Пазл

Прошло две недели, как Паша живёт в квартире Дани. Перетащил туда свои вещи для удобства, чтоб домой не мотаться, некоторые мелочи типа зарядников или каких-либо проводов. Спит он с Даней, потому что того постоянно мучают кошмары, ведь снотворное, которое он принимает, может вызвать привыкание, так что Паша запретил принимать таблетки и сказал чтобы Мустаев просто спал рядом. И действительно, когда парень резко вскакивает или кричит во сне, его тут же обнимает Личадеев. Обычно он что-то тихо шепчет, что-то успокаивающее, легонько укачивает, главное - успокоить Даню. Эта ночь - не исключение, только у Паши страшная бессонница, из-за чего он с самого вечера не отходит от пазл, стараясь собрать как можно большую часть картинки. — Ты ложись, я тут сижу, если что вдруг, — говорит он Дане, который с недовольной миной сидит сгорбленным на кровати. — Если спать захочу, то лягу рядом, — Мустаев демонстрационно роняет голову на подушку, говоря что-то наподобие того, что спать не собирается. — Ты - Чурчхела самая настоящая, говорю спать, значит спать! Кареглазый недовольно фырчит и отворачивается. Личадеев через несколько минут слышит тихое сопение и только тогда принимается за дело. Нужно разложить рамку картины, чтоб было проще. Судя по коробке, у него должна получится Вавилонская башня, и где-то ему доводилось видеть её изображение. Даню можно будет спросить, когда проснется. В какую позу не сядь, а всё затекает и деревенеет, поэтому спустя полчаса сидения приходится встать и дойти до кухни за кофе. Паша шарится в холодильнике в поисках молока, достаёт капсулу для кофемашины и берёт смешную сахарницу в виде лягушки. Тихое журчание техники навевает сон, но не на Личадеева. Тот стоит у стола, оперевшись о край, и листает ленту в инстаграме. Опять тысяча сториз, некоторые быстро пролистываются, более важные смотрятся до конца. Ничего не упускается. Парень берёт чашку под кофе и отворачивается к кофемашине, ожидая, когда напиток нальётся. Поднимает голову, смотрит на полку с посудой и снова вниз. Из раздумий его вдруг выводят руки, которые обвивают талию. Паша от неожиданности вздрагивает, когда чувствует объятия, но тут же расплывается в улыбке, кладёт свои ладони на запястья парня и оборачивается, видя перед собой Мустаева. Заспанный и поникший, он вжимается в его спину, слегка содрогаясь и дыша в плечо парня. — Ты чего встал? — шёпотом спрашивает Личадеев, — Кошмар приснился? — Нет, просто проснулся, а тебя рядом нету. Напугался, — Даня хлопает глазами и снова утыкается в плечо, — Пошли спать? — Я не могу уснуть. Бессонница, — Паша вздыхает измученно и качает головой, — Но я могу с тобой рядом лечь, чтоб тебе стало спокойнее. — Давай просто полежим вместе? Я тебе что-нибудь интересное расскажу, если хочешь, конечно. Паша берёт его за руку и ведёт его за собой в спальню, укладывает в кровать, укрывает тёплым пледом и ложится рядом. Он ждёт обещанного рассказа, лёжа на боку, почти нос к носу с Мустаевым. — Ты слышал легенду о Пигмалионе и Галатее? — получив неуверенное покачивание головой, парень продолжает, — «Афродита дарит счастье тому, кто верно служит ей. Так дала она счастье и Пигмалиону, великому кипрскому художнику. Пигмалион ненавидел женщин и жил уединенно, избегая брака. Однажды сделал он из блестящей белой слоновой кости статую девушки необычайной красоты. Как живая, стояла эта статуя в мастерской художника. Казалось, она дышит, казалось, что вот-вот она двинется, пойдет и заговорит. Целыми часами любовался художник своим произведением и полюбил, наконец, созданную им самим статую. Он дарил ей драгоценные ожерелья, запястья и серьги, одевал ее в роскошные одежды, украшал голову венками цветов. Как часто шептал Пигмалион: — О, если бы ты была живая, если бы могла отвечать на мои речи, о, как был бы я счастлив! Но статуя была нема. Наступили дни празднества в честь Афродиты. Пигмалион принес богине любви в жертву белую телку с вызолоченными рогами; он простер к богине руки и с молитвой прошептал: — О, вечные боги и ты, златая Афродита! Если вы можете дать все молящему, то дайте мне жену, столь же прекрасную, как та статуя