Там, где шепчут цветы

      У этого неописуемо живописного места даже название было благозвучным и бархатным – Водопадье. Иногда Фриск даже думалось, что такое великолепие не грех было променять на всю жизнь без единого луча солнца. На поверхности не было хоть чего-либо похожего, если только не собирать по кусочкам. Испещренный камнями всевозможных цветов пещерный небосвод, который складывался в удивительное подобие звездного неба, люди смогли бы получить, только прилепив к стенам собственной комнаты дешевые побрекушки вроде тех, что скупают тоннами девочки младшего возраста. Такие массивные водопады вряд ли смогли бы уместиться в скромных пещерках внешнего мира, где постоянно толпятся зевающие от скуки туристы. А эти цветы – да, определенно – такое точно невозможно было отыскать ни в одном уголке света, кроме этого. Как и всякая флора, произрастающая в Водопадье, эхо-цветы освещали нежным, непринужденным светом своих лепестков практически каждый закоулок этого места (быть может, лишь благодаря этим растениям Фриск привыкла не шарахаться от каждого магического действа Санса, обладающего таким же притягательным цветом?). И их тихий шепот вкупе с таким естественным и переливистым журчанием прозрачной, чистейшей воды убаюкивал любые волнения девушки.       За время пребывания Фриск в Подземелье Санс из обоснованной необходимости следить за ее состоянием изучил практически каждый излюбленный девушкой уголок. Здесь, в Водопадье, она проводила практически каждый день хотя бы по часу несмотря на довольно долгий путь к этому месту. Скелету трудно было понять влечение Фриск к местным красотам, но, возможно, его неприятие было следствием не самого теплого отношения к растениям. В особенности к улыбчивым и зубастым. Что ж, это касалось и непослушных детишек, для которых в аду уже подготовили нагретый котел. Но ведь с Фриск все не так просто, верно?       То место, куда Санс привел девушку, было более уединенным и закрытым от остальной части Водопадья: как раз для того, чтобы выдохнуть после тяжелого дня. Здесь неглубокие ручейки формировали чудну́ю, витиеватую речную долину, образовывавшую между ними островки с характерной местности растительностью. Над цветами подрагивали едва заметные пучки света, которые издавали слабый шелест крохотных крыльев. Там, где одна из речушек шире других расползлась по земле, расположился простенький пирс из пары балок и досок, достаточно длинный, чтобы можно было дойти по нему до середины водного потока. Фриск даже не нужно было ступать на землю, чтобы знать, какова она будет на ощупь: за столько лет она собственными ногами протоптала тропинку сюда. – Санс, – Фриск отодвинулась от скелета настолько, чтобы было возможно увидеть его лицо. – Ты же не следил за мной, верно? Скажи, что ты случайно перенес нас в это место.       Скелет на мгновение задумался, а затем с лицом, преисполненным безразличием и беззаботностью, ответил: – Кости моей тут раньше не было.       На самом деле, никогда нельзя было однозначно сказать, о чем думает Санс. По крайней мере, Фриск не могла. Несмотря на все то время, которое она провела рядом с братьями-скелетами, девушка так и не получила должного навыка в распознавании эмоций на их костяных лицах. И если младший из них в общении взрывался фейерверками преисполняющих его чувств и спешил поделиться ими с другими, что облегчало Фриск задачу, то старший напускал маску слабой заинтересованности во всем происходящем. И это стало камнем преткновения – невозможно было догадаться, что у Санса на уме.       