для которых обнажённый Грей — обыденное дело.       Обнажённый. Грей. Обыденное. Дело. Для всех. Для всех.       Люси не знала, как точно описать те чувства, которые она испытывала при мысли об этом (ну, помимо ужаса от того, что всё это воспринимается нормально), но она точно, определённо злилась.       Из-за того, что её любимого человека раздетым видели все.       Из-за того, что к ней это привычное гильдийское «мне всё равно, что Грей щеголяет голышом», уже ни черта не относилось: ей не всё равно, её бросало в жар от одного взгляда на подтянутое тело друга-нихрена-уже-не-друга, потому что она смотрела на это не в той плоскости, в которой существовали другие и в которой до недавнего времени обитала и она.       До недавнего. Да, до недавнего. До того момента, как поняла, что думает о Грее двадцать четыре на семь, его постоянному участию в снах не удивляется, а на обнажённое тело смотрит совершенно по-другому.       С совершенно другими мыслями, приличными ровно в той же степени, насколько приличны любимые романы Эрзы.       Даже сейчас, когда Грей находился на расстоянии одного метра. Особенно сейчас, когда он искал рубашку и одновременно тянулся к ремню на брюках.       К ремню на брюках. О боги, перехватило дыхание у Люси, он же не...       — Трусами, блин, не свети, тупая ты ледышка! — озвучил её мысли Нацу.       «Её мысли»? Ах, как бы Люси хотелось, чтобы они были столь ясны и определённы, что их мог озвучить... кто-нибудь. Не обязательно даже не очень далёких в делах обыденных Нацу. Подошёл бы любой, но в особенности — она сама. Потому что...       — Завались, пока не огрёб, — ругнулся Грей, но расправляться со штанами послушно прекратил.       ...потому что в тот миг, когда пальцы Фуллбастера перестали поддевать бляшку на ремне, а на плечи легла рубашка, Люси не могла однозначно сказать, рада она или нет.       С одной стороны, влюблённость делала своё дело, постепенно вытесняя смущение желанием большего. Сначала просто видеть, наблюдать издалека, не решаясь коснуться; потом подойти ближе, кончиками пальцев провести от ключицы к плечам, с лёгким нажимом царапнуть ногтями, чувствуя мурашки и слыша на мгновение сбившееся дыхание; наконец прижаться всем телом, сомкнуть руки на чужой спине и уткнуться носом в изгиб плеча ровно в тот миг, как тебя в ответ притянут ближе и...       Так, а ну-ка стоп!       Нет никакой «одной стороны» — она рада, что Грей оделся, и точка! Нашёл, блин, время раздеваться, когда за стенкой ходит Эрза (которая не раз принимала с ним ванну), а рядом сидят двенадцатилетняя Венди (которая закрыла глаза ладонями), Нацу (которому глубоко наплевать на чьи-то там голые тела) и она, которая... которая она! Совершенно не время, не место и не компания, так что правильно Нацу сделал, что сказал про штаны, а Грей — что прекратил раздеваться, отстал от штанов, отыскал рубашку, сел обратно, прямо напротив неё, и принялся медленно застёгивать пуговицы.       Медленно. Деловито. Так, словно прямо сейчас боролся с желанием вырвать их и скинуть к чертям одежду, даруя телу необходимую обнажённую свободу. Так, что Люси не могла оторвать взгляда, следя за пальцами и отмечая: руки у Грея... красивые. По-грубому, по-мужски красивые. Интересно, как бы смотрелись в таких руках её ладони? Если бы он взял её за руку, а она бы переплела их пальцы, осторожно сжала, мазнула большим пальцем вниз, к запястью, массируя, неожиданно затем выскальзывая из хватки лишь для того, чтобы уже он перехватил и взял на себя инициативу...       — Ты чё, Люси? — послышался чей-то напряжённый мужской голос.       Люси моргнула, возвращаясь в реальность и сталкиваясь с озадаченным взглядом Грея.       Чей-то.       О боги... Нет-нет-нет, только не говорите, что... Она всё это время пялилась на Грея?       — Люси-сан, ты в порядке? Ты вся горишь, — взволнованно пролепетала Венди. Люси снова моргнула, понимая, что вернулась в реальность не до конца, раз только сейчас почувствовала прикосновение Венди к своему лбу. Её пальцы отдали таким холодом, что Хартфилия вздрогнула.       Холодом.       «Ты вся горишь».       Люси дотронулась до щёк кончиками пальцев, поймала своё отражение в зеркале и нашла мало что утешительного в красном лице и нездорово поплывшем взгляде.       — Извращенка-Люси, — подлил масла в огонь Хэппи.       Конечно же, он обо всём догадался.       Пунцовая и горящая от смущения Люси, которая пялилась на одевающегося Грея — как тут можно не сложить два плюс два и не выйти на ответ «четыре», по которому она за минуту успела нафантазировать кучу непристойностей с собой и другом в главных ролях, уйти с головой в извращенские мыслишки, засмущаться, вспыхнуть — и прийти в себя только тогда, когда герой её больного воображения тоже наконец догнал, что к чему. Да, именно «тоже», потому что, судя по розовым щекам Венди, стыдливо прикрывшей глаза Шарли, елейному голосу Хэппи и Нацу, который переводил смеющийся взгляд с одной на другого, понять успели все.       Кроме, как и положено по закону подлости, их самих.       Снова встретившись глаза в глаза с Греем, Люси испытала острое желание взвыть и выброситься в окно. Если бы ещё можно было в процессе залезть в голову к Грею и понять, какого чёрта здравомыслящий невлюблённый он позволял больной влюблённой ей так долго на себя пялиться, было бы вообще шикарно. Потому что знать Люси хотелось, но спросить напрямую значит подписать себе смертный приговор — в виде вновь охреневшего взгляда Фуллбастера и Хэппи, для которого это не вопрос, а идеальная тема для новых измывательств.       Где там твоё любимое «Сладкая парочка», а, вредная кошатина?       Затянувшуюся тишину прервал грохот с кухни. Это отрезвило Люси: подскочив с кровати, она отодвинула от себя Венди и пробормотала:       — Я это... пойду-ка Эрзе с супом помогу.       — Ты ж болеешь, — напомнил Нацу.       — Ага. Заразишь суп, и мы даже пообедать не сможем, — поддакнул Хэппи. Люси закатила глаза:       — Найдите себе уже другую тему для шуток.       Заметив сверкнувшие глаза эксида и вспомнив про недавнюю щекотливую ситуацию, Люси поспешила ретироваться на кухню. Боги, верните ей уже возможность думать!