девушки, которая сделана мной самим. Пигмалион не решился просить богов оживить его статую, он боялся прогневать такой просьбой богов-олимпийцев. Ярко вспыхнуло жертвенное пламя перед изображением богини любви Афродиты; этим богиня как бы давала понять Пигмалиону, что боги услышала его мольбу. Вернулся художник домой. Он подошел к статуе, и, о, счастье, о, радость: статуя ожила! Бьется ее сердце, в ее глазах светится жизнь. Так дала богиня Афродита красавицу-жену Пигмалиону.» — без остановки протараторил парень, оглядываясь на Пашу. — Это очень красивая история, если честно, — произносит тот, не скрывая улыбки, — А почему именно эта? — Не знаю. Может я иногда себя сравнивал с Пигмалионом, потому что просил о чём-то. Когда-то также просил о том, чтобы найти кого-то - нашёл Сашу. Только видимо прогневал я Афродиту, и она забрала свой дар, — печально усмехается кареглазый уставляясь на потолок. — А мне нравится история Психеи и Эроса или Амура… Ну в общем бога любви и смертной, — Мустаев заинтересованно заглядывает ему в глаза и улыбается, — Ну, я не совсем помню, но там вкратце любовь Психеи настолько сильна, что она спускается ради любимого в царство Аида, хотя Афродита её обманывает, Эрос, при этом сам влюблённый в неё, понимает насколько сильна любовь девушки, воскрешает её, и они становятся символом нераздельной любви. Как-то так. Не спрашивай почему именно эта, просто ты рассказал древнегреческую, и я решил тоже знаниями поделиться. Даня подпирает голову кулаком и продолжает смотреть на парня. Он рассматривает его глаза, скулы и линию губ, маленькие шрамики на щеках, сам того не понимая, улыбается от мысли какой Паша красивый и милый. — Мне Саша недавно снился, — произносит он резко, будто пытается отогнать прежние мысли, — Он постоянно говорит мне, что рядом, что не бросит. Только найти мне кого-то надо, кто заботиться будет также как и он. А мне больно от таких мыслей, словно я его предаю. Даня издаёт протяжный вздох поворачивается на спину. — Хотя и понимаю, что надо двигаться дальше. Просто привычки. — Я тебя понимаю, но правда, нужно жить дальше, пусть даже ища новую любовь. Если ты действительно любил Сашу, то навряд ли бы он хотел, чтобы ты убивался так. Ты же отпустил его, сам сказал после похода к психологу, помнишь?  Даня кивает и поднимает взгляд на Пашу. Тот смотрит жалостливо и протягивает руку к лицу Мустаева, нежно гладит его по щеке тыльной стороной ладони и неуверенно произносит: — Даже если ты ещё не отпустил его, то я всегда буду рядом, ждать также как и Пигмалион ждал дара от Афродиты. — Погоди, ты хочешь сказать, что… —парень, переваривая слова Личадеева, изумляется, — То есть ты… — Я бы наверное здесь не был, если бы не любил, — приглушённо усмехается Паша, — Тебе не обязательно отвечать мне взаимностью, просто я хочу находится рядом с тобой. — Помнишь мы спорили из-за пазла? Так вот. Предлагаю добавить ещё одну часть договора, но даже без условий. Думаю, что за год, даже меньше, ты соберёшь пазл, и давай именно тогда и поговорим насчёт взаимности. Я что-то чувствую, правда, но не хочу, чтобы ты стал заменой ему. Паша ошарашенно смотрит в его карие глаза, не веря его словам. — Просто дай мне время подумать. Повисает гробовая тишина, которая обволакивает всю комнату, парни смотрят друг на друга, ожидая хоть каких-то слов, и первым вновь говорит Даня. — Сколько ты там собрал? — Где-то четыреста, не уверен, — он пожимает плечами и оборачивается к пазлу, — Хотя нет, там все пятьсот. — Молодчина, — нежно улыбается Даня, трепя парня по макушке, — Спать? Личадеев кивает и тянется за одеялом. — Можно мне тогда тебя обнять? — неуверенно спрашивает парень, сидя на кровати с одеялом в руках. — Конечно. Они лежат, обнявшись, Паша обнимает осторожно Даню, а тот утыкается носом в шею того, и его тёплые дыхание по коже расходится с какими-то мурашками. Личадеев решает не нарушать традиции их сна, начинает петь колыбельную, да не абы какую, а на казахском. Әлди, әлди, әлпешім, (Баю-бай, мой малыш) Ұйықта деймін, — ұйықтайсың, (Я прошу тебя, спи) Әлди-әлди, әлди-ді, (Баю-баюшки-баю) Әлди қашан қалғиды. (Когда же ты уснешь?)