Телепорт из Водопадья в Снежнеград занял всего пару мгновений, материализуя Санса и Фриск у входа в дом братьев-скелетов. Вихри магии пошатнули знакомый рождественский венок на входной двери, от чего слегка зазвенели вплетенные в него колокольчики, и тогда Фриск подумалось: «Вот я и дома». Девушка обвела ностальгическим взглядом знакомое ей место и с умиротворением вздохнула. Здесь все осталось неизменным со дня ее первого визита, только ночная мгла скрыла высокий свод Подземелья, рассеиваясь тенями среди окружавших город хвойных деревьев, а местные жители расползлись по домам и уже давно видели девятый сон. Однако и в это время суток Снежнеград одаривал путников своим гостеприимством: аллею освещали уличные фонари, в свете которых пушистые снежные хлопья неторопливо кружились в причудливом танце, оседая на протоптанные к бару и гостинице тропы. От примыкавшего к дому порога к главной дороге вели лишь одинокие следы от широкой костяной ноги. Вероятно, Папирус протоптал путь, когда направлялся к Андайн, в то время как его старший брат не желал утруждать себя даже этим, растрачивая магические силы на перемещения по Подземелью.
– Ну, с возвращением, малая, – скелет отворил двери и зашел в дом первым, включая свет в гостиной и тут же направляясь на кухню. Фриск же задержалась у входа, переминаясь с ноги на ногу.
Девушка долгое время не навещала не только Папируса и Санса, но и остальных друзей из тех опасений, что сердце ее излишне преисполнится решимостью рядом с ними. Фриск с трепетом хранила каждое доброе воспоминание о монстрах, подаривших ей множество счастливых моментов и еще больше – ярких эмоций, ведь это было той самой спасительной соломкой в моменты отчаяния. И все же девушка не могла не заметить, что со временем ее внимание к деталям того или иного события заострялось на совершенно незначительных вещах: отсутствии шоколада на праздничном столе, затупленном ноже в серванте, дате в подвесном календаре. Такие воспоминания становились испорченными, бесцветными, мертвыми и, казалось, принадлежали кому-то другому. Поэтому Фриск решила на время отстраниться от остального мира, не желая омрачать память такими неприятными эпизодами и наслаждаясь теми из них, что остались нетронутыми этой грязью.
Санс, опираясь на косяк ведущей на кухню арки, уже некоторое время наблюдал за девушкой, которая все не решалась переступить порог дома. Его до жути волновало, что такого творится в голове у Фриск, раз даже обыкновенное приглашение войти вводило ее в ступор. Во всяком случае это состояние отрешенности от происходящего, когда разум выпадает из реальности, а тело отказывается реагировать на хоть какие раздражители, он испытывал не один раз. После каждого сброса, который неминуемо следовал за смертью Фриск, Санс снова и снова подрывался в своей постели в один и тот ж злосчастный день – день падения дитя с горы Эббот. И хотя он знал, что Папирус вот-вот ворвется в его комнату с оглушающим криком «САААААНС, ЛЕНИВЫЕ ТЫ КОСТИ, А НУ ВСТАВАЙ!», старший брат не мог сдержать в своей душе переплетенную с горечью радость от того, что тот был жив. Но что касается Фриск, то Санс подозревал, что чувство вины от содеянного не даст ее сердцу испытать такого же облегчения, останавливаясь на полпути – в оковах фрустрации. Размышляя об этом уже не один раз, скелет таки пришел к неутешительному выводу – ему жаль Фриск настолько, что он готов ей сочувствовать.
– Слушай, если ты и дальше будешь стоять на морозе, то рано или поздно костьми там ляжешь, – Санс махнул рукой, зазывая девушку все-таки войти в дом. – Уверен, Папс до сих пор готовит свои бесподобные спагетти на три порции.
Фриск встрепенулась всем телом, разгоняя наваждение, и наконец приняла приглашение. Пожалуй, небольшой шантаж стряпней новоиспеченного члена Королевской гвардии не помешает в случае, если дело касается девушки. Несмотря на то, что специфический вкус фирменного блюда Папируса не каждому приходился по душе, Фриск, казалось, искренне им наслаждалась. И пока избранные счастливчики в добровольно-принудительном порядке следовали негласному правилу «Ешь спагетти младшего скелета или будешь убит», девушка с неуемным аппетитом поглощала одну порцию этого кулинарного шедевра за другой. Сопротивляемость Фриск этому дьявольскому навыку готовки не один раз спасала здоровье и желудок друзей, за что те были ей бесконечно благодарны, а Папирус и вовсе души не чаял в человеке. От въевшейся в быт привычки кашеварить исполинских размеров кастрюлю со спагетти брат Санса так и не смог отделаться то ли из-за длительного пребывания Фриск в доме скелетов, то ли из-за собственного нежелания расставаться с таким особым напоминанием о ней.