~*~

      Под коварным взглядом Хэппи Грей продержался ровно десять секунд, после чего понял: надо отступать. И поскольку Люси уже заняла выгодное местоположение в виде кухни, не оставалось ничего, кроме как как можно невозмутимее подняться и деревянным голосом бросить:       — Я в ванну.       — Не обязательно посвящать нас в свои грязные делишки, Грей, — расплылся в ехидной улыбке эксид.       Грей поперхнулся воздухом, остановившись так резко, что едва не полетел носом в пол. Этот кошак сейчас намекнул на что?..       — Ты... — загробным голосом протянул Фуллбастер, начиная разворачиваться к хихикающим Хэппи и Нацу. В этот миг он поймал в зеркале на туалетном столике своё отражение: ошалелый взгляд, пошедшая розовыми пятнами кожа, наполовину расстёгнутая рубашка и пальцы, расправляющиеся с последними пуговицами.       Рубашка. Пальцы. Пуговицы.       Расфокусированный взгляд Люси и её приоткрытые губы. Нездоровый румянец на щеках. Неподвижная грудь, не знавшая вдохов на протяжении минуты. И глаза, неотрывно следящие за его руками. За его телом. За ним.       Сглотнув, Грей справедливо решил, что взбучка Хэппи подождёт. Сейчас куда важнее в очередной раз разобраться в своих мыслях и расфасовать по полочкам случившееся и чувствовавшееся, и ванна, куда никто посторонний не заглянет, — лучшее место. Да, именно поэтому.       Только поэтому, грёбанная ты кошатина, так что хватит прожигать спину довольным взглядом.       Здесь, в квартире Люси, через стенку от Люси, он делать это не собирается, даже если... Никаких, блять, если. Он не больной извращенец — просто-напросто сохнущий по своей подруге человек.       Просто-напросто. Такое ведь часто случается, верно? Достаточно на один только «Хвост Феи» взглянуть — найдёшь с десяток случаев подтверждения в виде безответно влюблённой Джувии, хрен знает сколько стеснявшихся Биски и Альзака, Нацу, очевидно что-то чувствовавшего к Лисанне до её «смерти», и вот теперь он — Грей Фуллбастер, второй месяц заглядывающийся на Люси Хартфилию не как на подругу и напарницу, а как на девушку. Безумно, чёрт побери, привлекательную девушку, с которой они прошли огонь, воду и путешествие в параллельный мир, у которой богатые аристократические корни, но которая и близко не леди и не принцесса — простая до глубины души, хвостатая до мозга костей; такая, что не подружиться тяжело, не влюбиться — невозможно.       Грей захлопнул дверь, щёлкнул замком и со вздохом запрокинул голову, видя, однако, не потолок, а картину минутной давности. Разумеется, с Люси. С её странным поплывшим взглядом, румянцем и смущением — картиной настолько очевидной, что заметила даже такая недалёкая головёшка, как Нацу. И это вводило Грея в ступор, потому что — что за хрень, Люси? Почему ты так на него смотрела?       Так... влюблённо?       Бред. Грей прикрыл глаза и напомнил себе: Люси больна. У неё две недели плохо варят мозги, раз она продолжает вещать о детском иммунитете до сих пор не заболевшей Венди, ходит по дому босиком, твердит о заразе в квартире и при этом до сих пор никого не заражает. На лицо сбои в мышлении. Оно и неудивительно: Люси провалялась в горячке несколько дней, не имея сил вылезти из-под одеяла и не умирая от голода исключительно благодаря друзьям. Благодаря Нацу, который таскался на мелкие и несерьёзные, но близлежащие задания и все деньги спускал на еду с лекарствами; Эрзе, которая не отходила от плиты; Венди, выудившей из Полюшки пару-тройку лечебных рецептов; Хэппи, неустанно паясничавшем и этим поднимавшим настроение, и ему, который... просто был рядом в те моменты, когда не получалось у других.       Естественно, Люси волновалась о друзьях. Естественно, беспокоилась об их здоровье и не могла не делиться этим беспокойством постоянно. Всё это естественно так же, как и то, что она всех их любила.       Как друзей.       Как друга, Грей.       И её сегодняшнее поведение не более чем следствие болезни. Люси ведь абсолютно так же (да?) зависала на Нацу и даже на той же Эрзе. Делать выводы о любви на основании чего-то столь незначительного — глупо.       Никакой влюблённости. Никаких романтических чувств.       Всё.       Точка.       И Грей очень надеялся, что Люси размышляла в том же русле. Что она, не любящая признавать неправоту, его зависание приписала в симптомы болезни и сейчас жаловалась на это Эрзе. «Я же говорила, что вы заболеете», — ворчала она.       «Аргументы? А Грей сейчас с минуту пялился на меня, представляешь?»       Хотя, конечно, Люси могла и не заметить, как уже он задержал дыхание и перестал двигаться, когда поймал на себе её помутневший взгляд — это проще простого, помни про болезнь. Но не задаться вопросом: «Какого чёрта Грей не одёрнул меня раньше?» — нет. Не могла.       Действительно, какого чёрта?       Наверное, потому, что «влюблённостью» назвать своё состояние у Грея не получалось — он именно сох по Хартфилии. Её взгляды, реакции, голос, простое, чёрт побери, нахождение рядом не просто растапливали льды, но ещё и умудрялись испарять воду, и после каждого визита в квартиру подруги-уже-давно-не-подруги он чувствовал себя выжатым и сожжённым — огнём в груди, жаркой волной от мозга до паха, горячими касаниями, случайными и не очень. Люси, конечно же, ничего не замечала и потому как ни в чём не бывало продолжала хватать за руку, прикусывать губы, поправлять сползшие лямки майки, дышать — от смеха, болезни, усталости — тяжело и томно, смахивать пот с обнажённой шеи, плыть взглядом, краснеть и в смущении жмуриться, как будто... как будто...       Блять. Оторвавшись от двери, Грей поспешил умыться. Он выкрутил кран холодной воды на полную и упёрся взглядом в раковину, старательно игнорируя зеркало. Что он там не видел, в конце концов? Собой с потемневшими от желания глазами и лихорадочным блеском он «любовался» всякий раз, когда приходил от Люси или вылезал из душа.       Потрогал воду — недостаточно. Нужно холоднее, намного холоднее, чтобы вмиг заглушить жар в теле и прекратить плавиться.       И смыть грязные мысли о девушке, которую в реальности он даже не целовал, а во снах и в голове брал по нескольку раз за день.       Ладно, до постели всё доходило исключительно во снах — здравый рассудок ещё не отшибло настолько, чтобы он не контролировал фантазии, особенно в присутствии их главного объекта. Хотя порой контроль давал сбои. Так, небольшие, незначительные, позволяя представить, как он обнимает Хартфилию и зарывается носом в её волосы. Иногда целует: невинно — в щёки и сморщенный от щекотливых ощущений нос; жадно и требовательно — в губы; призывно, с желанием завлечь — в изгиб шеи, уголок челюсти и укусом мочки уха.       