Baby blue love

      Он не знал, сколько так прошло, пока он просто втыкал в стену, пытаясь немного успокоиться. Он пытался отвлечься, вспоминал хорошие моменты, думал о будущем, о планах, но через минуту возвращался сюда. В этот момент, где он был будто бы брошенным на холодный ветер котенком. Истерзанным и избитым.       Внезапно в конце коридора раздался быстрый стук каблуков, и он едва не подскочил, посмотрев в сторону проходу. Это Йеннифер — это он знал. Он был уверен, что сейчас она зайдет и скажет, что Лютик в порядке. Все хорошо. Все будет хорошо.       Но едва она успела показаться в проходе — уставшая, но будто бы бешеная, будто бы куда-то адски спешила, он сразу понял, что хороших новостей ждать не придется.       Она только сказала:       — Трисс, ты нужна. Пошли.       И так же быстро ушла.       Ламберту показалось, что он в обморок сейчас упадет. Кровь от лица отлила, в ушах зазвенело, его жутко затошнило.       Трисс лишь встревоженно огляделась и быстро встала, оправив юбку, уходя.       Когда она ушла, Ламберт ощутил непонятое чувство тоски и отрешенности. Будто все стало еще хуже. Хотя, судя по тому, что им понадобилась помощь Трисс… да, все стало еще хуже.       — Ламберт, ты уж извини, но я тебе даю выбор: ты либо выпьешь, либо я наложу на тебя Аксий, потому что тебе что-то вообще нехорошо, — предупредил Эскель, видя, как того едва не пошатнуло.       Ламберт слышал плохо: в ушах звенело. Пить ему не хотелось из-за тошноты, но быть отрубленным под Аксием пока Лютик страдал… Ламберту казалось это предательством!       — Выпью, — сказал он. — И на воздух… Нужен воздух…       Дышать и вправду, казалось, было нечем.       Не одеваясь, он просто взял бутылку и пошел на улицу. Уже темнело, было холодно. Он привалился плечом к стене и сделал два больших глотка, смотря на небо. Его трясло уже не только внутри, но и снаружи. Все тело было холодным, спина и затылок были мокрыми от холодного пота.       Сердце, казалось, уже само устало биться на пределе.       И адски кружилась голова.       Хотя на свежем воздухе и стало чуть легче, не сказать, что он стал от этого ощущать себя нормальным человеком, а не загнанным животным.       Он присел на корточки, тяжело вдыхая, снова делая пару глотков.       Лишь бы все было хорошо с Лютиком и ребенком. Лишь бы все было хорошо.       Он просто хочет семью. Здоровую, полноценную счастливую семью. Он просто хочет, чтобы ребенок и Лютик были здоровыми и счастливыми.       Неужели, сука, он хочет так много?       Неужели они должны страдать?       Они ведь просто хотят быть счастливыми. Быть нормальными людьми.       Через какое-то время на улицу вышел и Геральт, постоял рядом, подышал и, потянув Ламберта за локоть, подтолкнул его к замку. Только в главном зале Ламберт понял, как сильно замерз. Пальцы у него тут же закололи, с трудом разгибались.       Он шмыгнул и снова отпил из бутылки, выпивая уже скорее через силу и приступы тошноты, нежели от того, что пытался все это заглушить.       — Трисс приходила?       — Нет.       — Ясно… Неужели так сложно хотя бы слово сказать?       — Знаешь, — Эскель посмотрел в свой стакан. Как понял Ламберт — с чистым спиртом. — В некоторых ситуациях лучше молчать. Но в этом есть и маленький плюс. Думаю, когда Лютик будет рожать, ты уже не будешь трястись и белеть. Уже будет легче.       Ламберт заторможенно кивнул.       Хоть бы вообще был этот момент. Когда Лютик будет рожать. А там уже Ламберт как-нибудь решит: падать ему в обморок или нет.       На улице совсем стемнело. Ламберт выпил две бутылки и на голодный желудок это пошло несколько лучше, так что он даже немного опьянел.       Ему хотелось в самом деле уже просто потерять сознание       Он не знал, сколько так сидел, сколько пил и сколько пугающих мыслей было в его голове. А потом снова был цокот каблуков. Это была Трисс. Он узнавал всех по звуку шагов.       