Фриск невольно снова колыхнула тени прошлого и бегло пробежалась по воспоминаниям, словно перелистывая папки в картотеке памяти. Догадывался ли скелет, скрепив их знакомство той детской шуткой еще в первой временной линии, что тем самым навязывает себе и своим близким такой неутешительный удел? Девушке сложно было решить, что все же более жестоко: стирать память жителей Подземелья о себе на корню, обнуляя мир до заводских настроек, или раз за разом, словно впервые, пожимать костлявую руку Санса, неизменно ожидавшего ее на том обледенелом мосту.       Она знала, что он осведомлен о ее прыжках вспять. Не один раз скелет намекал ей на то, как знакома ему та или иная ситуация, или подмечал что-то, чего Фриск до этого не делала. Отчего-то наиболее разговорчивым он становился в том злосчастном коридоре, где их встреча была неизменным элементом при любых обстоятельствах. Что бы девушка ни делала, как бы ни старалась, избежать столкновения с Сансом перед тем, как наконец открыть ведущую к логическому завершению дверь, было невозможно. Фриск чувствовала, что этот досадный факт пускал ей пыль в глаза и придавал неоправданную, слишком большую значимость роли скелета в этой истории. Он не ангел смерти, не вершитель судеб и... Господи, да он даже футболку отстирать от пятен кетчупа не может. Но перестать представлять Санса в ипостаси судьи, выносившего ей приговор за совершенные преступления, Фриск не могла.       Девушка приложила усилия, совершая неловкий шаг в сторону от скелета (или от связанных с ним мыслей?), чтобы не растянуться пластом на влажной травянистой земле сию же секунду. Ноги подкосились, сведя колени моментной судорогой, но удержали хозяйку в вертикальном положении, и она неторопливо последовала за Сансом к краю пирса. Скелет устроился на деревянном настиле в небрежной позе, скрестив нижние конечности в позе лотоса, а затем похлопал по месту рядом с ним и снова уместил руки в карманах. Фриск на долю секунды остановилась, вглядываясь в дно мелкой речушки, и сняла обувь прежде, чем составить Сансу компанию.       Прикосновение воды к стопам Фриск почти не почувствовала. Ощутить невесомую прохладу можно было лишь при едва заметных колыханиях водной поверхности, когда полупрозрачные рыбешки сновали из стороны в сторону, огибая икры девушки и одаривая ее кожу эфемерными касаниями. Вдоволь насладившись играми маленьких обитателей воды, Фриск запрокинула голову, поднимая глаза на сверкающий потолок пещеры и опираясь на руки чуть позади. При желании можно было разглядеть импровизированные созвездия, сотканные из наиболее ярких мерцающих огоньков. Отблески воды на монолитных стенах напоминали девушке о северном сиянии. – Итак, – прервал тишину Санс. – Хочешь о чем-то поговорить? – Да, думаю да, – ответила Фриск, все также мечтательно разглядывая манящие блики звезд.       Санс угрюмо уставился на воду. Его раздражали мельтешащие в ней создания, которые плавали то в одну сторону, то в другую, иногда резко меняя направление. Неужели им так сложно просто замереть!? Скелет втянул в себя воздух, наполняя кислородом фантомные легкие, и размеренно выпустил его обратно. Кажется, дело совсем не в этих склизких созданиях. – Что посоветуешь? – продолжила девушка, обращая взор на лицо Санса. В его глазах застыло театральное непонимание. – Ну, во-первых, выспаться. Не уберешь эти мешки из-под глаз, будешь выглядеть мертвее мертвого, – Санс постучал фалангой пальцев по черепушке, намекая на собственный вид, и растянул улыбкой челюсть в попытке свести разговор к юмору. Ему не хотелось начинать диалог, к которому его подталкивала Фриск. – Ты знаешь, почему я не сплю, – внимание девушки снова приковала вода. От продолжительного отсутствия сна зрачки болели, будто совсем иссохли, и потому Фриск хотелось окунуться с головой в этот чистый источник. И все же это не поможет. Ни разу не помогало.       