Всего-навсего. Довольно целомудренно по сравнению с ночными сценариями, в который голодный до любви и желания разум отыгрывался по полной.       Но сейчас, в доме Люси за стенку от Люси, об этом вспоминать точно не стоит. Да и в принципе не следует. Давно пора выкинуть назойливые картинки из головы: всё равно ведь не сбудутся.       Грей сплюнул, закрыл глаза, подставил под воду лицо и блаженно выдохнул: холод всегда помогал протрезветь. После ледяного душа желание и дальше фантазировать о Люси пропадало начисто, потому что — ненадолго, увы — приходило понимание: ничего ему не светит. Хартфилия окажется полной идиоткой, если влюбится в того, кто голышом щеголял перед всеми знакомыми и врагами, до сих пор не давал чёткого ответа влюблённой в него Джувии и... который друг. Классный, хороший, самый что ни на есть лучший, но друг. Да, с ним пережили огонь, воду и параллельный мир. Да, он может без проблем вломиться в её квартиру, а она без таких же проблем даст ему за это пинка или затрещину, и никто не будет в обиде. Да, он признавал Люси чертовски милой и симпатичной, и Люси об этом прекрасно знала.       Есть ли все задатки для любви, вырастающей из крепкой дружбы? Да.       Произойдёт ли это? Нет.       Потому что Люси не испытывала к нему чувств иных, чем дружеских. Краснела? Да с кем не бывает, особенно при болезни. Подвисала? Надо думать, мозги все в кучу после горячки. Вздрагивала от каждого прикосновения, отпрыгивала, держала дистанцию? Так никому не приятно, когда нарушают его личное пространство. Смущалась? Проказник Хэппи и не до такого доведёт.       Вот и всё. Это все реакции, по которым можно было бы предположить что-то большее, понадеяться, поверить... но Грей обман не любил. Самообман — тем более.       Ничего между ними нет и не будет.       — Грей, — послышался за дверью голос Хэппи, который едва сдерживал смех, — иди посмотри, что мы нашли.       — Опять ты в одежде Люси копался? — недовольно протянул Фуллбастер, между делом вытирая лицо. Мысли о Хартфилии отпустили, горячая буря в груди улеглась, поэтому Грей двинулся к выходу из ванной, полный решимости всё-таки устроить эксиду заслуженную взбучку и отдохнуть. Хотя бы до тех пор, пока Люси не выглянет из кухни и не позовёт обедать.       Да. Пока она не появится, всё будет хорошо. Нормально. Никаких лишних мыслей и ненужных переживаний, только холодный разум и...       Открыв дверь, Грей встал как вкопанный. Моргнул, но увиденное не исчезло, сглотнул, но жар неумолимо продолжил расползаться по телу, попытался что-то сказать, но все слова испарялись, стоило ему вновь окинуть взглядом... это... этот...       — Люси-сан правда носит такое?.. — пробормотала Венди, пряча пунцовое лицо в ладонях.       ...этот комплект чёрного малюсенького почти прозрачного женского белья.       — Ага, — кивнул Хэппи, державший нераскрытую упаковку с одеждой (точнее не одеждой, потому что что это, чёрт возьми, за куски ткани, что они прикроют?!), — не удивлюсь, если на ней и сейчас что-то подобное.       Грей почувствовал, что ему срочно необходимо подыскать себе опору, но с места сдвинуться не смог: весь мир ограничился на развратном белье Люси и... что там сейчас сказал Хэппи?       На Люси сейчас что-то подобное?       На Люси. Сейчас. Что-то подобное?       Что-то настолько маленькое, что объёмные формы Люси, считай, полностью обнажены. Полностью. Полностью. Не беря в расчёт тонкие лямки, но те едва выделяются на фоне кожи, а ткань прикрывает только совсем интимное...       — Грей! — позвала Эрза. — Иди сюда, нужна твоя помощь!       — Ага, — выдавил Грей на автомате.       ...но полупрозрачность бюстгальтера не позволяет скрыть абсолютно всё: напротив, слегка прикрывая, она распаляет воображение и призывает приблизиться, присмотреться — вот оно, всё тело, вся оголённая кожа, и ты легко можешь рассмотреть её, Грей...       — Грей!       ...но эта полупрозрачность не мешает ткани ярко контрастировать с бледным телом — чёрное и белое, идеальные противоположности, идеальная гармония, которую хочется сохранить ровно на столько же, на сколько и разрушить: мягко сдвинуть в сторону, освобождая себя от необходимости вглядываться и додумывать, видя, обнажая, наслаждаясь; коснуться самого сокровенного, заставляя Люси вздрогнуть и неосознанно прижаться ближе, обращая к нему заволакивающийся дымкой взгляд; огладить нежно и осторожно, другой рукой прижимая ближе к себе и сквозь тонкую ткань чувствуя все изгибы её тела; поцеловать сначала невесомо, едва касаясь, скорее опаляя горячим дыханием, чем действительно целуя, а потом припасть с жадным поцелуем...       — Грей, я кого зов... Оу...       — Да что там у вас происходит? Клянусь, если твоя очередная проделка, Хэппи, я тебя!..       В следующую секунду по ушам вдарила звонкая тишина. Хотя Венди сконфуженно прятала лицо уже в коленях, а Хэппи прыскал от смеха, Грей не слышал ничего, будто ему от души врезали по голове.       Или не по ней. Точнее, не только по ней.       Додумать очередную постыдную мысль Грей не успел — Люси взорвалась возмущённым криком:       — А ну положь, откуда взял, мелкий засранец! — и кинулась на Хэппи, но тот ловко увернулся от рук Хартфилии.       — Люси, бесстыдница, и кого ты собралась в этом соблазнять? — съехидничал он.       Грей с трудом перевёл расфокусированный взгляд на Люси, краснеющую пуще прежнего и стыдливо прикрывающей грудь руками, как будто... «...на ней правда такое же?» — задушенно закончил Фуллбастер. От разыгравшихся фантазий бросало в жар, и Грей уже хотел ретироваться в ванную, чтобы не видеть этого грёбанного белья, не слышать измывательств Хэппи, для Люси стыдливых, а для него подпаливающих воображение, и случайно не встретиться взглядом с Хартфилией, потому что иначе...       Это «иначе» воплотил Хэппи. Словно случайно, но на деле конечно же нарочито он врезался в лицо Грея комплектом белья и довольно прогнусавил:       — А Грею-то понравился твой извращенский наряд, — после чего ретировался с глаз.       Комплект он, разумеется, утащил с собой, чтобы ничто не мешало Грею встретиться глаза в глаза с Люси. С остолбеневшей ошарашенной Люси, которая прижала руки к груди, свела колени и смотрела так жалобно, словно хотела расплакаться от смущения — или умоляла, чтобы он всё опроверг.       «Это ведь не так, Грей?» — читался вопрос в её глазах.       «Ты же ничего не навыдумывал со мной в главной роли в таком белье, правда, Грей?»       — Я... нет... — выдавил он.       