Ламберт устало прикрыл глаза, уже даже не понимая, чувствовал ли он что-то кроме отчаяния, была ли в нем надежда, а не усталость.       Трисс встала в проходе, и все посмотрели на нее.       Кто-то бледнее, чем обычно, кто-то пьянее, кто-то растрепанный от того, что без конца трепал себя по волосам. Ламберт был все и сразу: белый, пьяный и растрепанный, будто кто-то его повалял.       Трисс была уставшей, на лбу была испарина, волосы забавно вились у лба.       Она сказала:       — Я не люблю такое говорить… но тут со мной согласилась даже Йен…       — Самое время для лиричных выступлений, — сказал Ламберт, допивая вино.       — Ламберт, тебе можно пройти. Остальные пока будьте здесь.       Дальше Ламберт не слушал. Он отбросил бутылку, подскочил так, что чуть не упал, и быстро выбежал из комнаты. Взбираясь по лестнице, перешагивая по две ступеньки, он снова едва не упал, потом врезался плечом в поворот, открывая дверь, он ударился о нее головой.       В комнату он вбежал фурией, бешеной, тяжело дышащей, выглядящий так, будто только что поле вспахал.       Лютик лежал на кровати, белый и растрепанный, не то спящий, не то без сознания. Рядом стоял тазик с вымоченными в нем тряпицами. Вода была красной. Сердце Ламберта пропустило удар. Капли крови были на подушке и немного на сорочке.       На кровати сидела Йеннифер, аккуратно промакивая лицо Лютика. Она выглядела так, будто ее саму неплохо было бы промокнуть. Желательно вином. Или спиртом.       Врач отошел от окна, оставляя его открытым. Засунув руки в карманы, он устало посмотрел на Ламберта.       Оба они, и врач, и Йеннифер, были адски усталыми. Он сказал:       — Все хорошо. Теперь все хорошо…       После этих слов Ламберт кинулся к кровати Лютика, становясь напротив нее на колени, сжимая его белую руку в своей. Йеннифер прощупала его лоб и, кивнув, отложила тряпку в небольшую емкость с холодной водой на тумбе.       — Что это было? Откуда кровь?       — К сожалению, из Лютика, — выдохнула устало Йен, поглаживая того по руке. — И очень много рвоты…       Ламберт снова похолодел. Ему казалось, что в нем уже вместо крови течет ледяная вода.       — Арс… объясни, у меня нет сил. Есть силы на то, чтобы сейчас выпить вина и упасть на диван… Может немного поорать… я пока не решила. Для тебя это более штатная ситуация.       Она встала под бешеный, взволнованный взгляд Ламберта и, протерев мокрое от пота лицо, кое-как прошла вперед. Шла она тоже еле-еле, через силу.       Дверь за ней закрылась, и Арс, проводив ее взглядом, посмотрел на Ламберта.       — Могу официально поздравить… Ген теперь точно прижился, и все самое страшное теперь точно позади.       — То есть… фактически с ним… было то же самое, что и с нами во время испытаний?.. — едва не заикаясь, пролепетал Ламберт. Только от представления, что Лютик, его Лютик, мог почувствовать ту боль, что ощущал как-то Ламберт… А тем более будучи беременным! — Он что, этот ген, не мог прижиться как-то более плавно и равномерно?!       Арс качнул головой.       — Он и приживался… Но все безболезненно и просто не могло пройти. Я бы не сказал, что боль была абсолютна… Ведь была Йеннифер и Трисс, благодаря поддерживающим заклинаниям все было терпимо. Я следил за пульсом и давлением, останавливал кровотечения и…       — Откуда была кровь?! — перебил он его резко и взбалмошно.       — Из рта и носа. С ребенком все в порядке, я все проверил. Лютик… молодец. Он даже пытался не кричать.       Ламберт качнул головой.       — Глупый… — сказал он еле-еле, думая, что его и не услышит.       — Думал, что криком помешает Йеннифер и Трисс… Он молодец. Когда придет в себя, можете его утешить тем, что после этого родов можно уж точно не бояться.       Ламберт кивнул, сжав его руку в своей сильнее и, склонившись над ним, чмокнул в белые костяшки.       — Сейчас… что-то нужно?..       — Только покой, крепкий сон и хорошая еда. И еще раз покой. Когда проснется, будьте сами спокойны, не бросайтесь с криками и объятьями. Думаю, к этому времени вы должны немного успокоиться… Всего добро…       — Стойте! А… вы не возьмете плату? Вы же…       — Успокойтесь. Без Йеннифер я был бы бесполезен. Я просто стабилизировал его состояние. Приготовьте побольше воды, к слову, у него жуткое обезвоживание.       Ламберт только кивнул, глядя, как врач собрал свои вещи и, прикрыв окно, но не закрывая его полностью, сам вышел.       Стало совсем тихо, и теперь Ламберт слышал дыхание Лютика и ритм сердца его ребенка. Склонившись ниже, к его животу, прижавшись ухом, он прислушался к сердцебиению. Оно было в норме.       Облегченно выдохнув, он снова выпрямился, смотря на лицо Лютика. Он был бледен, в уголке губ осталось немного засохшей крови, которую Ламберт вытер большим пальцем. Волосы растрепанные и забавно вились на мокром лбу.       Он осторожно склонился над ним и коснулся его губ. А после снова облегченно выдохнул.       Он ощущал, как все напряжение стекало с него, будто вода. Расслабились плечи, стали согреваться руки, нормализоваться ритм сердца, в ушах перестало звенеть.       Все внезапно образумилось и стало хорошо.       Радовало, что хотя бы ген прижился… Значит, Лютик будет теперь с повышенным иммунитетом, хорошей регенерацией и с долголетием. Про остальные аспекты он не знал. Ему думалось даже, что, возможно, когда Лютик откроет глаза — то они будут ядовито-желтого цвета.       Но это уже все неважно.       Ламберт сидел вот так всю ночь. За это время успели зайти уже все, просто чтобы посмотреть на Лютика, коснуться его и понять, что он жив.       Ламберт продолжал сидеть рядом, иногда он что-то говорил ему, иногда тихо напевал колыбельные, даже сказку какую-то рассказывал, когда ощутил, что ребенок снова толкается.       Было примерно пять часов утра, когда Лютик внезапно заворочался. Он чаще задышал, заерзал, сморщился, как от боли, и Ламберт сначала до смерти испугался. Вдруг что-то не так? Вдруг этот ген продолжает приживаться?       Но, коснувшись его лба, он понял, что у Лютика просто жар. Это нормально.       Ламберт, после испытания, с температурой несколько дней валялся.       Он быстро набрал холодной воды, вымочил тряпку и мягко вытер его лицо от пота, чуть остужая.       Лютик задышал ртом, закашлялся, а потом стал успокаиваться.       Ламберт продолжал аккуратно сбивать жар, как мог.       А потом Лютик медленно открыл глаза. Его яркие небесные глаза. Они все еще были голубыми. Зрачок был обычным.       Ламберт ощутил еще более сильное облегчение, едва завидев его глаза. Лютик смотрел на него, видел его. Он дышал. Был жив.       Теперь точно.       Помня о рекомендации врача, Ламберт попытался умерить свой пыл, и он мягко сжал руку Лютика, улыбаясь ему.       — Солнце, слышишь меня?       Лютик прикрыл глаза и осторожно кивнул.       — Как ты? Болит где-то?       Лютик сначала будто бы отдышался, и только потом сказал:       — Голова только… но уже не так больно… Уже почти не больно…       Ламберт дерганно улыбнулся. Сердце его сжалось в неясном импульсе. Не то нежности, не то сострадания.       «Уже почти не больно».       Ламберт считал, что Лютику не должно быть больно никогда.       И, как оказалось, жить с мыслью, что он просто не способен защищать его от всей той боли, что была в это мире, было не так уж и легко. Особенно в такие моменты.       Ему хотелось быть достаточно сильным, чтобы сберечь его от этого.       Но, что ж… значит, он будет достаточно любящим, чтобы суметь зализать оставшиеся раны.       — Хочешь пить?       — Да… очень, — Лютик кое-как кивнул, тяжело выдыхая и, когда Ламберт напоил его, он снова откинулся на подушки, а потом будто бы опомнился. — А ребенок? Он…       — Все хорошо. Уже успел попинаться, я ему сказку рассказал, — тихо рассмеялся Ламберт, видя, как Лютик улыбался. Слабо, конечно, кое-как, но улыбнулся. На душе потеплело. — Ты большой молодец, что смог выдержать это, — он склонился над ним, поцеловав в, наконец, покрасневшую щеку.       — Да что там, — отмахнулся Лютик. — Йен же помогала… И я вполовину не ощущал того, что ощущал тогда ты.       — Только я тогда и беременным, знаешь ли, не был. Тебе все равно было очень сложно. И больно.       Лютик будто бы нехотя кивнул.       — Ты не слышал, как я кричал? — с тенью волнения спросил Лютик, глянув на него будто бы искоса.       — Нет… — качнул головой Ламберт, и про себя был этому рад. Ему думалось, что если он бы услышал крики Лютика, то точно бы потерял сознание. Или у него бы случился инфаркт. Если у ведьмаков случаются инфаркты.       — Я думал, что я так орал, что меня слышали все в округе…       — Думаю, тебе только казалось. Никто ничего не слышал. Зато… врач сказал, что рожать тебе теперь будет совсем не страшно. После такого-то…       Лютик сморщился, качнув головой и потерев горячий лоб. Ламберт снова потянулся к тряпице, выжал ее и коснулся его лба и щек, обтирая.       — Мне… Мне казалось, что у меня вены лопались… Я даже не знаю, как описать эту боль… Будто болело все одинаково… И при этом ничего…       Ламберт понимающе на него посмотрел.       — Да. Да, Лютик, я знаю. Тебя просто полностью выворачивает. А у тебя, гляди, даже капилляры не полопались на глазах…       — В смысла не полопались? — искренне удивился Лютик. — Врач говорил… что у меня все глаза красные…       Ламберт медленно моргнул. В комнате, может, было и не шибко светло — всего пару свеч да камин, но то, что белки у Лютика были чистые он видел прекрасно.       — Сейчас… все хорошо. У тебя нормальные глаза.       Лютик медленно, будто бы пораженно моргнул, а потом раскрыл рот. Ламберт опередил его:       — Да, именно так работает регенерация, Лютик.       Лицо Лютика исказилось в внезапном понимании и он плавно кивнул.       — Это что, получается… Теперь никаких на мне засосов?       Ламберт искреннее рассмеялся. Хотя смех этот больше походил на какое-то неясное облечение.       — Очень страшная потеря, — согласно кивнул Ламберт, явно издеваясь.       Лютик обиженно фыркнул.       — Сказал человек, который года два назад мне засосами на заднице сердечко пытался сделать…       — В смысле пытался? Я его сделал! — искренне возмутился Ламберт, поправляя на Лютике одеяло, а потом внезапно лицо его сделалось каким-то серьезным. Произошло это так резко, что Лютик даже растерялся, и сам перестал улыбаться.       — Милый?.. — Лютик мягко коснулся его руки, ощущая, как ослабло его тело. Даже этот жест удалось сделать с трудом.       — Нет, ничего, просто… Боже, что со мной было все это время, — он покачал головой и поцеловал его в тыльную сторону ладони, а после прижался щетинистой щекой. — И теперь… Знать, как тебе было больно… Что ты вынужден был это стерпеть…       — Ламберт, не забывай, что это было не просто так. Это ради ребенка.       — Я знаю, но одна мысль того, что тебе… пришлось это вынести просто из-за того, что это ебаные ведьмачьи гены… невыносима.       Лютик устало выдохнул.       — Узнаю в тебе старого Ламберта. Того бедного подранного котенка, — он погладил его по щеке. — В этом есть плюсы. Хотя бы мое долголетие. Если бы я и беременным не был, но мне сказали, мол, ты сейчас отмучаешься пару часиков, но сможешь прожить на лет сто дольше, я бы не думая согласился даже и без беременности. Ламберт, эти часы боли подарили мне молодость и долголетие! И иммунитет! Я не жалею, ни капли не жалею… Ты сам посуди… Ты бы решился избавить меня от этих жалких часов боли, но зная, что я умру, в таком случае, в семьдесят?.. А болезни меня начнут косить к годам сорока!       Ламберт внезапно опомнился.       Да, точно… Как бы больно не было, за этим были благие последствия.       — А еще я смогу отходить нормально следующую беременность! Тоже плюс…       — Ты все еще хочешь второго ребенка? — искренне удивился Ламберт.       — В смысле? Ты что, против второго?..       — Да хоть пятерых! — всплеснул рукой Ламберт, и он даже не врал. — Просто… тебе ведь так сейчас тяжело… И сидеть даже…       — Уверен, что во второй раз будет легче… Но как бы то ни было, я и сейчас хочу троих детей. А теперь выдохни, Ламберт, ты слишком все принимаешь близко к сердцу.       Ламберт плавно кивнул.       — Да… Наверно, это сказывается то, что пока я сидел там, и даже не знал, что с тобой, из-за чего. Много темных мыслей.       — О Боже мой, — закатил глаза Лютик. — Ты меня и похоронить успел…       — Нет! Никаких похорон на моей жизни! Нам еще пятерых детей растить!       — Вообще-то троих… — рассмеялся Лютик и мягко потянул Ламберта на себя, целуя его.       — Да, троих… — шумно выдохнул в его губы Ламберт, погладив по плечу.       Это было странно: Лютик ощущал себя достаточно паршиво. У него болела голова, не было сил, во рту была неясная сухость, а от воды — тошнило, но сейчас, целуя Ламберта, чувствуя его запах, слыша его голос — становилось легко и понятно.       Это было так странно… Шесть лет не так много, но достаточно для того, чтобы всякая влюбленность выветрилась.       Лютик знал, нет, они оба знали: это уже далеко не влюбленность. Это любовь. Или даже нечто большее.       Но до сих пор, иной раз, просто смотря на Ламберта, он узнавал в себе тот же самый восторг, что был только в начале их отношений.       Ламберт как-то сказал: «однажды ты проснешься, увидишь рядом с собой обычного средних лет мужика, но я этого уже не боюсь. Я знаю, ты будешь рядом с этим побитым жизнью мужиком».       Ламберт либо врал, либо говорил о какой-то очень далекой перспективе, когда Ламберту будет ну… лет четыреста.       Потому что пока он становился только красивее и ближе сердцу.       Лютик отстранился от него с мягкой улыбкой, ощущая хотя бы внутри, в своей груди — покой и теплоту.       Ламберт учил его, что когда где-то очень больно, нужно сконцентрироваться на той части тела, где чувствуешь себя хорошо. Это поможет. Он сказал потом, помрачнев: «к сожалению, есть и моменты, когда больно всем телом… не мне о них тебе рассказывать, в таких случаях… надо терпеть».       Но Лютику было прямо сейчас плохо всем своим телом, но все равно был участок, где ему было хорошо.       Его сердце, его душа, там, в его груди. Островок спокойствия.       Ламберт мягко ему улыбнулся, и Лютик ощутил, что не только губы скривились в этом изломе. Перевернулось все его естество. В улыбке.       А потом Лютик широко раскрыл глаза и почти что дернулся. Ламберт испугался вслед за ним.       — Малыш? Где-то заболело?       — Болит везде, но нет, не это… Ламберт, у тебя… Я… Я что, забыл, что у тебя седина?!       — На бороде она всегда была… Ну, последние лет два…       — Ламберт, у тебя на виске волосы седые.       Ламберт быстро заморгал и отстранился, хмурясь.       — Нет у меня никакой седины на волосах. Я не так стар, мне всего каких-то там шестьдесят! — он рассмеялся, но Лютик лишь нахмурился.       — Ламберт, я что, по твоему, дурак? У тебя седина!       Ламберт нахмурился и завертел головой.       — В тумбе зеркало… — напомнил ему Лютик, и Ламберт быстро отворил сначала первый, потом второй ящик и вытянул оттуда зеркало.       Он повернулся, всмотрелся и пораженно выдохнул.       У него была седина на висках.       Он… Нет, не удивился.       Он охуел.       — И как давно?.. — нервно спросил Лютик. — Я не припомню ее…       — Не очень давно, — он усмехнулся и пожал плечами. Да, инфаркта у ведьмаков быть не может. У них просто появляется седина. — Я… наверное, это… пока я ждал. От страха.       Лютик заполошно заморгал, приоткрыв рот.       — Ламберт, ты что... ты что, с ума сошел?.. Зачем… зачем ты это делаешь с собой? Зачем так...       — В смысле зачем? Лютик, ты так говоришь, как будто я от нехуй делать сидел и боялся! Я ведь не знал, ничего не знал, мне не объяснили, слова не сказали! Я боялся… что ребенок мог умереть, или ты… либо вы оба. Я уже видел эту ситуацию! А потом видел, как либо схожу с ума, либо пойду вену себе нахуй по…       Он прервался, когда Лютик нахмурился и сильно дернул его за рукав рубашки.       — Глупый. Просто глупый, — сказал он сипло. — Сколько с нами уже всего было? Не счесть. И всегда мы справлялись и...       — Лютик… Это было выше моих сил. Главное, что сейчас и с тобой, и с ребенком все хорошо, — он склонился, поцеловав в костяшки и облегченно прикрыв глаза. Да, сейчас все       хорошо.       — Ламберт, вот скажи… А когда я рожать буду, ты что, в обмороки падать будешь или что? Во время родов ведь тоже можно умереть!       — Вот там и решу, что мне делать, Лютик. Седеть полностью или в обморок падать.       Лютик вскинул бровь, покачав головой.       — Как тебя не люби, как не защищай и не утешай, ты все равно никогда не успокоишься, — с неясной тенью сочувствия сказал Лютик. Как бы он не старался, Ламберт был неисправим. Какая-то тьма в нем была всегда, ее уже не вычленить, не излечить, не достать. Это уже навсегда.       — Лютик, в моей жизни все хорошо только шесть, почти семь лет. А до этого пятьдесят лет было одно сраное дерьмо, и ничего, ничего светлого в нем не было. Да, была Кейра, иногда даже была Трисс, которой я верил, но никто… никто не готов был жертвовать собой ради меня. А ты вот… жертвуешь и…       — Я не жертвую. Я люблю. И помогаю. Все. Не делай жертву ни из себя, ни из меня, — прервал он его сухо и уверенно, хмурясь. Жертвует он, надо же! — Я понял, Ламберт… что есть вещи, которые не убрать, которые не изменить… Придется как-то и с ними уживаться… Иди ко мне, волчонок, я вижу, что тебе было ничуть не легче, чем мне.       Ламберт посмотрел на него неясным задушенным взглядом, а потом тихо подался вперед, к нему, обнимая и пряча лицо в его шее.       Здесь было хорошо. Здесь было спокойно. Он положил ладонь на живот, чувствуя там эту беспомощную, еще слепую жизнь.       Какое-то время они так и провели, просто обнимаясь.       Потом Лютик тихо засмеялся, поглаживая Ламберта по голове, и тот, отстранившись, удивленно на него посмотрел.       — Что?       — Ничего. Просто ты сейчас сам как ребенок новорожденный.       Ламберт тихо фыркнул.       — У меня был стресс.       — Я уж вижу, волчонок, — он погладил его по вискам. — Как там другие? Как Геральт?       — Волновались… заходили, пока ты в отключке был. Могу позвать Геральта. Учитывая, что мы с ним собачились периодически… думаю, ему нужно тебя увидеть.       — Собачились… По поводу чего? — искренне удивился Лютик, плохо представляя, о чем можно грызться в такой момент.       — Знаешь… во имя блага Геральта я, пожалуй, сделаю ему одолжение и не буду ябедничать.       Лютик недовольно прищурился.       — И что он говорил?..       Ламберт только рассмеялся и чмокнул его в кончик носа.       — Ничего такого, но это помогло мне немного растормошиться. Сейчас позову его, пока он там Йеннифер мозг не выебал расспросами.       Лютик тяжело выдохнул и кивнул, откидываясь обратно на подушки, когда Ламберт встал.       После подобного аттракциона просто лежать оказалось так приятно! Ничего не скручивало (по крайней мере не до судорог), ты не захлебываешься ни в собственной крови, ни в рвоте… Теперь, определенно, просто лежать и спокойно дышать было прекрасно.       В комнате пахло горящими дровами и Ламбертом. Запахи медикаментов, крови и рвоты, видно, давно выветрились — и слава Богу, у Лютика сейчас, казалось, голова могла заболеть от любого малейшего раздражителя.       В комнату Геральт зашел как-то неловко, будто стеснялся, а потом, посмотрев на Лютика, улыбнулся, и Лютик улыбнулся ему в ответ. Геральт прошел в комнату, невольно оглядывая ее. Это странно, но ему казалось, что их комната была будто… и не отсюда. Это детская кроватка и люлька, куча игрушек, бутылочки…       Здесь было уютно. И очень тепло.       