– Ну, ты проходи, располагайся, я пока разогрею поесть, – и с этими словами Санс удалился на кухню, оставляя гостиную в распоряжении девушки.
Фриск бегло осмотрела комнату. Дом братьев-скелетов практически не изменился, только диван просел чуть больше, обклеенный со всех сторон записками носок обзавелся парочкой новых соседей, а на журнальном столике возвышалась внушительная стопка книг о кулинарии, искусстве создания каламбуров, головоломках, и даже появилось несколько слишком сложных для восприятия непосвященным человеком учебников по квантовой физике и иным сопутствующим дисциплинам. Время здесь будто сменило темп с стремительного бега на неспешный ход, создавая обманчивую иллюзию того, что Фриск провела в доме среди дремучего заснеженного леса целое столетие, пока здесь прошел всего лишь день. Из-за этого девушка испытывала угнетающее чувство необратимости прожитых впустую лет, которые она провела в затворничестве.
Пока Санс то и дело шаркал тапками по полу кухни, Фриск решила поискать что-нибудь подходящее для полуночного просмотра и, подобрав пульт с пола, прощелкала несколько каналов. Один, другой, третий... и на каждом занимательнейший экран ожидания предстоящего шоу Меттатона. «Что ж, видимо, это надолго», – с прискорбием подумалось Фриск. Девушка прошагала к дивану и устало плюхнулась на него, не только поднимая в воздух многолетние запасы скрываемой обивкой пыли, но и по случайности с глухим «тук-тук» сбрасывая что-то с сидений на пол. Санс, обратив внимание на шум из гостиной, не заставил себя ждать.
– Кто там?
– Старые заезженные анекдоты, которые рассказывала еще моя бабушка, – ответила Фриск, отклоняя намерения скелета выдать шутку.
– Понял, принял, – и Санс снова вернулся к своим делам, хлопая дверью холодильника.
Девушка наклонилась к полу, рассматривая раскрывшийся фотоальбом, на внутренней стороне обложки которого утонченным почерком было выведено имя Ториэль. Фриск не смогла сдержать улыбки, вспоминая прошедшее на днях чаепитие с королевой Подземелья, на которое последняя с долгим и завидным упорством уговаривала девушку. «Дитя, тебе стоит больше времени проводить в компании. Я беспокоюсь, что тебе одиноко», – так Ториэль аргументировала свои попытки завлечь в свое жилище Фриск. Теплый чай, вкусный пирог и поддержка родного существа – что может быть лучше? И все же роскошь одарить Ториэль своим продолжительным присутствием девушка не могла себе позволить, ведь рано или поздно разговор сводился к почившим детям семьи Дримурров.
В конце фотоальбома несколько страниц все еще пустовали, ожидая новых запечатленных на камеру эпизодов жизни обитателей Подземелья: от немного нелепых и смешных до наисчастливейших. Первые фотографии, за которые зацепился взор Фриск, похоже, были сделаны совсем недавно и заботливо вложены во вкладыши с поясняющей подписью. Это день рождения Альфис. Ее окружили друзья и знакомые, вручающие подарки, а она сама пытается скрыть свое смущение за несоизмеримо большим пирогом в виде человека, украшенным горящими свечами. Здесь запечатлен день, когда Папируса посвятили в члены Королевской гвардии, и младший скелет гордо позирует вместе с лидером группы в новой униформе на фоне города-замка. Это фото, похоже, было сделано кем-то случайно, а может и намеренно, но определенно скрытно: Азгор берет супругу под руку и ведет ее через королевские цветочные сады. Тут Андайн делает селфи на фоне Санса, умоляюще и обреченно взирающего на тарелку приготовленного для него совместными усилиями блюда, а рядом с ним сияет удовлетворенный своим мастерством Папирус. Разглядывая фотоальбом, Фриск ощущала свою причастность к изображенным на фотографиях событиям и это отогревало ее нелюдимое сердце, наполняя его теплом и нагоняя на глаза непрошенные слезы. Злоба на саму себя подпирала горло комом, перекрывая воздух, и ее источником была обида на собственный рок.