Не давая закончить мысль, Эрза невозмутимо произнесла:       — А по-моему, милый наряд.       Грей моргнул. Хартфилия тоже. Одновременно они перевели взгляд на Эрзу.       — Милый?.. — повторила Люси.       — Милый?! — в ужасе воскликнул Хэппи.       — Это точно не то слово, которое сюда подходит, — сдавленно заключил Грей, про себя удивляясь, как ему удалось родить столь длинное осмысленное предложение.       — Прекратите обсуждать эту стыдобу! — топнула лапой Шарли.       Люси с писком закрыла пылающее лицо и замотала головой.       — Отберите у него мои вещи! Сделайте уже что-нибудь, Нацу, Г-Грей!       Нацу не шевельнулся, продолжая наблюдать за развернувшимся представлением с кровати, Грей замер, в прострации таращась на смущённую Хартфилию и отдалённо понимая, что Люси, кажется, обращать такую просьбу к нему не хотела, раз запнулась на его имени, поэтому исправлять как обычно пришлось Эрзе: Хэппи не удалось спасти хвост от её руки и сознание от железных объятий. Оставив отключившегося эксида на попечение Нацу, Скарлет подняла комплект и деловито повертела в руках.       — Ни слова! — взмолилась Люси. Грей присоединился к её стенанию просящим взглядом: комментариев Эрзы, небрежных и этим куда более смущающих, чем подколы Хэппи, он точно не выдержит.       Та пожала плечами:       — Как скажешь. Только... — Эрза отвела взгляд в сторону и прикусила губу, робко продолжая: — Подскажи потом, где купила...       Для полноты картины в воцарившейся тишине не хватало только стрекотания сверчков.       — Надо будет поставить свечку за Джерара... — послышался сдавленный голос Хэппи.       Мощный пинок Эрзы обеспечил полчаса без ехидных комментариев и наконец-то закрывшуюся тему про бельё Люси.

~*~

      Когда Грей починил холодильник, а Эрза закончила с супом и команда плотно отобедала, Люси решила: пора. Притворяясь смертельно больной и уставшей, она заламывала руки, шмыгала носом, кашляла, гундосила и вялой лужицей растекалась на кровати — иными словами, как могла намекала, что ей хочется остаться одной. Ребята поняли и намёк, и то, что всей компанией в маленькой квартирке Хартфилии на послеобеденный отдых не уместиться, поэтому согласились покинуть до завтрашнего утра.       Вот только сегодня Люси на «завтрашнее утро» согласна не была. Подождав, пока ни живой ни мёртвый Грей вместе с Венди выйдет сам, а захрапевшего Нацу вытолкнет Эрза, она схватила Скарлет за руки и прошептала:       — Сегодня вечером жду у себя.       Та удивлённо подняла брови, но расспрашивать не стала: рядом летали синие уши, которым повода лучше не давать, а за дверьми притаились два чутких драконьих слуха.       Выпроводив друзей, Люси съехала по двери и уткнулась носом в колени. Внутренний голос, отдающий строгими железными нотками Эрзы, проворчал, что в её состоянии на полу сидеть не стоит и если она хочет поубиваться, то лучше идти на кровать: теплее, здоровее и ближе к окну. Если не выброситься, то покричать в пустоту будет очень полезно.       Слушать его Люси, конечно же, не стала. Ведь на голом полу в одних коротеньких тонких шортах ей совершенно не было холодно.       Нет. Люси было так жарко, что она согласилась бы залезть под ледяной душ или вновь прогуляться в юбке и майке до вершины горы — только в этот раз без компании Нацу, а искала бы она не Макао, а здравый смысл и самоконтроль.       И где-нибудь там, на вершине, далеко-далеко отсюда в целом и от себя с Греем в частности, она закопала бы под сугробом сердце. Хотя почему именно сердце? Право дело, не оно же транслирует перед глазами непристойности и заставляет зависать при взгляде на тело Грея. На пальцы. На глаза.       На реакции.       Нет, конечно же нет, конечно же дело не в сердце. В такие моменты оно просто сбоит. Стучит в глотке и отдаётся шумом в ушах.       Вот прямо как сейчас.       Люси схватилась за пылающие щёки так, что ногти впились в кожу, и замерла, пялясь в пустую квартиру и видя перед глазами Грея. Растерянного её пристальным вниманием, ошалевшего от эротичного комплекта белья, заторможенно обводившего взглядом её руки, прижатые к груди, и сведённые ноги, с трудом проглатывающего слюну — такого... возбуждённого? Люси не удержалась от тихого стыдливого писка: её бросало в жар от одного предположения, от одного слова, ведь если это правда...       Но это же неправда, да?       В другой момент Люси кивнула бы убеждённо и уверенно: да, неправда. Ты всё себе навыдумывала, Люси, потому что болеешь безответной любовью хуже Джувии. Это всё фантазии, глумление воображения, которое давно пора поставить под контроль, но не получается — или не хочется. Сначала Люси оправдывалась писательским интересом и опытом: её роман хоть и приключенческий, всё же не лишён любовной линии, а для такой опыт лишним не будет. А потом помогать перестало. До любовных переживаний оставались десятки страниц, героев связывала исключительно дружба, а у неё сбивалось дыхание и пересыхали губы от взгляда на Грея, от которого не доставало ответа.       Не то чтобы Люси на него рассчитывала — она ведь и словом не заикнулась никому о своей любви, хотя и подозревала, что взгляды выдают с головой. Просто... не верилось. Грей — друг, и на этом точка, но эта точка выжигала мозги и сердце, которые решили: раз в жизни Грей недоступен, дадим волю воображению — и снам. Получался этакий побег от реальности, но Люси не жаловалась: пока это плацебо помогало, она соглашалась не приручать больную фантазию.              Больную.       Люси правда болела Греем. И свалившаяся две недели назад простуда лишь подтвердила: сбои в сердце, разуме, лёгких — на лицо сбои во всём организме, которому смертельно хотелось нежиться в кольце сильных рук, целовать сухие от холода губы и касаться груди с тёмно-синей меткой «Хвоста Феи».       Но Грей — друг, и как девушка она его не привлекает.       Так было всегда. Так было в мыслях постоянно, но сегодня рука сама тянулась дополнить: «...да?»       Ведь реакции Грея в дружеские определённо не вписывались.       Если, конечно, Люси не вконец тронулась умом и не напридумывала себе всё.       В очередной раз пробежавшись по воспоминаниям двухнедельной болезни, Хартфилия поняла, что дополнения и вопросы всплывали уже не один раз — просто не так очевидно и не так на первый взгляд небезосновательно. Но они были. Люси сомневалась.       И эти сомнения уже сидели поперёк горла. Наверное, поэтому ею овладел бессознательный порыв, благодаря которому она остановила Эрзу и потребовала встречи: пора всё расставлять по своим местам.       Пора признаваться.       Пора решать.