Наступило неловкое молчание. Санс постукивал костяшками пальцев по ребрам сквозь карманы толстовки, задавая темп пульсации своей души. Эта ситуация нервировала. Эта подступающая к началу беседа расшатывала ему нервишки. Он знал, о чем она попросит, равно как и знал, что он ей ответит. Содержание этого разговора не меняется уже в течение нескольких лет, но Фриск будто специально хотела поиграть скелету на костях. – Когда ты убьешь меня? – девушка горько усмехнулась. Оброненная ею фраза была произнесена ясно и четко, а насаждающие пещеру эхо-цветы шептали друг другу ее обрывки, что порождало уходящую вдаль трель: «Когда...?», «...убьешь меня?», «Когда... убьешь...?»«... ты убьешь меня?». – Не начинай, малая, – Санс чувствовал нарастающее напряжение, которое будоражило его душу. Та вбивалась в ребра с таким оглушающим дребезжанием, словно скелет стоял под куполом звенящего колокола. Казалось, что Фриск не замечает, как из-за этого кривится нутро Санса, и будто только он один слышит этот раскатистый гул. – Ты знаешь, что это не сможет продолжаться так долго, как хотелось бы. Мне все труднее сдерживать ее внутри, Санс. Я вижу ее очертания практически везде: в зеркале, в воде, в дочиста вымытой тарелке... – сколь заметные признаки светлых эмоций стерлись с выражения лица Фриск, уступая место отчаянию. – Вчера я схватилась за нож и полоснула им по хрустальной вазе, потому что мне привиделись ее глаза среди цветов.       Санс отмалчивался. Он понимал, что происходит, но его неприятие просьбы девушки довлело над ним в достаточной мере, чтобы ни в коем случае не согласиться на подобное. Он не убийца. Не добровольно, по крайней мере.       А вот она недолго думала перед тем, как стереть кости твоего брата в пыль.       Скелет гнал навязчивые мысли прочь. – Слушай, я ведь не многого про... – начала было раздраженно Фриск, но ее речь прервала прижатая к ее шее остроконечная кость. Санс придерживал голову девушки сзади, не позволяя ей отодвинуться от оружия в его руке, и вплотную приблизился к ее лицу. Его правая глазница полыхала беспокойным сгустком лазурной магии, которая протягивалась от полыхающей в области грудной клетки души, оставляя за собой едва заметный след.       Фриск даже не дернулась. Давящее чувство, которое вызывал прижатый к ее горлу костяной клинок, наполнило ее сердце мимолетной, противоестественной радостью. Что ж, это облегчит ее ношу и избавит от нависающих над ее головой, словно хмурая туча, проблем.       И Санс, и Фриск ощутили на себе эффект дежавю. Эта ситуация им настолько хорошо известна, что въелась в подкорку мозга, как будто там и должна была быть всегда. Залитый золотым светом коридор, просторные окна которого украшены бесцветными мозаичными витражами. Водрузившиеся вдоль стен колонны из мраморного камня, на пьедесталах которых неизвестные скульпторы вычеканили исторические картины. Плитчатый пол покрывает коридор на пути к королю Азгору, а путь Фриск преграждает знакомая фигура. И прежде, чем повернуть ключ, она должна быть осуждена за свои грехи. В большинстве случаев этот финальный разговор обходился мирно, омрачаясь разве что не слишком прикрытыми угрозами Санса. В ином случае у девушки не было другого выхода, кроме как схватиться за рукоять ножа. – Знаешь, малая, ты мой худший кошмар. Неужели ты думаешь, что смерть моих друзей не снится мне? Или что от этого мне не хочется пересчитать тебе кости? – Санс сильнее надавил на горло девушки костяным клинком, и неровные зазубренные края оружия надрезали мягкую кожу, высвободив несколько капель крови. На полупрозрачной панели, высветившейся рядом с девушкой, шкала здоровья понизилась до девятнадцати. – Я помню каждую бессмысленную смерть не только брата, но и Ториэль, и Андайн, и других, – продолжал скелет, не умаляя напора. Осталось всего пятнадцать. – Тебе хватило