Он присел на край кровати, посмотрев на Лютика, и Лютик улыбнулся ему в ответ. Ламберт закрыл за ним дверь, подходя к камину, подкидывая немного и потыкав кочергой дрова для вида деятельности.       — Йен сказала мне, что ты пережил что-то вроде… испытания… — сказал Геральт неловко, невольно принюхиваясь. В комнате пахло теплом и дровами. Пахло Ламбертом и Лютиком. И пахло молоком.       — Что-то вроде, но не то же самое. Как видишь, у меня голубые глаза, так что… это было что-то в половину. Зато я буду дольше жить. Геральт… Возможно, и тебя переживу, — он улыбнулся, посмотрев ему в глаза.       — Как ты себя чувствуешь? Как… ребенок? — он соскользнул взглядом вниз, на живот, после осторожно коснулся его, будто боялся разбить. С глупой улыбкой провел ладонью, поглаживая.       — С ним все хорошо… Так врач сказал Ламберту. И он толкался. Так сказал Ламберт… Сам… нормально. Не идеально, но мне полегче… Ты волновался?       — Конечно! Все волновались!       — Можно по-разному… Кто-то до седины, а кто-то… просто поволновался, но держал себя в руках.       — Какая седина? Я и так седой!       Лютик рассмеялся и покачал головой.              — Потом поймешь… Знаешь, сейчас я куда больше сочувствия испытываю к вам, — протянул он, глядя на руку Геральта на своем животе. Стало так спокойно, как это вообще возможно. Захотелось спать.       — Почему это?       — Потому что если я пережил лишь часть вашей боли и чуть с ума не сошел, то… как же на самом деле это больно.       — Знаешь, я бы не стал использовать сравнение, кому было больнее, а кому нет. То, что у тебя глаза не поменялись не значит, что было не так больно, как нам. Кроме того… по времени это было дольше. На мальчика уходило всего час, или чуть дольше… Ты же в таком состоянии провел несколько часов. Это… это было опасно. И…       — Для ребенка, да, я знаю, — кивнул Лютик, видя как Ламберт вздрогнул, но снова попытался отвлечься в наблюдении за камином. — Но, думаю, все обошлось… Сейчас главное отдыхать побольше, — он улыбнулся, прикрыв глаза, когда Геральт, склонившись над ним поцеловал его в лоб, поглаживая по животу. — Все хорошо, — повторил он тише. — Зато теперь… думаю, мы все готовы к родам… Ну, кроме Ламберта, ему только дай повод в обморок упасть…       — Я все слышу!       Геральт усмехнулся, покачав головой.       — Нет, Лютик, нихуя мы к родам не готовы… Тоже нервничать будем…       — Ну, если повезет, то быстро рожу и черт с ним.       — Можно быстро родить?.. — искренне удивился Ламберт.       — Можно и за два часа, — хмыкнул Геральт.       — Да, кстати… Мне один знакомый рассказал, что у него тоже богатырь был, три девятьсот… и ничего, за два часа родил. И схватки будто вообще мимо прошли… А учитывая, что сейчас по регенерации я почти как ведьмак, то, кто знает… авось тоже не замечу, как рожу, — он рассмеялся, ерзая, и Геральт поправил за ним подушку. — Другие спят уже?       — Да, наверное, да… Но мы все приходили, пока ты спал… Или без сознания был. Кушать хочешь?       Лютик демонстративно поморщился.       — Меня от воды сейчас мутит, а ты говоришь… Спать хочу.       Геральт понятливо кивнул и напоследок снова погладил по животу, пожелав всем заслуженной спокойной ночи, вышел, теперь уже точно со спокойной душой и не напряженными плечами.       — И ты ложись, — сказал Лютик, похлопав по месту рядом.       — Сначала пойду помоюсь… А то… я адски вспотел, пока туда-сюда… Скоро буду, ты засыпай, если получится, — он склонился над ним, целуя в лоб, и поглаживая по плечам.       — Хорошо… Возвращайся быстрее, волчонок, не хочу засыпать без тебя…       Ламберт ласково улыбнулся и кивнул, поглаживая по теплой щеке. Лютик, мурлыкнул, прильнул к ладони ближе, прикрывая глаза и улыбаясь. И Ламберт улыбнулся в ответ, чувствуя, как светлеет на душе.       Сейчас, эти минуты спокойствия, чувствовались как никогда умиротворяюще и успокаивающе.       Он был просто рад, что все с ними хорошо. Большего ему и не нужно было.