Расправь крылья, Дживс!

И будет день — торжественный, счастливый, Великий день — Рождение драконов, Которым суждено парить над Перном Во славу Вейра и на благо Холда. [1]

      Если вы спросите меня, то я никогда не стремился стать всадником.       Может быть когда-то, в юные годы, я и мечтал об этом, как делают все мальчишки, но это чудесное время давно прошло. С тех пор я вырос, поумнел, осознал, что должность всадника окажется пожизненной и кроме захватывающих дух полётов на спине собственного дракона подразумевает чёртову кучу смертельного риска, а молодой Бертрам — вернее, выросший и поумневший Бертрам — испытывает в отношении ч.к. смертельного риска, да ещё и пожизненного, непереносимую аллегорию. Или алгебру. Хотя я уверен, что алгебра больше связана с делением чисел. Одним словом, ал-чего-то-там, что Реджи начал упоминать после знакомства с медицинским справочником в случаях вроде того, когда Юстас и Клод на спор съели по банке мёда и покрылись красной сыпью от макушки до пяток.       Итак, я давно уже не стремился стать всадником.       Это всё тётя Агата.       Она, конечно, тоже не желала, чтобы я стал всадником — если вы спросите её, я должен был жениться на какой-нибудь приличной леди и обеспечить, наконец, холд достойными наследниками. Ни один из ныне живущих Вустеров в эту категорию, с её точки зрения, не попадал. Зато она вполне одобряла Флоренс, с которой я в то время был помолвлен.       Видимо, чтобы выразить это одобрение, тётя Агата раздобыла нам приглашения на приближающееся Рождение. Хотя я уверен, что тот парень, который за эти приглашения отвечал, просто принял тётушку за одного из драконов. Нельзя ведь не пригласить дракона на Рождение, правильно?       В знаменательный день нас троих (меня, тётю Агату и Флоренс) забрали двое зелёных всадников и отвезли в Вейр. Этот короткий полёт я обвиняю в том, что он разбудил в душе повзрослевшего Бертрама молодого Бертрама.       Итак, после того как я усадил дам на причитающиеся нам места и отправился раздобыть что-нибудь выпить, мне в локоть вцепился Ч’фи. Вообще он Мармадюк Чаффнел, но мы всегда называли его Чаффи. И когда он запечатлел своего коричневого, то представился всадникам именно как Чаффи. Именно так из Мармадюка он официально превратился в Ч’фи. Немного похоже на «апчхи», на мой взгляд, но в ином случае его звали бы М’дюк. Я бы тоже на его месте предпочёл Ч’фи.       Ч’фи, вцепившись мне в локоть, расплылся в широкой улыбке, мы обменялись новостями Вейра и холдов, а затем он предложил мне посмотреть Рождение с более удобного места, чем скамьи зрителей. Я, не почувствовав никакого подвоха, согласился.       Более удобным местом оказался тоннель, спускающийся к самой Площадке Рождений. Он оказался забит народом больше, чем места для зрителей, и у меня в душе появилось смутное сомнение, что отсюда вообще можно будет что-то увидеть.       — Слушай, старина, я испытываю смутное сомнение, что мы отсюда вообще сможем что-нибудь увидеть, — прямо заявил я.       — А, не беспокойся, — небрежно отмахнулся Ч’фи. — Это претенденты, — он кивнул на группу взволнованных мальчиков в белых одеяниях, — и те, кто за ними присматривает, — на сей раз широкого взмаха руки удостоились люди, что-то втолковывающие претендентам, готовящие корыта с сырым мясом и создающие прочую активную суету в подготовке к предстоящему событию.       На нас несколько раз бросали подозрительные взгляды, но, кажется, наряд всадника на Ч’фи подтверждал его право быть здесь.       — Когда всё начнётся, здесь станет пусто, как в твоём стакане после сытного обеда.       Ч’фи оказался прав. Гудение драконов, сопровождающее каждое Рождение, достигло какого-то своего пика. И тут же все суетящиеся люди резко собрались, подхватили претендентов и дружно хлынули на площадку, выстраивая мальчишек полукругом напротив кладки пятнистых яиц. Я. уже заметно раскачивались, словно внезапно решили станцевать джигу. Наконец раскололось первое, и из него вывалился коричневый дракончик.       Должен сказать, он изрядно отличался от взрослых драконов. Походил больше на пожёванный башмак — кожаный, морщинистый и слюнявый. Я повернулся к Ч’фи, чтобы поделиться своими впечатлениями, но вовремя увидел его лицо и придержал бодрый Вустеровский язык. Это было лицо матери, которая впервые увидела своё дитя. По нему было совершенно ясно, что за сравнение с жёванным башмаком слишком наблюдательного Бертрама пустят на корм драконам.       