наглости заставить меня переживать это снова и снова. Я ведь тебе уже говорил, ты слишком сильно бередишь временные линии. Никакого профессионализма, – одиннадцать. – У тебя был шанс просто развернутся. Я так много раз дарил тебе милосердие, хотя ты его не заслуживаешь. И даже этого ты не оценила, – пять. – И в конце концов ты просто сдалась. Даже не знаю, что злит меня в этом больше: то, что ты доказала этим незначимость их жизней, или то, что тебе так и не хватило смелости довести дело до конца, – полоска индикатора опасно приблизилась к единице, и только тогда Санс ослабил хватку, расщепляя кость в его руке на мелкие крупицы магии. – Что ж, теперь это не имеет значения. За все их страдания ты должна заплатить, влача свое жалкое существование. Иначе все это не будет иметь никакого смысла.       Фриск потерла горло в области пореза и почувствовала, как щиплет рана от соприкосновения с вспотевшими ладонями. Теплые красные капли размазались вдоль линии раскрывшейся плоти и оставили свой след на пальцах, которые девушка отстраненно рассматривала. Похоже, не только у нее нет такой решимости, которая позволила бы закончить начатое. Поэтому они вдвоем так похожи? – Для того, кто желает устроить мне сладкую жизнь, ты приложил многовато силы. В конце концов, это могло закончиться моей бесповоротной смертью, – Фриск окунула руки в воду, методично смывая неприятный ее глазу цвет со своих пальцев. – Я больше не смогу вернуться, Санс. Больше нет никаких точек сохранения, даже той, которая возвращала меня к цветочной поляне под обрывом. Я их удалила.       Череп скелета снова сотряс рокот мечущейся души. Удалила? Санс перевел взгляд на затылок девушки, на влекущую своей открытостью шею, на это слабенькое тельце. Понимание того, что один удар освободит его от присутствия Фриск, пронеслось возбуждающей волной по нервам и побудило инстинктивно потянуть к ней руки с желанием придушить грязную мерзавку, которое отразилось в его глазницах беспроглядной темнотой. Ведь это просто: всего лишь сжать посильнее пальцы, для пущего удовольствия надломить хрупкие хрящики и слушать ее беспомощные хрипы перед смертью. Однако Санс поместил свои конечности в изначальную позицию, лишь стоило пройти такой простой и очевидной мысли по касательной его сознания – это не избавит его от ночных кошмаров. – Давно? – Примерно через год после того, как я переехала в дом на берегу реки, – Фриск вытерла влажные руки о полы халата и заправила непослушные пряди волос за ухо. – Тогда я впервые испытала галлюцинацию. Я проснулась среди ночи от внутреннего предчувствия опасности и, когда открыла глаза, увидела Чару. В моем видении она склонилась над моей кроватью и замахивалась острием ножниц, целясь в сердце. После удара я вскочила с кровати и только тогда поняла, что эта галлюцинация – всего лишь сон, который она мне навязала.       Девушка прижала правую руку к месту ее сердцебиения. Она могла воспроизвести в своей памяти этот момент настолько детально, будто он произошел с ней только что. Хотя Фриск и имела некоторую схожесть с внешностью Чары, их можно было без труда различить, только взглянув на лицо: у последней рот вытягивался в абсолютно нечитаемую улыбку, на щеках розовел бледный румянец, а радужка глаз пылала нездоровым алым оттенком. Вкупе с остро-колющими предметами в руках Чара выглядела скорее как убийца с маниакальными наклонностями, чем как добродушный ребенок. – После этого я не могла игнорировать ее присутствие. Я понимаю, что, сохранив в своей душе столько же решимости, сколько и в начале своего путешествия, я могу неосознанно передать контроль над собственным телом ей. В конце концов, по этой же причине Чара прилипла ко мне, как паразит, – Фриск слегка стукнула себя кулаком по лбу как бы в отместку Чаре, ютившейся где-то внутри, и неловко рассмеялась.       