~*~

      Благоразумно решив, что алкоголь с таблетками не сочетают, а пьяная она под руководством пьяной Эрзы наделает ещё больше постыдных глупостей, Люси накрыла скромный стол в виде торта и пары пачек сока. Эрза притащила такой же набор.       В итоге вся трапеза на ней же и осталась: Люси ни к чему не притронулась. Но Эрза не жаловалась. Глядя, как она деловито принялась за второй торт, Люси подумала, что Скарлет на другое и не рассчитывала. Она хорошо её знала. Пожалуй, даже слишком. Недаром ведь заявила едва ли не с порога:       — Так значит, ты влюблена в Грея.       Люси покрепче обхватила коробку из-под торта, опасаясь, что уронит её из ослабевших рук. Опустилась на кровать и не сдержала невесёлого фырканья:       — Я настолько открытая книга?       — Да, — обстоятельно уронила Эрза. Люси поджала губы: если это так, Грей всё знает. Интересно, как давно он понял и посетовал на богов, которые подарили ему вторую безответно влюблённую?       Посетовал на подругу за то, что уж от кого-кого, а от неё он не ждал такого.       «Мы же друзья, Люси», — наверняка мучительно вздыхал он.       «Ну ты-то зачем ставишь меня в неловкое положение?»       Чувствуя, как от таких мыслей начинало свербеть сердце, Люси поспешила спросить:       — И... как давно ты меня читаешь?       — Недели три, наверное. Во всяком случае, подозревала о чём-то таком ещё до твоей болезни.       — Ясно, — попыталась улыбнуться Хартфилия. Прикусила нижнюю губу: спросить надо, но вопрос совершенно не шёл. Люси боялась того, что не сможет совладать с голосом и выпотрошит все чувства так, что никаких слов и не понадобится. Но больше всего боялась ответа — такого очевидного, такого нежеланного.       Эрза на несколько секунд задержала взгляд. Глаза в глаза они не пересеклись: Люси не находила сил сыграть живость и теплоту, которые не позволили бы разговору пойти по болезненной колее, поэтому довольствовалась разглядыванием босых ступней. И мельком, осторожно, краем глаза следила за Скарлет, ожидая, когда та вернётся к торту и соку. Под её взглядом было невыносимо — от понимания, что Люси даже не нужно говорить, чтобы всё становилось понятным.       — Все об этом догадывались, — вернулась Эрза к еде.       Всё-таки услышала немой вопрос. Всё-таки ответила.       Прежде чем досада полоснула по сердцу, Люси успела мысленно улыбнуться: Эрза невероятно догадливая, когда дело касается чужих чувств, но стоит затронуть уже её взаимоотношения, как всё забывалось, не замечалось, игнорировалось. Люси было жаль, потому что Эрза заслуживала большего, чем жить параллельно и пересекаться раз в полгода — взглядом украдкой и мимолётным трепетным касанием. Жаль.       Но сейчас ни сердце, ни разум не желали думать о трудностях в чужих жизнях — в своих бы разобраться.       — Значит... — начала Люси. Запнулась, поморщилась, обнаруживая, что закончить мысль не получается.       Нежелание мириться с реальностью. Нежелание получать ответ.       «...Грей всё знает?»       Естественно, он всё знает. Странно только, что, нарочито игнорируя или отказываясь от ухаживаний Джувии, он не отстранился от неё. Тешил себя мыслью, что всё кажется? Или решил, что ничего страшного, можно потерпеть — до тех пор, пока Люси не превратится во вторую безудержно влюблённую, шьющую игрушки с его лицом, выпекающую печенья в его форме и следящую за каждым шагом?       Люси снова невесело фыркнула. Джувия хорошая, но перенимать эту её сторону Хартфилия не собиралась.       — Все, кроме Грея, — с улыбкой добавила Эрза.       Люси медленно подняла на неё взгляд.       — Что?..       — Все, кроме Грея.       — Я не про это, — замотала головой Люси. — То есть, про это, но... В смысле? — вконец растерялась. — Грей не в курсе?       — А ты в курсе?       Хартфилия в недоумении моргнула.       — В курсе чего?       С видом врача, догадавшегося о диагнозе пациента ещё до того, как пришли результаты анализов, Эрза налила себе сока, невозмутимо откусила кусочек торта и только тогда выдала:       — Тяжёлый случай.       Люси пробила нервная дрожь. Сидеть на диване вдруг показалось сущим мучением, и она встала, принимаясь мерить шагами комнату, думать о словах Эрзы, раз за разом ничего не понимать и ждать, когда Скарлет вспомнит: её главная цель здесь не торт, а разговор. Но та вспоминать не торопилась. Вряд ли издевалась, это не в характере чуткой до чувств друзей Эрзы — скорее желала, чтобы Люси обо всём догадалась сама.       Но Люси не догадывалась, и это злило. А от долгого общения с Нацу ей передалась дурная привычка во время злости портить вещи. Что-нибудь незначительное: общипать перо, методично поломать карандаш, отколупнуть кусок краски от стены. Сейчас она занималась любимым и самым вредоносным для писателя — рвала бумагу на маленькие кусочки.       Все в курсе. Но Грей нет.       Каким, чёрт побери, образом?       Люси не раз подвисала, глядя на него. Не раз краснела, смущалась, когда её ловили на этом и когда оставалась незамеченной. То стремилась быть ближе, то отскакивала как ошпаренная, сохраняя дистанцию, боясь потерять контроль окончательно, ведь когда Грей так близко, тяжело удержаться от соблазна приткнуться плечом к плечу, слегка задеть кожу ногтями, вызывая мурашки, обжечься жаром тела в обычные моменты и холодом — в те, когда он готов броситься на Нацу с магией. Остановить от драки. Задержать касание. Задержать взгляд.       Всё ведь так очевидно.       Но Грей не в курсе. Вдобавок и она не в курсе чего-то.       — Эрза, — одёрнула она подругу. Голос дрожал от нетерпения и непонимания.       — Я тебя слушаю.       — Это я тебя слушаю.       На мгновение Люси испугалась своего злого голоса. Но на Эрзу он впечатления не произвёл.       — Дам тебе подсказку, — ровно сказала она. — Ты и Грей слепы в одинаковых областях.       — А можно без загадок? — поинтересовалась Хартфилия за миг до того, как до неё дошло осознание.       