Заслоняя рот рукой, Фриск старалась не издать ни звука от переполняющих ее чувств и продолжала неторопливо переворачивать страницы, ведь оставаться безучастной к жизни монстров означало обесценить их дружбу, а все, что она могла себе позволить сейчас, – это быть безмолвным наблюдателем. Фотоальбом сполз с подрагивающих коленок девушки и застыл в полуподвешенном состоянии, роняя из своих закромов что-то металлическое. Фриск наспех прислонила рукав к лицу в попытке стереть щиплющую кожу влагу и рукой нащупала выпавший медальон в форме сердца.
Он не на своем месте.
Взгляд мгновенно застелила темнота, но глаза Фриск были широко открыты. Девушка пыталась пальцами снять черную тягучую пленку с век, которая стекала по щекам до подбородка и дальше вниз – по шее, расплывалась по ладоням и кистям вплоть до локтевого сгиба, капала на ноги и пачкала фотоальбом. Жидкость будто кипяток пузырилась и ошпаривала кожу, и если бы Фриск могла, то она бы разорвала себе связки от пронзительного крика боли, но чернила толстым слоем покрывали рот и гортань девушки, вливаясь вязкими потоками внутрь. Фриск билась в агонии без единого шанса позвать на помощь до тех пор, пока все ее тело не покрылось чернотой, чтобы спустя минуту она замерла, словно вырезанная в камне скульптура, а затем окутывающая ее оболочка беззвучно распалась и растворилась в воздухе.
Где же ножи?
***
– Ох, милая, наивная, глупая Фриск. Ты ведь не думала, что сможешь держать меня взаперти вечно, не правда ли? Мерзкая девка, – Чара мягко касалась кончиками пальцев кожи
своего тела, расчерчивая невидимые линии вдоль лица, рук, туловища и бедер. Что за неописуемый восторг! Она жива, по ее венам течет горячая кровь, дыхание насыщает трезвеющий от долгого сна разум кислородом, а сердце преисполняется решимостью действовать прямо сейчас. Девушка разминала одубевшие конечности, но она знала: еще пара мгновений и ощущение сковывающих душу цепей спадет, ведь теперь она заняла место Фриск, а та займет ее место. Там, в наполненной тьмой пустоте на задворках сознания, невольная мученица и проведет остаток своих жалких дней, сожалея о своем бессилии перед неутолимой кровожадностью Чары и наблюдая, как один за другом ее любимые превратятся в пыль у ног девушки.
– К слову о твоих друзьях, маленькая дрянь. Давай начнем с самого назойливого урода, – на губах Чары заиграла скрытым безумием улыбка, а в глазах заискрились алые фейерверки. И прежде, чем покинуть комнату, девушка надела медальон и спрятала его под кофтой, запирая на замок собственные привязанности и страхи.
***
Санс уже достаточно долго пыхтел над кастрюлей спагетти, стараясь отодрать слипшуюся массу от стенок посуды. Это адское варево, похоже, разъедало не только внутренности тех несчастных, что пробовали его на вкус, но и металл, врастая в него каждой макарониной. Попытки скелета соскрести из пятилитровой емкости уцелевшие части блюда вывалились в скромную порцию на миниатюрном блюдце, которая едва ли утолит голод монстра, но вполне себе подойдет для маленькой человеческой девушки. Санс с облегчением вздохнул, пытаясь убедить себя в том, что не такой уж он плохой хозяин, и переместил тарелку в микроволновку, предварительно настроив время на таймере. «Какое великое изобретение», – подумалось скелету, и он вдумчиво уставился на вращающийся диск.
– Нашел себе увлекательное занятие? – пролепетал томный голос сбоку, и Санс почувствовал тяжесть опирающегося на него сзади тела. Девушка словно тень бесшумно проскользнула на кухню и не оповестила о своем присутствии даже шорохом шагов. Теперь
ее руки покоились на твердых ключицах скелета, а торс был прижат к его позвоночнику настолько плотно, насколько в привычных обстоятельствах она бы себе никогда не позволила.
– Ага, очень горячий и остросюжетный фильмец показывают, – скелет ответил с присущей ему беззаботностью, склоняя голову в сторону собеседницы. – Или у тебя есть предложение получше?
– Ох, ну конечно есть. Что-то очень интереснее.