Дракончик испустил жалобный вопль, поковылял вперёд на своих морщинистых лапках и плюхнулся буквально в объятия одному из мальчишек. И сбил его при этом с ног. Всё-таки этот башмак, то есть дракончик, был размером с доброго скакуна.       Ч’фи же испустил счастливый вздох, наблюдая, как придавленный паренёк перестаёт барахтаться на песке и застывает, глядя в глаза дракончика, а на его лице расцветает самое придурковато-восторженное выражение, какое мне приходилось когда-либо видеть.       — Всегда вспоминаю в такие моменты, как Запечатлел своего Риджиса, — умилённо пробормотал Ч’фи.       Площадка Рождений стремительно заполнялась напоминающими жёванные башмаки дракончиками всех цветов радуги. Хотя с этим сравнением я, наверное, дал маху. В радуге вроде бы есть синий и зелёный, но точно нет бронзового. И я не уверен насчёт коричневого. Так что дракончиками всех цветов радуги, как если бы в радуге не было всех остальных цветов, кроме зелёного и синего, но были бы коричневый и бронзовый. Эти дракончики расползались по песку, падали перед мальчишками, у которых мигом становился тот же придурковато-восторженный вид, как у первого паренька или Ч’фи, взрослые драконы гудели, зрители что-то обсуждали и временами аплодировали. Словом, всё шло как по маслу. Как вдруг…       Хотя, пожалуй, я слегка поторопился с как вдруг. До настоящего к. в. остаётся ещё пара абзацев, так что я приберегу его на потом.       А сейчас я наблюдал, как на песок выбрался очередной дракончик, к которому тотчас подступила горстка парней. Эти ребята не просто ждали, как остальные, пока новорождённый обратит на них внимание, а явно стремились как можно раньше попасться ему на глаза.       Я толкнул Ч’фи в бок и кивнул на эту картину.       — Эти ребята выглядят так, словно очень хотят получить именно этого дракона, а?       — Ну ещё бы, он же бронзовый, — хмыкнул Ч’фи. — Запечатлеть бронзового — первый шаг к тому, чтобы стать предводителем Вейра, или хотя бы вожаком собственного крыла. Всадники даже отбирают среди претендентов тех, кто выглядит наиболее перспективным, и учат их, чтобы повысить шанс на Запечатление. Хотя наверняка угадать, конечно, никому не дано.       Бронзовый дракончик остановил свой выбор на одном из наиболее перспективных претендентов, и зал разразился куда более бурными овациями, чем раньше, приветствуя будущего предводителя Вейра или вожака крыла.       Теперь уже Ч’фи толкнул в бок меня.       — Держу пари, вон из того крупного тоже вылупится бронзовый. И из третьего с краю. Может быть из самого дальнего от нас тоже, но я не уверен. Может быть и особо крупный коричневый.       — Принято, — откликнулся я, хотя и ни черта не разбирался в драконьих яйцах, но честь Вустера не позволяла отказаться от спора.       Я знал лишь, что до вылупления можно отличить только золотые яйца королев. Но они бывали не в каждой кладке. В этой вот не ожидалось ничего более впечатляющего, чем бронзовые.       Из самого дальнего яйца всё-таки вылупился коричневый. Ч’фи сердито зашипел и даже выглядел на этот раз не настолько придурковато-умилённо, как во время первого Запечатления. А вот из остальных двух действительно появились бронзовые, что несколько подняло Ч’фи настроение.       — Два к одному, я выиграл, — довольно заявил он.       — Ладненько. А на что мы спорили, кстати?       Пока Ч’фи пытался придумать ставку для уже законченного пари, я обратил внимание на бронзового, который не спешил пасть в объятия одного из мальчишек, хотя рядом с ним их увивалась целая стайка, готовых быть извалянными в песке ради его благосклонного взора.       Дракончик обвёл взглядом подступивших к нему претендентов, но, видимо, не счёл никого из них достаточно интересным и отвернулся. Тут же двое мальчишек, как заправские игроки в регби, преградили ему путь. Несчастный новорождённый отшатнулся от них, снова попытался повернуть, но столкнулся с тем же препятствием. Тогда дракончик стремительно замотал головой, и один парень едва не удосужился всё-таки чести поваляться в песке, хотя и не так, как он наверняка мечтал. Этот спектакль привлёк к себе внимание взрослых, и появившийся на площадке всадник замахал на мальчишек руками, вынуждая их отступить и дать дракончику пройти. Они неохотно подчинились, но продолжали следовать за бронзовым, как очень длинный, многоногий и многорукий хвост.       Я снова пихнул Ч’фи.       — А что будет, если дракон не найдёт себе пару?       — Так не бывает, Берти.       — Ну не знаю, вон тот парень шарахается по площадке уже добрых десять минут, а до сих пор ни на ком даже не задержал своего благосклонного взгляда. Хотя эти ребята практически исполняют перед ним брачные танцы каких-нибудь очень жаждущих сбрачеваться птиц.       — Ну, порой случается, что драконы долго выбирают. Считается, что иногда на площадке нет идеального для них варианта — сам понимаешь, мы не можем стащить сюда весь Перн. Тогда они останавливаются на ком-нибудь более-менее подходящем. Один раз, я слышал, дракон выбрал кого-то из зрителей, но вроде это была зелёная. В любом случае, если уж дракон вылупился, он оказывается в конце концов Запечатлён.       Что ж, я был рад это услышать. Хотя я хотел всем сердцем, чтобы бронзовый парень нашёл свою идеальную пару. Все заслуживают идеальной пары, разве нет?       И вот тут ко мне подкрался и буквально выпрыгнул на меня из коварной засады тот самый «как вдруг».       К. в. я повернул голову и обнаружил, что, пока я слушал Ч’фи, бронзовый парень, которого мы обсуждали, подобрался ко мне практически вплотную. К. в., повернув голову, я уставился прямиком в драконьи радужные глаза. К. в. я осознал, что существо передо мной — самое чудесное, близкое и голодное на свете. К. в. я понял, что, если кто-нибудь посмеет сравнить это великолепное создание с жёванным башмаком, я безо всяких сомнений выдерну ему позвоночник и заверну вокруг его собственной шеи.       — Какого чёрта? — донёсся до меня издалека, из той вселенной, которая не имела сейчас совершенно никакого отношения к Бертраму Вустеру, поскольку лежала где-то за пределами невероятных радужных глаз, чей-то голос.       — Ты ещё кто такой? — вторил ему второй.       — Неважно, — оборвал их третий.       Меня ухватили за локоть и потащили к корыту с мясом.       Вовремя. Ощущая сейчас голод дракончика как свой собственный, я готов был скормить ему свою руку. Но вместо этого я протянул мясо, которое дракончик забрал из моих пальцев с непревзойдённой грациозной аккуратностью. Обрадовавшись этому успеху, я поспешил предложить бронзовому парню вторую порцию, а за ней и третью, и так до тех пор, пока ощущение чужого голода в моей голове не стихло, сменившись сытостью и удовлетворением.       После этого в мою продолжающую расширяться вселенную вторглась целая куча сердитого народа.       — Так кто ты, чёрт побери, такой? — потребовал оказавшийся рядом всадник, тоже бронзовый, судя по нашивке на куртке, в то время как в стороне его соратник распекал бледно выглядящего Ч’фи.       Я открыл рот, чтобы ответить, но не успел выдавить и звука, как из-за моей спины раздался голос, способный вселить страх и ужас в любого.       — Бертрам Вустер! — зло отчеканила тётя Агата, возникая из темноты тоннеля и волоча за собой Флоренс, которую я должен был сопровождать сегодня. — Что ты опять устроил?       Всадник, ещё секунду назад сверливший меня сердитым подозрительным взглядом, неожиданно переметнулся на мою сторону и выступил вперёд, не давая озлобленной тётушке добраться до бедняги Бертрама, который до сих пор сам толком не мог понять, что он устроил.       — Простите, мэм, — твёрдо заявил всадник, не дрогнув под взглядом тёти Агаты, который был способен пустить в бегство, пожалуй, сами Нити. — Этот джентльмен Запечатлел дракона и теперь полностью находится под юрисдикцией Вейра.       Что в переводе со всадницкого на Вустеровский означало примерно: «Я вижу, что вы ходите его убить, но мы сами с этим справимся, спасибо».       И определённо я предпочитал гнев всадника гневу тётушки.       — Это абсурд! — непреклонно заявила тётя Агата, бросая на меня ещё один злобный взгляд. — Берти не может быть всадником. Он наследник холда, Поиск не может его забрать, он…       — В любом случае, — с неменьшей непреклонностью ответил ей этот образец мужества и стойкости среди людей, — он Запечатлел дракона. Нельзя объяснить дракону, что выбранный им всадник не может быть Запечатлён.       Тётя Агата явно собиралась продолжить спорить, но после очередного взгляда на мою молчаливую персону, внезапно поперхнулась следующей злобной репликой. Я мотнул головой влево, вправо и вновь столкнулся взглядом с драконом.        «Бертрам, — повторил мягкий глубокий голос у меня в голове. — Здравствуй, Бертрам».       Я кивнул, прекрасно понимая сейчас всадника, готового сдержать напор даже тёти Агаты. С этим голосом в голове я сам мог броситься хоть в клетку к диким кошкам, хоть в бушующее море, хоть в спор с разъярённой тётушкой.        «Меня зовут Реджинальд», — добавил дракон, немного опуская голову, словно в лёгком вежливом поклоне.