Грей не подозревает, что Люси влюблена в него. И если они «слепы в одинаковых областях», в одном и том же направлении мысли...       Люси почувствовала, как у неё пересохло в горле.       Она не подозревает, что Грей влюблён в неё?       Застыв с ошарашенным лицом и взглядом, направленным в минус бесконечность, заклинательница вызвала одобрительную реакцию Эрзы: она несколько раз кивнула, отложила тарелку с тортом и подняла лучащиеся удовольствием глаза. Люси дёрнулась: в них отчётливо проглядывалось требование произнести.       — Грей... — едва шевеля присохшим к нёбу языком, прошептала Люси, — влюблён в меня?       В ответ Эрза медленно моргнула.       — Боже...       — Не такое уж и «боже». Просто удивительно, что о ваших чувствах знают все, кроме вас самих.       Продолжая мягко, по-матерински заботливо улыбаться, Эрза встала с дивана, подхватила под локоть и усадила рядом с собой. Люси повернулась к ней лицом, встретилась расфокусированным взволнованным взглядом, раскрыла губы, чтобы спросить хоть что-то из того роя вопросов, который гудел в голове, но не знала, с чего начать.       Что за бред? Ты шутишь? С чего ты это взяла? Разве Грею не всё равно? Разве мы не просто друзья? По каким взглядам поняла? Что заподозрила? Когда?       — Даже Нацу? — спросила вместо.       Эрза покачала головой:       — Он не так уж и глуп, когда дело касается любви. Он всё видит, Люси.       — Никогда бы не подумала, — отстранённо отметила Хартфилия. Это не та тема, которую она сейчас хотела развивать, но, видимо, от шока мысли отказывались возвращаться к главному.       — Зря. Уверена, в отношениях он будет получше всех нас. Во всяком случае, в запале уж точно. Но это не то, о чём ты хочешь поговорить, верно?       — Да, — согласилась Люси больше на автомате, чем осознанно.       Эрза замолчала, ожидая её слов и вопросов, но Люси вмиг растеряла желание разговаривать. Во всяком случае, до тех пор, пока в голове не уляжется факт «Грей влюблён в неё так же, как и она в него».       Грей влюблён в неё так же.       Грей влюблён в неё.       Грей. Влюблён. В неё.       — И... с чего ты это взяла? — смотря в сторону, наконец выдавила Люси.       — «Это»? — с улыбкой наклонила голову Эрза.       — Да, это.       — Не понимаю, о чём ты.       — Пожалуйста, не издевайся, — взмолилась Люси, падая лицом в ладони и только тогда замечая, как пылали щёки. Хотелось умыться холодной водой или приложить к коже лёд.       Вздрагиванию на мысли о последнем Люси даже не удивилась.       — Не издеваюсь, — между тем продолжала гнуть свою линию Скарлет. — Конкретизируй, что ты хочешь услышать.       — Ты прекрасно знаешь, что, — в этот раз получилось уже не жалобно и умоляюще — раздражённо. Замысел Эрзы был на столько очевиден, на сколько становилось ясно: она от своего не отступится, и от этого Люси ощутила новый порыв порвать бумагу.       — Конкретизируй.       — Прекрати.       — Хорошо, молчу.       — Я не это имела в виду!       Эрза дёрнула уголками губ и призывно подняла брови. «Скажи это», — смеялись её глаза. Под этим взглядом на место раздражению вновь пришло жалобное умаливание.       — Тогда что?       — Эрза!       — Люси.       — Просто, блин, скажи, с чего ты взяла, что Грей любит меня?!       На некоторое время комнату наполняли только судорожные вздохи Люси. Дрожа от злости и растерянности, Хартфилия немигающе смотрела в глаза Эрзы и успокаивалась под её тёплым взглядом. Хотя последовавшая за этим улыбка колыхнули спокойствие — кажется, выработался рефлекс, заставляющий после улыбки ожидать новой порции издевательств.       — Грей. Любит. Тебя, — по слогам повторила Эрза, и это вмиг разрушило злость Люси.       Грей любит её. Господи, как в это поверить?       — Я поняла это, — подрагивающим голосом сказала Хартфилия. Эрза в театральном сомнении подняла брови, и Люси поспешила исправиться: — То есть, поняла с твоих слов, а не вообще... Просто расскажи, Эрза. Я больше не могу.       Без мольбы в конце не получилось, но Люси себя за это не корила: перед Эрзой не стыдно показываться слабой и уставшей, особенно когда виновница усталости сидела перед ней с довольной улыбочкой.       — Я надеялась, после моих слов ты всё вспомнишь, проанализируешь и поймёшь...       — Я сейчас немного не в состоянии думать и анализировать, — не могла не вставить Люси из природной вредности и желания напомнить, кто довёл её до такого.       — Вижу, — кивнула Эрза, невозмутимо приступая к торту. — И предположу, что даже будь у тебя время, ты мало бы что обнаружила. Любовь затмевает наш взгляд, верно?       — Верно, — машинально согласилась Люси. Про себя удивилась — разве такая девушка, как Эрза, способна ослепнуть от любви? — но последующие слова Скарлет увели от размышлений на эту тему.       — Всего не перечислить. Считай, он делает всё то же, что и ты в его присутствии. Смотрит на тебя подолгу, ищет контакта, прикосновений. Волнуется больше всех нас: он всё-таки был единственным, кто, несмотря на дела, всё равно навещал тебя каждый день. Мы могли и не выкроить для тебя время, но он — нет.       Люси с трудом проглотила слюну. Грей засматривался на неё? Искал её прикосновений? Видимо, она действительно ослепла от любви, раз не замечала ничего из этого. Видела только свои реакции, осознавала и анализировала исключительно свои подвисания и сбои. Уверяла: ничего между ними нет и не будет, когда ответ находился в паре шагов и... думал так же? Люси нахмурилась: получалось, да. Точно так же ослеплённый любовью, Грей пропустил все взгляды и касания, поэтому наверняка уверился — только дружба, ничего более.       — Это ведь...       — Не дружба, — отрезала Эрза. Её тон ясно давал понять, что продолжать эту тему не следует. — Можно было бы списать на неё, будь это только мои подозрения. Но не я одна вижу, что вы смотрите друг на друга не как на друзей, Люси.       — И всё равно...       — Не всё равно. Для Грея ты не просто напарница и подруга. Думаешь, стал бы он на напарницу и подругу смотреть так, как сегодня на тебя? — добродушно подстегнула Скарлет.       Волна смущения запылала на лице в этот раз так сильно, что Люси почувствовала на коже покалывание. Она спряталась за ладонями и замотала головой.       — Это совсем другое! Любой бы засмущался на его месте.       — Любой влюблённый, — поправила Эрза.       — Любой влюблённый засмущался бы, увидев такое бельё у любой девушки, — поправила в ответ Люси.       Эрза пожала плечами:       — Тогда завтра я облачусь при нём в Доспех Соблазнительницы.       Люси поперхнулась воздухом. Словно не замечая этого, Скарлет ровно продолжила:       — Посмотрим, будет ли его реакция хоть немного такой же, как сегодня.       «Не вздумай!» — была первая мысль. Подумав, что звучит слишком ревниво, по-собственнически и вообще неправильно, Люси выпалила:       — Естественно будет! Он смутится, Эрза!       — Но не возбудится, — парировала Скарлет.       Люси застыла. От жара, полыхнувшего в груди, и скрутившего живота дыхание получилось шумным и рваным — возбуждённым, заметила она искринку в глаза подруги. «Чёрт», — зажмурилась Люси, не зная, что добивает её больше: лёгкость, с которой Эрза уронила факт возбуждения Грея, или этот самый факт. Или всё вместе взятое. Вкупе с влюблённостью и изголодавшимся воображением получалась воистину адская смесь.       Адски горячая.       — Боги, умеешь же ты... — смутить? ляпнуть? Выбрать не получилось, поэтому Люси предпочла спрятать лицо в коленях.       Спиной она почувствовала ласковую улыбку Эрзы.       — Тебе надо поговорить с ним.       Слова — совет? приказ? — заставили Люси застыть с единственной мыслью: «Только не это».       Поговорить с Греем о чувствах. Сказать ему о любви. Признаться. Сама идея открыть при Грее рот, чтобы сказать что-то в плоскости «Ты мне нравишься», заставляла дрожать колени и наполняла ватной слабостью голову. От волнения желудок скручивало так, будто рядом сидела не Эрза, а предмет воздыхания и больной фантазии, и она должна была признаться в чувствах — сейчас, сейчас же. И это — от одной мысли, от простого представления. Что уж говорить о реальности, в которой она и вовсе грохнется в обморок.       — Нет.       — Никакого «нет», — железно отрезала Скарлет.       — Я не смогу! — вскинула Люси жалобный взгляд. Она продемонстрировала дрожащие ладони, но и этого подруге оказалось мало, чтобы сменить суровое требование в глазах на милость.       Эрза определённо не собиралась отказываться от своих слов-совета-приказа, и Люси страшила не столько перспектива признания, сколько ясное понимание: она сделает это. Разговора с Греем не избежать. Признание неминуемо.       Но сдаваться так просто Люси, разумеется, не собиралась: недаром на ладони обосновалась хвостатая фея.       — Вдруг ты ошибаешься? — решила она зайти с железных козырей. — Вдруг... Грей ничего не чувствует ко мне?       Козыри, конечно, были что надо: идеально подпитывали страх разговора, — но не запнуться на последнем вопросе не получилось. Действительно, вдруг ничего нет? Грей не любит её, она для него просто друг — ситуации хуже для признания в чувствах не придумаешь. Но если раньше такую перспективу Люси принимала легко, считай как должное, хотя и несколько обидное и горькое должное, то сейчас слова резанули по сердцу особенно болезненно.       Потому что появилась надежда. Вера. Робкий росток сомнений, который Люси вмиг посадила так глубоко, что без последствий не выкорчевать.       Её чувства не безответны — так считает Эрза, так считают все. Так на протяжение двух месяцев хотелось считать ей. Хотелось так сильно, что сейчас Люси не представляла, как отвязаться от надежды и веры — в то, что между ней и Греем любовь не так уж и невозможна.       — Я поговорю с ним.       — Что?.. — оторопела Люси. В следующую секунду едва не вскочила с дивана и не кинулась на Скарлет: — Нет! Не вздумай!       — Всё будет нормально, Люси. Если я заподозрю, что ошиблась, то о твоих чувствах не скажу ни слова.       — Ты в любом случае не должна говорить о моих чувствах! Потому что это мои, чёрт возьми, чувства! Я решаю, кто о них знает, а кто нет!       — Чувства Грея мне тоже не принадлежат, но о них же я тебе сказала.       Люси пожевала губами, не находя слов. Чёрт! Только сейчас до Люси наконец дошло, что благие намерения благими намерениями, а фактически Эрза совала нос не в своё дело. Да, без злого умысла. Да, желая помочь. Но это не отменяло факта: Эрза не вправе...       Не вправе что? Высказывать свои подозрения? предполагать? Боги, все её сегодняшние слова — домыслы чистой воды, не подкреплённые ни разговором с самим Греем, ни заверениями других членов гильдии. С точно такими же домыслами она может прийти к Грею: обронить с деланной лёгкостью: «Люси, кажется, к тебе что-то чувствует», вывести на ответ, пообещать разобраться, поговорить — всё. Оба получат заочный ответ. Обоим останется только набраться смелости и встретиться лично.       И всё на основе домыслов.       «Мне казалось». «Я думаю». «Все уверены».       Но в какой-то момент Эрзе придётся вытащить чьи-то чувства наружу: Грею ли после признания скажет о любви Люси или придёт в её квартирку после разговора с Греем и поведает обо всём. Как ни крути, получалось... неправильно. Мерзко. Благими неприятными намерениями.       — Да, я вмешиваюсь в вашу личную жизнь. Прости за это, — сказала Эрза. На первых словах Люси едва слышала её сквозь дебри собственных размышлений, но извинение сквозило такой горечью, что пришлось очнуться. Она подняла на подругу глаза, встречаясь с неожиданно печальной улыбкой. — Просто я не хочу, чтобы и вы всю жизнь бегали друг от друга.       Люси замерла. Конечно, не составляло труда понять, кто ещё скрывался за этим «и вы».       — Прятаться от своих чувств... оно того не стоит, Люси. Поверь мне.       «Я верю», — едва не сорвалось с языка. Верить Эрзе в этом вопросе получалось легко, но лишний раз напоминать о таком не стоит. Она сама всё знает — недаром столько глухого сожаления в словах, голосе и взглядах.       В ответ на её железные козыри Эрза выставила на стол свои собственные, и они вмиг закрыли партию — продолжать значит идти с ножом на сердце подруги. Эгоистично, подумалось Люси.       Но туз в рукаве ещё остался.       — А что насчёт Джувии?       От неё не укрылось, как Эрза помрачнела: бросились в глаза секундная заминка перед тем, как отправить в рот ложку с кусочком торта, и пальцы, сжавшиеся на колене.       — Грей до сих пор не дал ей ответа, — продолжила Люси. — Для меня это значит лишь одно: его ответ не такой уж определённый.       «Если бы не любил — сказал. Значит, сомневается. Значит, любит», — значилось дальше, но Люси не находила сил сказать. После перспективы разрушить те надежду и веру, в которых нестерпимо сильно нуждалось её сердце, следовало взять перерыв — перед новым разрушением, новым принятием реальности, в которой всё не так однозначно и просто.       Не так «я люблю тебя — ты любишь меня — мы счастливы вместе».       — Я говорила с ним про это. Спрашивала, когда он прекратит держать Джувию в неведении, — наконец нашлась Эрза. — Тогда он ушёл от ответа. В этот раз кое-какие обстоятельства, я думаю, не позволят.       — Обстоятельства в виде моих чувств, о которых ты расскажешь? — не без иронии поинтересовалась Хартфилия. Вышло грубо и довольно ядовито, но воспринимать вмешательство Эрзы как исключительно благодетельное не получалось.       — В виде его чувств, — поправила Скарлет с нотками обиды. — Этот разговор был почти год назад, Люси. Тогда он не любил, поэтому, возможно, не видел нужды огорчать Джувию.       — Ты так уверена в его чувствах к ней?       — Я уверена в его чувствах к тебе.       Какой умелый уход от ответа. Люси оценила криво дёрнувшимся уголком губ.       — Значит, теперь у него есть нужда огорчить Джувию, верно? — даже не скрывая злую издёвку в голосе, спросила Хартфилия.       На глаза Эрзы легла тень.       — Прекрати переиначивать мои слова.       — Я не переиначиваю — констатирую факт. Если Грей любит меня, ему придётся отказать Джувии, а в этом мало что приятного.       — И из-за этого ты отвергнешь чувства Грея? — не то спросила, не то утвердила Скарлет, тоже начавшая заводиться и вкладывать в интонацию горький ироничный подтекст.       — Я не намерена строить своё счастье на разрушенном счастье других, Эрза.       Та отхлебнула сок — вроде бы сдержанно, размеренно, но Люси видела закипание в прикрытых глазах и побелевшей челюсти.       — Хорошо, — выдохнула она как можно спокойнее. — Раз смотришь на своё счастье с позиции счастья Джувии, ответь на вопрос: как она себя будет чувствовать, когда узнаёт, что из-за неё ты отвергла Грея?       — Я ещё никого не отвергала, — нахмурилась Люси.       — Но ты отвергнешь. Даже если Грей будет любить тебя, ты скажешь «нет» — только потому, что это разобьёт сердце Джувии. А вот этот твой поступок его не разбивает?       Звучало так жёстко и размашисто, что ощущалось как удары — у Люси даже загорели щёки, до того явственно проникали слова под кожу. Она нахмурилась сильнее и напряглась, сжала кулаки, но уйти от осознания «Эрза права» не удалось.       — Для Джувии нет ничего важнее благополучия Грея, — между тем безжалостно продолжала Скарлет. — Но бери во внимание не только это — бери и то, что твой поступок сквозит жалостью к ней. Ты считаешь её маленькой жалкой девочкой, которая не думает ни о чём ином, кроме как о безумной любви, и у которой эта самая любовь — всё, что есть. Но ты ошибаешься, Люси. У Джувии есть гордость, любовь к друзьям и голова на плечах, а в этой голове — работающие мозги, которым хватит ума не винить тебя ни в чём.       Эрза была вынуждена прервать тираду, чтобы смочить горло. Впрочем, пяти-десяти секунд Люси всё равно не хватило на осмысливание и принятие, и следующие слова Эрзы воспринялись неотрывно от предыдущих:       — Открой глаза, Люси, и увидь: Джувия — нечто большее, чем просто сгусток любви к Грею.       Повисла тишина. Люси хотелось поёжиться, но ещё больше хотелось не привлекать внимание помрачневшей Эрзы: она и без того чувствовала себя настолько пристыженно, пришибленно и неуютно, что уйти из собственной квартиры казалось не такой уж и дурацкой идеей — куда угодно, лишь бы подальше от хмурого взгляда подруги. И молчание ощущалось неприятным, липким. Разрушить бы, да только чем, какими словами, когда и желания говорить-то нет? Попрощаться бы, залезть под одеяло и уснуть — всё, о чём сейчас могла мечтать Люси.       Хотя последнее — это, конечно, раздел фантастики. После утреннего происшествия и такого разговора глаз до утра она точно не сомкнёт.       Но и пусть. Сейчас лишь бы остаться в одиночестве.       Словно почувствовав это, Эрза засобиралась. Собрала пустые коробки и упаковки, встала, обронила напоследок:       — Подумай об этом. А Грея оставь на меня.       Через минуту за ней захлопнулась дверь. Ещё через столько же подошедшая к окну Люси увидела её удаляющийся силуэт. Прямая спина, приподнятая голова — статная, величественная, прекрасная в гармоничном сочетании красоты и силы Эрза Скарлет, легко берущая в руки судьбы друзей, но не желающая касаться собственной.       Или желающая? В голосе Эрзы проскальзывало неожиданно много печали — как будто на что-то решалась, как будто решила.       Люси могла бы подумать об этом. Но не думалось.       Её начало потряхивать и знобить. Щёки пылали, мысли о движении, уборке, душе и хоть каком-нибудь перекусе (всё-таки после обеда во рту не побывало ни крошки) вызывали отторжение. Сил и желания хватило только на то, чтобы доползти до выключателя, а затем рухнуть в кровать.       И твердить как мантру: «Не думай, не думай, не думай, не думай».       Всё завтра, всё потом — сейчас пора спать, Люси. Набираться сил.       Не думать.       Не встречать рассвет.       Не встречать.