Санс поддался направляющим его движениям девушки, сменив угол обзора на сто восемьдесят градусов с бытового прибора на подругу и упираясь тазовой костью в кухонную тумбу. Теперь жар
ее тела льнул к его ребрам, следовал за перемещением вспотевших ладошек от ключиц скелета вдоль хребта, пересчитывая каждый позвонок, до резинки шорт. Девушка не поднимала глаз, скрывая за челкой не только стыдливые глаза, но и розовеющий на щеках румянец.
Ее плечи вздымались в такт частому дыханию, а недостаток кислорода вынуждал ловить ртом воздух. Пересохшие губы тут же смачивались влажным языком, а затем оставляли стынущий след от невесомых поцелуев на висках скелета, его скулах и челюстях. Девушку подзадоривала оторопевшая реакция Санса и подливала масла в огонь
ее возбуждения, появившегося так внезапно и почти неосознанно из-за предвкушения близившегося момента истины.
– Эй, малая, слушай, ты прекращай. Папс скоро вернется, остынь, – скелет предпринял попытку отстранить от себя вздрагивающее тело девушки, но та лишь разводила его руки в стороны, снова припадая грудью к его костям.
– Ничего страшного. Думаю, нам будет весело и втроем, –
она завела свои руки за спину Санса, сжимая того в своих объятиях и всматриваясь в вибрирующую под футболкой душу, ускорившую свое биение. – Тебе ведь нравится, я вижу. Тогда просто расслабься и получай удовольствие.
Скелет оскалился и порывистым движением переместил девушку с ног на ягодицы, усадив ту рядом с микроволновкой. «Испорченная женщина», – прошипел Санс, прежде чем ухватиться краями притупленных зубов за мочку уха девушки. Фалангами пальцев он подцепил край старого полосатого свитера и прошелся костяшками вдоль
ее шорт до изгиба талии и выше, пересчитав по нескольку раз обтянутые разгоряченной кожей ребра, но не смея притрагиваться к волнующему его фантазии бюсту. Он хаотично касался обнаженных частей тела девушки, намеренно избегая прямого взгляда: ее шея, предплечья, кисти, бедра, икры... Все это принадлежало Сансу прямо сейчас, но было совершенно ему неподвластно. Это тело сводило его с ума, стирая грань между воображением и реальностью, между сном и кошмаром. Ее запах, ее голос, ее улыбка – совсем рядом и при этом абсолютно недосягаемо.
– Ты дала мне достаточно, – скелет вырвался из одурманивающего влечения к физическому удовольствию, перенаправляя потоки наполняющей его душу магии к орбитам глаз. – А теперь страдай, мразь.
И по щелчку таймера, извещающего о готовности блюда, на пол хлынула струя темно-алой, почти черной крови, в лужу которой с металлическим лязгом упал кухонный нож. От проколотой насквозь клиновидной костью руки нервные импульсы посылали тревожные сигналы в мозговой центр, и девушка завопила от режущей боли во весь голос, в мгновение стирая выражение похоти с лица. Рефлекторные попытки одернуть конечность приводили к тому, что открытая рана лопалась от соприкосновения с рваными краями оружия, расползаясь вдоль от кисти до самого локтя. Красная жидкость стремительными ручьями стекала из кровеносных сосудов к основанию кости, край которой упирался в потолок. Санс равнодушно наблюдал за мучениями девушки и лишь на момент поморщился от вида крови на одежде.
– Тц, даже кетчупом не пахнет, – скелет попытался оттереть капли рукавом толстовки, но лишь размазал их в мутные красные пятна. – Жаль, эта была моей любимой.
– Я тебе что, блять, мешок с конфетти!? Ты сраный ублюдок, я тебе каждую кость переломаю! – девушка кривилась и стонала от ноющих ощущений в ране, стараясь не дергать рукой почем зря, но это не отменяло того, что ей было... – Адски больно, сука. Ты кусок дерьма, а не комик!
Санс со смешком уселся на кухонный табурет и оперся затылком о стену. Такой вид девушки, окровавленный, с гримасой страданий на лице и наполненным нескрываемым гневом взглядом, удовлетворял скелета куда больше, чем ее смехотворные попытки совратить его. Бутылка кетчупа на столе так и просилась смочить горло, и скелет не стал упускать такую заманчивую возможность отпраздновать небольшую победу над самим
дьяволом. «За тебя, малая», – Санс в символическом жесте провозгласил тост перед лицом девушки, а затем с нескрываемым удовольствием пригубил пару глотков.
– А теперь,
Чара, – скелет сделал акцент на имени представшего перед ним существа, отодвигая лакомство в сторону. – Давай поговорим по-взрослому.