Эта информация уже не была нова, но доступ к ней имели только самые доверенные лица. Когда Фриск впервые рассказала Сансу все, как на духу, он тут же отвел ее к королевской ученой, чтобы та смогла как-то повлиять на ход событий. Сама Альфис не владела достаточными знаниями о душах и механизме их функционирования, но могла поделиться уже скопившимися в архивах сведениями. Все трое пришли к выводу, что сущность Чары после гибели ее физического тела скрылась среди цветов под входом в Подземелье, а затем при падении Фриск уцепилась за такую могущественную душу, чтобы сохранить собственную жизнь. И все лишь потому, что Фриск была наполнена решимостью.       Теперь выход Чары в свет был лишь вопросом времени, а отсрочить неизбежное может помочь только изоляция Фриск от раздражителей вроде знакомых первой персон, мест или обстоятельств. Это было бы трудновыполнимой задачей, ведь почти все окружающие Фриск монстры были знакомы с Чарой, она же провела в Подземелье достаточно времени, чтобы посетить почти каждый его уголок, а царившая при встрече друзей атмосфера дружелюбия когда-то наполняла радостью и сердце названной сестры Азриэля. – Что ж, понятно, – Санс слегка кивнул головой, принимая на веру услышанное, а затем продолжил. – Но знаешь, малая, хоть ты и поступила, как последняя сволочь, имеет значение только то, что происходит сейчас. Ты должна нести ответственности в первую очередь за тех, кого сегодня ты считаешь своим другом, и за то, как ты поступаешь с ними. – Ты же просто законченный оптимист и пропустил мимо ушей то, что я тебе сейчас говорила, верно? – Фриск пронизывала пристальным взглядом скелета, чувствуя, как дергается один глаз. – Ни в коем случае, глупая. У меня же нет ушей, – в подтверждение своих слов Санс приложил руки к височной доле. – В любом случае, тебе надо перестать так сильно изматывать себя, потому что есть те, кто действительно волнуется о тебе.       Фриск недоуменно посматривала на скелета, припоминая, что где-то уже слышала подобное. Ее душа разрывалась между двумя противоречивыми чувствами: тем, что она никоим образом не может заслужить сколь-либо теплого отношения к себе, и тем, что слова Санса грели ее черствую израненную душу, наполняя ту светом. Этот парадокс оживил в ней навязчивое влечение остаться в компании скелета, чтобы еще хоть ненадолго продлить эту одну из редких приятельских встреч. Мысль о возвращении в пустой дом среди глухой лесной чащи Снежнеграда, где в каждом уголке мерещится самый худший ее страх, вызывала неконтролируемую панику в душе Фриск. – Слушай, Санс, я... эм... ты теперь планируешь вернуться домой? Ну, ты знаешь, греть свои кости под одеялом, – начала было девушка, но с каждым словом голос ее становился все тише, переходя в дрожащий шепот. – Я подумала, что ты будешь не против просмотра какого-нибудь фильма. Вы с Папсом вроде телевизор новый покупали на днях, да? Но если не хочешь, я не настаиваю, в конце концов ты не любитель бодрствовать по ночам... Так что я, пожалуй, просто вернусь домой...       Последние слова Санс едва ли мог разобрать: Фриск в немом монологе раскрывала рот, будто обращалась к речным рыбкам, а не к нему. Ее лицо омрачилось печалью, а в глазах заметались признаки агонии от предстоящего одиночества. Скелет неспешно поднялся на ноги и вытянул руки над головой, разминая ленивые кости, а затем протянул руку девушке, предлагая следовать за ним. – Плохие времена, да, малая? Тогда лучше держать тебя под ребром, – Санс в привычной манере улыбнулся во все тридцать два зуба. Девушка уняла тревогу в сердце и охотно вложила свою ладонь в костлявые пальцы, одаривая скелета ответной усмешкой. – Спасибо тебе.