РАБОТА ПРОШЛА РЕРАЙТ В 2021 ГОДУ
«Пьянство — особая форма самоубийства, позволяющая тебе оживать на следующий день. Я, кажется, уже прожил десять или пятнадцать тысяч жизней» Чарльз Буковски
Я медленно открываю глаза, но это не приносит облегчения: яркий свет из приоткрытого окна разбивает вдребезги мою сонно-пьяную идиллию. Голова раскалывается, и я бы не удивился, узнав, что по мне проехался каток и вдавил мое неустойчивое тело в землю — дышать грунтом и разваливаться на части. Меньше всего сейчас хочется куда-то идти, с какой-то непонятной целью вставать и зачем-то уматывать удочки, наскоро натягивая кеды дрожащими пальцами. Но я-то знаю, куда попал и где проснулся. Отвожу глаза в сторону и натыкаюсь взглядом на маленькую деревяшку, дурацкую статую резного оленя с лунами-полумесяцами на боках. Стон бессилия вырывается сам по себе. Неужели нельзя хоть раз после пьянки добраться домой? Не припереться к этому придурку и тихо сбегать, глотая «антипохмелин», а заночевать дома? Это дерьмо длится уже довольно давно. Я бы и рад прекратить спонтанные ночевки, но какая-то неведомая херня так и тащит к мудаку на сеновал. И каждый раз одна и та же магическая петля: вот я, пьяный в зюзю, лижусь в баре с очередным хахалем, потом — опрокидываю стопку для храбрости перед туалетной акробатикой в позе «мордой в стену», и наутро — бамс! — телепортом в новую реальность. Не домой, где так и хочется увидеть спросонья родную гладь новехонького монитора, а к треклятому оленю из дубового массива. И ладно бы, если б фантастика и мистика в жанрах моей жизни стояли на первых местах, так нет же такого: НЛО не интересуюсь, к науч-попу с пресловутыми «дырами» Хокинга равнодушен, от кинговского «Сияния» не ссусь кипятком. Но дерьмо продолжает случаться даже тогда, когда я каюсь перед приятелями и молю меня, пьяницу и разгильдяя, отвести домой под угрозой расправы. Кивают же, соглашаются, но раз за разом колесо закручивается вновь — мужик в баре, нетрезвая ебля в сортире и тупая деревяшка с утра пораньше. Поднимаю руку, чтобы схватиться за мягкую спинку дивана и медленно оттолкнуться, превращая кисельное тело в какое-то подобие устойчивости. Привычным движением тянусь к полу и достаю бутылку минералки, которая, кажется, бессменно стоит рядом с диваном после каждой моей блядской вечеринки. Сейчас уже даже не поднимаю аккуратный лист бумаги, сложенный вдвое. Текст давно вызубрен наизусть и выучен получше православного молитвослова. И ничего, кроме «вежливой» попытки прогнать меня с дивана, из квартиры, из чужого уединения там нет. Понимаю же, что на месте Кирилла давно бы вызвал ментов, а не водил эти чудные хороводы с плясками, бубнами, минералкой у дивана. Но он не вызывает. Жалеет пи-до-ра. Или себя жалеет? Раз к нему такой маргинальный элемент захаживает. Дружбы между нами не расцвело. Ни тогда, когда до скромного сухаря-аккуратиста дошло, что я гейских нравов и пидорских ужимок парень, ни сейчас, когда алкоголь заставляет валиться в ЧУЖУЮ жизнь, вносить тело на ЧУЖОЙ диван и хлебать ЧУЖУЮ газировку. И ладно бы, если б ровный шрифт выведенного на бумаге «У Е Б Ы В А Й», маленькой стрелочки и коряво-неумелого рисунка окна действительно помогали незаметно скрыться, избегая неловкой встречи, так я же приличный мальчик, хожу через двери. И близость приоткрытых ставней — не скалодром, чтобы с первого этажа через окно сигать в газон тюльпанов. Приходилось ждать в прошлые разы, приходится и сейчас. Умываюсь в ванной, где всё давно изучено до мелочей: вот тебе темные стены в шоколадной плитке с неровным рисунком, ровная дорожка гелей оверпрайс, линия дорогущих кремов не моего калибра, черные полотенца на изогнутом крючке. Я практически свой в тесноте этого уюта, но никогда не буду своим. Так и останусь лишней деталью в конструкторе. В гостиной нахожу аккуратную стопку своей одежды, постиранной и свежей, не анализирую, просто одеваюсь. Он постоянно просит меня уйти, но всеми своими действиями доказывает, что не так уж и против, чтобы я остался. И я бы поверил в эту несуразицу, если бы не знал Кирилла от и до. На кухне — стопка блинов, банка вишневого варенья и пачка сигарет. Пользуюсь его хорошим настроением и краду три мучных изделия, складывая каждое в треугольник. Капаю вишней на стол, а потом минут десять ищу по дому тряпку, чтобы вытереть липкую сладость с поверхности. На часах — уже перевалило за двенадцать, значит, Кирилл на парах, а я — злостный прогульщик. И на тех же самых парах напротив его фамилии поставят жирный плюс, напротив моей — корявую букву «Н». Не явился, не пригоден к взрослой жизни, неудачник. Нужное подчеркнуть. Кирилл приходит только к двум. Завидев меня, запрокидывает голову и протяжно вздыхает. — Скоро я перестану наблюдать твою рожу? — Ну так сделай мне дубликат ключей. Или хотя бы объясни, какого хрена я тут, а не… а не там, где напился, блюю в сортир и стою раком. Он кривится, кидает на пол сумку и молча проходит мимо меня. Судя по звукам — хлебает водичку из стакана, выдавливает из себя тихий посвист «циик!» (наверняка от пропажи блинов). — Каждый чертов понедельник ты здесь. У моей двери. На моем этаже. В моем доме. Думаешь, соседи были бы рады тебя видеть с утра перед работой? Вряд ли. А вот идея с ключом отличная, так что в следующий раз бери с тумбочки и сваливай пораньше. Я спать, а тебе давно пора, — он кивает на выход, устало зевает, демонстративно медленно стягивает пальто и через секунду хлопает дверью спальни. Хватаю поясную сумку, цепляю на плечо и выхожу из квартиры. Без прощаний и падений ниц. Голова все еще болит, а задница ноет — верный признак моего ночного блядования. И ладно бы, если хоть лицо на ум приходило, так не помню ж ни черта. Ни морды, ни члена — абсолютный провал в памяти, практически Альцгеймер. Я довольно потягиваюсь, покупаю банку колы в ларьке, сигареты, и, пока не стало жарко, а солнце не прожгло мне макушку, плетусь домой. Благо, что идти недолго, — соседние районы. Домой добираюсь через двадцать минут, лениво барахтаюсь в душе под прохладными струями, глотаю таблетку и запиваю «Нарзаном». Спать иду не сразу — приходится с боем выбивать из себя, овощного и квелого, конспекты за пропущенные сегодня пары. Пишу коряво, делаю маленькие заметочки-подсказки, рисую оленя на полях тетради. Ложусь только к вечеру и сразу отрубаюсь.